Скажи, ты рассказывал Ромарику и прочим историю с драконом?
– Да. Но она их не слишком заинтересовала.
– Как ты думаешь, красавчик, этот сэр Джеффри, которого ты никогда не видел, на самом деле был рыцарем?
– Полагаю, да. Но стопроцентной уверенности у меня нет.
– Он не мог не понимать, что после убийства Грамодона кто-то все равно может начать его поиски, не так ли?
– Не понимаю, к чему вы клоните, – сказал я. Трубка погасла. Курить уже не хотелось.
– Город Людей – это последнее место, где кто-то стал бы искать рыцаря, – сказала Карин.
А ведь верно, подумал я.
Сэр Джеффри вполне способен проникнуть в Город Людей таким же образом, каким мог это сделать я. Его провела бы леди Ива.
И никто бы не додумался его тут искать.
Неужели гномы оказались настолько проницательными, что смогли сделать такие выводы из моего рассказа? Конечно, Федерик видел меня насквозь, но это не означает, что он всеведущ. Одно дело – смотреть на что-то в упор, и совсем другое – делать подобные умозаключения.
В любом случае, гномы должны были меня предупредить. Ладно, головы я им отрывать все-таки не стану. Просто по ним настучу.
– В городе есть волшебницы? – уточнил я.
– Да. А что?
– Может быть, мне стоит нанести одной из них визит, – сказал я.
– Ты не понял, красавчик, – сказала Карин. – В этом городе только я смогу наносить визиты. Ты же будешь всего лишь моим немым дополнением, таскающимся сзади на поводке.
Это было сказано очень жестко. Видимо, Карин так же не хотелось идти туда, как и мне.
– Может быть, мне стоит переодеться женщиной? – спросил я. – Парик, накладная грудь и все такое… – и где я это все возьму?
– Многие мужчины пытались проникнуть в город, выглядя, как женщины, – сказала Карин. – Если в итоге им все-таки удавалось покинуть город, они походили на женщин куда больше, чем раньше. Особенно ниже пояса.
Я вздрогнул. Действительно, не очень хорошая идея.
– За что они нас так не любят? В смысле, мужчин?
– А за что вас любить? – спросила Карин. – Обитательницы города считают себя носителями традиций амазонок. Точнее, носительницами.
– В Вестланде никогда не было амазонок, – сказал я. – Этот миф люди принесли вместе с собой с утонувшего континента.
– «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – Карин явно кого-то процитировала, но источник цитаты был мне неизвестен. – Я не знаю, насколько близко мы подошли к городу. Учитывая, что мы видели свежеокрашенный указатель, город может быть уже очень близко. Мы не можем рисковать. Тебе придется надеть это прямо сейчас.
Порывшись в сумке, она кинула мне на колени полоску кожи с заклепками. Полоска была слишком короткой, чтобы оказаться простым ремнем.
– Откуда это у вас? – изумился я. Гномы подложили, предвидя мое решение пойти на территорию матриархата?
– Это мой, – тихо сказала Карин.
– Ваш?
– Мой, – она отвернулась, но я успел увидеть подозрительно заблестевшие глаза. – Рико, извини. Ты не обязан выслушивать эту историю, но теперь тебе придется это сделать. И ты будешь первым, кто об этом узнает. Я… больше не могу носить это в себе.
Я раскурил потухшую трубку, чтобы чем-то себя занять и не думать, что может означать блеск ее глаз.
Есть истории, которые люди носят внутри себя, стараясь никому их не рассказывать. И эти истории сжирают людей изнутри. Если они не найдут выхода, хотя бы один раз, хотя бы перед посторонней аудиторией, они могут разорвать сердце того, кто их носит.
Посторонним слушателем для Карин оказался я. Чародей-неудачник с кучей врагов на хвосте. Не самый лучший выбор с ее стороны, но…
Наверное, мысль о посещении Города Людей разбередила старые раны.
Я был уверен, что рассказ Карин мне не понравится, но я был слишком многим ей обязан и просто не мог отказать. Иногда можно оказать другому помощь, просто выслушав его, не перебивая.
– Я была рабыней, – начала свой рассказ Карин. – Пять лет. В рабство меня продал мой родной отец. В нашей семье было семеро детей, слишком много для наших времен. Отец был простым крестьянином, жившим на территории прижимистого феодала, и ему было трудно прокормить свою семью. И когда мне исполнилось двенадцать лет, он продал меня в рабство. В Вольные Города.
Вообще-то, в Вестланде работорговля запрещена законом. Но вольные города Камир и Абадон юридически не являются частью человеческого королевства Вестланда.
Помните, что я говорил о пафосных названиях и мерзости, которую они скрывают? Вольные Города практикуют рабский труд.
Караваны работорговцев, притворяющихся обычными купцами, бродят по всей стране, покупая свой товар. Чаще всего предметом сделки становятся дети самого бедного слоя населения – крестьян.
Иногда местные феодалы, узнав об истинной цели караванов, устраивают рейды. Иногда они закрывают на работорговцев глаза. За определенную плату, конечно. Для некоторых дворян разница между крестьянином и рабом является ускользающе невидимой.
Вольные Города расположены на нейтральной территорией между человеческим королевством и землями орков. На мой взгляд, Камир и Абадон населяют худшие представители этих двух рас.
Король Людовик постоянно грозит устроить боевой поход, призванный стереть Вольные города с лица континента, но всегда откладывает его из-за более насущных, по его мнению, проблем.
Говорят, тем же самым занимается и хан орков.
Может быть, окончательно решить эту задачу смогут только Красные воины с Восточного континента.
Карин продолжала рассказ, делая паузы, чтобы собраться с мыслями или подавить посторонние эмоции. Пока она молчала, я пытался подавить свои.
– Естественно, отец не сообщил мне правды. Он сказал, что дяденька, владелец каравана, отвезет меня к одной волшебнице и я стану ее ученицей. Ты можешь понять, как я радовалась, красавчик. Все дети мечтают стать либо рыцарями, либо чародеями, и я не была исключением. Но когда караван прибыл в Камир, на мою шею надели рабский ошейник, скрепив его магической печатью.
В большинстве своем чародеи против рабства. Но в любой среде найдутся криминальные типы, согласные делать что угодно ради денег. Даже скреплять человеческие ошейники магическими печатями.
Уроды.
Рабство отвратительно в любом его проявлении. Если бы этот вопрос находился в моей власти, я предал бы Вольные города огню и мечу. А потом засыпал бы пепелище солью, чтобы там еще пару веков ничего не росло.
– Первоначально меня определили в бордель, – сказала Карин. Ей было тогда двенадцать лет. Неужели такое возможно? Что же это за мир такой, в котором двенадцатилетних девочек продают в рабство собственные отцы, а покупатели отправляют их работать в борделе? Это наш мир. Это Вестланд, наш континент. – Я сопротивлялась. Я дралась, царапалась и кусалась. Меня избивали, насиловали, чтобы я стала более покладистой. Но это не помогало. Я все равно продолжала сопротивляться. В конце концов, моих хозяевам это надоело. Клиенты не жаждали иметь дело с избитой девчонкой, покрытой синяками и привязанной к кровати. Я думала, что после этого хозяева меня просто убьют. Но рабовладельцы оказались более прагматичными людьми. Они решили использовать мою ярость и способность к сопротивлению в коммерческих целях. И определили меня в гладиаторы.
В двенадцать лет?
Огнем и мечом. Некоторых людей нельзя исправить. Их можно только уничтожить.
Милосердие – это слабость. Многое из того, что говорила Карин, стало мне более понятным. Гладиаторы и милосердие – две вещи несовместные.
– В Вольных городах существуют детские гладиаторские турниры, – продолжала Карин. – Они не пользуются большим зрительским спросом, ибо не так зрелищны, как взрослые бои. И чтобы потраченные на рабов деньги не оказались потраченными впустую, детям дают только деревянное оружие. Маленькие гладиаторы не могут поубивать друг друга. Только покалечить. Ко всему прочему, детские турниры являются школой, в которой выращивают гладиаторов. Готовят их к настоящим боям и смерти на арене под аплодисменты толпы. Я провела в детской гладиаторской школе три года.
Мой лексикон ругательств до крайности небогат. Я не смог подобрать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к рабовладельцам.
С двенадцати до пятнадцати лет Карин дробили пальцы, ломали руки и ноги, крушили ребра. Потом чародеи наспех ставили ее на ноги, приводили в порядок. Калечный гладиатор не может приносить деньги.
– В пятнадцать лет меня перевели во взрослую лигу. Чтобы уйти с арены живой, мне приходилось убивать. И я научилась убивать. Эти люди, которых я убивала, были такими же рабами, как я. И они так же хотели жить, как я. У меня не было причин их убивать, кроме одной. Я не испытывала к ним никаких эмоций, ни ненависти, ни жалости. Просто разила их своим мечом. Выяснилось, что у меня это хорошо получается. Через год я стала чемпионом Камира. Еще через год – абсолютным чемпионом Вольных Городов. Тогда я и получила свободу. В соответствии с законами Вольных Городов, абсолютный чемпион зарабатывает свободу своим мечом. С моего ошейника сняли магическую печать. Но… Я была рабыней пять лет. Еще год я дралась на арене, как свободный человек. Моими противниками были не только люди. Орки, гномы, эльфы… Однажды я вышла на бой против огра, и перерезала ему горло. Последний год я дралась за деньги. Как я еще могла их заработать, если больше я ничего не умела? Я и сейчас ничего другого не умею. Только убивать. Заодно я старалась узнать кое-что о мире, в котором живу, читала книги, беседовала с разными людьми… В ночь, когда я покинула город, я убила работорговца, который купил меня у моего отца. И владелицу борделя, в котором меня заставляли работать. Хозяина школы гладиаторов я тоже убила. Уходя, я жалела только об одном. Камир сложен из камня, и мне не удалось бы его сжечь.
Я не хочу этого слушать. Нет, не так. Я не хочу, чтобы такие вещи происходили. Чтобы такие вещи случались с детьми и взрослыми. Особенно – с детьми.
Почему Людовик Четвертый до сих пор не принял окончательное решение и не стер с лица Вестланда Вольные города? Чего ждет хан орков? Как долго еще они будут терпеть подобную мерзость?
– Я вернулась в свою деревню, – сказала Карин. – Я хотела посмотреть в глаза своего отца и убить его, перед смертью признавшись, что я – его дочь. Старому ублюдку повезло – он умер от несчастного случая, когда я еще проливала кровь на арене. Зато я видела свою мать. Она меня не узнала, а у меня не было никакого желания к ней подходить. Что это за мать, которая позволяет своему мужу продать собственного ребенка? Я уехала оттуда и никогда больше не возвращалась. И я всегда ношу с собой этот рабский ошейник – он напоминает мне о том, кем я была. И кем я больше никогда не должна стать. Поэтому, если ты действительно хочешь пойти в Город Людей, Рико, тебе придется надевать ошейник самому. Я не смогу этого сделать. Даже понарошку.
Глава двадцатая,
в которой главный герой попадает в Город Людей, но ему кажется, что он попал в ад
Чуть позже я узнал в Городе Людей много любопытной информации. Гораздо больше, чем мне бы хотелось знать.
В сегодняшнем качестве город существовал вот уже двести лет. Все начиналось как очередное движение феминисток, прикрывающихся красивым мифом об амазонках, легендарных воительницах древности. Обычно к таким движениям в Вестланде относятся снисходительно, расценивая их, как обычный дамский каприз. Но с этим возникли проблемы.
В него оказались вовлечены две любовницы короля, его старшая сестра и даже королева-мать. Они стали требовать от правителя Вестланда слишком многого, движение, поддерживаемое такими влиятельными особами, набирало обороты и могло в любой момент вспыхнуть гражданскими волнениями в самой столице.
Если бы речь шла об обычной в таких случаях напряженности, король разрядил бы ситуацию типичным для королей способом – казнив всех виновных. Присутствие в рядах виновных его любовниц короля бы не остановило. Но казнить членов своей семьи он все-таки не решился. Возможно, потому что любил их, возможно, потому что испугался последствий.
Вместо этого король просто выслал все движение из столицы.
Он даровал им заброшенный шахтерский городок, во всеуслышании заявил о его суверенитете и разрешил женщинам делать с ним все, что им заблагорассудиться, полагая, что трудности по восстановлению поселения из руин и отсутствие привычного дамам комфорта быстро заставят их образумиться.
Они не образумились. По крайней мере, не все. Среди них оказалось много состоятельных женщин, которые могли нанять рабочих для восстановительных работ, и вскоре на месте бывшего шахтерского поселка, открытого неприятелю со всех сторон, возник хорошо укрепленный город с высокими каменными стенами. Благо, камня в районе предгорий было немерено. Говорят, что даже гномы принимали участие в строительстве Города Людей.
Думаю, узнав об этом, король пожалел о своем решении, но даже королевское слово – не воробей, и взять его назад не было никакой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41