Роза затрясла головой с такой силой, что ее светлые косы заплясали:
– Нет. Это был дом моего отчима, а когда он помер, Аун получил по наследству дом, и всю мебель, и утварь, да и мастерскую тоже – отчим мой был башмачником. Но Аун не захотел тачать башмаки, он продал мастерскую и заявил, что, мол, хочет стать купцом. Он вечно болтает о выгодных сделках, которые будет заключать, но, сдается мне, он больше торгуется с кабатчиком, почем следующая кружка пива. – Она фыркнула. – И ясное дело, по-настоящему вовсе несправедливо, что все принадлежит ему, потому как мы никогда не жили бы там, кабы не мой отец.
– А ты знаешь, кто твой отец? Вообще-то, я об этом не вспоминала после того, как услыхала слова Ауна.
– Ну да! – Роза кивнула. – Я видела его четыре раза в жизни. Мой отец был знатный человек, а не дерьмовый башмачник или там хмельной забулдыга, который задирает нос и воображает, будто он купец из купцов, потому как прикупил за медную марку два мешка муки. Да и Аун был вовсе не такой мерзопакостный, покуда мой отец был жив и в доме порой водились хоть какие ни на есть деньги. Но все кончилось, когда отец помер, ведь жена его, ясное дело, ничего не пожелала уделить нам, хотя, вообще-то, денег у нее самой куры не клюют! Она такая чванная и такая воображала, а моей матери даже запрещено являться туда, в их дом, и по-прежнему обстирывать ее. А место это все-таки было одно из выгодных… Большой каменный дом в Оловянном проулке. А стряпуха, когда я приносила чистое белье, всегда угощала меня каким-нибудь лакомством…
Роза слегка покосилась на меня. Я сидела, ощипывая ломоть чудесного хлеба из просеянной муки, кроша его на мелкие кусочки, а мысли мои меж тем бродили вокруг да около, набегая друг на друга. «Удалось ли Вдове проникнуть к Мистеру Маунусу и Нико так, чтобы ее никто не остановил? И не удивительно ли, что Роза сидела внизу у стряпухи, меж тем как отец ее расхаживал наверху в своих роскошных покоях, что он всемилостивейше удостоился увидеть свою дочь целых четыре раза? Однако же, ясное дело, это куда больше того, чем могла бы похвалиться я! Я вообще не знаю, видела ли я когда-нибудь того, кто был мне отцом…»
– Ну а что с твоим отцом? – спросила Роза, словно прочитав мои мысли.
– Я не знаю, кто он. Матушка не желает ничего говорить. Она сказала, что у нас, ее детей, мол, есть мама и этого предостаточно. А еще она говорит, что так поступают все в тех краях, откуда родом семейство Тонерре.
– А где это?
– Кое-кто из наших живет в Кампане. Но исконно мы родом из краев, что куда дальше отсюда. А зовется то место Кольмонте.
– Никогдашеньки о таком не слыхивала.
– Оно тоже Далеко-предалеко отсюда, – матушка говорит, за Кольцевым морем.
– Могу себе представить… – начала было Роза, но я так никогда и не узнала, что бы она сказала, потому как в этот самый миг кто-то постучался в дверь. Но стук был вовсе не учтивым постукиванием, а яростным, пугающим громыханием.
Мы, вконец окаменев, сидели, словно два крошечных зайчонка в кустах. Глаза Розы были просто огромными от ужаса. Да и мои наверняка тоже. Во всяком случае, сердце мое колотилось так, что в ушах свистело.
– Отворите! – взревел незнакомый мужской голос, и в дверь снова загромыхали. – Именем Дракона – отворите дверь!
Я вскочила и выбежала в переход за кухней, а Роза, не мешкая, хотела последовать за мной. Мои пальцы дергали, тянули и рвали засов на двери черного хода, но его заклинило, и он никак не подавался. Тут послышался громкий треск ломающихся досок, и дневной свет снова ворвался в кухню. Человек со знаком Дракона, закованный в броню, перешагнув через подоконник, вошел в кухню, а за его спиной я разглядела багрово-красную рожу Ауна.
– Это она! – вскричал он. – Вон та, маленькая, с темными волосами! Это она, это ведьмина дочка!
Пробуждающая Совесть и Бессовестный
«Остерегайся своих желаний.
Быть может, они сбудутся. Мне никогда, никогда не следовало желать отправиться вместе со всеми в замок, – думала я. – Ведь теперь мое желание вот-вот сбудется».
– Я сказала матери, куда мы идем, – шепнула Роза, преисполненная ярости и вместе с тем сознавая свою вину. – Я просила ее не рассказывать ему, где мы!
Я видеть ее не могла. Они явились, чтобы поймать дочь ведьмы, и, само собой, захватили с собой мешок. Я кричала и сопротивлялась изо всех сил. Но борьба была недолгой. Один из стражей рванул мою руку, второй набросил на голову мешок, а третий обмотал веревку вокруг моей шеи.
– Только не придуши ее сейчас, – предупредил последнего один из них. – Дракан желает заполучить ее в добром здравии… пока что…
Колючий мешок царапал меня и крепко отдавал овечьим духом: его, как видно, использовали для упаковки овечьей шерсти. Мне, пожалуй, повезло, что мешок был не из-под муки. Но дышать все равно было тяжеловато. Мне казалось, что я вот-вот упаду, так как я не видела, куда ступаю. Всякий раз, стоило мне споткнуться, страж помогал мне встать на ноги, но всякий раз при том хватал за руку, укушенную драконом, и от каждого рывка голова моя кружилась, так что держаться на ногах благодаря этому и впрямь было куда тяжелее.
– Я сказала об этом ей.
– Кому? – пробормотала я, пытаясь сохранить ощущение, где верх, а где низ.
– Моей матери! Но он всегда мог заставить ее подчиниться и вызнавал все, что хотел.
– Твоей матери? И ты сказала своей матери, что нам надо пойти в дом вдовы аптекаря?
Я вдруг вспомнила, как они – Роза и ее мать – стояли согнувшись, голова к голове, когда рылись в сундуке и искали для меня головной платок. Я могла бы выругать ее, но не сделала этого.
– Ты не должна была никому говорить об этом!
– Да, но я ведь не знала… это было только… Мало ли что. Это было ведь еще до того…
До того, как мы поглядели друг другу в глаза. Тогда я была для Розы всего лишь странной девчонкой, желавшей заплатить ей за одолженную одежку.
– Я могу хорошенько… – начала было я, но мне тут же предупреждающе тряхнули руку.
– Заткнись и двигайся вперед, девчонка! – сказал державший меня страж.
Они торопились, эти стражи, поэтому не позволяли нам остановиться или хоть на секунду замешкаться. Нас окружали люди, множество людей! Я слышала и почти видела их – множество пихающихся, толкающихся людей, что лишь неохотно, из милости дозволяли нам протискиваться сквозь их толпу.
– Благовония! Благовония! Покупайте священные благовония здесь! – выкрикнул мне прямо в ухо какой-то уличный торгаш. – Защищают от ведьминого сглаза и прочих злых сил! Покупайте благовония здесь!
– Смотрите! – внезапно воскликнула какая-то женщина. – Они поймали ведьмину дочь!
– Да, дьявольское отродье! – пробормотал державший меня страж. – Теперь нам ни за что не пройти!
Слова «ведьмина дочь» шепчущим эхом пронеслись по толпе, окружавшей меня. И давка стала еще сильнее, словно петля, что затянулась и начала душить.
– Дьявольское отродье! – крикнул кто-то в толпе.
– Она ведь всего-навсего дитя… – сказал другой, стоявший ближе ко мне.
– А ну пропустите!.. – рявкнул один из стражей голосом, прорезавшим шум. – Именем Дракона – пропустите!
Послышались какие-то удары или хлопки, поскольку драконариям пришлось пустить в ход копья и щиты, чтобы проложить нам путь сквозь всю эту кутерьму. Что-то мокрое и скользкое ударило меня по плечу… не знаю, что это было…
– Роза! – закричала я.
– Я здесь! – Она была где-то за моей спиной. – Мы уже почти у самых ворот!
Внезапно страж выпустил мою руку, и я упала, споткнувшись обо что-то, возможно о чью-то ногу. Я, с трудом переводя дух, пыхтела и билась в мешке, желая содрать его со своей головы, желая видеть, что творится вокруг. Другой дружинник Дракана поднял меня и перебросил через плечо, словно мешок с шерстью.
– Прекрати барахтаться! – сказал он. – Ведь я могу уронить тебя!
Я не барахталась. Я только пыталась вырваться из мешка. На самом деле оттого, что голова моя свисала вниз, мне стало чуточку легче. Мне удалось ослабить веревку, так что, по крайней мере, мешковина отошла ото рта, и мне стало легче дышать. Однако я по-прежнему ничего не видела.
Но вот прозвучали слова указа. Скрежет и скрип железных петель ворот. Вокруг нас стало посвободнее, а шум толпы слегка отдалился. Я уже могла слышать нечто другое – плеск воды в фонтане Равна на роскошном Княжеском дворе, что обычным простым людям дозволялось видеть лишь на расстоянии, через решетку Вышних врат.
– Ну и давка! – сказал один из стражей. – Можно подумать, народ никогда прежде не видел, как казнят человека!
– С драконом-то – вроде нечто новое, – произнес другой. – Из-за этого, должно быть, столько народу и привалило!
– Только бы они погодили начинать, – забеспокоился третий. – Мой приятель раздобыл нам прекрасное место на верхушке Гарнизонных ворот, но надо же… именно нас непременно должны были послать за этим ведьминым отродьем!
– Мы, пожалуй, успеем, – сказал тот, что нес меня. – Не думаю, что Драконий Князь начнет прежде, чем мы явимся!
Я ждала, что, когда мы явимся на Арсенальный двор, шум возобновится снова. Но там хотя и ощущалось, что собралось много сотен… да, может, много тысяч людей, на удивление стояла тишина.
И тут я услыхала голос мамы.
– Загляните себе в душу! – говорила она, и хотя, чтобы докричаться до стольких людей, от нее требовалось огромное напряжение сил, голос ее звучал спокойно, и не просто близко, а совсем рядом, словно она стоит прямо пред тобой. – Посмотрите на самих себя! Справедливо ли то, что вы делаете? Хорошо ли это, достойно ли? Можете ли вы признаться, что не испытываете стыда? То, что я совершила, – это лишь справедливость! Неужто истина была столь худо услышана, что должна стоить мне жизни?
Стражи остановились. И вот я внезапно снова оказалась стоящей на своих собственных ногах, и никто меня не держал. Я сорвала с головы мешок. Наконец-то я могла видеть!..
Весь огромный Арсенальный двор был битком набит людьми. Сдается, там их было куда больше, чем рассчитывал сам Дракан.
Люди сидели на крышах самых низеньких строений – кузниц, бани, на верхушке Гарнизонных ворот, они свешивались из окон восточного флигеля. Кое-кто приволок с собой повозки и телеги, так что мог подняться чуточку выше, чем остальная орава. Только вокруг самого эшафота и дракона было одинаково пусто. И хотя все жаждали видеть дракона, никто не желал подойти к нему ближе.
Но как раз в этот миг на дракона никто не смотрел. Люди, склонив головы, смотрели вниз либо не спускали глаз с моей матери.
Стражи заковали ей руки и закрыли глаза повязкой, но они не знали, что Пробуждающая Совесть, коли у нее достаточно сил, может также использовать свой голос. Она стояла там на эшафоте, хрупкая и маленькая, меж двух рослых, статных стражей, совсем одна среди сотен людей, что пришли поглазеть, как она умирает. Она не была разодета в сверкающий шелк или шитую золотом парчу, как мать Дракана и другие знатные дамы там, наверху, на балконе дворца.
На ней было то же самое коричневое платье, в котором пять дней тому назад она уехала из дома, а ее рыжевато-каштановые волосы утратили свой блеск и в беспорядке рассыпались по спине. Но ни одна из этих знатных фру, ни один из закованных в броню стражей, и даже сам Дракан… никто из них не смог бы совершить то, что совершила она. Она не могла видеть их. Но она заставила их увидеть самих себя. Потому-то там воцарилась тишина. Потому-то сотни людей стояли потупив головы и молчали.
То был момент, когда могло случиться все, что угодно. И Дракан, верно, ощутил, насколько это опасно. Он уселся на позолоченный стул на балконе замка, высоко над толпой. Он, верно, рассчитывал, что так он куда больше походит на князя. Но вот, вскочив на стул, Дракан выкрикнул в тишину:
– Да, она искусница, эта ведьма! Однако никакая она не Пробуждающая Совесть!
Я стояла разинув рот. Как он может произносить такие слова, когда все другие на огромной площади уже поняли, какой силой Пробуждающей Совесть она обладает? Но пока все до единого молча стояли на площади, вынужденные взглянуть на себя самих глазами Пробуждающей Совесть, Дракан ловко перешагнул через решетку балкона, схватился за край перил, переметнулся через них и соскочил вниз на площадь.
Драконарии подвели к эшафоту помост, по которому дракон мог бы заползти наверх, когда его цепь ослабят и она станет достаточно длинной.
Однако же Дракан опередил чудовище, по крайней мере на некоторое время. Взбежав наверх по помосту, он постоял прямо перед матушкой какой-то миг, такой мгновенный, что это показалось почти колдовством.
– То, что вы чувствуете, вовсе не проснувшаяся совесть, добрые сограждане! Это ведьмины фокусы! Чего вам совеститься? Никакая она не Пробуждающая Совесть, она ведьма, что заодно с убийцей-монстром Никодемусом. А пришли вы лишь затем, чтобы увидеть, как ее постигнет справедливая кара. Будь она действительно Пробуждающей Совесть, мог бы я тогда проделать такое? – И, сорвав повязку с лица моей мамы, он жестко схватил ее за подбородок и уставился ей прямо в глаза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25