Вдруг до меня дошло нечто куда более важное, чем чистый пол. Взяв одно ведро, я поставила его перед ним и протянула ему грубый, жестковатый комок мыла, что нам дали.
– Вот, – сказала я, – умойся.
Он чуточку посидел молча. Потом его плечи начали дрожать, и я на какой-то миг испугалась, что он плачет. Он вытянул руки с растопыренными пальцами прямо перед собой, но и руки его тряслись. Однако он заставил себя на долгий миг встретиться со мной взглядом. Глаза его были почти такими же темно-синими, как у Дракана, но белки испещрены красными прожилками, так что при взгляде на Никодемуса становилось тяжко на душе.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Не думал я, что дочь Пробуждающей Совесть может быть столь… милосердна.
Он схватил мыло, как голодный хватает кусок хлеба. Он тер и тер ладони, затем стащил с себя рубашку и обмыл лицо и верхнюю часть туловища, даже волосы, хотя уже весь трясся от холода. Его изувеченная грудная клетка потемнела от синяков. Он напоминал Рикерта Кузнеца в тот раз, когда его лягнула огромная ломовая лошадь мельника.
Вытереться было нечем, а прикасаться к запятнанной кровью рубашке ему явно не хотелось. Сняв передник, я дала его ему.
– Спасибо! – поблагодарил он, заставив себя еще раз встретиться со мной взглядом, хотя я видела: это причинило ему боль.
– Ты замерзнешь, – пробормотала я, когда он пинком отшвырнул рубашку как можно дальше в угол камеры.
– Неважно, – ответил он. – Сомневаюсь, что они сохранят мне жизнь так долго, чтобы успеть занедужить.
– Моя матушка сказала им: она знает – ты невиновен!
– Так и сказала? – Он внимательно разглядывал свои руки. – Тогда ей известно больше, чем мне самому…
Он снова поглядел на меня, словно думая, что боль уменьшится, если он будет долго смотреть на меня.
– И как она может называть меня невиновным, когда она знает… – его голос пресекся, но он все же продолжал, – когда она знает все, что я вообще сделал. Да и не сделал тоже. Знает каждый подлый, жалкий и трусливый поступок, который я когда-либо совершил. Тех людей, которым причинил зло. То, чего не посмел… Все то, что отобрал у других, и все то, чего я из скаредности, страха или жадности им не дал… Нет, мадемуазель, я, по правде говоря, вовсе не невиновен! – Он буквально выплюнул эти последние слова, будто у него возник скверный вкус во рту. – Но все же я не думаю, что мог бы… мог бы причинить Аделе какое-либо зло. Да и мальчику Биану, который… Нет, не верю, что я бы смог так обойтись с ними, даже в самом ужасном хмелю!
– Ведь матушка тоже говорит, что ты этого не делал. А она очень редко ошибается!
Его глаза, зиявшие пустотой, не отрывались от чего-то, каких-то невидимых для меня видений, призраков, воспоминаний.
– Не могу вспомнить… – снова произнес он, – сделал ли, нет ли… Но, по правде говоря, трудно забыть, что их кровь оказалась на моих руках…
Я недолго вглядывалась в него.
– Не думаю, чтобы это был ты, – немного погодя сказала я со всей уверенностью, какую только могла выказать.
– Ты – дитя! – произнес он. – А дети думают о людях только самое лучшее. – Взгляд его освободился от пустоты. – Что, собственно говоря, ты делаешь здесь? – продолжал он. – Дракан, что, вовсе сошел с ума?.. Вот так запирать малолетних девчонок в камеру приговоренного к смерти?..
– Ты еще не приговорен! Не приговорен, пока матушка уверяет, что ты невиновен. Однако же… стало быть… я здесь ради этого. Дракан верит, что может заставить ее сказать совсем другое.
– А он может?
Я улыбнулась и покачала головой:
– Он плохо знает мою мать.
Сняв с пояса маленький ножик, я мелко настругала остатки мыла и плеснула воду в другое ведро с мыльной водой. Затем вылила большую часть на пол, а вместо половой щетки воспользовалась метлой. Никодемус подтянул ноги на кирпичные нары и только все смотрел и смотрел… Верно, сын князя, владетеля замка, никогда и не пытался взять в руки половую тряпку.
Сквозь крошечную – прекрошечную отдушину в стене было видно, что на дворе совсем стемнело. В переходе рядом висела масляная лампа, отбрасывавшая в камеру желтоватый мятущийся свет. Можно было расслышать голоса стражей из караульной – у них явно была в разгаре какая-то игра, потому как время от времени звучал то торжествующий вопль, то клятвы, то проклятия или обвинения в мошенничестве, то необычайная радость выигравших.
– Госпожа… – начал было Никодемус.
– Я не очень-то привычна к разным там титулам, – прервала я его. – Зови меня просто Дина, я, во всяком случае, буду знать, что ты обращаешься ко мне.
– Дина, тогда ты тоже должна называть меня Нико. Так зовут меня, то есть так звали меня мои друзья. Но я хотел сказать… тебе незачем сидеть здесь всю ночь напролет. Позови стражей! Я уверен, Дракан хотел лишь… немного припугнуть твою матушку!
Я покачала головой:
– Не думаю, что он так легко сдастся. Да и вообще… коли я кликну стражей сейчас, то… то я проиграла. А я терпеть не могу проигрывать. Кроме того, я тебя не боюсь.
У него вырвался легкий, фыркающий смешок.
– Ну это-то я уже заметил. Но все же… Здесь холодно, неуютно и неудобно. Да еще вдобавок крысы\
Он произнес эти последние слова, будто ожидая, что я начну орать, и подбирать подол, и звать. Быть может, девчонки, которых он знал, вели себя обычно именно так.
– Крысы водятся и у нас дома, в подполе и на конюшне, – спокойно возразила я. – Страшила – это наш пес – ловит их, когда доберется, ведь с ними не так-то легко совладать. А ты замерз куда сильнее меня! – В самом деле, я видела, что его всего трясет. Я сняла с себя плащ. – Вот, возьми! Я знаю, что он слишком мал, но все же ты хоть чуточку согреешься.
– Это не… Я не могу…
– Возьми. Я в любой момент смогу забрать его, когда ты согреешься.
Он взял плащ, который едва прикрыл бы его плечи, если б он только застегнул самую последнюю из трех роговых пуговиц, а плащ доходил мне до колен.
Немного погодя раздались шаги – пришел один из стражей и снял лампу с крюка за дверью.
– Пора спать! – велел он. – И тебе тоже, монстр Никодемус!
– Мне зачем?.. – устало произнес Нико.
– Это придумал Дракан, а не я. Но клянусь тебе, монстр, коли ты хоть пальцем тронешь девчонку, этого ребенка, я…
– Ничего я ей не сделаю!
– Нет, потому как знаешь, что коли сделаешь – я самолично переломаю тебе все кости еще прежде, чем тебя велят обезглавить. Спокойной ночи. Ты, девочка, кликни, коли что! Мы будем прямо в конце перехода.
– Спокойной ночи, караульный. И спасибо! Но это не понадобится!
Он неразборчиво пробормотал что-то и ушел, унося с собой лампу. Камеру окутала кромешная тьма. Сквозь отдушину пробивалась лишь узкая полоска бледного лунного света.
– Я лягу на пол, – предложил Нико. – А ты располагайся на нарах.
– Вздор! Чепуха! – ответила я, пытаясь, чтобы голос мой звучал как у мамы, когда Мелли выводила ее из терпения. – Нам обоим наверняка хватит места на нарах. Да так легче тепло сохранить.
– Как бы не так! Лучше тебе не прикасаться ко мне. – Его голос звучал почти панически.
– Вздор-чепуха! – повторила я. – Ты ведь вовсе не нелюдь какая-нибудь, верно? Ты мне ничего дурного не сделаешь. – И прежде, чем он успел возразить мне, я уселась на нары рядом с ним и слегка прислонилась к его плечу.
Его вздох сменился громким, тяжелым дыханием, сопровождаемым икотой. Может, это случилось из-за темноты. А может, из-за того, что после кровавой резни в покоях Аделы ни один человек дружески не прикасался к нему. Или, быть может, лишь потому, что он не мог больше владеть собой.
Он заплакал так, что весь затрясся, беспомощно и безостановочно, а руки его сомкнулись вокруг меня и держали так крепко, будто я была единственной, кто мог бы спасти его, чтобы он не утонул.
– Не очень-то много в тебе от монстра, – прошептала я. – Как можно тебя бояться?
Немного погодя его плечи перестали содрогаться, дыхание стало более ровным. Но он по-прежнему обвивал меня руками, и было приятно, что тебя так держат после долгого и тревожного дня. Я и сама задышала спокойней, да и сон меня одолевал. Я зевнула. Нико отодвинулся чуть дальше в глубину нар, чтобы я могла лечь поудобнее.
– Удивительно, – пробормотал он в темноту. – Ты – дочь своей матери. И все же… Ее взгляд повергает меня во прах, заставляя чувствовать себя уродом, подлейшим монстром, который когда-либо вообще обретался в юдоли земной. Но ты… – Он тяжко вздохнул. – Ты заставляешь меня почти поверить, что я невиновен.
Фляжка мира
Не знаю, насколько позднее это произошло. Я немножко поспала, хотя лунная полоска на полу, казалось, не слишком сдвинулась за это время. Нико дышал глубоко и спокойно, но я не была уверена, спит ли он.
И вдруг я услыхала снова то, что разбудило меня: звуки шагов. Над стеной за дверью заметался беспокойный свет фонаря.
То был Дракан.
– Нико, – тихо позвал он, – Нико, ты не спишь?
Нико убрал руки с моих плеч, осторожно, чтобы не разбудить меня: он еще не обнаружил, что я уже проснулась. А я, прищурившись, притворилась спящей хитрым лисьим сном, не желая помешать им. Ведь Дракан назвал его «Нико», а Нико говорил, что так его называли друзья.
– Я не сплю! – ответил Никодемус.
– Пробуждающая Совесть по-прежнему твердит, что ты невиновен. Ее ни мытьем, ни катаньем не возьмешь! Вот я и решил: лучше всего… Скоро я и сам не буду знать, что же мне думать. И я спустился вниз, чтобы самому потолковать с тобой.
Нико медленно поднялся на ноги. Сквозь ресницы я могла видеть, что ему это далось нелегко на ночном холоде. Для его избитого тела холод совсем не кстати.
– Спасибо, что пришел, – вполголоса сказал он. – Но мне особо нечего тебе рассказать. Ведь я ничего не помню до той самой минуты, когда ты вместе со стражами колотушками вернул меня к жизни, и я увидел… все это…
– Ну почему же «до той минуты»? Должно быть, у тебя была какая-то причина пойти в покои Аделы…
Нико покачал головой:
– Я в самом деле не знаю. Мартен придумал это дурацкое состязание – бег с бочками, а мы ревели, орали, подбадривая бегущих, и слишком много пили, а я проиграл Эберту три марки серебром и чуть было не разбился насмерть. Ведь я было поверил, что смогу удержать равновесие, стоя на бочке, пока он сидел там, внутри… Но ведь ты был там! Ты сам видел все своими глазами. Может, еще лучше меня!
– Последнее, что я видел, как ты после полудня захватил один из стогов сена и объявил его своим королевством.
– Даже этого мне не вспомнить.
– Ты, сидя, громко и душераздирающе фальшиво пел. А когда Эберт хотел заставить тебя замолчать, ты погнался за ним с вилами. Но потом ты постепенно приутих, захрапел, и мы отнесли тебя в твою опочивальню. Однако же, обретя разум, ты, должно быть, продолжал похмеляться. Там рядом с тобой валялось множество опорожненных бутылок. А потом… поздно вечером ты, должно быть, отправился в покои Аделы… Нико, не иначе как это сделал ты!
– Не могу вспомнить… – прошептал Нико, вцепившись в дверную решетку.
– Попытайся, – холодно и жестко произнес Дракан. – Попытайся. Обычно ты поднимаешься по лестнице западного флигеля – но, должно быть, ты взошел наверх потайным ходом, иначе кто-нибудь да увидел бы тебя, – миновал длинный коридор, постучал в дверь… или как? Что тебе понадобилось у Аделы? Кто тебе открыл дверь? Или ты прямо вошел туда? И почему ты захватил с собой длинный кинжал?
– Дракан… я не могу. Это… все кончено! По-твоему, могу ли я думать после всего этого о чем-то другом? Просто невозможно!
– Мне казалось, что сейчас, когда ты протрезвел…
– Нет! В голове по-прежнему лишь огромный провал…
– Нико, я… в самом деле надеюсь, что Пробуждающая Совесть права! Ты мой кузен! И мой друг! А я и так уже потерял предостаточно родичей.
– Я и сам пришел к мысли… что на самом деле не делал этого. Хотя по-прежнему не могу объяснить, зачем я оказался у Аделы. Но что-то сдвинулось во мне, в моей душе. Теперь я верю – объяснение заключено там. Мне надо лишь хорошенько поискать его…
Дракан задумчиво рассматривал своего кузена.
– Ну ладно, пусть тебе сопутствуют счастье и удача. Вот тебе небольшой дар в знак примирения. – Он протянул Нико обтянутую кожей флягу. – Тебе, чтобы опохмелиться, необходим самый злой и крепкий напиток на земле.
Нико поглядел на флягу, не беря ее в руки.
– Не думаю, что ответ, который я ищу, находится на дне такой фляжки, как эта, – сказал он.
Дракан слабо улыбнулся:
– Ответа там ты, верно, не сыщешь, нет! Однако же ты, возможно… найдешь мир… примирение. Все же возьми фляжку. Сохрани ее! Ведь ты можешь назвать ее «фляжка мира»! От меня – тебе! Я печалюсь, что был… не таким, каким являюсь на самом деле! Но я был вне себя.
– Повод хорош! – сказал Нико, взяв флягу. – И как бы то ни было, кузен, я рад, что ты спустился сюда сегодня вечером.
Пробка с громким хлопком взвилась ввысь, и Нико принюхался к содержимому фляги.
– И не только поэтому… Хотя вино пахнет многообещающе! – сказал он.
Дракан, как бы завершая беседу, махнул рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25