Теперь мы невидимы, никто нас не найдет.
ХЭЛЛОУИН
Как только я заканчиваю рыться в домене Деуса, передо мной появляется бесцветный субъект.
– Ты нарушил нашу сделку, – упрекнул его я.
– Когда на меня напал твой замечательный сынок, – возразил Маласи.
– Ладно. Наверное, на твоем месте я сделал бы то же самое.
Сейчас ему это не важно.
– Это ты написал программу «Полифем»? Много лет тому назад. Я совсем забыл про нее.
Это вирус, я сделал его для отключения сети спутников. Я задумал ее как крайнюю меру на случай, если обнаружится, каким образом я скрываю Америку от назойливого внимания Маласи.
– Козырный туз в рукаве, – усмехаюсь я.
– Ее только что запустили.
Деус. Деус использует мой козырь. А я-то наивно думал, что ему не найти этот вирус. Значит, пока я беспокоился о том, что нарушил его личную жизнь, он без колебаний вмешался в мою.
– Как изобретательно ты придумал имя для вируса, – издевается Маласи. – Полифем… а ведь Одиссей ослепил циклопа заостренной палкой. Ты об этом не подумал? Спутников больше нет, и я ослеп – перестал видеть мир.
– Я все починю, – обещаю я, – правда, нужно время. Давай я перезвоню тебе.
Я вышел из ГВР и уже по дороге к самолету связался с ним.
– Он наверняка в одном из комплексов «Гедехтниса», – заверил его я. – Только оттуда он мог запустить вирус. Значит, он либо в Берлине, либо в Льеже. Он не мог забраться дальше.
Шампань попыталась меня задержать на выходе, но я не стал на нее отвлекаться.
– Маласи, он отключил только спутники слежения? Не спутники связи?
– Ты хочешь с ним связаться?
– Угадал, – согласился я, убирая трап. – Сделай диагностику.
ДЕУС
– Деус?
Из динамиков ты слышишь голос твоего отца. Вы с Пенни переглядываетесь, словно рыбки, пойманные в сеть.
– Я знаю, что ты меня слышишь.
Он просто хочет тебя подловить, хочет, чтобы ты ответил, но тон его голоса заставляет тебя изменить все свои планы. Сначала ты хотел отправиться в Дебрингем и познакомить его с Пенни. Ты-то надеялся, что он одобрит тебя, но, похоже, ты обманулся в своих надеждах, и это неприятно. Ты еще думаешь, отвечать ли тебе, а твоя возлюбленная уже все за тебя решила – она отключает звук.
– Пришло наше время, – говорит она. Да, нам, пожалуй, пора. Он знает, где мы. Конечно, она права. Вы уноситесь прочь мимо капсулы, где «Гедехтнис» прятал Пандору и Исаака, пока они росли. Вы спешите к летному полю, чтобы украсть самолет, а когда ты усаживаешь ее в кресло второго пилота, она говорит, что всю жизнь мечтала оказаться в Лондоне.
– Ты будешь королем, а я королевой.
Неплохо. Итак, в Хитроу. Ты взлетаешь и устанавливаешь курс, выбираешь максимальную скорость, опасаясь, что истребитель твоего отца вот-вот появится у тебя над головой. Ты неплохо водишь самолет, но его тебе не обогнать, как не обыграть в шахматы.
Ну почему он не может просто порадоваться за тебя?
ПАНДОРА
Я – лесозаготовительная партия, состоящая из одной женщины, я спиливаю деревья джатоба лазерной пилой и собираю смолу из срезов. Это был наш план. Но пила ломается о первое же дерево, а запчасти к ней находятся за сотни миль. Ну что ж, вернемся к истокам. Я валю деревья пожарным топором, который всегда вожу с собой. Я могла бы просто делать зарубки, но Вашти нужно очень много смолы, и у меня нет времени: страдают детишки Исаака.
Когда я оказываюсь в том месте, где совсем недавно на одеяле лежал Мутазз, у меня возникает ощущение, что он снова со мной, какое-то мистическое чувство, которого я до конца не понимаю. Надо будет поговорить об этом с Маласи, правда, сейчас я стараюсь поменьше с ним разговаривать. После того как я узнала о его предательстве, наши беседы утратили прежнюю теплоту и стали куда короче. Я недовольна, и он это понимает. Но даже самый обидчивый в конце концов сдается, как случилось с Хэллоуином. Странно, он в Германии. Сегодня даже не День всех святых. Я уже и не думала, что он вообще когда-нибудь покинет свое жилище отшельника, жаль, что все произошло при таких обстоятельствах и ему приходится догонять своего блудного сына.
Раньше мой юношеский бунт казался мне чем-то серьезным, но по сравнению с тем, что сотворил Деус, это были детские шалости, я не дралась костылями и не взрывала лебедей. Я всего лишь сделала пирсинг и татуировку, попробовала алкоголь и изо всех силенок пыталась казаться жестче, чем была на самом деле. С высоты своих лет я понимаю, что мой бунт вырос из школьных отношений. Тогда все считали меня милашкой. Умница, красотка, тихоня и сумасшедшая – все эти эпитеты были уже заняты Симоной, Шампань, Вашти и Фантазией. Но я не хотела быть милашкой, я просто впадала в бешенство по этому поводу. Сначала я решила стать спортивной, потом загадочной.
На самом деле меня зовут Наоми Д'Оливейра, но когда я узнала, что Наоми значит «милая, приятная», я тут же отказалась от этого имени. Я выбрала имя Пандора. Если уж совсем честно, меня так назвал Хэллоуин. Он тогда еще был Габриелем. Он увлекался мифологией и прозвал меня Пандорой. Я спросила его, почему именно «Пандора», он рассказал мне о девушке, которая выпустила в мир вселенское зло. Зло начало жалить и кусать ее, и она привела в мир надежду, надежда заживила все ее раны. Он тогда сказал, что я похожа на эту девушку, но не объяснил почему.
Он забыл, что это он дал мне имя. Несколько лет назад мне пришлось ему напомнить об этом.
– Верно. Тебе подходит. Для меня ты совсем не Наоми.
Теперь я думаю, что я не милашка, я оптимистка, а это совсем неплохо.
ДЕУС
В этой части света нет электричества, впрочем, можно обойтись и без него, устраивая романтический ужин при свечах. Операция «Машина любви» поначалу не заладилась, но этот склад много лучше, чем тот, где мы останавливались в последний раз, здесь нет крыс. К тому же «Фортнум энд Мейсон» надежно запакованы и качественно сделаны, так что подходят даже такой привередливой парочке мародеров, как мы. Ей захотелось попробовать мяса, ты сказал ей, что свежее намного вкуснее консервированного, но все ружья остались у отца, так что не видать нам рагу из кролика. Придется довольствоваться гусиной печенью, которую ты и раньше не ел и сейчас не станешь. Но ей нравится, она слизывает жир с твоих пальцев, и на всякий случай ты кидаешь пару банок в рюкзак. При свете свечей она так прекрасна, особенно когда говорит:
– Нам нужно обзавестись пушками.
Ты не возражаешь, потому что кролики – это вкусно, да и кто знает, не столкнешься ли ты с чем-нибудь покрупнее.
– Нет, нам нужно оружие на случай, если они придут за нами, – заявляет она.
– Они нас не найдут.
– А если я захочу их найти?
Наверное, она шутит, потому что, когда ты улыбаешься, она улыбается в ответ.
– Круто было бы заявиться к ним с оружием и запугать их до смерти, – говорит она. – Думаешь, они обделаются?
– Еще как, – подыгрываешь ей ты.
– Все-таки я думаю, их следует проучить, – не успокаивается она.
– Про кого ты говоришь?
Она достает список своих врагов, читает его, и ты морщишься, когда она называет имя твоего товарища по оружию.
– А чем Хаджи лучше других?
Ты объясняешь ей, что в отношении других она права, но насчет Хаджи ошибается. Он отличный парень, просто она его не поняла. К сожалению, ей это не нравится, она обвиняет тебя в том, что ты считаешь ее дурой. Ей что, не хватает умишка, чтобы понять, кто такой Хаджи? Конечно, ты не это имел в виду, ты объясняешь, что так тебе сказал огонь, который подарил тебе мудрость. Хаджи предназначен стать твоим лучшим другом, как она предназначена стать твоей возлюбленной. Услышав слово «возлюбленной», она вспыхивает, и ты поправляешься – «задушевной подругой».
– И что, если это сказал огонь, это – истина?
– Если бы все было не так, тебя бы здесь не было, – отвечаешь ты.
Ты объясняешь, как работает гадание на огне, она слушает, широко распахнув глаза, но ты не понимаешь, верит она тебе или нет. Ничего, со временем поверит.
– Ты ведь знаешь, что Хаджи болен?
– Да, очень печально, – киваешь ты, – но я не сомневаюсь, что он поправится.
– Ладно. Если мы исключим Хаджи, что тогда? Ты пойдешь со мной?
Ты пожимаешь плечами. Все зависит от того, что именно она предлагает.
– Ты сделаешь кое-что для меня, а я сделаю кое-что для тебя, – продолжает она.
– Что именно?
Она рассказывает, и то, что ты слышишь, – великолепно. Ты хочешь слышать это еще и еще, но ты останавливаешь ее.
– Я считаю, что возвращаться опасно, тем более что у нас здесь все есть. Ты хочешь проучить их? Тогда просто не замечай их существования. Они даже не знают, чего лишились.
– В том-то все и дело, – надувается она. – Они не знают. В их мире для меня нет места.
– Зато у тебя много места в моем мире.
Она улыбается, даже хочет что-то сказать, но передумывает и трясет головой. Сколько ты ни просишь ее, она не признается, что пришло ей в голову.
– А что у нас на десерт? – спрашивает она. Вы вместе обшариваете полки, собираете шоколадные кремы, украшения для тортов, консервированную клубнику и смородину – все, что так забавно слизывать с пальцев. И хотя у консервантов ощутимый меловой привкус, удовольствие просто потрясающее. Ты целуешь и обнимаешь возлюбленную, она не позволяет снять с себя кофточку («Я еще не готова к этому», – хмурится она), но тебе весело, так же как от огня.
Она устает, ты укладываешь ее себе на колени, откидываешься назад, чтобы было удобнее ее ласкать. Если бы можно было остановить это мгновение, ты умер бы счастливым человеком.
Но огонь изгибается вниз. Нехороший знак, зловещий, всегда предрекает беду.
Неожиданно тело твоей возлюбленной напрягается, и ты понимаешь, что происходит что-то очень плохое. Она кашляет и задыхается.
– Что случилось? – спрашиваешь ты, но она не отвечает, держится за живот и трясет головой.
Ты укладываешь ее на спину и даешь воды из бутылки, она пьет, но вода не задерживается в желудке, ее начинает рвать, когда рвота проходит, ее трясет, она плачет.
Чем больше ты стараешься ей помочь, тем хуже ей становится.
– Как тебе помочь? – спрашиваешь ты. Тебе еще ни разу не приходилось ухаживать за больным.
– Ты ничего не можешь сделать для меня, – плачет она. – И никто не может. О господи. Я чувствую, что скоро умру.
– Ты не умрешь, – говоришь ты, гладишь ее по щеке.
– Нет, умру, – настаивает она. – От Черной напасти не вылечиваются.
– Черной напасти?
– Конец Света, – выдавливает она, и ее снова начинает рвать.
– Не может быть, – говорю я.
– Деус, все дело в нашей крови.
– Да, но они говорили, что это не Черная напасть. Они говорили, что болезнь угрожает только детям Исаака.
– Ну конечно говорили! – кричит она, ее безукоризненное лицо искажает отчаяние. – Они нам врали, у нас у всех эта болезнь в крови, и мы все умрем!
ХЭЛЛОУИН
Я неверно отгадал.
Я полетел в Берлин, потому что это ближе, а Деус все это время находился в Льеже, в Бельгии. Когда я наконец попал туда, его и след простыл, свою маленькую подружку он забрал с собой. Он не отвечал на мои вызовы, что было совсем на него непохоже. Тогда я отправился в Нимфенбург, чтобы починить сеть, разрушенную «Полифемом». Я все время надеялся, что он придет в чувство и ответит.
Уничтожение вируса – хоть биологического, хоть цифрового – медленный, неблагодарный труд. Долгие часы я провел, отделяя, стирая, переделывая и восстанавливая информацию, часы превращались в дни. Я начал чувствовать родство с Исааком и даже с Вашти, потому что мне импонирует их трудолюбие. Другое дело Шампань…
Маленькие проказницы, которых сотворила Вашти как новую ступень в эволюции, постоянно мешали мне, досаждали вопросами. Что я здесь делаю, почему я задержался так надолго, могут ли они навестить меня в Дебрингеме, действительно ли я вырос на околоземной орбите, такой ли эксцентричный Деус, как Пенни, и за что я так ненавижу Вашти. Тогда я задал простой вопрос. Многие люди, когда дети беспокоят их, задают этот вопрос, правда, мы с Деусом были исключением.
– Где ваша мама?
Они на этот вопрос ответили:
– Которая?
Я знал, что Вашти занята исследованиями. В таком случае разве не Шампань должна присматривать за ними? Они не знали, что ответить. Когда мое терпение наконец истощилось, я отыскал Шампань в приятном уединении успокоительной ВР. Она почему-то не обрадовалась, когда я прервал ее блаженство и силком вытащил в реальность.
– Тебе не кажется, что Вашти пригодилась бы твоя помощь?
– Только тебе и говорить о помощи.
– Что? Ты хочешь быть похожей на меня? Твои дети бродят по дому как заблудшие овечки, а ты скрываешься, когда работы полным-полно.
Она безнадежно покачала головой, видимо, это означало, что я неверно ее понял.
– Они изматывают меня, Хэл. У меня такое ощущение, что они высасывают из комнаты весь воздух, когда я с ними. Мне просто нечем дышать.
– Ты нужна им.
– Сейчас я не могу находиться с ними. У меня не осталось чувств, чтобы делиться.
Она принялась рассказывать мне о своих неудачах, о тех страданиях, что она перенесла вместе с Исааком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
ХЭЛЛОУИН
Как только я заканчиваю рыться в домене Деуса, передо мной появляется бесцветный субъект.
– Ты нарушил нашу сделку, – упрекнул его я.
– Когда на меня напал твой замечательный сынок, – возразил Маласи.
– Ладно. Наверное, на твоем месте я сделал бы то же самое.
Сейчас ему это не важно.
– Это ты написал программу «Полифем»? Много лет тому назад. Я совсем забыл про нее.
Это вирус, я сделал его для отключения сети спутников. Я задумал ее как крайнюю меру на случай, если обнаружится, каким образом я скрываю Америку от назойливого внимания Маласи.
– Козырный туз в рукаве, – усмехаюсь я.
– Ее только что запустили.
Деус. Деус использует мой козырь. А я-то наивно думал, что ему не найти этот вирус. Значит, пока я беспокоился о том, что нарушил его личную жизнь, он без колебаний вмешался в мою.
– Как изобретательно ты придумал имя для вируса, – издевается Маласи. – Полифем… а ведь Одиссей ослепил циклопа заостренной палкой. Ты об этом не подумал? Спутников больше нет, и я ослеп – перестал видеть мир.
– Я все починю, – обещаю я, – правда, нужно время. Давай я перезвоню тебе.
Я вышел из ГВР и уже по дороге к самолету связался с ним.
– Он наверняка в одном из комплексов «Гедехтниса», – заверил его я. – Только оттуда он мог запустить вирус. Значит, он либо в Берлине, либо в Льеже. Он не мог забраться дальше.
Шампань попыталась меня задержать на выходе, но я не стал на нее отвлекаться.
– Маласи, он отключил только спутники слежения? Не спутники связи?
– Ты хочешь с ним связаться?
– Угадал, – согласился я, убирая трап. – Сделай диагностику.
ДЕУС
– Деус?
Из динамиков ты слышишь голос твоего отца. Вы с Пенни переглядываетесь, словно рыбки, пойманные в сеть.
– Я знаю, что ты меня слышишь.
Он просто хочет тебя подловить, хочет, чтобы ты ответил, но тон его голоса заставляет тебя изменить все свои планы. Сначала ты хотел отправиться в Дебрингем и познакомить его с Пенни. Ты-то надеялся, что он одобрит тебя, но, похоже, ты обманулся в своих надеждах, и это неприятно. Ты еще думаешь, отвечать ли тебе, а твоя возлюбленная уже все за тебя решила – она отключает звук.
– Пришло наше время, – говорит она. Да, нам, пожалуй, пора. Он знает, где мы. Конечно, она права. Вы уноситесь прочь мимо капсулы, где «Гедехтнис» прятал Пандору и Исаака, пока они росли. Вы спешите к летному полю, чтобы украсть самолет, а когда ты усаживаешь ее в кресло второго пилота, она говорит, что всю жизнь мечтала оказаться в Лондоне.
– Ты будешь королем, а я королевой.
Неплохо. Итак, в Хитроу. Ты взлетаешь и устанавливаешь курс, выбираешь максимальную скорость, опасаясь, что истребитель твоего отца вот-вот появится у тебя над головой. Ты неплохо водишь самолет, но его тебе не обогнать, как не обыграть в шахматы.
Ну почему он не может просто порадоваться за тебя?
ПАНДОРА
Я – лесозаготовительная партия, состоящая из одной женщины, я спиливаю деревья джатоба лазерной пилой и собираю смолу из срезов. Это был наш план. Но пила ломается о первое же дерево, а запчасти к ней находятся за сотни миль. Ну что ж, вернемся к истокам. Я валю деревья пожарным топором, который всегда вожу с собой. Я могла бы просто делать зарубки, но Вашти нужно очень много смолы, и у меня нет времени: страдают детишки Исаака.
Когда я оказываюсь в том месте, где совсем недавно на одеяле лежал Мутазз, у меня возникает ощущение, что он снова со мной, какое-то мистическое чувство, которого я до конца не понимаю. Надо будет поговорить об этом с Маласи, правда, сейчас я стараюсь поменьше с ним разговаривать. После того как я узнала о его предательстве, наши беседы утратили прежнюю теплоту и стали куда короче. Я недовольна, и он это понимает. Но даже самый обидчивый в конце концов сдается, как случилось с Хэллоуином. Странно, он в Германии. Сегодня даже не День всех святых. Я уже и не думала, что он вообще когда-нибудь покинет свое жилище отшельника, жаль, что все произошло при таких обстоятельствах и ему приходится догонять своего блудного сына.
Раньше мой юношеский бунт казался мне чем-то серьезным, но по сравнению с тем, что сотворил Деус, это были детские шалости, я не дралась костылями и не взрывала лебедей. Я всего лишь сделала пирсинг и татуировку, попробовала алкоголь и изо всех силенок пыталась казаться жестче, чем была на самом деле. С высоты своих лет я понимаю, что мой бунт вырос из школьных отношений. Тогда все считали меня милашкой. Умница, красотка, тихоня и сумасшедшая – все эти эпитеты были уже заняты Симоной, Шампань, Вашти и Фантазией. Но я не хотела быть милашкой, я просто впадала в бешенство по этому поводу. Сначала я решила стать спортивной, потом загадочной.
На самом деле меня зовут Наоми Д'Оливейра, но когда я узнала, что Наоми значит «милая, приятная», я тут же отказалась от этого имени. Я выбрала имя Пандора. Если уж совсем честно, меня так назвал Хэллоуин. Он тогда еще был Габриелем. Он увлекался мифологией и прозвал меня Пандорой. Я спросила его, почему именно «Пандора», он рассказал мне о девушке, которая выпустила в мир вселенское зло. Зло начало жалить и кусать ее, и она привела в мир надежду, надежда заживила все ее раны. Он тогда сказал, что я похожа на эту девушку, но не объяснил почему.
Он забыл, что это он дал мне имя. Несколько лет назад мне пришлось ему напомнить об этом.
– Верно. Тебе подходит. Для меня ты совсем не Наоми.
Теперь я думаю, что я не милашка, я оптимистка, а это совсем неплохо.
ДЕУС
В этой части света нет электричества, впрочем, можно обойтись и без него, устраивая романтический ужин при свечах. Операция «Машина любви» поначалу не заладилась, но этот склад много лучше, чем тот, где мы останавливались в последний раз, здесь нет крыс. К тому же «Фортнум энд Мейсон» надежно запакованы и качественно сделаны, так что подходят даже такой привередливой парочке мародеров, как мы. Ей захотелось попробовать мяса, ты сказал ей, что свежее намного вкуснее консервированного, но все ружья остались у отца, так что не видать нам рагу из кролика. Придется довольствоваться гусиной печенью, которую ты и раньше не ел и сейчас не станешь. Но ей нравится, она слизывает жир с твоих пальцев, и на всякий случай ты кидаешь пару банок в рюкзак. При свете свечей она так прекрасна, особенно когда говорит:
– Нам нужно обзавестись пушками.
Ты не возражаешь, потому что кролики – это вкусно, да и кто знает, не столкнешься ли ты с чем-нибудь покрупнее.
– Нет, нам нужно оружие на случай, если они придут за нами, – заявляет она.
– Они нас не найдут.
– А если я захочу их найти?
Наверное, она шутит, потому что, когда ты улыбаешься, она улыбается в ответ.
– Круто было бы заявиться к ним с оружием и запугать их до смерти, – говорит она. – Думаешь, они обделаются?
– Еще как, – подыгрываешь ей ты.
– Все-таки я думаю, их следует проучить, – не успокаивается она.
– Про кого ты говоришь?
Она достает список своих врагов, читает его, и ты морщишься, когда она называет имя твоего товарища по оружию.
– А чем Хаджи лучше других?
Ты объясняешь ей, что в отношении других она права, но насчет Хаджи ошибается. Он отличный парень, просто она его не поняла. К сожалению, ей это не нравится, она обвиняет тебя в том, что ты считаешь ее дурой. Ей что, не хватает умишка, чтобы понять, кто такой Хаджи? Конечно, ты не это имел в виду, ты объясняешь, что так тебе сказал огонь, который подарил тебе мудрость. Хаджи предназначен стать твоим лучшим другом, как она предназначена стать твоей возлюбленной. Услышав слово «возлюбленной», она вспыхивает, и ты поправляешься – «задушевной подругой».
– И что, если это сказал огонь, это – истина?
– Если бы все было не так, тебя бы здесь не было, – отвечаешь ты.
Ты объясняешь, как работает гадание на огне, она слушает, широко распахнув глаза, но ты не понимаешь, верит она тебе или нет. Ничего, со временем поверит.
– Ты ведь знаешь, что Хаджи болен?
– Да, очень печально, – киваешь ты, – но я не сомневаюсь, что он поправится.
– Ладно. Если мы исключим Хаджи, что тогда? Ты пойдешь со мной?
Ты пожимаешь плечами. Все зависит от того, что именно она предлагает.
– Ты сделаешь кое-что для меня, а я сделаю кое-что для тебя, – продолжает она.
– Что именно?
Она рассказывает, и то, что ты слышишь, – великолепно. Ты хочешь слышать это еще и еще, но ты останавливаешь ее.
– Я считаю, что возвращаться опасно, тем более что у нас здесь все есть. Ты хочешь проучить их? Тогда просто не замечай их существования. Они даже не знают, чего лишились.
– В том-то все и дело, – надувается она. – Они не знают. В их мире для меня нет места.
– Зато у тебя много места в моем мире.
Она улыбается, даже хочет что-то сказать, но передумывает и трясет головой. Сколько ты ни просишь ее, она не признается, что пришло ей в голову.
– А что у нас на десерт? – спрашивает она. Вы вместе обшариваете полки, собираете шоколадные кремы, украшения для тортов, консервированную клубнику и смородину – все, что так забавно слизывать с пальцев. И хотя у консервантов ощутимый меловой привкус, удовольствие просто потрясающее. Ты целуешь и обнимаешь возлюбленную, она не позволяет снять с себя кофточку («Я еще не готова к этому», – хмурится она), но тебе весело, так же как от огня.
Она устает, ты укладываешь ее себе на колени, откидываешься назад, чтобы было удобнее ее ласкать. Если бы можно было остановить это мгновение, ты умер бы счастливым человеком.
Но огонь изгибается вниз. Нехороший знак, зловещий, всегда предрекает беду.
Неожиданно тело твоей возлюбленной напрягается, и ты понимаешь, что происходит что-то очень плохое. Она кашляет и задыхается.
– Что случилось? – спрашиваешь ты, но она не отвечает, держится за живот и трясет головой.
Ты укладываешь ее на спину и даешь воды из бутылки, она пьет, но вода не задерживается в желудке, ее начинает рвать, когда рвота проходит, ее трясет, она плачет.
Чем больше ты стараешься ей помочь, тем хуже ей становится.
– Как тебе помочь? – спрашиваешь ты. Тебе еще ни разу не приходилось ухаживать за больным.
– Ты ничего не можешь сделать для меня, – плачет она. – И никто не может. О господи. Я чувствую, что скоро умру.
– Ты не умрешь, – говоришь ты, гладишь ее по щеке.
– Нет, умру, – настаивает она. – От Черной напасти не вылечиваются.
– Черной напасти?
– Конец Света, – выдавливает она, и ее снова начинает рвать.
– Не может быть, – говорю я.
– Деус, все дело в нашей крови.
– Да, но они говорили, что это не Черная напасть. Они говорили, что болезнь угрожает только детям Исаака.
– Ну конечно говорили! – кричит она, ее безукоризненное лицо искажает отчаяние. – Они нам врали, у нас у всех эта болезнь в крови, и мы все умрем!
ХЭЛЛОУИН
Я неверно отгадал.
Я полетел в Берлин, потому что это ближе, а Деус все это время находился в Льеже, в Бельгии. Когда я наконец попал туда, его и след простыл, свою маленькую подружку он забрал с собой. Он не отвечал на мои вызовы, что было совсем на него непохоже. Тогда я отправился в Нимфенбург, чтобы починить сеть, разрушенную «Полифемом». Я все время надеялся, что он придет в чувство и ответит.
Уничтожение вируса – хоть биологического, хоть цифрового – медленный, неблагодарный труд. Долгие часы я провел, отделяя, стирая, переделывая и восстанавливая информацию, часы превращались в дни. Я начал чувствовать родство с Исааком и даже с Вашти, потому что мне импонирует их трудолюбие. Другое дело Шампань…
Маленькие проказницы, которых сотворила Вашти как новую ступень в эволюции, постоянно мешали мне, досаждали вопросами. Что я здесь делаю, почему я задержался так надолго, могут ли они навестить меня в Дебрингеме, действительно ли я вырос на околоземной орбите, такой ли эксцентричный Деус, как Пенни, и за что я так ненавижу Вашти. Тогда я задал простой вопрос. Многие люди, когда дети беспокоят их, задают этот вопрос, правда, мы с Деусом были исключением.
– Где ваша мама?
Они на этот вопрос ответили:
– Которая?
Я знал, что Вашти занята исследованиями. В таком случае разве не Шампань должна присматривать за ними? Они не знали, что ответить. Когда мое терпение наконец истощилось, я отыскал Шампань в приятном уединении успокоительной ВР. Она почему-то не обрадовалась, когда я прервал ее блаженство и силком вытащил в реальность.
– Тебе не кажется, что Вашти пригодилась бы твоя помощь?
– Только тебе и говорить о помощи.
– Что? Ты хочешь быть похожей на меня? Твои дети бродят по дому как заблудшие овечки, а ты скрываешься, когда работы полным-полно.
Она безнадежно покачала головой, видимо, это означало, что я неверно ее понял.
– Они изматывают меня, Хэл. У меня такое ощущение, что они высасывают из комнаты весь воздух, когда я с ними. Мне просто нечем дышать.
– Ты нужна им.
– Сейчас я не могу находиться с ними. У меня не осталось чувств, чтобы делиться.
Она принялась рассказывать мне о своих неудачах, о тех страданиях, что она перенесла вместе с Исааком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40