Он никак не отреагировал на болезненный удар и занял прежнюю позицию. Учителю это понравилось. Клинки снова сошлись, скользнули друг по другу— урок продолжился. Юноша обладал отличной координацией и быстро двигался. С рапирой и шпагой он мог составить достойную конкуренцию любому взрослому, а вот в работе с саблей до образца ему было, однако, далековато по причине слишком легкого телосложения. Мулграв знал, что с годами тело окрепнет, а рука станет тверже. К концу занятий учитель позволил оппоненту нанести удачный удар. Ему не хотелось отбивать у юноши охоту к овладению искусством боя.
— Достаточно, — сказал он и поклонился.
Гэз ответил тем же, стащил с лица маску и с досадой швырнул ее на траву. Золотистые волосы слиплись от пота, лицо раскраснелось — белым остался лишь шрам в форме звездочки на скуле. Учитель тоже снял маску и аккуратно положил на землю.
— Вы даже не разогрелись, сир, — заметил Гэз и неожиданно улыбнулся.
Мулграв едва заметно покачал головой, и улыбка на лице юноши растаяла. Гэз расстегнул пряжки нагрудника и посмотрел в сторону дома. На балконе виднелась фигура человека во всем черном, с седыми волосами. Он, по-видимому, уже наблюдал за ними какое-то время. Потом человек в черном повернулся и исчез.
Учитель заметил, как погрустнел юноша, лицо которого словно накрыла тень. Мулграв вздохнул.
— Вы хорошо маневрируете, мой господин, — сказал он. — Дважды вам почти удавалось поставить меня в сложное положение.
— По-моему, он меня ненавидит, — пробормотал Гэз.
Мулграв нахмурился.
— Скоро придет учитель истории, сир. Вам надо переодеться, но прежде обязательно вытереться насухо. В такую погоду легко простудиться.
— Да, в этом доме всегда холодно, — грустно ответил Гэз Макон.
Мулграву хотелось подойти к мальчику, обнять за плечи и сказать что-нибудь ободряющее, но он знал, что Мойдарт вполне может наблюдать за ними из-за опущенной шторы одного из верхних окон. Ему стало грустно, — похоже, у Гэза есть все основания считать, что отец недолюбливает его. Разговаривали они редко, а когда и разговаривали, то дело обычно ограничивалось коротким монологом Мойдарта, критиковавшего тот или иной аспект поведения сына. Иногда на лице и руках юноши появлялись синяки, о природе появления которых догадаться было совсем не трудно. Обучая Гэза искусству боя, Мулграв одновременно служил телохранителем Мойдарта и за три года успел убедиться в жестокости правителя Эльдакра.
— Завтра днем попрактикуемся в стрельбе из новых пистолетов, — пообещал он. — Они отлично сбалансированы.
— Буду ждать с нетерпением.
Почему Мойдарт так не любит собственного сына? — в который раз спросил себя Мулграв. Почтительный и добрый, внимательный к отцу, прилежный в занятиях по фехтованию, верховой езде, стрельбе — что еще надо?
Мулграв заглянул в глаза юноше , — странные глаза, один зеленый, другой золотистый.
— У вас хорошо получается, сир. Я горжусь вами.
— Для меня ваша похвала много значит, — ответил Гэз. — Пойду переоденусь. Пожалуйста, передайте мои извинения господину Шаддлеру и скажите, что я не задержусь.
— Конечно, сир.
Юноша легко взбежал по ступенькам лестницы и исчез за одной из боковых дверей. На дорожке, ведущей от ворот, появилась высокая, сутулая фигура Алтерита Шаддлера. Мулграв снял нагрудник и коротко поклонился учителю истории:
— Добрый вам день, сир.
— И вам того же, мастер Мулграв. Полагаю, вы в добром здравии.
— Да, сир. Господин Гэз попросил меня передать вам его извинения за опоздание. Мы начали с небольшой задержкой. И он сейчас переодевается.
— Физические навыки всегда почитаются выше навыков умственных, — без всякой обиды заметил Алтерит.
— Как ни печально, сир, но я должен согласиться с вами. Изучающий историю неизбежно поймет, что война выявляет в людях прежде всего бесконечную тупость.
— И благородство, мастер Мулграв, — укоризненно добавил Алтерит. — И благородство тоже.
— Справедливое замечание. Среди воинов благородство встречается, но, по-моему, его явно недостает тем, кто отправляет их на войну.
Алтерит Шаддлер моргнул и облизнул губы.
— Должно быть, сир, я неверно вас понял, потому как в ваших словах можно усмотреть критику в адрес короля.
Мулграв улыбнулся:
— Мы ведь говорим о делах исторических, сир, а не политических. Каждый может, к примеру, почитать сочинения о войне императора Джесарея. В них найдешь не много благородства, зато нельзя не заметить неутолимое стремление завоевать как можно большую часть известного нам мира.
— Но благородство, великое благородство, было свойственно Конну Барскому, который и разгромил названного вами императора, — заметил Алтерит.
Мулграв усмехнулся:
— Конн? Так, значит, он один из нас? Любопытно. Я почему-то полагал, что он горец.
— Обычное заблуждение, сир, весьма распространенное среди тех, кто изучает историю поверхностно. Сила Истока привела его еще ребенком в эти края именно для того, чтобы однажды он победил Джесарея.
— Ах да, Исток Всего Сущего, — ухмыльнулся Мулграв. — Полагаю, он тоже принадлежит к варлийцам.
— Похоже, сир, вы решили посмеяться надо мной, — твердо сказал Алтерит.
— Приношу свои извинения, почтенный учитель. — Фехтовальщик поклонился. — Когда я был еще ребенком, мать знакомила меня с Учением. Насколько я понимаю, ранние святые были людьми, проповедовавшими мир и любовь. Весьма странно, что, выступая от их имени, мы завоевывали земли, сжигали города, убивали. Нисколько не сомневаюсь, что легендарная Госпожа-в-Маске со стыдом отвернулась бы от нас. Чем мы лучше дикарей, которых она пыталась обратить в веру?
Кровь отхлынула от лица Алтерита.
— Перестаньте! Что вы такое говорите! Вас же сожгут за подобные слова! Варлийцы — избранный Истоком народ.
Мулграв выдержал негодующий взгляд собеседника.
— Да, думаю, я пошел бы на костер за правду. Других ведь это не испугало.
Алтерит вздохнул:
— Я никому не передам содержание нашего разговора, мастер Мулграв, но буду признателен, если вы не станете повторять подобную ересь в моем присутствии.
— Согласен, не будем говорить о делах религиозных. Но раз уж на то пошло, то и вы, пожалуйста, не оскорбляйте мой здравый смысл небылицами о Конне Барском. Достаточно того, что мы уничтожили культуру кельтонов. Не станем же марать их славную историю.
— Происхождение Коннавара — установленный факт, — стоял на своем Алтерит. — Историки…
— Я расскажу вам об одном установленном факте, господин учитель. Четыре года назад в одной маленькой церкви в провинции Пинанса, примерно в тридцати милях отсюда, затеяли перекладку фундамента. Рабочие убрали также и треснувшую плиту возле алтаря. Под ней обнаружился старинный сундук, а в нем несколько свитков, пожелтевших и высохших от времени. Один из свитков содержал табличку кельтонских королей с указаниями на их происхождение. Какому-то старику монаху удалось спустя месяцы расшифровать кельтонскую грамоту. Он узнал много фактов, дотоле неизвестных и имеющих отношение к легендам сидхов. Старик разволновался. Мы ведь всегда знали, что Коннавар носил духовное имя Меч-в-Буре, но не знали почему. Объяснение нашлось в одном из манускриптов. Вообще-то его звали Конн-а-Вар, что в буквальном переводе означает «Конн, сын Вара». Имя его отца было Вар-а-Конн, Вар, сын Конна. Так что варлийцы здесь ни при чем. Найденные рукописи позволили лучше понять суть некоторых исторических событий, сражений, философии кельтонских королей.
— Я бы знал о такой находке, — возразил Алтерит. — Это бесценное сокровище, и о нем говорили бы все.
— Да, говорили бы, — сказал Мулграв, — если бы о ней стало известно. Я узнал о сделанном открытии лишь благодаря тому, что проводил одно небольшое исследование в церковной библиотеке и имел возможность побеседовать с этим монахом. Он отправил письмо Пинансу, рассказав о том, что попало ему в руки. Вскоре туда прибыл взвод солдат. Свитки были изъяты силой. Забрали и все сделанные монахом копии. Он написал Пинансу еще раз, умоляя власти дать ему разрешение на продолжение исследований. Ответа не было. Тогда старик обратился к епископу с просьбой походатайствовать за него перед королем. В письме он упомянул некоторые факты, оставшиеся в памяти. В последний день моего пребывания в церкви за ним приехала карета. Я сам видел, как монах сел в нее. Он был совершенно счастлив, полагая, что его повезут в замок, где позволят продолжать изучение свитков. Пару дней спустя его тело нашли в реке в трех милях от церкви.
— Вы хотите сказать, что его убили по приказу властей?
— Я ничего не хочу сказать. Власти заявили, что ничего не знают ни о карете, ни о ехавшем в ней человеке.
— Тогда зачем вы это рассказываете?
— Хочу, чтобы вы поняли кое-что. Историю всегда пишут победители. И интересует их не правда, а оправдание. Кельтоны были гордым, воинственным народом. Нас не устраивает, что они могут остаться таковыми. Поэтому мы черним их историю, культуру, а то, что не поддается очернению, подавляем. Я не знаю, были ли свитки подлинными. Откуда мне знать? Вполне возможно, что старый монах ошибся в переводе. Но совершенно точно одно: найденные им рукописи так и не всплыли больше, и их никто не обсуждал. Это само по себе говорит о многом.
Алтерит вздохнул:
— Скажите, мастер Мулграв, почему вы с таким упорством рассказываете мне о вещах, которые легко могут поставить под угрозу мою жизнь?
— Потому, мастер Шаддлер, что я хорошо разбираюсь в людях. Возможно, ваша голова забита чепухой, но сердце у вас доброе.
Учитель покраснел.
— Благодарю за этот… полукомплимент, сир. Но впредь давайте придерживаться в наших беседах таких тем, которые не напоминают ни о петле, ни о костре.
Кэлин никогда в жизни не видел более великолепного быка. С коня ростом, черный как вороново крыло громадный зверь стоял в освещенном лунным светом загоне, напоминая вырубленную из угля статую.
Жэм Гримо и Кэлин сидели на склоне холма, за возведенной ими стеной из веток дрока.
— Какие рога, — сказал Кэлин. — Футов семь от одного до другого. Урод какой-то.
— Нет, — шепотом ответил Жэм. — Это островной бык. Полторы тонны буйной непредсказуемости. Чтобы пронзить человека насквозь, ему достаточно просто мотнуть головой.
— И как мы его украдем? Гримо усмехнулся:
— Воспользуемся древней магией, приятель. Я призову на помощь дух сидхов.
— Нельзя шутить такими вещами, — твердо возразил мальчик.
— В этом мире нет ничего такого, над чем я не мог бы подшутить, — уже без улыбки заметил Жэм. — Иногда, глубокой ночью, мне кажется, что я слышу, как боги смеются над нами. Поверь, Кэлин, если они создали нас, то сделали это шутки ради. Только для забавы. И шутка получилась неудачная. Я буду насмехаться и над сидхами, и над Жертвой. Над чем мне захочется!
Кэлин Ринг любил одноглазого воина и доверял ему, но знал, что иногда лучше промолчать. Жэм имел много общего с быками, которых воровал, — такой же мрачный, вспыльчивый, буйный и совершенно непредсказуемый. Рассвет еще не наступил, и юноша поплотнее завернулся в позаимствованный ради сегодняшнего дела плащ. Плотный, толстый и теплый, он пропах запахом лесных костров, угольной гари и пота, Кэлин закрыл глаза и задремал. Он проснулся от боли и не сдержал крика.
— Тихо! В чем дело? — зашипел Жэм.
— Нога… ногу свело, — пробормотал Кэлин, протягивая Руку к сведенной судорогой икре.
Жэм подсел к нему и принялся разминать мышцы своими огромными пальцами. Боль нарастала, становясь невыносимой. Кэлин держался из последних сил, стиснув зубы и задержав дыхание. Когда пытка достигла предела и терпение иссякло, боль внезапно ослабла и отступила.
Жэм потрепал его по ноге:
— Молодец. — Он поморщился и сдвинул черную повязку, закрывавшую покалеченный глаз. Пустую глазницу зашили несколько лет назад, и теперь Жэм лишь потер старый шрам. — Не пойму — глаза давно нет, но все равно чешется.
Он опустил повязку на место и бросил взгляд на загон.
Солнце поднялось несколько минут назад, но гуртовщики так и не появились. — Обленились они тут, — с ухмылкой добавил Гримо.
Кэлин не ответил, продолжая осторожно массировать ногу. Накануне они перешли через горы, и хотя юноша был силен и проворен, как почти любой в его возрасте, ему пришлось поднапрячься, чтобы не отстать от Жэма Гримо, особенно когда они достигли перевала. Хотя перевал уже открылся, кое-где по-прежнему лежал снег, а в одной месте их поджидал опасный подъем по обледенелому хребту. Кэлин облегченно вздохнул, увидев темное пространство Лунного Озера, загоны для скота и постройки западного поместья Мойдарта на берегу.
Спать устроились в заброшенной лачуге неподалеку от угольного карьера. Жэм развел небольшой костер, а Кэлин отправился на поиски топлива, которого здесь было предостаточно. Юноше нравилось смотреть, как горит уголь. Для него оставалось загадкой то, что кусок камня способен вдруг зашипеть и вспыхнуть голубым сиянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Достаточно, — сказал он и поклонился.
Гэз ответил тем же, стащил с лица маску и с досадой швырнул ее на траву. Золотистые волосы слиплись от пота, лицо раскраснелось — белым остался лишь шрам в форме звездочки на скуле. Учитель тоже снял маску и аккуратно положил на землю.
— Вы даже не разогрелись, сир, — заметил Гэз и неожиданно улыбнулся.
Мулграв едва заметно покачал головой, и улыбка на лице юноши растаяла. Гэз расстегнул пряжки нагрудника и посмотрел в сторону дома. На балконе виднелась фигура человека во всем черном, с седыми волосами. Он, по-видимому, уже наблюдал за ними какое-то время. Потом человек в черном повернулся и исчез.
Учитель заметил, как погрустнел юноша, лицо которого словно накрыла тень. Мулграв вздохнул.
— Вы хорошо маневрируете, мой господин, — сказал он. — Дважды вам почти удавалось поставить меня в сложное положение.
— По-моему, он меня ненавидит, — пробормотал Гэз.
Мулграв нахмурился.
— Скоро придет учитель истории, сир. Вам надо переодеться, но прежде обязательно вытереться насухо. В такую погоду легко простудиться.
— Да, в этом доме всегда холодно, — грустно ответил Гэз Макон.
Мулграву хотелось подойти к мальчику, обнять за плечи и сказать что-нибудь ободряющее, но он знал, что Мойдарт вполне может наблюдать за ними из-за опущенной шторы одного из верхних окон. Ему стало грустно, — похоже, у Гэза есть все основания считать, что отец недолюбливает его. Разговаривали они редко, а когда и разговаривали, то дело обычно ограничивалось коротким монологом Мойдарта, критиковавшего тот или иной аспект поведения сына. Иногда на лице и руках юноши появлялись синяки, о природе появления которых догадаться было совсем не трудно. Обучая Гэза искусству боя, Мулграв одновременно служил телохранителем Мойдарта и за три года успел убедиться в жестокости правителя Эльдакра.
— Завтра днем попрактикуемся в стрельбе из новых пистолетов, — пообещал он. — Они отлично сбалансированы.
— Буду ждать с нетерпением.
Почему Мойдарт так не любит собственного сына? — в который раз спросил себя Мулграв. Почтительный и добрый, внимательный к отцу, прилежный в занятиях по фехтованию, верховой езде, стрельбе — что еще надо?
Мулграв заглянул в глаза юноше , — странные глаза, один зеленый, другой золотистый.
— У вас хорошо получается, сир. Я горжусь вами.
— Для меня ваша похвала много значит, — ответил Гэз. — Пойду переоденусь. Пожалуйста, передайте мои извинения господину Шаддлеру и скажите, что я не задержусь.
— Конечно, сир.
Юноша легко взбежал по ступенькам лестницы и исчез за одной из боковых дверей. На дорожке, ведущей от ворот, появилась высокая, сутулая фигура Алтерита Шаддлера. Мулграв снял нагрудник и коротко поклонился учителю истории:
— Добрый вам день, сир.
— И вам того же, мастер Мулграв. Полагаю, вы в добром здравии.
— Да, сир. Господин Гэз попросил меня передать вам его извинения за опоздание. Мы начали с небольшой задержкой. И он сейчас переодевается.
— Физические навыки всегда почитаются выше навыков умственных, — без всякой обиды заметил Алтерит.
— Как ни печально, сир, но я должен согласиться с вами. Изучающий историю неизбежно поймет, что война выявляет в людях прежде всего бесконечную тупость.
— И благородство, мастер Мулграв, — укоризненно добавил Алтерит. — И благородство тоже.
— Справедливое замечание. Среди воинов благородство встречается, но, по-моему, его явно недостает тем, кто отправляет их на войну.
Алтерит Шаддлер моргнул и облизнул губы.
— Должно быть, сир, я неверно вас понял, потому как в ваших словах можно усмотреть критику в адрес короля.
Мулграв улыбнулся:
— Мы ведь говорим о делах исторических, сир, а не политических. Каждый может, к примеру, почитать сочинения о войне императора Джесарея. В них найдешь не много благородства, зато нельзя не заметить неутолимое стремление завоевать как можно большую часть известного нам мира.
— Но благородство, великое благородство, было свойственно Конну Барскому, который и разгромил названного вами императора, — заметил Алтерит.
Мулграв усмехнулся:
— Конн? Так, значит, он один из нас? Любопытно. Я почему-то полагал, что он горец.
— Обычное заблуждение, сир, весьма распространенное среди тех, кто изучает историю поверхностно. Сила Истока привела его еще ребенком в эти края именно для того, чтобы однажды он победил Джесарея.
— Ах да, Исток Всего Сущего, — ухмыльнулся Мулграв. — Полагаю, он тоже принадлежит к варлийцам.
— Похоже, сир, вы решили посмеяться надо мной, — твердо сказал Алтерит.
— Приношу свои извинения, почтенный учитель. — Фехтовальщик поклонился. — Когда я был еще ребенком, мать знакомила меня с Учением. Насколько я понимаю, ранние святые были людьми, проповедовавшими мир и любовь. Весьма странно, что, выступая от их имени, мы завоевывали земли, сжигали города, убивали. Нисколько не сомневаюсь, что легендарная Госпожа-в-Маске со стыдом отвернулась бы от нас. Чем мы лучше дикарей, которых она пыталась обратить в веру?
Кровь отхлынула от лица Алтерита.
— Перестаньте! Что вы такое говорите! Вас же сожгут за подобные слова! Варлийцы — избранный Истоком народ.
Мулграв выдержал негодующий взгляд собеседника.
— Да, думаю, я пошел бы на костер за правду. Других ведь это не испугало.
Алтерит вздохнул:
— Я никому не передам содержание нашего разговора, мастер Мулграв, но буду признателен, если вы не станете повторять подобную ересь в моем присутствии.
— Согласен, не будем говорить о делах религиозных. Но раз уж на то пошло, то и вы, пожалуйста, не оскорбляйте мой здравый смысл небылицами о Конне Барском. Достаточно того, что мы уничтожили культуру кельтонов. Не станем же марать их славную историю.
— Происхождение Коннавара — установленный факт, — стоял на своем Алтерит. — Историки…
— Я расскажу вам об одном установленном факте, господин учитель. Четыре года назад в одной маленькой церкви в провинции Пинанса, примерно в тридцати милях отсюда, затеяли перекладку фундамента. Рабочие убрали также и треснувшую плиту возле алтаря. Под ней обнаружился старинный сундук, а в нем несколько свитков, пожелтевших и высохших от времени. Один из свитков содержал табличку кельтонских королей с указаниями на их происхождение. Какому-то старику монаху удалось спустя месяцы расшифровать кельтонскую грамоту. Он узнал много фактов, дотоле неизвестных и имеющих отношение к легендам сидхов. Старик разволновался. Мы ведь всегда знали, что Коннавар носил духовное имя Меч-в-Буре, но не знали почему. Объяснение нашлось в одном из манускриптов. Вообще-то его звали Конн-а-Вар, что в буквальном переводе означает «Конн, сын Вара». Имя его отца было Вар-а-Конн, Вар, сын Конна. Так что варлийцы здесь ни при чем. Найденные рукописи позволили лучше понять суть некоторых исторических событий, сражений, философии кельтонских королей.
— Я бы знал о такой находке, — возразил Алтерит. — Это бесценное сокровище, и о нем говорили бы все.
— Да, говорили бы, — сказал Мулграв, — если бы о ней стало известно. Я узнал о сделанном открытии лишь благодаря тому, что проводил одно небольшое исследование в церковной библиотеке и имел возможность побеседовать с этим монахом. Он отправил письмо Пинансу, рассказав о том, что попало ему в руки. Вскоре туда прибыл взвод солдат. Свитки были изъяты силой. Забрали и все сделанные монахом копии. Он написал Пинансу еще раз, умоляя власти дать ему разрешение на продолжение исследований. Ответа не было. Тогда старик обратился к епископу с просьбой походатайствовать за него перед королем. В письме он упомянул некоторые факты, оставшиеся в памяти. В последний день моего пребывания в церкви за ним приехала карета. Я сам видел, как монах сел в нее. Он был совершенно счастлив, полагая, что его повезут в замок, где позволят продолжать изучение свитков. Пару дней спустя его тело нашли в реке в трех милях от церкви.
— Вы хотите сказать, что его убили по приказу властей?
— Я ничего не хочу сказать. Власти заявили, что ничего не знают ни о карете, ни о ехавшем в ней человеке.
— Тогда зачем вы это рассказываете?
— Хочу, чтобы вы поняли кое-что. Историю всегда пишут победители. И интересует их не правда, а оправдание. Кельтоны были гордым, воинственным народом. Нас не устраивает, что они могут остаться таковыми. Поэтому мы черним их историю, культуру, а то, что не поддается очернению, подавляем. Я не знаю, были ли свитки подлинными. Откуда мне знать? Вполне возможно, что старый монах ошибся в переводе. Но совершенно точно одно: найденные им рукописи так и не всплыли больше, и их никто не обсуждал. Это само по себе говорит о многом.
Алтерит вздохнул:
— Скажите, мастер Мулграв, почему вы с таким упорством рассказываете мне о вещах, которые легко могут поставить под угрозу мою жизнь?
— Потому, мастер Шаддлер, что я хорошо разбираюсь в людях. Возможно, ваша голова забита чепухой, но сердце у вас доброе.
Учитель покраснел.
— Благодарю за этот… полукомплимент, сир. Но впредь давайте придерживаться в наших беседах таких тем, которые не напоминают ни о петле, ни о костре.
Кэлин никогда в жизни не видел более великолепного быка. С коня ростом, черный как вороново крыло громадный зверь стоял в освещенном лунным светом загоне, напоминая вырубленную из угля статую.
Жэм Гримо и Кэлин сидели на склоне холма, за возведенной ими стеной из веток дрока.
— Какие рога, — сказал Кэлин. — Футов семь от одного до другого. Урод какой-то.
— Нет, — шепотом ответил Жэм. — Это островной бык. Полторы тонны буйной непредсказуемости. Чтобы пронзить человека насквозь, ему достаточно просто мотнуть головой.
— И как мы его украдем? Гримо усмехнулся:
— Воспользуемся древней магией, приятель. Я призову на помощь дух сидхов.
— Нельзя шутить такими вещами, — твердо возразил мальчик.
— В этом мире нет ничего такого, над чем я не мог бы подшутить, — уже без улыбки заметил Жэм. — Иногда, глубокой ночью, мне кажется, что я слышу, как боги смеются над нами. Поверь, Кэлин, если они создали нас, то сделали это шутки ради. Только для забавы. И шутка получилась неудачная. Я буду насмехаться и над сидхами, и над Жертвой. Над чем мне захочется!
Кэлин Ринг любил одноглазого воина и доверял ему, но знал, что иногда лучше промолчать. Жэм имел много общего с быками, которых воровал, — такой же мрачный, вспыльчивый, буйный и совершенно непредсказуемый. Рассвет еще не наступил, и юноша поплотнее завернулся в позаимствованный ради сегодняшнего дела плащ. Плотный, толстый и теплый, он пропах запахом лесных костров, угольной гари и пота, Кэлин закрыл глаза и задремал. Он проснулся от боли и не сдержал крика.
— Тихо! В чем дело? — зашипел Жэм.
— Нога… ногу свело, — пробормотал Кэлин, протягивая Руку к сведенной судорогой икре.
Жэм подсел к нему и принялся разминать мышцы своими огромными пальцами. Боль нарастала, становясь невыносимой. Кэлин держался из последних сил, стиснув зубы и задержав дыхание. Когда пытка достигла предела и терпение иссякло, боль внезапно ослабла и отступила.
Жэм потрепал его по ноге:
— Молодец. — Он поморщился и сдвинул черную повязку, закрывавшую покалеченный глаз. Пустую глазницу зашили несколько лет назад, и теперь Жэм лишь потер старый шрам. — Не пойму — глаза давно нет, но все равно чешется.
Он опустил повязку на место и бросил взгляд на загон.
Солнце поднялось несколько минут назад, но гуртовщики так и не появились. — Обленились они тут, — с ухмылкой добавил Гримо.
Кэлин не ответил, продолжая осторожно массировать ногу. Накануне они перешли через горы, и хотя юноша был силен и проворен, как почти любой в его возрасте, ему пришлось поднапрячься, чтобы не отстать от Жэма Гримо, особенно когда они достигли перевала. Хотя перевал уже открылся, кое-где по-прежнему лежал снег, а в одной месте их поджидал опасный подъем по обледенелому хребту. Кэлин облегченно вздохнул, увидев темное пространство Лунного Озера, загоны для скота и постройки западного поместья Мойдарта на берегу.
Спать устроились в заброшенной лачуге неподалеку от угольного карьера. Жэм развел небольшой костер, а Кэлин отправился на поиски топлива, которого здесь было предостаточно. Юноше нравилось смотреть, как горит уголь. Для него оставалось загадкой то, что кусок камня способен вдруг зашипеть и вспыхнуть голубым сиянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59