Но теперь Прокопий находился в усадьбе под Дарасом — с тех пор как Велисарий перевел армию в Миндус. Он не требовался полководцу во время самой кампании, поэтому Велисарий приказал секретарю помогать Антонине в управлении усадьбой.
Он услышал шум снаружи и вышел на разведку. Прибыл Маврикий вместе с Ашотом и гремя фракийскими катафрактами. К тому времени, как Велисарий показался из шатра, его приближенные уже стояли в ожидании командира. Рядом с ними спешивались восемь человек из двух исчезнувших ночью кавалерийских полков, правда гораздо медленнее. В каждом движении чувствовались боль и измождение. Один из восьми был офицером. Все они выглядели ужасно — в первую очередь от усталости. Более того, трое были ранены, хотя раны не выглядели серьезными в тусклом лунном свете.
Офицер, хромая, подошел к Велисарию и начал сумбурно что-то говорить. Велисарий приказал ему помолчать, пока он не соберет хилиархов и трибунов. Через несколько минут, когда руководство ливанской армии разместилось в командирском шатре, Велисарий приказал вернувшемуся офицеру рассказать все в подробностях. Тот торопливо выполнил приказ. Маврикий время от времени вставлял замечания.
Как оказалось, Бузес и Кутзес не нашли караван с жалованьем. Вместо него, рыская по окрестностям, они обнаружили половину персидской конницы, занимающуюся тем же самым. Началась стихийная баталия, во время которой значительно уступающие количеством римляне потерпели поражение. Двух братьев схватили. В конце концов большей части римлян удалось скрыться разрозненными группами. По пути они встретили армию Велисария, уже выступившую в поход. Несмотря на низкий боевой дух и потерю половины офицеров, выжившие из двух полков были так рады встретить большую группу римских войск, что с готовностью пополнили ряды армии Велисария.
Когда офицер закончил отчет, Велисарий воздержался от комментариев относительно тупости Бузеса и Кутзеса. При сложившихся обстоятельствах, думал он, это излишне. Он просто закончил совещание кратким повтором своих планов относительно предстоящей битвы, затем отправил всех спать.
— Дела идут неплохо, — заметил он Маврикию, когда они остались вдвоем.
Маврикий сурово посмотрел на него.
— Ты ведешь очень опасную игру, юноша.
Велисарий не отвел глаз. Когда они оставались вдвоем, Маврикий не соблюдал формальностей и не учитывал, что стоит намного ниже в табели о рангах. Хотя при посторонних он обычно называл Велисария только «мой господин». Но он редко обращался к полководцу по имени и не называл его «молодым человеком»…
Велисарий хитровато улыбнулся.
— Я ведь ту битву выиграл, если ты помнишь.
— На грани фола. И тебе потребовалось несколько недель, чтобы отойти от ран. А мне еще дольше, — добавил Маврикий мрачно, потирая правый бок.
Велисарий решил, что в шатре слишком темно, зажег еще один светильник и поставил его на стол. Затем сел и внимательно посмотрел на мрачного гектонтарха. Полководец был уверен в своих планах, несмотря на их сложность, но он давно привык принимать во внимание дурные предчувствия Маврикия.
— Выкладывай, Маврикий. И уволь меня от своих упреков, касающихся двух братцев.
Маврикий хмыкнул.
— Этой парочки? Молокососам нечего делать в руководстве армией. Плевать я на них хотел! — он пренебрежительно махнул рукой. — Нет, меня беспокоит то, что у тебя уж слишком все легко складывается. Ты рассчитываешь на почти идеальные условия, на то, что враг отреагирует так, как ты предрекаешь. — Он еще раз сурово посмотрел на Велисария. — Вспомни мои первые уроки. Ты получил их, едва выбравшись из пеленок. Никогда…
— Никогда не рассчитывай, что противник поступит так, как ты думаешь, и график будет соблюдаться. И лучше всего помни первый закон битвы: все летит к чертям, как только появляется враг. Именно поэтому его и называют врагом.
— И что же случилось с твоей дьявольской предусмотрительностью? — проворчал Маврикий. — С твоим «окольным путем», о котором ты так любишь рассуждать? — Он поднял руку и жестом попросил Велисария помолчать. — Не беспокойся, не надо мне рассказывать, какой у тебя хитрый план. Это совсем на тебя не похоже, Велисарий. Ты никогда не заменял тактику на стратегию. Сколько раз ты говорил мне, что лучшая тактика — заставить врага сдаться или уступить с наименьшим кровопролитием? А сейчас ты задумал генеральное сражение и настаиваешь на нем.
Велисарий глубоко вздохнул. Пальцами левой руки он стал постукивать по столу. Как и много раз за последние несколько недель, он размышлял, стоит ли полностью довериться Маврикию. Полководец снова решил этого не делать. Да, Маврикий умеет держать язык за зубами. Но есть первый закон сохранения тайны: каждый человек, которому ты открываешь тайну, удваивает шанс ее раскрытия.
— Хватит барабанить по столу, — проворчал гектонтарх. — Я ведь знаю: ты так стучишь, только если задумываешь что-то хитромудрое.
Велисарий рассмеялся, сжал левую руку в кулак и принял решение: идти половинчатым курсом.
— Маврикий, я получил кое-какую информацию, которой сейчас не могу с тобой поделиться. Именно поэтому я настаиваю на сражении. Да, срезаю много углов, но выбора у меня нет.
Маврикий нахмурился.
— Что ты знаешь такого о персах, чего не знаю я? — Это был не вопрос. Скорее недовольный упрек.
Велисарий отмахнулся от вопроса о персах.
— Дело не в персах. — Он улыбнулся. — Я не претендую на то чтобы знать о них больше тебя! Нет, тут дело в… других врагах. Не могу сказать больше, Маврикий. Пока не могу.
Маврикий внимательно посмотрел на полководца. Ему не нравилось сложившееся положение, но… таково оно было.
— Хорошо, — недовольно произнес он. — Но надеюсь, все твои задумки сработают.
— Сработают, Маврикий, сработают. Расчет и не должен быть идеальным. Нам просто требуется появиться на месте предстоящей битвы до персов. А что касается реакции врага — думаю, письмо, которое я отправил Фирузу, сыграет свою роль.
— Что ты гам ему написал?
— Ну, потребовал воздержаться от угроз моему великолепному новому форту. Более того, выразил требование самым оскорбительным образом из всех возможных. Похвалялся своей военной мощью и насмехался над навыками и умениями персов. Вставил несколько тщательно выбранных замечаний на предмет персидской трусости и отсутствия мужественности. Со смаком порассуждал о прожорливых червях, которые вскоре обоснуются в трупах персов, конечно, при условии, что скользкие твари окажутся достаточно голодными, чтобы питаться таким мерзким мясом.
— О, Боже, — пробормотал Маврикий, погладив седую бороду.
— В конце письма твердо отказался построить баню в крепости, — весело сообщил Велисарий. — Объяснил, что Фирузу баня не потребуется, поскольку я выброшу его останки — после того как самолично убью его — в выгребную яму. Где им, конечно, самое место, поскольку он — ходячий мешок с собачьим дерьмом.
— О, Боже, — Маврикий медленно опустился на стул. Для гектонтарха подобное было нетипичным. Маврикий всегда твердо придерживался правил поведения: почти никогда не садился в штабе полководца.
— Тебе лучше выиграть предстоящую битву, — пробормотал он. — Или нам всем конец. — Правой рукой он сжал рукоятку меча. Напряженная левая рука лежала на столе. Велисарий склонился вперед и похлопал по ней.
— Теперь ты понимаешь, Маврикий, почему я думаю, что Фируз покажется на месте?
Маврикий скорчил гримасу.
— Может быть. Они обидчивые, эти знатные персидские господа. Но если он достаточно умен, чтобы справиться с гневом, то сам выберет место битвы.
Велисарий откинулся на спинку стула и пожал плечами.
— Не думаю. Да, он умен, но недостаточно: на выбранном мною месте располагается источник, снабжающей водой его лагерь. Понравится ему наше появление или нет, но он не сможет просто позволить нам сидеть на этом месте.
— Ты бы позволил, — тут же ответил Маврикий. — Я в первую очередь не встал бы лагерем там, где стоит он.
Правая рука Маврикия отпустила рукоятку меча, и он снова погладил ею бороду.
— Он — идиот, — заметил Велисарий. — Рассчитывает на ненадежный источник воды. Если не можешь найти колодец или оазис, как мы по крайней мере должен проверить, чтобы источник находился на твоей территории.
Гектонтарх немного распрямил спину.
— Хорошо, полководец. Попробуем. Кто знает, может и сработает. В первом законе битв есть одна хорошая вещь, одна-единственная — события могут развиваться и так, и этак.
Мгновение спустя Маврикий встал. Его движения, как и обычно, стали сильными и уверенными. Велисарий тоже встал и проводил гектонтарха до выхода из шатра.
— Как ты считаешь, когда мы доберемся до места? — спросил Велисарий.
Маврикий запрыгнул в седло. Уже сидя на лошади, он пожал плечами.
— Мы хорошо идем, — объявил он. — Конечно, потеряем время, подбирая остатки этих двух кавалерийских полков, но… думаю, начнем окапываться завтра во второй половине дня.
Велисарий почесал подбородок.
— Это оставляет нам достаточно времени. У солдат в последние дни было много практики в этом деле. Проверь…
— Чтобы и кавалерия потрудилась, — закончил Маврикий за полководца. — Проверь, чтобы артиллерия заняла правильные позиции. Проверь, чтобы еда была готова для ливанской армии, когда она подойдет. И кроме всего прочего, проверь, чтобы гора внезапно не обвалилась.
Велисарий улыбнулся шутке.
— Поезжай. Тебе долго добираться до нашей армии. Но сегодня светит яркая луна.
Маврикий воздержался от ответа.
Когда Велисарий вернулся в шатер и лег, оказалось, что ему трудно заснуть. На самом деле он разделял беспокойство Маврикия. Он слишком многое поставил на карту. Но другого выбора не видел.
Полководец сжал в кулаке мешочек, в котором лежал камень. Сразу же возникла не совсем четко различимая мысль.
Опасность.
Он сел, уставившись на мешочек. Мгновение спустя открыл мешочек и положил камень на ладонь.
Мысль повторилась, на этот раз она «прозвучала» сильнее.
Опасность.
— Значит, вчера это был ты, — прошептал он.
Опасность.
— Я знаю об этом! Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю! Кто ты?
Грани задрожали и изменили форму, рассыпались и соединились, и все это произошло за какую-то микросекунду. Но цель не исчезала. Даже не дрожала. В сильнейшем напряжении грани ковали мысль, которая проникнет сквозь барьер. Но цель была слишком уверена в себе, пыталась сделать слишком многое. Сложная и хрупкая мысль разбилась на кусочки при первом контакте с чужим разумом. Остались лишь ее частички, трансмутированные в образ.
Металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотом, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на крашеном железном дереве — прекрасной работе кузнеца. Одна из лучших поделок, когда-либо выполненных для украшения дворца императора Юстиниана.
— Но тебя-то делали не греческих золотых дел мастера, — пробормотал Велисарий. — Почему ты здесь? Что тебе от меня нужно? И откуда ты появился?
Цель вздыбилась, подобно волне.
Будущее.
Велисарий в отчаянии резко выдохнул.
— Я знаю будущее! — воскликнул он. — Ты мне его показал. Но поменять-то его можно? И ты сам-то откуда взялся?
Отчаяние оказалось гораздо сильнее, чем надежда, предшествовавшая ему. Сама цель почти распалась на куски — на мгновение. Но снова окрепла, безжалостно целеустремленная. Из движения граней был получен урок. Терпение, терпение. Концепции, кроме самых примитивных, пока не могли перейти границу. Мешал барьер в чужом разуме. Надо попробовать опять.
Будущее.
Глаза полководца расширились.
Да! Да! Снова! Грани застыли, теперь безжалостные в своей собственной целеустремленности.
Будущее. Будущее. Будущее.
— Дева Мария, Матерь Божия!
Велисарий встал и медленно прошелся по шатру. Он крепко сжимал камень в кулаке, словно пытаясь выжать из него мысли, как можно выжать воду из губки.
— Еще, — приказал он. — Будущее должно быть удивительным местом. Но что ты хочешь от прошлого? Что мы можем предложить?
Снова металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотой, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на железном дереве, выкрашенном краской. Но теперь изображение резче, четче. Да, она здорово походила на одно из великолепных изделий, выполненных для дворца императора Юстиниана, но оказалась значительно более тонкой работы и более хитрой конструкции.
— Тебя сделали люди! — спросил он. — Люди будущего?
— Да.
— Повторяю вопрос: что ты хочешь!
Цель колебалась. Микросекунду. Затем поняла: задача все еще находится далеко за пределами ее возможностей. Терпение, терпение. Туда, куда не в состоянии проникнуть мысль, может видение.
Снова раскат грома. Снова: дерево треснуло, рухнуло, все, что было вокруг, скрыто под черной волной. Снова: кристаллы, разбросанные по голой пустыне, кричат от отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Он услышал шум снаружи и вышел на разведку. Прибыл Маврикий вместе с Ашотом и гремя фракийскими катафрактами. К тому времени, как Велисарий показался из шатра, его приближенные уже стояли в ожидании командира. Рядом с ними спешивались восемь человек из двух исчезнувших ночью кавалерийских полков, правда гораздо медленнее. В каждом движении чувствовались боль и измождение. Один из восьми был офицером. Все они выглядели ужасно — в первую очередь от усталости. Более того, трое были ранены, хотя раны не выглядели серьезными в тусклом лунном свете.
Офицер, хромая, подошел к Велисарию и начал сумбурно что-то говорить. Велисарий приказал ему помолчать, пока он не соберет хилиархов и трибунов. Через несколько минут, когда руководство ливанской армии разместилось в командирском шатре, Велисарий приказал вернувшемуся офицеру рассказать все в подробностях. Тот торопливо выполнил приказ. Маврикий время от времени вставлял замечания.
Как оказалось, Бузес и Кутзес не нашли караван с жалованьем. Вместо него, рыская по окрестностям, они обнаружили половину персидской конницы, занимающуюся тем же самым. Началась стихийная баталия, во время которой значительно уступающие количеством римляне потерпели поражение. Двух братьев схватили. В конце концов большей части римлян удалось скрыться разрозненными группами. По пути они встретили армию Велисария, уже выступившую в поход. Несмотря на низкий боевой дух и потерю половины офицеров, выжившие из двух полков были так рады встретить большую группу римских войск, что с готовностью пополнили ряды армии Велисария.
Когда офицер закончил отчет, Велисарий воздержался от комментариев относительно тупости Бузеса и Кутзеса. При сложившихся обстоятельствах, думал он, это излишне. Он просто закончил совещание кратким повтором своих планов относительно предстоящей битвы, затем отправил всех спать.
— Дела идут неплохо, — заметил он Маврикию, когда они остались вдвоем.
Маврикий сурово посмотрел на него.
— Ты ведешь очень опасную игру, юноша.
Велисарий не отвел глаз. Когда они оставались вдвоем, Маврикий не соблюдал формальностей и не учитывал, что стоит намного ниже в табели о рангах. Хотя при посторонних он обычно называл Велисария только «мой господин». Но он редко обращался к полководцу по имени и не называл его «молодым человеком»…
Велисарий хитровато улыбнулся.
— Я ведь ту битву выиграл, если ты помнишь.
— На грани фола. И тебе потребовалось несколько недель, чтобы отойти от ран. А мне еще дольше, — добавил Маврикий мрачно, потирая правый бок.
Велисарий решил, что в шатре слишком темно, зажег еще один светильник и поставил его на стол. Затем сел и внимательно посмотрел на мрачного гектонтарха. Полководец был уверен в своих планах, несмотря на их сложность, но он давно привык принимать во внимание дурные предчувствия Маврикия.
— Выкладывай, Маврикий. И уволь меня от своих упреков, касающихся двух братцев.
Маврикий хмыкнул.
— Этой парочки? Молокососам нечего делать в руководстве армией. Плевать я на них хотел! — он пренебрежительно махнул рукой. — Нет, меня беспокоит то, что у тебя уж слишком все легко складывается. Ты рассчитываешь на почти идеальные условия, на то, что враг отреагирует так, как ты предрекаешь. — Он еще раз сурово посмотрел на Велисария. — Вспомни мои первые уроки. Ты получил их, едва выбравшись из пеленок. Никогда…
— Никогда не рассчитывай, что противник поступит так, как ты думаешь, и график будет соблюдаться. И лучше всего помни первый закон битвы: все летит к чертям, как только появляется враг. Именно поэтому его и называют врагом.
— И что же случилось с твоей дьявольской предусмотрительностью? — проворчал Маврикий. — С твоим «окольным путем», о котором ты так любишь рассуждать? — Он поднял руку и жестом попросил Велисария помолчать. — Не беспокойся, не надо мне рассказывать, какой у тебя хитрый план. Это совсем на тебя не похоже, Велисарий. Ты никогда не заменял тактику на стратегию. Сколько раз ты говорил мне, что лучшая тактика — заставить врага сдаться или уступить с наименьшим кровопролитием? А сейчас ты задумал генеральное сражение и настаиваешь на нем.
Велисарий глубоко вздохнул. Пальцами левой руки он стал постукивать по столу. Как и много раз за последние несколько недель, он размышлял, стоит ли полностью довериться Маврикию. Полководец снова решил этого не делать. Да, Маврикий умеет держать язык за зубами. Но есть первый закон сохранения тайны: каждый человек, которому ты открываешь тайну, удваивает шанс ее раскрытия.
— Хватит барабанить по столу, — проворчал гектонтарх. — Я ведь знаю: ты так стучишь, только если задумываешь что-то хитромудрое.
Велисарий рассмеялся, сжал левую руку в кулак и принял решение: идти половинчатым курсом.
— Маврикий, я получил кое-какую информацию, которой сейчас не могу с тобой поделиться. Именно поэтому я настаиваю на сражении. Да, срезаю много углов, но выбора у меня нет.
Маврикий нахмурился.
— Что ты знаешь такого о персах, чего не знаю я? — Это был не вопрос. Скорее недовольный упрек.
Велисарий отмахнулся от вопроса о персах.
— Дело не в персах. — Он улыбнулся. — Я не претендую на то чтобы знать о них больше тебя! Нет, тут дело в… других врагах. Не могу сказать больше, Маврикий. Пока не могу.
Маврикий внимательно посмотрел на полководца. Ему не нравилось сложившееся положение, но… таково оно было.
— Хорошо, — недовольно произнес он. — Но надеюсь, все твои задумки сработают.
— Сработают, Маврикий, сработают. Расчет и не должен быть идеальным. Нам просто требуется появиться на месте предстоящей битвы до персов. А что касается реакции врага — думаю, письмо, которое я отправил Фирузу, сыграет свою роль.
— Что ты гам ему написал?
— Ну, потребовал воздержаться от угроз моему великолепному новому форту. Более того, выразил требование самым оскорбительным образом из всех возможных. Похвалялся своей военной мощью и насмехался над навыками и умениями персов. Вставил несколько тщательно выбранных замечаний на предмет персидской трусости и отсутствия мужественности. Со смаком порассуждал о прожорливых червях, которые вскоре обоснуются в трупах персов, конечно, при условии, что скользкие твари окажутся достаточно голодными, чтобы питаться таким мерзким мясом.
— О, Боже, — пробормотал Маврикий, погладив седую бороду.
— В конце письма твердо отказался построить баню в крепости, — весело сообщил Велисарий. — Объяснил, что Фирузу баня не потребуется, поскольку я выброшу его останки — после того как самолично убью его — в выгребную яму. Где им, конечно, самое место, поскольку он — ходячий мешок с собачьим дерьмом.
— О, Боже, — Маврикий медленно опустился на стул. Для гектонтарха подобное было нетипичным. Маврикий всегда твердо придерживался правил поведения: почти никогда не садился в штабе полководца.
— Тебе лучше выиграть предстоящую битву, — пробормотал он. — Или нам всем конец. — Правой рукой он сжал рукоятку меча. Напряженная левая рука лежала на столе. Велисарий склонился вперед и похлопал по ней.
— Теперь ты понимаешь, Маврикий, почему я думаю, что Фируз покажется на месте?
Маврикий скорчил гримасу.
— Может быть. Они обидчивые, эти знатные персидские господа. Но если он достаточно умен, чтобы справиться с гневом, то сам выберет место битвы.
Велисарий откинулся на спинку стула и пожал плечами.
— Не думаю. Да, он умен, но недостаточно: на выбранном мною месте располагается источник, снабжающей водой его лагерь. Понравится ему наше появление или нет, но он не сможет просто позволить нам сидеть на этом месте.
— Ты бы позволил, — тут же ответил Маврикий. — Я в первую очередь не встал бы лагерем там, где стоит он.
Правая рука Маврикия отпустила рукоятку меча, и он снова погладил ею бороду.
— Он — идиот, — заметил Велисарий. — Рассчитывает на ненадежный источник воды. Если не можешь найти колодец или оазис, как мы по крайней мере должен проверить, чтобы источник находился на твоей территории.
Гектонтарх немного распрямил спину.
— Хорошо, полководец. Попробуем. Кто знает, может и сработает. В первом законе битв есть одна хорошая вещь, одна-единственная — события могут развиваться и так, и этак.
Мгновение спустя Маврикий встал. Его движения, как и обычно, стали сильными и уверенными. Велисарий тоже встал и проводил гектонтарха до выхода из шатра.
— Как ты считаешь, когда мы доберемся до места? — спросил Велисарий.
Маврикий запрыгнул в седло. Уже сидя на лошади, он пожал плечами.
— Мы хорошо идем, — объявил он. — Конечно, потеряем время, подбирая остатки этих двух кавалерийских полков, но… думаю, начнем окапываться завтра во второй половине дня.
Велисарий почесал подбородок.
— Это оставляет нам достаточно времени. У солдат в последние дни было много практики в этом деле. Проверь…
— Чтобы и кавалерия потрудилась, — закончил Маврикий за полководца. — Проверь, чтобы артиллерия заняла правильные позиции. Проверь, чтобы еда была готова для ливанской армии, когда она подойдет. И кроме всего прочего, проверь, чтобы гора внезапно не обвалилась.
Велисарий улыбнулся шутке.
— Поезжай. Тебе долго добираться до нашей армии. Но сегодня светит яркая луна.
Маврикий воздержался от ответа.
Когда Велисарий вернулся в шатер и лег, оказалось, что ему трудно заснуть. На самом деле он разделял беспокойство Маврикия. Он слишком многое поставил на карту. Но другого выбора не видел.
Полководец сжал в кулаке мешочек, в котором лежал камень. Сразу же возникла не совсем четко различимая мысль.
Опасность.
Он сел, уставившись на мешочек. Мгновение спустя открыл мешочек и положил камень на ладонь.
Мысль повторилась, на этот раз она «прозвучала» сильнее.
Опасность.
— Значит, вчера это был ты, — прошептал он.
Опасность.
— Я знаю об этом! Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю! Кто ты?
Грани задрожали и изменили форму, рассыпались и соединились, и все это произошло за какую-то микросекунду. Но цель не исчезала. Даже не дрожала. В сильнейшем напряжении грани ковали мысль, которая проникнет сквозь барьер. Но цель была слишком уверена в себе, пыталась сделать слишком многое. Сложная и хрупкая мысль разбилась на кусочки при первом контакте с чужим разумом. Остались лишь ее частички, трансмутированные в образ.
Металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотом, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на крашеном железном дереве — прекрасной работе кузнеца. Одна из лучших поделок, когда-либо выполненных для украшения дворца императора Юстиниана.
— Но тебя-то делали не греческих золотых дел мастера, — пробормотал Велисарий. — Почему ты здесь? Что тебе от меня нужно? И откуда ты появился?
Цель вздыбилась, подобно волне.
Будущее.
Велисарий в отчаянии резко выдохнул.
— Я знаю будущее! — воскликнул он. — Ты мне его показал. Но поменять-то его можно? И ты сам-то откуда взялся?
Отчаяние оказалось гораздо сильнее, чем надежда, предшествовавшая ему. Сама цель почти распалась на куски — на мгновение. Но снова окрепла, безжалостно целеустремленная. Из движения граней был получен урок. Терпение, терпение. Концепции, кроме самых примитивных, пока не могли перейти границу. Мешал барьер в чужом разуме. Надо попробовать опять.
Будущее.
Глаза полководца расширились.
Да! Да! Снова! Грани застыли, теперь безжалостные в своей собственной целеустремленности.
Будущее. Будущее. Будущее.
— Дева Мария, Матерь Божия!
Велисарий встал и медленно прошелся по шатру. Он крепко сжимал камень в кулаке, словно пытаясь выжать из него мысли, как можно выжать воду из губки.
— Еще, — приказал он. — Будущее должно быть удивительным местом. Но что ты хочешь от прошлого? Что мы можем предложить?
Снова металлическая птица. Из серебра, украшенного чеканкой, и эмали, украшенной золотой, с вкраплениями драгоценных камней. Сидит на железном дереве, выкрашенном краской. Но теперь изображение резче, четче. Да, она здорово походила на одно из великолепных изделий, выполненных для дворца императора Юстиниана, но оказалась значительно более тонкой работы и более хитрой конструкции.
— Тебя сделали люди! — спросил он. — Люди будущего?
— Да.
— Повторяю вопрос: что ты хочешь!
Цель колебалась. Микросекунду. Затем поняла: задача все еще находится далеко за пределами ее возможностей. Терпение, терпение. Туда, куда не в состоянии проникнуть мысль, может видение.
Снова раскат грома. Снова: дерево треснуло, рухнуло, все, что было вокруг, скрыто под черной волной. Снова: кристаллы, разбросанные по голой пустыне, кричат от отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63