– Полагаю, что следует. Я думаю, вам стоит завтра нанести ей визит.
– И что я скажу? Прошу прощения, госпожа, почему вы мне вчера улыбнулись?
– Что-то в этом роде, – сказал Кессиас, проигнорировав саркастический тон Лайама. – Вы теперь квестор и имеете право задавать любые вопросы. Представьтесь официально, скажите, что ведете расследование. Если матушка намекала на что-то своей улыбкой, она вам все объяснит.
– Или не объяснит.
– Или не объяснит. Возможно и такое. А что, у вас есть мысли получше?
Лайам нахмурился. Ему вовсе не хотелось посещать черный храм. Изо всех богов Таралона о Лаомедоне Лайам знал меньше всего – и предпочитал, чтобы так оно было и дальше. Ему пришлось как-то сойтись лицом к лицу с Повелителем Бурь, но он предпочитал об этом не вспоминать. Вот и теперь все его существо протестовало против визита в святилище, жрецы которого не имеют имен и поклоняются смерти.
Но как бы там ни было, а идти туда все же придется. Нельзя отмахиваться от возможности хоть в чем-нибудь разобраться. А кроме того, в нем крепло ощущение, что за всем этим нагромождением событий и фактов кроется что-то посерьезнее обыкновенного воровства. И что даже если ему удастся отыскать Двойника, тем дело не кончится.
Бурс нерешительно предложил сыграть на флейте, но и Лайаму, и Кессиасу было сейчас не до музыки. Примерно с час они провели в тишине, погрузившись каждый в свои размышления. Эдил время от времени что-то ворчал себе под нос и ерзал в кресле, словно подушку под ним набили крапивой.
Башенные колокола, отзвонившие девять часов, вывели их из задумчивости.
– Мне пора идти, – сказал Лайам, поднимаясь.
– Угу. Боулт сейчас должен быть в казарме. Скажите, что я велел ему сопровождать вас. И будьте повнимательнее, квестор Ренфорд, – остерегайтесь если не призраков, то самого Муравейника.
Поскольку Лайам и впрямь опасался и того, и другого, он, прежде чем уйти, клятвенно пообещал вести себя более чем осторожно.
Улицы Саузварка были безлюдны; порывистый ветер хозяйничал в них, подталкивая Лайама в сторону моря. Он свистел над крышами и завывал в бесчисленных дымоходах.
“Превосходная ночь для охоты на духов”, – подумал Лайам, сворачивая на площадь. Он уже всерьез стал прикидывать – не вызвать ли ему своего фамильяра. Но факелы, горящие у входа в казарму, и надежные фигуры топчущихся возле нее караульных его успокоили. “Боулт не хуже Фануила – надеюсь”. Вдруг Лайам понял, что почти готов счесть дракончика неотъемлемой частью своей жизни. С тех самых пор, как замок его отца погиб в огне, Лайам никогда не задерживался на одном месте достаточно долго, чтобы завязать с кем-либо прочные отношения. Он все время находился в пути, из военного лагеря – на корабль, из порта – в горную крепость, из Таралона – в Фрипорт и обратно, – и потому, поймав себя на теплых раздумьях о маленькой твари, Лайам был удивлен.
Боулт обнаружился в казарме. Он сидел на солдатской койке со шлифовальным камнем в руках, у ног его были свалены грудой помятые в драке дубинки. Стражник воспринял приказ Кессиаса безропотно, но и без особого энтузиазма. Он положил шлифовальный камень на пол, потом встал и снял с вешалки свой плащ. Затем он потянулся за алебардой, но Лайам его остановил.
– Она вам не понадобится.
– Мы ведь идем в Муравейник?
– Да.
– Тогда я ее прихвачу. С тех пор, как мы с вами там побывали, квестор Ренфорд, этот район изменился не в лучшую сторону. Что делать – зима.
В прошлый раз они с Боултом вот так же ночью наведались в Муравейник, разыскивая убийцу Тарквина. И надо сказать, нашли то, что искали, правда, совсем неожиданно для себя. Лайам не любил вспоминать об этой вылазке, закончившейся трагично. Впрочем, предмет их нынешних поисков большого веселья тоже не обещал, и потому, когда Боулт спросил о цели ночного похода, Лайам замялся, не решаясь раскрыть карты.
– Нам нужно найти одного человека, – сказал он уклончиво, копаясь в груде новеньких факелов, сваленных возле бочонка. Затем Лайам преувеличенно долго зажигал свой факел от факела, горящего возле входа в казарму, и вернулся к вопросу лишь после того, как они прошли мимо здания городского суда.
– Мертвого человека.
К его облегчению, Боулт воспринял это спокойно.
– А, так нам нужен призрак? Тогда, пожалуй, алебарда и впрямь не пригодится. – Впрочем, возвращаться в казарму стражник не стал. – А можно спросить, квестор, зачем вы его ищете? Или это секрет?
– Нет, не секрет, – отозвался Лайам. – Я думаю, что одного из тех людей, которые пытались залезть в храм Беллоны, убили и что это его призрак бродит по Муравейнику.
Они свернули на улицу Мясников, сейчас совершенно безлюдную. Все лавки были закрыты, навесы лотков скатаны, а их стойки сложены и припрятаны в надежных местах. В водосточных канавах валялся неприбранный мусор, зловеще поблескивая в пляшущем свете факела, чуть потрескивающего от порывов свежего ветерка.
– И что будет, когда вы взглянете на привидение?
– Если нам повезет, я буду знать, что тот человек действительно мертв.
Этот ответ вполне удовлетворил любознательность Боулта, и стражник умолк. А вот сам Лайам не находил в своих словах ничего удовлетворительного. Ну хорошо, предположим, он убедится, что Двойника нет в живых. И какая ему от этого польза? Он только углубится в тупик, из которого нет выхода. Привидение не изловишь и не притащишь в тюрьму – в утешение тому же Клотену. А даже если притащишь, призрак никаких показаний не даст…
“Ладно, брось, – попытался прикрикнуть он на себя. – Ты просто не хочешь туда идти, потому что боишься. А чего бояться? В конце концов, это всего лишь призрак. Ну что он может сделать двоим отчаянным молодцам?”
Но в голову сами собой лезли всяческие истории. В конце концов, когда, миновав Требуховый тупик, они спустились по улице Мясников до ее пересечения с улицей Бондарей, в мозгу Лайама прочно обосновалась одна лишь картина: он и Боулт, шаря трясущимися руками по стенам, бредут к городской площади, поседевшие и свихнувшиеся от страха.
“А ну, прекрати!” – приказал он себе и прибавил шагу – так что Боулту, чтобы не отстать от начальника, пришлось перейти на рысцу. По мере того как они приближались к Муравейнику, здания по обеим сторонам улицы становились все более обшарпанными, – но и здесь не было заметно ни малейшего признака жизни. Окна домов либо прятались за плотно закрытыми ставнями, либо зияли, как пустые глазницы, и за ними угадывался кромешный мрак нежилых помещений. Такие окна нервировали Лайама сильнее всего, и он прилагал все усилия, чтобы не заглядывать в них мимоходом.
Он узнал место, к которому уже приводила его Мопса, и решительно направился в сторону винной лавки, служившей Двойнику чем-то вроде почтового ящика. Из-под затворенной двери пробивалась тусклая полоска света. Там, судя по людскому негромкому говору, кто-то еще был.
– Может, войдем? – предложил Боулт.
– Думаю, не стоит, – сказал Лайам. – Лучше подождем на улице. Если бы призрак находился внутри, то люди бы там не сидели. А Кессиас сказал, что тот появляется здесь каждую ночь, примерно часам к десяти.
Боулт с безразличным видом пожал плечами и прислонился к стене противоположного дома, – благо, та находилась всего в нескольких футах от того места, где стоял его командир. Лайам примостился рядом с дверью лавки, держа факел перед собой, – и они принялись ждать.
Прошла целая вечность, и Лайам провел ее, размышляя, разумно ли то, что он, на ночь глядя, затеял. Звон колоколов, неожиданно резкий и громкий, разнесся в зимнем воздухе и затих. Лайам и Боулт дружно перевели дух и криво усмехнулись друг другу.
А потом они услышали плач.
Сперва он был тихим, едва различимым, сливающимся с посвистом ветра и хриплым дыханием обоих мужчин. Но постепенно звук принялся нарастать, завладевая вниманием ожидающих, они словно окаменели, и усмешка с лица Лайама сошла. Сперва этот звук напоминал детские рыдания, затем мужские, такие глубокие и надрывные, что волосы на затылке бесстрашного квестора зашевелились сами собой.
А плач все продолжался. Теперь он сделался таким громким, что ветер уже не мог его заглушить. Боулт удивленно развел руками, но Лайам прижал палец к губам, призывая стражника к молчанию и неподвижности.
Над мостовой стало разгораться сияние. Оно будто сочилось сквозь щели булыжного покрытия улицы и колыхалось, стремясь принять некую форму. Постепенно в пустом пространстве обрисовались очертания ног. Свечение двигалось медленно, словно текущая вверх краска, – от ног к поясу, от пояса к туловищу, и так продолжалось до тех пор, пока оно не образовало белый светящийся мужской силуэт. Призрак стоял спиной к Лайаму, опустив голову, обхватив себя руками за плечи, и безутешно рыдал.
Лайам глянул на Боулта. Глаза стражника расширились, но испуганным он не выглядел – скорее, ошеломленным.
– Боулт, – шепнул Лайам. Призрак медленно выпрямился и, очевидно, глянул на стражника, потому что голова Боулта дернулась, как от удара. Затем белый светящийся силуэт развернулся и бросился прочь – с протяжным, леденящим кровь завыванием. Лайам, очнувшись от шока, кинулся следом. В голове его билась одна мысль: лицо! Только бы увидеть лицо!
Лайам слышал грохот сапог Боулта, слышал собственный топот, – но звука шагов бегущего привидения он не слышал и вообще не был уверен, что белые мелькающие впереди ноги касаются мостовой. Разглядеть, как движется призрак, было трудно из-за окружающего его фигуру сияния, но перемещался он быстро, намного быстрее, чем те, что гнались за ним. Призрак петлял по улочкам Муравейника, но рыдающий вой выдавал его, он полоскался в воздухе, словно длинный вьющийся шлейф.
Лайам ускорил бег, и пламя факела лизнуло ему грудь. Лайам выронил факел и помчался еще быстрее. Белый светящийся силуэт приблизился, но тут же куда-то свернул. Домчавшись до поворота, Лайам узнал Портовую улицу и понесся по ней.
Белое свечение сказало ему, что беглец направляется в сторону богатых кварталов. Лайам, собрав последние силы, попытался еще раз наддать. Горло саднило, холодный воздух обжигал легкие, но Лайам продолжал бежать в темноте, не разбирая дороги. Все, что он видел, – это белое пятно впереди, скачками несущееся мимо запертых лавок. Вой призрака словно бы проникал в мозг, это был вой животного, обезумевшего от боли.
А потом призрак исчез.
Лайам, охнув, остановился. Пошатываясь, он хрипло выругался в свой адрес: не стоило бросать факел! Луна скрылась за тучами, и Лайам все равно что ослеп; он скорчился от колотья в боку и никак не мог отдышаться. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить себя выпрямиться. Ступая наугад и вытянув руки перед собой, Лайам стал искать, на что опереться. В конце концов пальцы его коснулись холодного камня. Придерживаясь стены, Лайам рысцой припустил вперед – вслед за стихающим воем. Это казалось бессмысленным, но отступать от задуманного ему никак не хотелось.
Раз-другой он споткнулся, пока не рассадил голень обо что-то невидимое, но сумел устоять. Дальше пришлось двигался уже шагом, держась за стену двумя руками. Просто поразительно, как сложно существовать в темноте!
“Возможно, он сделает петлю, как заяц, и выскочит опять на меня!” Лайам по-прежнему слышал далекие завывания. А потом, вечность спустя, стена закончилась, и он сообразил, что стоит на углу перекрестка. Но какого из них?
– Квестор!
Лайам подскочил от неожиданности. Ниже по улице мелькал огонек – искорка в непроглядной дали.
– Боулт! – позвал Лайам и мысленно благословил стражника за то, что тот догадался подобрать факел. – Я здесь!
Огонек бодро запрыгал, и минуту спустя стражник подбежал к Лайаму. В одной руке у него была алебарда, в другой – тускло горящий факел.
– О боги, квестор, я уже думал, что вас потерял!
В голосе Боулта звучало неприкрытое беспокойство, но Лайаму было не до того.
– Где мы?
Теперь, когда Боулт остановился, пламя факела вспыхнуло ярче и позволило им осмотреться. Боулт покрутил головой, потом указал налево.
– Там – подворье Пряностей, а выше уже начинается улица Бондарей.
Лайам бесцеремонно забрал у него факел. Теперь вой призрака слышался словно сквозь слой ваты, но все же угадывалось, что беглец забирает к востоку. Если это и вправду Двойник, он сейчас вполне может направляться к своим укрытиям, расположенным в среднем районе. Но внезапно Лайам отказался от этой мысли. Он вспомнил о Щелке, о грубом владельце грязного кабачка, бессовестно лгавшем ему в глаза, что знать не знает, о ком говорит посетитель, и о лишенном души покойнике, лежащем в мертвецкой матушки Джеф. О том, которого он поначалу принял за мелкого клерка.
– За мной, – велел Лайам и, невзирая на усталость, побежал к подворью Пряностей. Внезапное озарение придало ему сил. Боулт вздохнул и побежал следом, чтобы не оставаться в кромешной тьме…
Они миновали подворье, поднялись по улице Бондарей вверх и свернули у бани направо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42