Карелле пришло в голову, что его ассоциации сегодня имеют сугубо религиозный характер: инспекторская напомнила церковь, коридор – монастырский интерьер, а вот теперь комната – келью. Того и гляди появится кто-нибудь в черной рясе со старым манускриптом в руках.
– Это мое самое любимое место во всем госпитале, – сказала Джанет и, придвинув стул, села.
– Ну и что нам с этим теперь делать? – спросил Карелла.
– А это зависит от того, что вам нужно, – ответила Джанет, перебрасывая ногу на ногу. Ноги у нее были красивые. «Она что, кокетничает со мной?» – снова подумал Карелла, но тут же отмел свои подозрения.
– Мне нужно все, что имеет отношение к кошмарам, которые мучили Харриса.
– Ладно. Тогда давайте разделим папку пополам. Вы пойдете к середине с конца, а я с начала. Годится?
– Отлично.
– Вам говорили, что у вас глаза немного скошены вниз? – спросила Джанет.
– Слышал.
– Ну так вот – так оно и есть.
– Знаю.
– Ага, – по лицу Джанет скользнула легкая улыбка.
– Ладно, – сказал Карелла, – давайте-ка за работу. Спасибо, что согласились помочь мне.
– Приказ есть приказ, – снова улыбнулась Джанет. Они работали, молча листая страницы, как дегустируют вино – испытывая на вкус, отставляя в сторону, снова допытывая на вкус, глоток за глотком, страница за страницей. Джанет первая наткнулась на упоминание о кошмарах.
– Вот, кажется, что-то похожее, – заметила она.
Это «что-то» оказалось запиской некоего майора Ральфа Лемара, адресованной подполковнику Полу Кенигсбергу и касающейся сна, рассказанного майору рядовым Джеймсом Рэндолфом Харрисом.
"Дело происходит перед Рождеством.
Родители Джимми украшают рождественскую елку, Джимми вместе с четырьмя другими детьми сидит в гостиной и смотрит на старших. Отец Джимми говорит ребятам, что они должны помогать наряжать елку. Они отказываются. Мать Джимми говорит, что если устали, то и не надо. Рождественские игрушки начинают падать с елки и со звоном разбиваются. Отец от неожиданности отшатывается, теряет равновесие и падает с лестницы прямо на осколки игрушек. Один осколок впивается ему в тело. Зеленый ковер покрывается пятнами крови. Отец истекает кровью и умирает. Мать рыдает. Она поднимает юбку – под юбкой оказывается пенис".
– Ну и что скажете? – спросила Джанет.
– Я и собственные сны понять не могу, – хмыкнул Карелла. – Давайте лучше посмотрим, что на этот счет думает майор Лемар.
На этот счет майор почти ничего не думал. Раньше пациент не говорил ему о подобных вещах, и из памятной записки никак не следовало, будто майор считал, что этот кошмарный сон будет повторяться. Единственный его отклик был связан с теми сведениями, которые Джимми сообщил ему раньше. Отец мальчика погиб в автомобильной катастрофе, когда Джимми было шесть лет, так что мать поднимала семью в одиночку. В этой связи майор Лемар высказал предположение, что Джимми, возможно, потому «пересадил» мужской половой орган женщине, что Софи Харрис стала ему не только матерью, но и отцом.
– Ну что же, – Джанет пожала плечами. Видно, истолкование кошмаров оставило ее равнодушной.
Карелла вполне мог понять ее. Он вырос в семье, где сны считались предвестием реальных событий. Если вам снятся семеро мужчин, втаскивающих восемь тюков с хлопком на четыре ступени, то надо незамедлительно бежать к местному букмекеру и ставить на число 784. Если снится, что тетя Клара свалилась с крыши, не помешает предупредить гробовщика, либо по крайней мере зарезервировать место в ближайшей больнице. Никто в семье Кареллы не считал, будто сны каким-то образом объясняют характер или поведение человека. И только поступив на службу в полицию, Карелла стал смотреть на эту проблему иначе. Полицейский психиатр объяснял ему, что повторяющийся сон можно рассматривать как тускло освещенный туннель, ведущий в прошлое. Пациент и врач, в союзе друг с другом, могут осветить этот туннель, добраться вместе до истоков, то есть до той травмы, которая и вызывает этот сон, и таким образом дать возможность пациенту осмыслить его реалистически, а не выискивать действие каких-то таинственных сил. Впрочем, в то время Карелле все это мало что объяснило.
Однако же Карелла относился к той породе людей, которые, раз столкнувшись с какой-нибудь проблемой, не успокаивались, пока не разрешали ее или хотя бы не понимали. Это не значит – понимали до конца. Например, он не мог бы в точности сказать, каким именно образом специалисты по баллистике теоретически определяют скорость вращения пули по количеству нарезов на ней; но как они это делают практически, он более или менее представлял, и этого было достаточно. Точно так же он представлял на обывательском уровне процесс мозговой деятельности. Карелла не вполне разделял теорию, согласно которой истоки всех преступлений, а в особенности убийств, следует искать в отдаленном прошлом: такие идеи он оставлял на долю писателей-фантастов из Калифорнии, которые, судя по всему, считают, что убийство это нечто такое, что варится в горшке в течение полустолетия, а точки кипения достигает только в тот момент, когда частный детектив оказывается без работы. Карелла никогда в жизни не встречал частных детективов, расследующих убийство.
Но сегодня утром Софи Харрис сказала ему, что ее сын недавно разыскал какого-то своего армейского дружка. Хорошо, это ниточка, ведущая в прошлое, ниточка к человеку, которого Джимми не видел, в самом буквальном смысле, последние десять лет. И если Джимми возвращался в прошлое в поисках чего-то – Софи считала, что ему нужна была помощь в осуществлении какого-то незаконного дела, – то, может быть, и Карелле тоже следует отправиться в прошлое. За этим, собственно, он сюда и приехал. Чтобы пройти по тускло освещенному туннелю, чтобы выяснить, удалось ли кому-нибудь в этом госпитале разгадать кошмары, от которых Джимми просыпался ночами весь в поту.
Новое упоминание о кошмаре появилось в отчете, который майор Лемар составил шесть дней спустя. Он спросил Джимми, отчего, по его мнению, мать ему снится с мужским половым органом, и Джимми ответил:
– Но это же сон. А во сне чего только не бывает.
– Да, но она у вас с пенисом, верно?
– Верно.
– Так что, она как бы представляется вам мужчиной?
– Мать? Да вы смеетесь.
– Тогда почему же у нее пенис?
– Но это же сон.
Во время следующей встречи, два дня спустя, Лемар попросил Джимми разрешения включить диктофон. «Зачем?» – спросил Джимми. Лемар ответил, что если записать их разговоры слово в слово, то потом, расшифровав пленку и изучив запись, ему будет легче прийти к каким-то разумным выводам. Джимми согласился. Соответственно, далее в деле были подшиты, как минимум, пятьдесят машинописных страниц, связанных исключительно с кошмарами Джимми, которые преследовали его каждую ночь. На двадцатой странице Джанет явно потеряла интерес к их занятию.
– Кофе не хотите? – спросила она.
– Да, от чашечки бы не отказался.
– Думаю, удастся раздобыть, – она подмигнула Карелле. – Вы как, сегодня возвращаться собрались?
– Что?
– Я говорю, в город сегодня возвращаетесь?
– Да, собирался.
– Я спрашиваю, потому что со всей этой кипой – она указала на монбланы бумаг на столе, – мы и за день не управимся.
– Да знаете, дальше я могу и один. Так что если вам нужно...
– Нет, нет, мне даже интересно, – перебила она. – Вот только за кофе схожу, ладно?
– Конечно. Но серьезно, если у вас дела...
– Да нет же, все в порядке, – повторила она. Тут взгляды их встретились, и Карелла понял, что она и впрямь с ним флиртует, только вот как вести себя в этой ситуации, не знал.
– Ну что ж, прекрасно.
– Я пошла за кофе.
– Ладно.
– А потом вы решите, возвращаться вам в город или нет.
– Идет.
Она кивнула и вышла через противоположную дверь. На мгновенье он увидел коридор, освещенный ноябрьским светом. Джанет прикрыла за собой дверь, и Карелла услышал удаляющийся стук ее каблучков. Он взглянул на часы – три десять – и обратился к записям.
Беседа за беседой.
«Та самая рождественская елка, елка во сне – это действительно рождественская елка? И это действительно ваш отец? А в каком именно месте он поранил себя, упав с лестницы? Вы уверены, что у вашей матери пенис?» Все время одно и то же, одни и те же вопросы и практически одни и те же ответы. Кошмар наслаивается на кошмар, и в конце концов Карелле самому вслед за Джимми и Лемаром захотелось от него избавиться.
Он снова посмотрел на часы. Почти половина четвертого интересно, куда запропастилась Джанет со своим кофе. Да, кстати, а как ее фамилия? Полковник Андерсон сказал просто: «Сержант проводит вас вниз и поможет отыскать, что нужно». Может, полковник столкнулся с ней в холле и велел возвращаться наверх к своим обычным сержантским обязанностям?
Воинское звание никак не подходило Джанет. Сержантом был сержант Мерчисон за столом дежурного в 37-м, а также дюжина старых сплетников, что разъезжают по городу в патрульных машинах и смотрят, как полицейские несут службу. К Джанет – как ее там – это явно не относилось. Право, трудно о ней думать как о сержанте. А почему, собственно, он вообще о ней думает? Карелла решил, что переборщил с чтением психиатрических отчетов и, кажется, готов уже, да еще как, изучать собственные эго и либидо. Он вздохнул и снова обратился к папке с документами.
И тут ему попались слова «решающий прорыв». Лемар употребил их применительно к разговору, который произошел за полтора месяца до того, как Джимми выписали из госпиталя и одновременно уволили из армии. Делая запись такого рода, майор явно не обратил внимания на каламбур. Карелла улыбнулся: интересно, что сказал бы Лемар на шутку Джанет по поводу Главного – Генеральского госпиталя. Так, опять Джанет, но где же она, наконец? В Колумбию, что ли, за кофе отправилась? Карелла отложил «решающий прорыв» в сторону; как только он отгадает тайну рождественских кошмаров Джимми Харриса, надо садиться в машину и возвращаться в город. Так прошло три минуты. В три тридцать пять Карелла вернулся к чтению записи:
Лемар. Ну что же, Джимми, давайте еще раз обратимся к этому случаю.
Харрис. Зачем? Я уже до смерти устал от болтовни об этом странном сне.
Лемар. Да и я тоже.
Харрис. Ну так и забудем о нем, док.
Лемар. Да нет, не надо забывать. Если мы забудем, то вы не сможете забыть никогда.
Харрис. Да пошел он, этот сон.
Лемар. Расскажите мне о рождественской елке.
Харрис. Вижу рождественскую елку.
Лемар. Что за елка?
Харрис. Обыкновенная рождественская елка.
Лемар. И мать с отцом ее украшают, так?
Харрис. Да так, так же.
Лемар. А вы с приятелями сидите на полу и смотрите на них?
Харрис. Да.
Лемар. И сколько вас?
Харрис. Со мной пятеро.
Лемар. Просто сидите и смотрите.
Харрис. Да, сидим на диване.
Лемар. А вы только что сказали – на полу.
Харрис. Что?
Лемар. Вы сказали, что сидите на полу.
Харрис. На полу, на диване, какая разница?
Лемар. Так все же – на полу или на диване?
Харрис. На полу.
Лемар. В гостиной.
Харрис. М-да.
Лемар. В гостиной, я правильно понял?
Харрис. Да, да, я ж говорил.
Лемар. И сколько вам лет в этом сне?
Харрис. Не знаю. Восемнадцать, может быть, девятнадцать. Что-нибудь в этом роде.
Лемар. Но ведь отец умер, когда вам было шесть.
Харрис. Да.
Лемар. А во сне вам почти двадцать, и вы смотрите, как он наряжает елку.
Харрис. Но ведь это же сон.
Лемар. Вы говорили, на полу был ковер.
Харрис. Да, зеленый ковер.
Лемар. В гостиной.
Харрис. Да.
Лемар. Толстый?
Харрис. Да.
Лемар. Но игрушки, когда упали с елки, все равно разбились.
Харрис. Да.
Лемар. На ковре.
Харрис. Да.
Лемар. С шумом.
Харрис. Да.
Лемар. Что за шум?
Харрис. Грохот. Как будто стреляют из рождественских хлопушек. Вот какой это был шум.
Лемар. Ага.
Харрис. Или барабаны. Такой шум, как от барабанов.
Лемар. Ага, такой звук? Звук барабанов?
Харрис. Да. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был... Кто-то бил в барабан.
Лемар. Где?
Харрис. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был проигрыватель.
Лемар. Где, в гостиной?
Харрис. Нет, в...
Лемар. Да?
Харрис. В клумбе. О Боже.
Лемар. Что такое?
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. В чем дело, Джимми?
Харрис. Он...
* * *
Открылась дверь.
– Привет, – сказала Джанет. – Извините, меня тут перехватили по дороге. – В руках у нее было по картонному стаканчику кофе. Она поставила их на стол и уселась напротив Кареллы, скрестив ноги. – Надеюсь, вы пьете сладкий.
– Ага, сладкий.
– Ну и прекрасно. Нашли что-нибудь?
– Решающий прорыв.
Джанет сняла крышки со стаканов и подвинулась к Карелле.
– Не против, если и я тоже прочитаю? – спросила она, слегка касаясь его коленом.
– Нет, зачем... а впрочем, пожалуйста, – он потянулся к стакану и едва не опрокинул его. Руки у Кареллы дрожали. Он отхлебнул кофе и вернулся к чтению. Присутствие Джанет тревожило его, – она сидела так близко, голова ее склонилась к его плечу, а колени под столом касались его колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Это мое самое любимое место во всем госпитале, – сказала Джанет и, придвинув стул, села.
– Ну и что нам с этим теперь делать? – спросил Карелла.
– А это зависит от того, что вам нужно, – ответила Джанет, перебрасывая ногу на ногу. Ноги у нее были красивые. «Она что, кокетничает со мной?» – снова подумал Карелла, но тут же отмел свои подозрения.
– Мне нужно все, что имеет отношение к кошмарам, которые мучили Харриса.
– Ладно. Тогда давайте разделим папку пополам. Вы пойдете к середине с конца, а я с начала. Годится?
– Отлично.
– Вам говорили, что у вас глаза немного скошены вниз? – спросила Джанет.
– Слышал.
– Ну так вот – так оно и есть.
– Знаю.
– Ага, – по лицу Джанет скользнула легкая улыбка.
– Ладно, – сказал Карелла, – давайте-ка за работу. Спасибо, что согласились помочь мне.
– Приказ есть приказ, – снова улыбнулась Джанет. Они работали, молча листая страницы, как дегустируют вино – испытывая на вкус, отставляя в сторону, снова допытывая на вкус, глоток за глотком, страница за страницей. Джанет первая наткнулась на упоминание о кошмарах.
– Вот, кажется, что-то похожее, – заметила она.
Это «что-то» оказалось запиской некоего майора Ральфа Лемара, адресованной подполковнику Полу Кенигсбергу и касающейся сна, рассказанного майору рядовым Джеймсом Рэндолфом Харрисом.
"Дело происходит перед Рождеством.
Родители Джимми украшают рождественскую елку, Джимми вместе с четырьмя другими детьми сидит в гостиной и смотрит на старших. Отец Джимми говорит ребятам, что они должны помогать наряжать елку. Они отказываются. Мать Джимми говорит, что если устали, то и не надо. Рождественские игрушки начинают падать с елки и со звоном разбиваются. Отец от неожиданности отшатывается, теряет равновесие и падает с лестницы прямо на осколки игрушек. Один осколок впивается ему в тело. Зеленый ковер покрывается пятнами крови. Отец истекает кровью и умирает. Мать рыдает. Она поднимает юбку – под юбкой оказывается пенис".
– Ну и что скажете? – спросила Джанет.
– Я и собственные сны понять не могу, – хмыкнул Карелла. – Давайте лучше посмотрим, что на этот счет думает майор Лемар.
На этот счет майор почти ничего не думал. Раньше пациент не говорил ему о подобных вещах, и из памятной записки никак не следовало, будто майор считал, что этот кошмарный сон будет повторяться. Единственный его отклик был связан с теми сведениями, которые Джимми сообщил ему раньше. Отец мальчика погиб в автомобильной катастрофе, когда Джимми было шесть лет, так что мать поднимала семью в одиночку. В этой связи майор Лемар высказал предположение, что Джимми, возможно, потому «пересадил» мужской половой орган женщине, что Софи Харрис стала ему не только матерью, но и отцом.
– Ну что же, – Джанет пожала плечами. Видно, истолкование кошмаров оставило ее равнодушной.
Карелла вполне мог понять ее. Он вырос в семье, где сны считались предвестием реальных событий. Если вам снятся семеро мужчин, втаскивающих восемь тюков с хлопком на четыре ступени, то надо незамедлительно бежать к местному букмекеру и ставить на число 784. Если снится, что тетя Клара свалилась с крыши, не помешает предупредить гробовщика, либо по крайней мере зарезервировать место в ближайшей больнице. Никто в семье Кареллы не считал, будто сны каким-то образом объясняют характер или поведение человека. И только поступив на службу в полицию, Карелла стал смотреть на эту проблему иначе. Полицейский психиатр объяснял ему, что повторяющийся сон можно рассматривать как тускло освещенный туннель, ведущий в прошлое. Пациент и врач, в союзе друг с другом, могут осветить этот туннель, добраться вместе до истоков, то есть до той травмы, которая и вызывает этот сон, и таким образом дать возможность пациенту осмыслить его реалистически, а не выискивать действие каких-то таинственных сил. Впрочем, в то время Карелле все это мало что объяснило.
Однако же Карелла относился к той породе людей, которые, раз столкнувшись с какой-нибудь проблемой, не успокаивались, пока не разрешали ее или хотя бы не понимали. Это не значит – понимали до конца. Например, он не мог бы в точности сказать, каким именно образом специалисты по баллистике теоретически определяют скорость вращения пули по количеству нарезов на ней; но как они это делают практически, он более или менее представлял, и этого было достаточно. Точно так же он представлял на обывательском уровне процесс мозговой деятельности. Карелла не вполне разделял теорию, согласно которой истоки всех преступлений, а в особенности убийств, следует искать в отдаленном прошлом: такие идеи он оставлял на долю писателей-фантастов из Калифорнии, которые, судя по всему, считают, что убийство это нечто такое, что варится в горшке в течение полустолетия, а точки кипения достигает только в тот момент, когда частный детектив оказывается без работы. Карелла никогда в жизни не встречал частных детективов, расследующих убийство.
Но сегодня утром Софи Харрис сказала ему, что ее сын недавно разыскал какого-то своего армейского дружка. Хорошо, это ниточка, ведущая в прошлое, ниточка к человеку, которого Джимми не видел, в самом буквальном смысле, последние десять лет. И если Джимми возвращался в прошлое в поисках чего-то – Софи считала, что ему нужна была помощь в осуществлении какого-то незаконного дела, – то, может быть, и Карелле тоже следует отправиться в прошлое. За этим, собственно, он сюда и приехал. Чтобы пройти по тускло освещенному туннелю, чтобы выяснить, удалось ли кому-нибудь в этом госпитале разгадать кошмары, от которых Джимми просыпался ночами весь в поту.
Новое упоминание о кошмаре появилось в отчете, который майор Лемар составил шесть дней спустя. Он спросил Джимми, отчего, по его мнению, мать ему снится с мужским половым органом, и Джимми ответил:
– Но это же сон. А во сне чего только не бывает.
– Да, но она у вас с пенисом, верно?
– Верно.
– Так что, она как бы представляется вам мужчиной?
– Мать? Да вы смеетесь.
– Тогда почему же у нее пенис?
– Но это же сон.
Во время следующей встречи, два дня спустя, Лемар попросил Джимми разрешения включить диктофон. «Зачем?» – спросил Джимми. Лемар ответил, что если записать их разговоры слово в слово, то потом, расшифровав пленку и изучив запись, ему будет легче прийти к каким-то разумным выводам. Джимми согласился. Соответственно, далее в деле были подшиты, как минимум, пятьдесят машинописных страниц, связанных исключительно с кошмарами Джимми, которые преследовали его каждую ночь. На двадцатой странице Джанет явно потеряла интерес к их занятию.
– Кофе не хотите? – спросила она.
– Да, от чашечки бы не отказался.
– Думаю, удастся раздобыть, – она подмигнула Карелле. – Вы как, сегодня возвращаться собрались?
– Что?
– Я говорю, в город сегодня возвращаетесь?
– Да, собирался.
– Я спрашиваю, потому что со всей этой кипой – она указала на монбланы бумаг на столе, – мы и за день не управимся.
– Да знаете, дальше я могу и один. Так что если вам нужно...
– Нет, нет, мне даже интересно, – перебила она. – Вот только за кофе схожу, ладно?
– Конечно. Но серьезно, если у вас дела...
– Да нет же, все в порядке, – повторила она. Тут взгляды их встретились, и Карелла понял, что она и впрямь с ним флиртует, только вот как вести себя в этой ситуации, не знал.
– Ну что ж, прекрасно.
– Я пошла за кофе.
– Ладно.
– А потом вы решите, возвращаться вам в город или нет.
– Идет.
Она кивнула и вышла через противоположную дверь. На мгновенье он увидел коридор, освещенный ноябрьским светом. Джанет прикрыла за собой дверь, и Карелла услышал удаляющийся стук ее каблучков. Он взглянул на часы – три десять – и обратился к записям.
Беседа за беседой.
«Та самая рождественская елка, елка во сне – это действительно рождественская елка? И это действительно ваш отец? А в каком именно месте он поранил себя, упав с лестницы? Вы уверены, что у вашей матери пенис?» Все время одно и то же, одни и те же вопросы и практически одни и те же ответы. Кошмар наслаивается на кошмар, и в конце концов Карелле самому вслед за Джимми и Лемаром захотелось от него избавиться.
Он снова посмотрел на часы. Почти половина четвертого интересно, куда запропастилась Джанет со своим кофе. Да, кстати, а как ее фамилия? Полковник Андерсон сказал просто: «Сержант проводит вас вниз и поможет отыскать, что нужно». Может, полковник столкнулся с ней в холле и велел возвращаться наверх к своим обычным сержантским обязанностям?
Воинское звание никак не подходило Джанет. Сержантом был сержант Мерчисон за столом дежурного в 37-м, а также дюжина старых сплетников, что разъезжают по городу в патрульных машинах и смотрят, как полицейские несут службу. К Джанет – как ее там – это явно не относилось. Право, трудно о ней думать как о сержанте. А почему, собственно, он вообще о ней думает? Карелла решил, что переборщил с чтением психиатрических отчетов и, кажется, готов уже, да еще как, изучать собственные эго и либидо. Он вздохнул и снова обратился к папке с документами.
И тут ему попались слова «решающий прорыв». Лемар употребил их применительно к разговору, который произошел за полтора месяца до того, как Джимми выписали из госпиталя и одновременно уволили из армии. Делая запись такого рода, майор явно не обратил внимания на каламбур. Карелла улыбнулся: интересно, что сказал бы Лемар на шутку Джанет по поводу Главного – Генеральского госпиталя. Так, опять Джанет, но где же она, наконец? В Колумбию, что ли, за кофе отправилась? Карелла отложил «решающий прорыв» в сторону; как только он отгадает тайну рождественских кошмаров Джимми Харриса, надо садиться в машину и возвращаться в город. Так прошло три минуты. В три тридцать пять Карелла вернулся к чтению записи:
Лемар. Ну что же, Джимми, давайте еще раз обратимся к этому случаю.
Харрис. Зачем? Я уже до смерти устал от болтовни об этом странном сне.
Лемар. Да и я тоже.
Харрис. Ну так и забудем о нем, док.
Лемар. Да нет, не надо забывать. Если мы забудем, то вы не сможете забыть никогда.
Харрис. Да пошел он, этот сон.
Лемар. Расскажите мне о рождественской елке.
Харрис. Вижу рождественскую елку.
Лемар. Что за елка?
Харрис. Обыкновенная рождественская елка.
Лемар. И мать с отцом ее украшают, так?
Харрис. Да так, так же.
Лемар. А вы с приятелями сидите на полу и смотрите на них?
Харрис. Да.
Лемар. И сколько вас?
Харрис. Со мной пятеро.
Лемар. Просто сидите и смотрите.
Харрис. Да, сидим на диване.
Лемар. А вы только что сказали – на полу.
Харрис. Что?
Лемар. Вы сказали, что сидите на полу.
Харрис. На полу, на диване, какая разница?
Лемар. Так все же – на полу или на диване?
Харрис. На полу.
Лемар. В гостиной.
Харрис. М-да.
Лемар. В гостиной, я правильно понял?
Харрис. Да, да, я ж говорил.
Лемар. И сколько вам лет в этом сне?
Харрис. Не знаю. Восемнадцать, может быть, девятнадцать. Что-нибудь в этом роде.
Лемар. Но ведь отец умер, когда вам было шесть.
Харрис. Да.
Лемар. А во сне вам почти двадцать, и вы смотрите, как он наряжает елку.
Харрис. Но ведь это же сон.
Лемар. Вы говорили, на полу был ковер.
Харрис. Да, зеленый ковер.
Лемар. В гостиной.
Харрис. Да.
Лемар. Толстый?
Харрис. Да.
Лемар. Но игрушки, когда упали с елки, все равно разбились.
Харрис. Да.
Лемар. На ковре.
Харрис. Да.
Лемар. С шумом.
Харрис. Да.
Лемар. Что за шум?
Харрис. Грохот. Как будто стреляют из рождественских хлопушек. Вот какой это был шум.
Лемар. Ага.
Харрис. Или барабаны. Такой шум, как от барабанов.
Лемар. Ага, такой звук? Звук барабанов?
Харрис. Да. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был... Кто-то бил в барабан.
Лемар. Где?
Харрис. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был проигрыватель.
Лемар. Где, в гостиной?
Харрис. Нет, в...
Лемар. Да?
Харрис. В клумбе. О Боже.
Лемар. Что такое?
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. В чем дело, Джимми?
Харрис. Он...
* * *
Открылась дверь.
– Привет, – сказала Джанет. – Извините, меня тут перехватили по дороге. – В руках у нее было по картонному стаканчику кофе. Она поставила их на стол и уселась напротив Кареллы, скрестив ноги. – Надеюсь, вы пьете сладкий.
– Ага, сладкий.
– Ну и прекрасно. Нашли что-нибудь?
– Решающий прорыв.
Джанет сняла крышки со стаканов и подвинулась к Карелле.
– Не против, если и я тоже прочитаю? – спросила она, слегка касаясь его коленом.
– Нет, зачем... а впрочем, пожалуйста, – он потянулся к стакану и едва не опрокинул его. Руки у Кареллы дрожали. Он отхлебнул кофе и вернулся к чтению. Присутствие Джанет тревожило его, – она сидела так близко, голова ее склонилась к его плечу, а колени под столом касались его колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34