И с этой целью подвергали его самой страшной пытке — насильственному вытрезвлению.
А когда Варяг перестал, наконец, ловить летучих мышей и разбежавшихся бесов, ему пришлось долго объяснять, что слово «понтифик» не происходит от слова «понты», а также чего от него вообще хотят.
Хотели от него, собственно, подкреплений для крестового похода. Варяг хоть и запойный, но все-таки авторитет. Вор в законе, верховный босс мафии и великий князь всея Руси в одном лице. Так что ему вполне под силу мобилизовать немалое войско.
А взамен ему обещали не только оставить под его властью всю Русь, но и вернуть в его владение Истру от истока до устья.
Это была хорошая новость. Но к ней по традиции прилагалась и плохая.
Пить до окончания похода нельзя ни в коем случае.
Никому не нужен в крестоносном войске военачальник, одержимый бесами. Хватит и одного понтифика, который повадился рассказывать с амвона, как граф Дракула громил турок, за что его самого фанатики того и гляди объявят еретиком.
Когда Варяг согласился принять все условия, его сняли с цепи и вывели на свежий воздух.
Увидев вокруг себя Москву, хоть и сильно пообносившуюся с тех пор, как он ее покинул, Варяг понял: день сурка кончился. Он вырвался из города Зеро и вернулся в свой город — знакомый до слез, как сказал бы по этому поводу юродивый Стихотворец.
Он только никак не мог понять, почему это понтифик от слова «понты» величает его то графом, то Дракулой, а иногда и обоими словами вместе.
55
Новый город на берегу Ильменя — это оплот цивилизации. И тому, кто не готов принять данный тезис за аксиому, нечего делать в этом городе.
Новгород — это новая столица Экумены, и Белый Табор лишается этого статуса навсегда. Табориты могут возмущаться и протестовать, но их мнение больше не волнует граждан Нового города.
Основатели Новгорода признают за всеми людьми общепринятые гражданские права и свободы, включая свободу образа жизни и выбора места жительства. Но они не готовы совместить в своем городе одновременно то и другое.
Те, кто выбрал для жительства Новгород, обязаны придерживаться цивилизованного образа жизни.
Граждане Нового города должны носить цивилизованную одежду. Запасы ее в Москве и вокруг нее вполне достаточны, чтобы соблюдение этого правила не было слишком обременительным.
Не рекомендовано появляться в общественных местах без обуви или в одежде, которая не соответствует общепринятым нормам приличия, за которые принимаются нормы, существовавшие в обществе до Катастрофы.
Особо следует напомнить, что для пляжного отдыха и купания существуют купальные костюмы. Как показала практика, нудизм в Экумене слишком часто сочетается с варварством — поэтому основатели Новгорода считают его нежелательным в своем городе.
Не имея ничего против сексуальной свободы, основатели, однако, признают за идеал моногамный брак, как высшее проявление любви, и категорически возражают против публичных сексуальных проявлений, столь характерных для варварского общества.
Известно, что репрессивные меры, предпринятые правительством покойного Маршала Всея Руси Казакова, не помогли восстановить нормы цивилизованной нравственности в самой Москве. Правительство Экумены и основатели Новгорода не намерены идти по этому пути и не планируют репрессивных мер, возлагая основные надежды на общественное мнение.
Тем, кто не готов принять цивилизованные нормы поведения, не место в городе, с которого начинается возрождение цивилизации. Им придется примириться с законами и обычаями города или уйти.
Так решил совет основателей и его решение утвердил президент Экумены.
Тимур Гарин слишком долго жил среди таборной вольницы, чтобы понять — это не случайное совпадение, а отчетливая тенденция: чем меньше ограничений накладывает общество на своих членов, тем быстрее они деградируют. Просто потому, что на свете не так уж много людей, способных к действенному самоограничению.
Бытовало мнение, что Гарин своими руками создал таборную вольницу, а теперь вдруг ударился в другую крайность. Но это была ошибка плохо осведомленных людей.
На самом деле Белый Табор создали директор госагропредприятия Љ213 Балуев и его начальник охраны Шорохов. А также любвеобильные валькирии, буйные студенты, хиппи, негры и цыгане, первые дачники, которые подняли первый дачный бунт, и беглые солдаты, которые влились в отряды самообороны.
Гарин пришел уже на все готовенькое. Но после того, как Балуев запятнал себя рабовладением, о нем было как-то не принято говорить. Гарин же наоборот прославился, как борец за свободу и герой дачного бунта, переросшего в революцию. Он даже стал на несколько недель премьер-министром в Кремле и с тех пор его превозносили до небес.
А Гарин всегда мечтал о восстановлении цивилизации. Только прежде он хотел использовать для этой цели Москву, и Белый Табор был очень удобным плацдармом.
Гарин не пытался наводить в Таборе свои порядки, потому что это привело бы к расколу. А ему был нужен единый плацдарм и монолитные боевые отряды.
Но монолита не получилось все равно. Последние события свидетельствовали об этом как нельзя очевиднее.
Зато у Гарина был теперь свой город. И еще у него была нефть.
Все, что нужно, дабы построить новую цивилизацию.
Или не все?
Нет, не все.
Еще ему нужны были люди, готовые принять новые правила игры. И надежный путь до Москвы, чтобы вывозить оттуда людей, вещи, книги, машины, оборудование и все, что там ржавеет под открытым небом, гниет и горит в огне пожаров, а в Новом городе может послужить делу возрождения цивилизации.
Нужна была надежная защита, чтобы враги цивилизации, идейные или безумные, не смогли добраться до Нового города или, добравшись, не сумели причинить ему вред.
Но у Гарина не было такого пути и не было такой защиты.
Вопреки мнению Царя Востока, он видел очевидное. Враги цивилизации, идейные и безумные, сторожат оба берега Москвы реки. Идейные — в Зеленом Таборе и Перуновом бору, безумные — в Орлеанском королевстве и на Истре, да и в самом Белом Таборе их не счесть. В отличие от идейных, они не то чтобы в принципе против цивилизации, но уже так привыкли к варварской жизни, что не хотят ничего менять.
Иные говорят — а вдруг будет хуже?
Другие вторят им — какой чистый воздух! Какие прозрачные реки! Как много дичи в лесах!
А третьи твердят — разве это варварство, воевать с мечами и копьями? Если война с автоматами и пушками — это цивилизация, то нам такой не надо. Лучше пусть будут лук и стрелы.
И ничем их не убедить, что настоящая цивилизация способна обойтись вообще без войны.
Может быть, потому, что за год с небольшим они еще не успели забыть, как вела себя та цивилизация, которую унесла в небытие Катастрофа?
Но Гарин надеялся, что в массе своей эти люди не станут чинить его караванам и судам препятствий на многотрудном пути через четыре реки к Ильмень-озеру. А с фанатиками, которых никогда не бывает слишком много, удастся справиться.
А тут еще этот крестовый поход, который неизбежно заставит фанатиков сцепиться между собой и отвлечет их от великого водного пути.
Вот только вести о том, что в Кремле задумали наложить лапу на нефть и в качестве первого шага избрали физическое устранение Гарина, заметно беспокоило президента Экумены.
Он только не знал, что это еще не самое страшное.
56
Крестовый поход Белого воинства Армагеддона начался с того, что крестоносцы продолжили святое дело, начатое сатанистами и василисками факельной ночью у стен университета.
Им вдруг пришло в голову, что машины, электроника и прочие бренные останки цивилизации несут угрозу чистоте веры.
Возможно, на эту мысль их натолкнул еретик Љ22 Гарин, который как раз в эти дни призвал всех желающих продавать упомянутые бренные останки его агентам.
Расплачиваться он собирался нефтью, которую можно продать Кремлю за золото.
Массированные поставки еще не начались, и нефть ценилась чуть ли не дороже золота, так что предложение было выгодным.
Понятно, что крестоносцев это никоим образом не устраивало.
Во-первых, если у Аквариума появится горючее, то это будет означать усиление кремлевской армии. А во вторых, белые воины Армагеддона тоже понимали, что цивилизация и крестовый поход несовместимы.
И пока наверху решали, что с этим делать, фанатики уже начали действовать.
Они крушили автомобили, разбивали телевизоры и компьютеры, пытались ломать заводские станки, а когда не хватало силенок, просто поджигали цеха.
А еще — по собственной инициативе снарядили киллеров, чтобы убить Гарина.
Это был непродуманный шаг, потому что великий инквизитор Торквемада разрабатывал план захвата Гарина живым, и самозванные ассасины могли все испортить.
Но он оказался не в силах обуздать стихию и не решился встать на ее пути.
Фанатики и так уже сомневались в благочестии Торквемады и все чаще поговаривали о том, что у войска должен быть один командир. А от таких разговоров недалеко и до покушения на тех, кого эти безумцы сочтут лишним колесом в телеге.
Стихия разрушения буйствовала вовсю.
И хотя в глазах инквизитора не было страха, его все сильнее одолевали сомнения в успехе задуманного.
Крестоносное войско оказалось неуправляемой толпой. В этом не было ничего странного — ведь оно родилось из толпы, но Торквемада точно знал, что любую толпу можно подчинить своей воле. Надо только найти систему в ее безумии.
Но в этом безумии не было системы. А было только стремление разрушать и уничтожать все и вся.
Уничтожение машин было по-своему рациональным действием, но раскатившись, толпа уже не могла остановиться.
И снова горели дома, а самые безумные фанатики, которых оказалось неожиданно много, сцепившись случайно с отрядом спецназа, не смогли затормозить до тех пор, пока не прорвались на территорию Кремля, где их всех и перебили.
Торквемада мог только утешать себя мыслью, что древние крестоносцы вели себя точно так же.
Фанатики разных времен и народов не слишком сильно отличаются друг от друга.
Великий инквизитор ждал подкреплений от Варяга, а тот по-прежнему страдал галлюцинациями. При виде Торквемады он белел, как полотно, и дрожал так, словно увидел Вельзевула.
Конечно, инквизитора боялись многие, но Варяг выделялся даже на этом фоне и трудно сказать, что было тому виной — алкогольный психоз, языческие чары или мимолетная беседа наедине, после которой Варяг и сделался сам не свой.
И через пару дней, когда свихнувшийся понтифик от слова «понты» в очередной раз назвал его Дракулой, Варяг вдруг подскочил, как от удара током, и взревел раненым зверем:
— Какой я тебе Дракула?! Ты на дружка своего посмотри!
И ткнул пальцем в Торквемаду, желая сказать, очевидно, что тот как раз и есть самый настоящий вампир.
А инквизитор только улыбнулся на это и произнес странную фразу:
— У меня много имен. Выбирай любое. Лойола. Савонарола. Калигула. Можешь звать меня Дракулой, если не боишься, что я выпью всю твою кровь без остатка.
— Ты и так уже всю выпил! — ответил Варяг и ушел, невыносимо страдая от вынужденной трезвости.
Ему больно было смотреть, как безумные толпы фанатиков с оловянными глазами терзают его город.
Этот город был дорог ему как память, и Варяг был кровно заинтересован в том, чтобы поскорее выпихнуть эти толпы куда-нибудь подальше от Москвы.
57
Когда охрана Останкинского телецентра буквально в двух шагах от башни застрелила троих террористов, которые несли в сумках шестнадцать бутылок с горючей смесью, глава правительства народного единства генерал Колотухин почувствовал, что почва окончательно уходит у него из-под ног.
Вот ведь какая интересная история. Сам генерал еще в глаза не видел бензина, о котором все говорят — а у террористов он уже есть.
Правда, местонахождение Гарина удалось, наконец, установить. И еще одна группа киллеров погибла в полном составе, пытаясь к нему пробиться.
В результате у Аквариума больше не осталось профессиональных убийц.
А вместо крестового похода, на который в Кремле возлагали большие надежды, случился в городе новый погром.
На этот раз потери уже никто не подсчитывал. Точные данные установить невозможно, а приблизительно все видно и так.
Страх и ужас, и мерзость запустения.
— С Гариным придется договариваться, — сказал Колотухин на очередном заседании правительства.
И поморщился, как от зубной боли.
Очень ему не хотелось идти на мировую с Гариным, который однажды уже его предал и наверняка снова предаст, как только представится такая возможность.
Но другого выхода не было.
Только Гарин один и остался из тех, кто еще вспоминал о цивилизации. Гарин и те, кого ему удалось собрать в своем Новгороде.
Все остальные давно поставили на цивилизации крест.
Иначе как объяснить, что даже те, кто решил уже было отправиться в Новгород, не доходили порой даже до Можая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39