Слуга нашел женщину – она все еще стояла в тени, одна. Он пытливо оглядел ее и изумленно пожал плечами – в конце концов, если король решил затеять интрижку с простолюдинкой с завешенным темным платком лицом, да еще напялившей на себя лучшее платье, – все-таки она идет к самому королю! – это его дело, пускай развлекается. А вот его дело – получить за это хорошее вознаграждение, при условии, что он передаст все, как надо.
Но ее улыбка из-под темной вуали была как солнечный лучик, показавшийся из ночной мглы. Он заметил ее вспыхнувшее радостью лицо, когда старательно пересказывал незнакомке доверенные ему королем слова. И в тот же миг почувствовал, как ему в руку сунули монету, еще горячую от ее руки. Взметнулись юбки, и женщина исчезла. Вечером, когда король вернется с охоты, он, его верный слуга, получит богатство, о котором и не мечтал.
XIV
Туман лег на траву, окутал деревья и спрятал реку. Элейн ехала медленно, опустив поводья, не сводя глаз с невысокого холма, маячившего впереди. Он конусом вырисовывался на фоне темного неба, и на его вершине в лунном свете виднелись руины старой крепости. Элейн сразу поняла, почем; Александр выбрал это место. Там жили древние племена, там жили колдуны. Местные жители обходили эти места стороной. Элейн проняла дрожь, по телу побежали мурашки, спина и шея оцепенели, и все – от пугающих мыслей. Там-Лин, прижав уши, слегка шарахался от теней.
Его лошадь уже была на месте, привязанная к дереву. Элейн привязала Там-Лина рядом, и конь стоял, кося глазом в сторону холма. Рядом с Элейн был ее верный Доннет. Луна поднялась еще выше, дальше от земли, и ее свет уже не покрывал серебристой, ласковой пеленой леса и долы. Теперь он струил на мягкую, утоптанную овцами траву холодные, безжалостные лучи. Приказав Доннету ждать ее, Элейн, подобрав юбки, стала взбираться на холм.
Когда она оказалась наверху, сердце ее бешено забилось в груди. У нее перехватило дыхание, пересох рот. Оглядываясь вокруг, Элейн пыталась успокоиться. «Должно быть, когда-то это был замок древних пиктов», – думала она. Громадные, грубо отесанные камни, раскиданные в траве, возвышались над холмом, отбрасывая черные тени на залитую луной лужайку. Далеко внизу лежала Твиддейлская долина с протекающей по ней речкой, тонувшей в дымке тумана. Она закрыла глаза и перекрестилась – древние духи здесь, они следят за ней.
Александр сидел на осколке огромной каменной ступени, укутавшись в толстый плащ и обхватив руками колени. Рядом с ним лежал обнаженный меч; лунный зайчик играл на лезвии.
Она молча подошла к нему и остановилась перед ним, глядя прямо ему в лицо. Свою вуаль Элейн откинула назад, – так она сразу узнает, любит он ее или уже нет.
Король улыбнулся. Распахнув плащ, он привлек ее к себе и крепко обнял. Им не хотелось нарушать тишину.
– Итак, тебе наконец-то надоел твой муж? – произнес он после долгого молчания.
Она широко раскрыла глаза.
– Я не живу со своим мужем. Я не была с ним с тех пор, как родилась Джоанна.
– Джоанна. – Его голос был задумчив. – А почему ты так долго ждала и не ехала ко мне?
– Я не знала, любишь ли ты меня.
– Люблю ли я тебя! – воскликнул он. – Я всегда любил тебя и чуть не сошел с ума, когда узнал, что ты вернулась к де Куинси.
– Кто тебе это сказал?
– Король Генрих.
– И ты поверил ему?
Помолчав, он ответил:
– Есть такая вещь, как королевская честь, Элейн. Ты не принимала моих даров, не хотела читать мои письма. Я думал, что больше не нужен тебе. Потом я узнал, что у тебя родился ребенок. Я решил, что после того, как оба наши младенца умерли… – Его голос упал.
Она грустно улыбнулась:
– Я хотела вас, милорд. Не ваших даров и не ваших писем. Я хотела вас.
Он медленно поднял руку и прикоснулся к ее лицу.
– Почему ты приехала сейчас? – спросил он тихо.
– Ты написал, что больше не можешь жить без меня. Подозреваю, что это Ронвен подсказала тебе эти слова, но я хотела их услышать.
Он покачал головой.
– Я сам знаю, какие слова говорить, женщина. Леди Ронвен всего лишь попросила меня еще раз их повторить. Боже милостивый! Как могли мы упустить столько времени! Не было дня, чтобы я не мечтал держать тебя в своих объятиях! – Он крепче прижал ее к себе. – Ты оказала неповиновение королю Англии, приехав сюда, Элейн!
– Я окажу неповиновение даже высшим силам, если ты этого от меня захочешь, – сказала она, нежась в его объятиях. – Я еще должна родить сына королю Шотландии. Сына, который будет жить, вырастет и продолжит королевский род. – Она приложила палец к его губам. – Не хмурьтесь; Я все знаю, и на мне не надо жениться. Я могу обойтись без этого и согласна быть вашей возлюбленной. Судьба рассудит, чьи дети достойны быть законными наследниками трона.
Они поцеловались, и Элейн расстегнула лиф платья. Руки Александра впитали холод камня, и она вздрогнула, ощутив их прикосновение к своему обнаженному телу.
– Я больше никогда не отпущу тебя, Элейн, – прошептал он нежно. – Хочу, чтобы ты была моей навсегда.
Глава восемнадцатая
I
Годстоу, Оксфордшир.
Первая среда поста, 13 февраля 1247
Изабелла стояла у окошка в своей келье и смотрела на небо. На дворе была стужа, и, хотя поверх монашеской рясы она накидывала подбитый мехом плащ, руки и ноги у нее посинели от холода. Скоро она отправится в теплую комнату и сядет рядом с другими сестрами, съежившимися у огня. Им разрешали приходить сюда греться только на короткое время, в перерывах между работой и молитвой, но большинству из них удавалось каким-то образом собираться здесь как можно чаще. Изабелла фыркнула. Она ни разу еще не спустилась ни к вечерне, ни к заутрене, ни к часам. Только после того, как служанка приносила ей горячее питье и помогала сменить белье на постели, она с неохотой появлялась на поздней обедне. Монастырь был богат. Многие монахини являлись потомками старинных аристократических родов, как и она сама. Король убирал их – с глаз долой, из сердца вон, – чтобы не тревожить ими свои мысли. Иногда кое-кого из них возвращали в мир. Изабелла была в числе тex, кто на это надеялся.
Луна стояла высоко и была странной, с кровавым оттенком. Она заливала зловещим полусветом покрытые снегом крыши монастырских строений. Изабелла не помнила, чтобы луна когда-нибудь бывала такого цвета. Она испугалась. Животные тоже были в тревоге. Она слышала, как в стойлах беспокойно шевелились лошади и где-то за стенами монастыря беспокойно выла собака.
Содрогаясь от страха, она взяла свечу и подошла к сундуку, который служил ей книжной полкой, шкафом для посуды и письменным столом. На сундуке лежал небольшой молитвенник и драгоценный пергамент, а рядом – чернила и перья, которые Изабелла выпросила у сестры Мод, трудившейся в монастырском скриптории. Она будет писать уже пятое письмо; его вынесет из монастыря кто-нибудь из простых мирян, прислуживающих монахиням, и передаст кому-нибудь, кто внушит доверие, а тот – по назначению, но, скорее всего, еще кому-нибудь. И так оно достигнет цели.
Послание, которое она собиралась написать, предназначалось Элейн. Изабелла, встав на колени, склонилась над сундуком, играя пушистым кончиком пера.
«Дорогая моя, милая сестра. – Начало ей понравилось. – Ради нашей старой любви друг к другу я хочу попросить вас оказать мне одну услугу».
«Вытащи меня отсюда!» – такова была суть ее письма. Принцесса была в отчаянии. Она понимала, что ее держат здесь как узницу, из высших соображений оставляя имя и титул. Для нее не должно было существовать мужчин, за исключением старого священника, который вел службы в монастырской церкви, и епископа, приезжавшего к ним распекать настоятельницу за распущенность нравов и беспорядок. А еще ему не нравились некоторые следы богатства и уюта, которые он замечал в монастыре. Уюта! Изабелла фыркнула. Для нее этот монастырь был чем-то вроде ада. Элейн должна вытащить ее отсюда, она допущена ко двору короля Генриха, и она поможет.
Изабелла снова склонилась над письмом и стала старательно выводить слова. Она не привыкла держать перо и с огорчением заметила, что кончик его расщепляется под нажимом ее пальцев, забрызгивая кляксами пергамент.
Сначала послышался отдаленный гул, похожий на раскаты грома. Она с недоумением посмотрела вверх, на окно и озадаченно нахмурила брови. Но вдруг пол под ней поехал куда-то в сторону. Бросив перо, она схватилась за сундук. Тут сильно закачался подсвечник и, перевернувшись, покатился и грохнулся на пол. Свеча погасла. Изабелла заметила, что за окном уже занимался день.
Издалека до нее доносились крики, и она вскочила на ноги. Нащупав в темноте дверь, она выбралась в холодный коридор. Все вокруг нее содрогалось, качалось и куда-то плыло. Она слышала, как сыплется с крыши черепица, трещат и рушатся каменные стены.
Затем все прекратилось так же внезапно, как началось. Над монастырем нависла гнетущая тишина.
Изабелла стояла в оцепенении, ее сердце готово было выскочить из груди. Ее глазам представилось страшное зрелище: она видела, как монахини выбегали из церкви. Они плакали; среди них были пострадавшие; у двоих по лицу текла кровь, – им задело головы. Все были в страшном потрясении. Случилось так, что во время утренней молитвы, когда их голоса сливались в распеве неземной красоты, неожиданно рухнуло большое алтарное распятие, и огромные куски деревянной алтарной перегородки полетели прямо в хор. Прекрасный витраж-розетка, украшавший западную стену, разбился на множество мелких осколков.
Настоятельница с лицом белым, как ее плат, молитвенно сложив руки, переходила от монахини к монахине и подсчитывала, сколько из них было ранено. Чудом никого не убило.
Изабелла, подойдя к несчастным, хотела предложить им свою помощь, но в этот момент рядом с ней остановилась настоятельница. Окинув принцессу долгим взглядом, она спросила:
– Где вы были? Вас ведь не было в церкви?
Пальцы Изабеллы были перепачканы чернилами, в правой руке она комкала обломанное перо. Даже под пылью, которая покрывала ее всю с головы до ног, было видно, что и плат, и ряса ее выпачканы чернилами.
– Я была в своей келье, мать настоятельница, я там писала. – Она все еще не оправилась от потрясения, и признание вырвалось непроизвольно. – Что это было? Что случилось?
– Думаю, это было землетрясение. – Настоятельница поджала губы. – Я читала о таких вещах. Они являются знаком крайнего нерасположения Господа к нам, грешным, знаком того, что он хочет сурово покарать злых и непослушных. – Она воздела руки к небу и продолжала: – Только вчера я получила еще одно предупредительное письмо от епископа. Он пишет, что мы не идем больше праведным путем, что мы забыли об исполнении устава монастыря, и будем за это наказаны. Он пишет, что Господь не одобряет нашего поведения и что я должна быть строже. И вот теперь мы получили знамение. – Она упала на колени прямо на осколки стекол и черепицы и, рыдая, начала молиться. Другие монахини последовали ее примеру и, осенив себя крестом, опустились на колени рядом с ней. На западе, позади церкви, кровавая луна медленно погружалась в тучи, и бледное, словно заплаканное солнце начало подниматься из предрассветного тумана.
В тот же день монахини устрожили говенье: надели власяницы, отпустили прислугу. Настоятельница объявила, что они должны удвоить подвиги благочестия во время поста и отныне не будет никакого огня в камине, никаких лишних покрывал, никакого вина и разговоров. И никакой связи с мирянами.
Изабелла, как и другие женщины, перепуганная до смерти, сожгла свое недописанное письмо к Элейн, принеся его в жертву на алтарь благочестия вместе с другими благами. Еда и дорогие покрывала были отданы бедным. Монахини целиком посвятили себя молитвам и посту. Откуда им было знать, что смятение и ужас перед Господним знамением испытали не они одни. Ужасом была объята вся Южная Англия и Уэльс. Не ведали они и того, что недавно перестроенный собор Святого Давида обрушился и что король Англии Генрих Третий повелел своим подданным повсюду молиться; а кое-кто уже предсказывал конец света.
II
Роксбург. Февраль 1247
Александр хохотал от души:
– Бог разрушил Лондон и потряс Англию до основания! Надеюсь, Генрих, вняв предупреждению свыше, проведет весь следующий год на коленях!
Затащив малютку Джоанну к себе на колени, он спросил Элейн:
– Ты не узнавала, был ли причинен ущерб твоему имуществу и землям на юге? И если был, насколько он велик?
Элейн пожала плечами. Она наблюдала, как король играл с ее дочуркой. Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Думаю, тебе надо об этом позаботиться, Элейн, – сказал он неожиданно строгим голосом.
Она выдержала его взгляд, но заметила печаль в его глазах. Сердце ее упало.
– Ты хочешь сказать, что я должна уехать?
Король кивнул.
– Мари все знает. Меня удивляет, что нам удавалось так долго скрывать твое пребывание здесь. Но теперь ей стало все известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Но ее улыбка из-под темной вуали была как солнечный лучик, показавшийся из ночной мглы. Он заметил ее вспыхнувшее радостью лицо, когда старательно пересказывал незнакомке доверенные ему королем слова. И в тот же миг почувствовал, как ему в руку сунули монету, еще горячую от ее руки. Взметнулись юбки, и женщина исчезла. Вечером, когда король вернется с охоты, он, его верный слуга, получит богатство, о котором и не мечтал.
XIV
Туман лег на траву, окутал деревья и спрятал реку. Элейн ехала медленно, опустив поводья, не сводя глаз с невысокого холма, маячившего впереди. Он конусом вырисовывался на фоне темного неба, и на его вершине в лунном свете виднелись руины старой крепости. Элейн сразу поняла, почем; Александр выбрал это место. Там жили древние племена, там жили колдуны. Местные жители обходили эти места стороной. Элейн проняла дрожь, по телу побежали мурашки, спина и шея оцепенели, и все – от пугающих мыслей. Там-Лин, прижав уши, слегка шарахался от теней.
Его лошадь уже была на месте, привязанная к дереву. Элейн привязала Там-Лина рядом, и конь стоял, кося глазом в сторону холма. Рядом с Элейн был ее верный Доннет. Луна поднялась еще выше, дальше от земли, и ее свет уже не покрывал серебристой, ласковой пеленой леса и долы. Теперь он струил на мягкую, утоптанную овцами траву холодные, безжалостные лучи. Приказав Доннету ждать ее, Элейн, подобрав юбки, стала взбираться на холм.
Когда она оказалась наверху, сердце ее бешено забилось в груди. У нее перехватило дыхание, пересох рот. Оглядываясь вокруг, Элейн пыталась успокоиться. «Должно быть, когда-то это был замок древних пиктов», – думала она. Громадные, грубо отесанные камни, раскиданные в траве, возвышались над холмом, отбрасывая черные тени на залитую луной лужайку. Далеко внизу лежала Твиддейлская долина с протекающей по ней речкой, тонувшей в дымке тумана. Она закрыла глаза и перекрестилась – древние духи здесь, они следят за ней.
Александр сидел на осколке огромной каменной ступени, укутавшись в толстый плащ и обхватив руками колени. Рядом с ним лежал обнаженный меч; лунный зайчик играл на лезвии.
Она молча подошла к нему и остановилась перед ним, глядя прямо ему в лицо. Свою вуаль Элейн откинула назад, – так она сразу узнает, любит он ее или уже нет.
Король улыбнулся. Распахнув плащ, он привлек ее к себе и крепко обнял. Им не хотелось нарушать тишину.
– Итак, тебе наконец-то надоел твой муж? – произнес он после долгого молчания.
Она широко раскрыла глаза.
– Я не живу со своим мужем. Я не была с ним с тех пор, как родилась Джоанна.
– Джоанна. – Его голос был задумчив. – А почему ты так долго ждала и не ехала ко мне?
– Я не знала, любишь ли ты меня.
– Люблю ли я тебя! – воскликнул он. – Я всегда любил тебя и чуть не сошел с ума, когда узнал, что ты вернулась к де Куинси.
– Кто тебе это сказал?
– Король Генрих.
– И ты поверил ему?
Помолчав, он ответил:
– Есть такая вещь, как королевская честь, Элейн. Ты не принимала моих даров, не хотела читать мои письма. Я думал, что больше не нужен тебе. Потом я узнал, что у тебя родился ребенок. Я решил, что после того, как оба наши младенца умерли… – Его голос упал.
Она грустно улыбнулась:
– Я хотела вас, милорд. Не ваших даров и не ваших писем. Я хотела вас.
Он медленно поднял руку и прикоснулся к ее лицу.
– Почему ты приехала сейчас? – спросил он тихо.
– Ты написал, что больше не можешь жить без меня. Подозреваю, что это Ронвен подсказала тебе эти слова, но я хотела их услышать.
Он покачал головой.
– Я сам знаю, какие слова говорить, женщина. Леди Ронвен всего лишь попросила меня еще раз их повторить. Боже милостивый! Как могли мы упустить столько времени! Не было дня, чтобы я не мечтал держать тебя в своих объятиях! – Он крепче прижал ее к себе. – Ты оказала неповиновение королю Англии, приехав сюда, Элейн!
– Я окажу неповиновение даже высшим силам, если ты этого от меня захочешь, – сказала она, нежась в его объятиях. – Я еще должна родить сына королю Шотландии. Сына, который будет жить, вырастет и продолжит королевский род. – Она приложила палец к его губам. – Не хмурьтесь; Я все знаю, и на мне не надо жениться. Я могу обойтись без этого и согласна быть вашей возлюбленной. Судьба рассудит, чьи дети достойны быть законными наследниками трона.
Они поцеловались, и Элейн расстегнула лиф платья. Руки Александра впитали холод камня, и она вздрогнула, ощутив их прикосновение к своему обнаженному телу.
– Я больше никогда не отпущу тебя, Элейн, – прошептал он нежно. – Хочу, чтобы ты была моей навсегда.
Глава восемнадцатая
I
Годстоу, Оксфордшир.
Первая среда поста, 13 февраля 1247
Изабелла стояла у окошка в своей келье и смотрела на небо. На дворе была стужа, и, хотя поверх монашеской рясы она накидывала подбитый мехом плащ, руки и ноги у нее посинели от холода. Скоро она отправится в теплую комнату и сядет рядом с другими сестрами, съежившимися у огня. Им разрешали приходить сюда греться только на короткое время, в перерывах между работой и молитвой, но большинству из них удавалось каким-то образом собираться здесь как можно чаще. Изабелла фыркнула. Она ни разу еще не спустилась ни к вечерне, ни к заутрене, ни к часам. Только после того, как служанка приносила ей горячее питье и помогала сменить белье на постели, она с неохотой появлялась на поздней обедне. Монастырь был богат. Многие монахини являлись потомками старинных аристократических родов, как и она сама. Король убирал их – с глаз долой, из сердца вон, – чтобы не тревожить ими свои мысли. Иногда кое-кого из них возвращали в мир. Изабелла была в числе тex, кто на это надеялся.
Луна стояла высоко и была странной, с кровавым оттенком. Она заливала зловещим полусветом покрытые снегом крыши монастырских строений. Изабелла не помнила, чтобы луна когда-нибудь бывала такого цвета. Она испугалась. Животные тоже были в тревоге. Она слышала, как в стойлах беспокойно шевелились лошади и где-то за стенами монастыря беспокойно выла собака.
Содрогаясь от страха, она взяла свечу и подошла к сундуку, который служил ей книжной полкой, шкафом для посуды и письменным столом. На сундуке лежал небольшой молитвенник и драгоценный пергамент, а рядом – чернила и перья, которые Изабелла выпросила у сестры Мод, трудившейся в монастырском скриптории. Она будет писать уже пятое письмо; его вынесет из монастыря кто-нибудь из простых мирян, прислуживающих монахиням, и передаст кому-нибудь, кто внушит доверие, а тот – по назначению, но, скорее всего, еще кому-нибудь. И так оно достигнет цели.
Послание, которое она собиралась написать, предназначалось Элейн. Изабелла, встав на колени, склонилась над сундуком, играя пушистым кончиком пера.
«Дорогая моя, милая сестра. – Начало ей понравилось. – Ради нашей старой любви друг к другу я хочу попросить вас оказать мне одну услугу».
«Вытащи меня отсюда!» – такова была суть ее письма. Принцесса была в отчаянии. Она понимала, что ее держат здесь как узницу, из высших соображений оставляя имя и титул. Для нее не должно было существовать мужчин, за исключением старого священника, который вел службы в монастырской церкви, и епископа, приезжавшего к ним распекать настоятельницу за распущенность нравов и беспорядок. А еще ему не нравились некоторые следы богатства и уюта, которые он замечал в монастыре. Уюта! Изабелла фыркнула. Для нее этот монастырь был чем-то вроде ада. Элейн должна вытащить ее отсюда, она допущена ко двору короля Генриха, и она поможет.
Изабелла снова склонилась над письмом и стала старательно выводить слова. Она не привыкла держать перо и с огорчением заметила, что кончик его расщепляется под нажимом ее пальцев, забрызгивая кляксами пергамент.
Сначала послышался отдаленный гул, похожий на раскаты грома. Она с недоумением посмотрела вверх, на окно и озадаченно нахмурила брови. Но вдруг пол под ней поехал куда-то в сторону. Бросив перо, она схватилась за сундук. Тут сильно закачался подсвечник и, перевернувшись, покатился и грохнулся на пол. Свеча погасла. Изабелла заметила, что за окном уже занимался день.
Издалека до нее доносились крики, и она вскочила на ноги. Нащупав в темноте дверь, она выбралась в холодный коридор. Все вокруг нее содрогалось, качалось и куда-то плыло. Она слышала, как сыплется с крыши черепица, трещат и рушатся каменные стены.
Затем все прекратилось так же внезапно, как началось. Над монастырем нависла гнетущая тишина.
Изабелла стояла в оцепенении, ее сердце готово было выскочить из груди. Ее глазам представилось страшное зрелище: она видела, как монахини выбегали из церкви. Они плакали; среди них были пострадавшие; у двоих по лицу текла кровь, – им задело головы. Все были в страшном потрясении. Случилось так, что во время утренней молитвы, когда их голоса сливались в распеве неземной красоты, неожиданно рухнуло большое алтарное распятие, и огромные куски деревянной алтарной перегородки полетели прямо в хор. Прекрасный витраж-розетка, украшавший западную стену, разбился на множество мелких осколков.
Настоятельница с лицом белым, как ее плат, молитвенно сложив руки, переходила от монахини к монахине и подсчитывала, сколько из них было ранено. Чудом никого не убило.
Изабелла, подойдя к несчастным, хотела предложить им свою помощь, но в этот момент рядом с ней остановилась настоятельница. Окинув принцессу долгим взглядом, она спросила:
– Где вы были? Вас ведь не было в церкви?
Пальцы Изабеллы были перепачканы чернилами, в правой руке она комкала обломанное перо. Даже под пылью, которая покрывала ее всю с головы до ног, было видно, что и плат, и ряса ее выпачканы чернилами.
– Я была в своей келье, мать настоятельница, я там писала. – Она все еще не оправилась от потрясения, и признание вырвалось непроизвольно. – Что это было? Что случилось?
– Думаю, это было землетрясение. – Настоятельница поджала губы. – Я читала о таких вещах. Они являются знаком крайнего нерасположения Господа к нам, грешным, знаком того, что он хочет сурово покарать злых и непослушных. – Она воздела руки к небу и продолжала: – Только вчера я получила еще одно предупредительное письмо от епископа. Он пишет, что мы не идем больше праведным путем, что мы забыли об исполнении устава монастыря, и будем за это наказаны. Он пишет, что Господь не одобряет нашего поведения и что я должна быть строже. И вот теперь мы получили знамение. – Она упала на колени прямо на осколки стекол и черепицы и, рыдая, начала молиться. Другие монахини последовали ее примеру и, осенив себя крестом, опустились на колени рядом с ней. На западе, позади церкви, кровавая луна медленно погружалась в тучи, и бледное, словно заплаканное солнце начало подниматься из предрассветного тумана.
В тот же день монахини устрожили говенье: надели власяницы, отпустили прислугу. Настоятельница объявила, что они должны удвоить подвиги благочестия во время поста и отныне не будет никакого огня в камине, никаких лишних покрывал, никакого вина и разговоров. И никакой связи с мирянами.
Изабелла, как и другие женщины, перепуганная до смерти, сожгла свое недописанное письмо к Элейн, принеся его в жертву на алтарь благочестия вместе с другими благами. Еда и дорогие покрывала были отданы бедным. Монахини целиком посвятили себя молитвам и посту. Откуда им было знать, что смятение и ужас перед Господним знамением испытали не они одни. Ужасом была объята вся Южная Англия и Уэльс. Не ведали они и того, что недавно перестроенный собор Святого Давида обрушился и что король Англии Генрих Третий повелел своим подданным повсюду молиться; а кое-кто уже предсказывал конец света.
II
Роксбург. Февраль 1247
Александр хохотал от души:
– Бог разрушил Лондон и потряс Англию до основания! Надеюсь, Генрих, вняв предупреждению свыше, проведет весь следующий год на коленях!
Затащив малютку Джоанну к себе на колени, он спросил Элейн:
– Ты не узнавала, был ли причинен ущерб твоему имуществу и землям на юге? И если был, насколько он велик?
Элейн пожала плечами. Она наблюдала, как король играл с ее дочуркой. Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Думаю, тебе надо об этом позаботиться, Элейн, – сказал он неожиданно строгим голосом.
Она выдержала его взгляд, но заметила печаль в его глазах. Сердце ее упало.
– Ты хочешь сказать, что я должна уехать?
Король кивнул.
– Мари все знает. Меня удивляет, что нам удавалось так долго скрывать твое пребывание здесь. Но теперь ей стало все известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80