Взрыв был глухим, но мощным. И тут осьминог сделал последнее, что он мог еще сделать. Он издох.
Батыр стоял на дне на четвереньках, очумело поворачивая голову из стороны в сторону. Одной рукой он ощупывал шею, другой держался за черный коралл. Рядом с ним лежали дельфины. Батыр обхватил Бонни поперек туловища и, сильно оттолкнувшись от песчаного дна, начал всплывать.
На поверхности дельфин шумно вздохнул. Из дыхала вылетел сноп брызг. Несколько секунд спустя на поверхности показался Кузнецов. В его руках вяло трепыхался Клайд. Последним – с безвольным телом Петрухи в руках и невысказанными ругательствами под загубником – всплыл озабоченный Задов. Из носа и ушей контуженного взрывом подводного Самсона текла алая кровь.
Лодка пошла к берегу. Вместе с едва очухавшимися дельфинами и так и не пришедшим в себя Петрухой она оказалась перегружена. Края бортов почти черпали воду. Акваланги, баллоны, снаряжение, даже гидрокостюмы – все полетело за борт во имя скорости.
Днище лодки еще не скрипнуло о песок, когда метрах в десяти от берега бек заметил размашистые саженки Садко. Встревоженный купец плыл с топором в зубах чуть медленнее здорового дельфина и проскочил мимо лодки. Заметив промах, он тотчас развернулся и, удвоив усилия, легко обогнал резиновую шаланду.
Выскочив на берег, разведчики первым делом занялись отравленными дельфинами и контуженым товарищем, хотя Задов сгоряча предлагал сначала отметить победу и закусить.
Под палящим солнцем кожа афалин быстро высыхала. Бонни и Клайда, а заодно и Петруху аккуратно вытащили из лодки и опустили в воду рядом с берегом. Так, чтобы всем троим дыхало не залило. Дельфины в знак благодарности за спасение слабо шевелили хвостами. Петруха из солидарности с дельфинами шевелил изодранными ластами. Окончательно очнулся он, когда Бонни нежно коснулась его перемазанной кровью щеки.
– Вставай, Петро, – цинично посоветовал багровому Петрухе Задов. – Кентавр и русалка не пара. Плохо кончишь, родной.
Петька неуверенно встал на ноги, затравленно оглянулся и поковылял к дому.
– Пожрать что-нибудь сготовь! – крикнул ему вдогонку Задов, поворачиваясь к дельфинам. – Яичницу пожарь с беконом.
С афалинами расставались тепло. Кузнецов, зашвырнув подальше в море свисток вызова, молча протянул Бонни и Клайду обмазанные шпротами справки-объективки, которые они тут же благодарно и проглотили. Садко добродушно салютовал дельфинам с приличного расстояния, Батыр ласково гладил мокрые носы, а Задов отталкивал дельфинов подальше от опасной линии прибоя.
Еще минут пять они наблюдали за двумя вертикальными плавниками, идущими поперек накатывающих на сушу волн. Над плавающими у рифа ошметками спрута вилась туча чаек. Вдруг Лева недовольно повел носом и обернулся. Через мгновение недавние аквалангисты наперегонки бежали от моря.
Домик на дюнах горел.
Судя по всему, очаг пожара находился на кухне. Впрочем, огонь уже весело бегал по всем стенам и ласково лизал крышу. В безветренном небе дым поднимался столбом, унося в небо снопы искр.
– Горим, братишки! – завопил Лева и ломанулся к пожару.
Когда они добежали, тушить было уже нечего. Метрах в десяти от ревущего огня на песке сидел чумазый Петруха. У ног его лежали головные уборы соратников: фуражка Николая, папаха Задова, панамка бека и картуз Садко.
С безопасного расстояния друзья молча смотрели на догорающий домик. Из всех пятерых более-менее прилично одетым выглядел Садко, который бросился в воду, не сняв ни кафтана, ни сапог.
Огонь, рассыпая искры, последний раз вырвался из окон и дверного проема с ревом и гудением. Подняв тучу искр, с грохотом обвалилась внутрь прогоревшая крыша. Где-то в глубине дома, не выдержав жара, одна за другой рванули две бочки с дизельным топливом.
Тоненькие язычки пламени медленно поползли по сухой траве к далеким корпусам Центра-океанариума.
Садко аккуратно рвал себе бороду и громко убивался:
– Гусли! Гусли мои, гусельки… Самогуды драгоценные!
– Брось, – попробовал утешить его Задов, надев папаху и выжимая снятые плавки. – На кой тебе эти деревяшки?
– Перстеньки там заветные, камешки на черный день хранились. Дороги как память, – продолжал драть бороду Садко.
– Дорогие на пальцах носить надо, – нравоучительным тоном сказал Задов. Возможно, он был немного не в себе, поскольку тотчас добавил: – Дровишек бы подбросить.
Внезапно у них за спинами раздались переборы гитары, и хриплый голос решительно заявил: «Если друг оказался вдруг…»
Стоящие у догорающего дома победители обернулись. На прибрежном песке останавливалась карусель, с которой деловито спрыгивали их боевые товарищи по отряду. Первыми на берег слетели с помоста Илья и Малюта. Илья был в отутюженных портах, заштопанной льняной рубахе с чугунными наплечниками и в кожаных выходных сапогах. Малюта – в походной инквизиторской рясе и сандалиях. В руках у Скуратова был окованный железом посох, Илья же держал под мышкой меч-кладенец. Руки его были заняты крынкой молока. За ними последовали другие. Все были при оружии и очень возбуждены. Было очевидно, что отряд собрался по тревоге.
– Вот и подмога поспела, – громко буркнул себе под нос Задов и снова повернулся к полыхающему дому, походя пришлепнув на спине муху влажными плавками. – Очень вовремя!
Подмога, однако, вела себя странно. Вновь прибывшие десантники рассыпались цепью и теперь широким полумесяцем окружали группу батыра, постепенно замыкая кольцо.
– Гуд дэй! – крикнул Кузнецов Ермаку и приветственно помахал рукой.
В ответ не последовало никакой реакции. Кольцо окружения замкнулось в молчании.
– Не нравится мне все это! – мрачно заметил Садко, оставляя в покое бороду и тихонько двигаясь к валявшемуся неподалеку топору.
Скуратов упер железный конец посоха в прочную новгородскую сталь и глухо сказал:
– Не балуй, купчина! Огрею – пожалеешь!
– Гравировку не поцарапай, – хмуро процедил сквозь зубы Садко, – не расплатишься.
К Малюте подошел Батыр. Он благоразумно остановился от Скуратова на расстоянии, намного превышающем длину посоха, и, безошибочно определив в Малюте старшего группы, коротко отрапортовал:
– Докладываю: задание выполнено! В ходе операции подлинные чудеса идио… то есть, тьфу, героизма проявил товарищ Филиппов. С нашей стороны потерь нет.
Скуратов недоуменно почесал посохом затылок и, покосившись на догорающие руины, чуть сбавил обороты:
– А это зачем?
– Во избежание недоразумений останки противника преданы кремации. Все следы нашего пребывания в данной реальности уничтожены, чтобы избежать пространственно-временных коллизий. Командир группы – старший батыр Батырбеков.
– Подтверждаете? – спросил Малюта у Кузнецова.
– Да, подтверждаю, – коротко ответил Кузнецов, прекращая разминать голень, на которой ремнями был закреплен подводный нож. – Уничтожено все. Что надо уничтожено и что не надо.
– Отбой, ребята! – зычно крикнул Малюта, обнимая бека, на глазах которого внезапно выступили слезы. – Ложная тревога!
– А я что говорил, – орал так и не обнаживший меча Муромец, поставив крынку на песок и дружески тиская Кузнецова, у которого тотчас перехватило дух. – Кому поверили? Баранову поверили!
– Прости, друже. – Малюта чуть отступил от бека и отвесил ему земной поклон. – Поклеп, сам вижу. Заммордух доносами Владимирова извел. Дескать, на связь не выходите, картинки пакостные разглядываете, брагу местную пьете, взятки выпрашиваете. Эх, люди-людишки! Не переживай, я с ним еще разберусь за донос облыжный.
– Связь-блюдце не работало, – виновато пробормотал под нос Батыр, – да и сгорело оно вообще-то.
– Что значит – сгорело? Я требую служебного расследования, – занервничал Хохел, перекладывая громоздкую пищаль с плеча на плечо.
– Будет тебе служебное расследование. С завтрашнего дня начнем инвентаризацию вверенного тебе имущества. Под моим личным контролем. – Вновь ставший самим собой Малюта сухо цедил слова сквозь зубы, внимательно разглядывая Хохела так, словно видел в первый раз. – По коням! – скомандовал наконец он, отпуская взглядом бледного как смерть Хохела. – Что-то тут паленым пахнет. Все на карусель! Не задерживаться!
– Подождите, – заволновался Задов, все это время продолжавший машинально отжимать плавки. – Нельзя мне по коням. Сейчас ко мне должны приехать. Очень важная встреча. Мне надо расписаться.
К голому Задову тихо подошел Дуров. Бросив на песок именной ППШ, он указательным пальцем приспустил пенсне на нос и, развернув Леву лицом к солнцу, внимательно оглядел его зрачки. Потом ласково приобнял товарища за плечи и начал нежно уговаривать:
– Голубчик, а вам ведь отдохнуть надо. Столько переживаний, такой подвиг. Будьте паинькой – домой пора. А я вам капелек травяных накапаю. Ага?
Лева упирался, мотал головой и вяло отмахивался плавками. При всем уважении к Дурову ни домой, ни куда-нибудь еще идти он не хотел. На помощь дрессировщику подоспел Илья. Подхватив несчастного Леву под руки, они довольно легко дотащили его до карусели, оставив, правда, при этом за собой две глубокие борозды – идти сам Задов отказывался.
– Ничего! На рыбалку ножками сходишь. Как все! Топ-топ, – сказал вслед довольный Садко.
– Вы о чем, коллега? – спросил Садко интеллигентный Нестеров, подбирая с песка ППШ Дурова.
– Это так, – смутился Садко, – не обращай внимания. Посттравматический бред.
– Понятно, – улыбнулся Нестеров, передергивая затвор, и, дико хохотнув, выпустил от бедра длинную очередь по пепелищу. – Хорошо-то как! – Психологическая травма, полученная при таране австрийского аэроплана, иногда давала о себе знать.
Вокруг и впрямь была благодать. Фонтанчики пепла, выбитые пулями Нестерова, разбрасывали по сторонам веселые брызги. Пожарище еще тлело, но едкий запах жженого пластика ветерок уносил в сторону океана. Туда же опускалось солнце. В видневшемся поодаль институте ревел сигнал пожарной тревоги. В дюнах стрекотали местные кузнечики, а обожравшиеся осьминожиной чайки, сыто курлыкая, улетели красить пометом ближайший авианосец.
– Давай на карусель, – поторопил Нестерова Малюта. Доверяя своему нюху, он по-прежнему все еще ждал неприятностей. – На полигоне не настрелялся?
– Уже уходим? – грустно оглядывал окрестности Сусанин, обиженно опуская вилы, на рукоятке которых темнели восемьдесят четыре насечки. Судя по всему, он рвался в бой.
Погрузка на карусель заканчивалась. Задова, как тот ни сопротивлялся, усадили в расписные сани между Ильей и Дуровым. Дрессировщик продолжал шептать ему на ухо что-то ласковое, только что не кормил с руки сахаром.
Все окончательно расселись, Малюта облегченно вздохнул, а карусель начала свой пока еще неторопливый бег, как вдруг издалека послышался гул моторов. Судя по звуку, к бывшему лагерю подводных охотников, от которого осталось едва дымящееся пепелище, двигались по меньшей мере две машины с мощными двигателями.
Задов глухо зарычал и сделал последнюю попытку вырваться из дружеских объятий. Он даже попытался укусить Муромца за бронированное плечо. Зубы скользнули по чугунному наплечнику, и Задов больно прикусил собственную губу.
Хохел, торопливо усевшийся на ракету с надписью «На Луну!», спросил что-то насчет психиатрической помощи Леве. Муромец в ответ спросил что-то насчет того, чтобы заткнуться. Над калифорнийским побережьем зазвучала знакомая до слез песенка: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит…» Карусель исчезла.
– Фашиста в форме в плен не брать! – донеслось из-за дюн, откуда выползли два огромных армейских «Хаммера» с «зелеными беретами». Задову джипы пришлись бы по сердцу. Полновластный куратор местной реальности Смит держал свое слово.
На востоке небо затягивали темные тучи. На западе огонь подбирался уже к главному корпусу Центра. Где-то в вышине слышались раскаты грома. Начинался сезон штормов.
Глава 7
ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ
– Да, и еще, – окликнул, поднимаясь из-за стола, Малюта Кузнецова, когда тот уже встал со стула. – Из Главка было указание в любых командировках повышенное внимание уделять христианским святыням. Так что учтите.
– Это в Индии-то? – скептически уточнил Николай, но спорить не стал и, пожав руку Скуратову, вышел.

* * *
…Карусель уже сутки как простилась с десантом, сыграв напоследок «Арию индийского гостя» в похоронном темпе, а толком освоить походного слона они так еще и не успели.
Забраться на это монументальное животное, пусть даже опустившееся на колени, оказывается, не так-то просто. В совершенстве, наверное, это умеют делать лишь опытные погонщики.
Искусством этим они овладевают с раннего детства и до тех пор, пока однажды не разбивают себе голову. Погонщиком же, а заодно и проводником был индус из касты «найду-найду» по имени Хирли. За плату в виде латунной пуговицы со звездой Задов нанял эту падшую родственную душу в ближайшей к месту высадки деревушке, где Хирли били за воровство кур и двойную беременность близняшек – Зиты и Гиты, дочек местного старосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41