Но особенно поражали и бросались в глаза на вид совершенно новенькие крошечные белые перчатки и лакированная белая сумочка.
Первым моим порывом было бросить взгляд за ее спину — в сторону Сашиной спальни.
Заметив это, она снова заговорила, причем в голосе ее слышались обида:
— Хочешь, чтобы я ушла, да? Что ж, разбуди ее. Если не желаешь меня видеть, этого будет вполне достаточно!
— Ну-ка, иди сюда! — Схватив гостью за маленькую руку в белой перчатке, я затащил ее в небольшую комнатку рядом с кухней, где у Саши стояли телевизор и старый диван. — Куда ты пропала? Где ты сейчас была?
— На кладбище. Отнесла на могилу Фила букет цветов.
— А куда ты исчезла вчера? Когда мы были в его доме?
Несколько раз щелкнув замочком своей блестящей сумочки, она пожала плечами.
— Должно быть, в определенном месте в определенное время может находиться лишь одна из вас. Так?
Она взглянула на сумочку, снова открыла и закрыла ее и, не глядя на меня, кивнула.
— Но кое-чего я все равно не понимаю. Ты же существовала и до того, как Фил познакомился с Сашей. Так почему же ты сейчас… внутри нее?
— Не знаю! Но я была с Филом, когда он был еще маленьким мальчиком. Я была его другом гораздо дольше, чем она.
— Тогда почему же она беременна тобой? Она утверждает, что они с ним не спали уже много месяцев.
— Что значит «спать»? Находиться в одной постели?
— Нет, я имею в виду физическую близость. Они не трахались уже несколько месяцев!
— Что значит «трахались»?
Я недоверчиво уставился на нее. Неужели такое возможно? Столько всего знать, быть сверхъестественным созданием и все же не знать таких простых вещей?
Да, в том случае, если она действительно была всего лишь ребенком.
— Сядь-ка. Устраивайся вот здесь, рядом со мной. Ты должна рассказать мне обо всем происшедшим с той самой минуты, как ты вернулась, чтобы быть рядом с Филом. Согласна? Мне просто необходимо знать все-все, понимаешь?
Разные чудеса всегда являются прерогативой детей, поэтому, рассказывая о них, они обычно делают это расслабленными, рассудительными голосами умудренных опытом людей. Чудо для них — родной дом, причем в гораздо большей степени, нежели реальная жизнь. Они верят в волшебство, в то, что люди могут летать, в Бога. «Невозможное» — их враг, притяжение — тоже: все это просто наша приземленная и совершенно неприемлемая для них рутина. Значительную часть времени они даже вообще не проводят здесь, с нами, в нашем мире. Они просто очень умело притворяются, что они здесь.
Спросоня сказала, что ей восемь лет. Несколько позже я предположил, что, должно быть, это просто Филу было восемь лет, когда он создал ее, и с тех пор она ничуть не повзрослела. Но если так, то как же она смогла написать «Мистера Грифа»?
— Да не писала я его! Просто увидела у Фила и подумала, что было бы неплохой шуткой немного изменить его. Я всего-то навсего только и прикоснулась к страничкам.
На телевизоре лежал блокнот. Я взял его и быстро пролистал, желая убедиться, что там ничего не записано. Все страницы оказались девственно чистыми. Мне требовалось получить от нее еще одно неопровержимое доказательство, еще одно чудо, которое окончательно убедило бы меня в том, что Спросоня говорит правду.
— Возьми его и сделай с ним то же самое. Пусть снова появится «Мистер Гриф».
Она взяла блокнот, побарабанила по нему пальчиками и вернула мне.
Теперь все листы блокнота оказались исписанными почерком Фила, причем с обеих сторон. Должно быть, в рукописном виде рассказ был очень длинным, поскольку блокнот был исписан до конца. Я положил его на место и взглянул на нее.
— Скажи, а Фил придумал тебя, когда вы были детьми?
— Вроде того.
3
Она взяла у меня видеокассету и, сунув ее в щель видеомагнитофона, нажала все необходимые кнопки. На экране телевизора появился Фил. Привет, Уэбер! Очень рад, что ты наконец дошел до этой стадии. Я, конечно, надеялся на это, но в людях, которых любишь, ошибиться легче всего. Причем, это худшая из возможных ошибок. Но в тебе я не ошибся.
Очевидно, ты хотел бы побольше узнать насчет Спросони. И «Мистера Грифа» заодно. Интересно, много ли она уже успела тебе поведать? Впрочем, это неважно. Я сам расскажу тебе, что смогу, а если у тебя появятся вопросы, на них ответит она.
Последовавшее за этим явилось для меня полной неожиданностью. Я ожидал, что Фил расскажет мне всю историю теми точными и ясными фразами, которые я так привык от него слышать. Но, вопреки моим ожиданиям, на протяжении следующей четверти часа он крутил мне любительское видео вроде того, с последними минутами жизни моей матери.
Только на сей раз Стрейхорн показал мне страшно одинокого ребенка, разговаривающего с воображаемым невидимым другом по имени Спросоня. Зато реального друга в этих его фильмах не было. И уж тем более таинственной маленькой красотки, сидящей рядом со мной.
Фил (и Спросоня) лазили по деревьям, строили крепость, сражались на мечах. По ходу действия он рассказывал о тех их совместных годах: как он сначала придумал ее, чтобы заполнить пустоту своей одинокой восьмилетней жизни, каким еще целям служила его воображаемая подруга, о том, когда она исчезла.
— Лет в десять, я по уши влюбился в Китти Уилер. Поскольку в моей жизни внезапно появилась настоящая девочка, Спросоня оказалась больше не нужна. После Китти появилась Дебби Салливан, а потом Карен Иноч. Я просто… перестал в ней нуждаться. Теперь у меня были настоящие подружки.
Да ты, должно быть, и сам помнишь их, Уэбер? Своих подружек по четвертому классу? Скажи, разве мы кого-нибудь любили сильней?
Спросоня сидела рядом со мной и тоже смотрела. Пошевелилась она только единственный раз, да и то просто нетерпеливо стукнула пяткой по низу дивана, когда что-то показалось ей слишком скучным.
Когда с воспоминаниями о начальной стадии их совместной истории было покончено, изображение на экране растворилось в искусном затемнении, а потом передо мной вновь возник Фил, сидящий на диване в своей гостиной.
— Впервые за многие годы я вспомнил о ней лишь во время разговора с одним парнем. Мы говорили о наших воображаемых друзьях детства. Именно тогда у меня и возник замысел «Мистера Грифа»,
Будучи на съемках в Югославии, я набросал несколько страниц диалогов. Просто грубые наброски — ничего мало-мальски законченного или вообще стоящего. Я надеялся вернуться к ним после окончания работы над «Полночь убивает». Но, увидев эти свои наброски через некоторое время, я понял, что они каким-то чудом превратились в целый рассказ. Законченный рассказ.
Кое-что об этом я уже слышал от Вертуна-Болтуна, кое-что оказалось для меня новым. Девчонка продолжала колотить по дивану до тех пор, пока я, чтобы заставить ее перестать стучать, не положил руку ей на колено.
У меня была куча вопросов, я хотел бы прояснить некоторые продолжающие смущать меня вещи. Но ведь не станешь задавать вопросы телевизору.
Стоило ему начать говорить конкретно о ней, я тут же почувствовал, как она напряглась и замерла.
— Чего люди по-настоящему не осознают, Уэбер, так это того, что мы сами создаем своих ангелов-хранителей. Обычно люди представляют себе ангелов, примерно как на карикатурах в «Нью-Йоркере» — этакие музы с арфами, выглядывающие из-за плеча испытывающих творческие затруднения писателей.
Однако на деле все гораздо сложнее. Они есть, это верно, но появляются всегда лишь специально приспособленными для наших нужд.
В раннем детстве Спросони у меня не было. А потом я просто нарисовал в воображении идеального друга, который мне потребовался. Очевидно, тогда я еще не осознавал, насколько больше мне была нужна настоящая Китти Уилер — из плоти и крови. Потому что, стоило появиться Китти, как — фрррр! Спросоню только и видели.
Мой ангел-хранитель или идеальная подружка появилась лишь тогда, когда была мне абсолютно необходима.
Мы как раз торчали в какой-то занюханной облупившейся церквушке в Уоттсе, снимая один из начальных эпизодов для «Полночь убивает». Я поднял голову и вдруг увидел ее. — Он щелкнул пальцами и криво усмехнулся. — Я мог бы сказать, что она появилась ниоткуда, но это было бы просто глупо. Она появилась из моей собственной чертовой башки!
Помнишь, ведь тогда я уже начал работать над «Мистером Грифом», поэтому, подсознательно, я не был так уж потрясен, увидев ее.
Сказалось это, да еще тот факт, что я помнил ее лицо по далеким дням своего детства. Все равно как заглянуть в школьный альбом и увидеть там лицо кого-то, о ком ты двадцать лет и думать не думал. Ах, да. Я его помню! Вот какова была моя первая реакция.
Только ощущение это было гораздо ближе, где-то под самой кожей. Я не сразу узнал ее, но с первого же момента ни капли не сомневался, что в какой-то период жизни это лицо являлось для меня необыкновенно важным.
Первое, что она сказала, было…
Экран телевизора потемнел
— Я сама расскажу. — Она повернулась ко мне, сжимая в руках пульт дистанционного управления. —Тогда он действительно был в беде! Он делал эти гадкие фильмы, от которых всем становилось плохо и страшно. Знаешь, что происходит, когда вы их делаете? Знаешь, что они делают с вами? Очень многое. Тебе тоже начинают вредить. И еще как!
— О ком ты говоришь?
— Конечно о Боге, глупый! Когда Бог начинает на тебя сердиться, лучше делать то, что он велит, а не то рискуешь угодить в большую беду!
— То есть, Бог не хотел, чтобы Фил делал свои фильмы?
— Вот именно. — Она преувеличенно энергично закивала головой и вручила мне пульт. Дискуссия был окончена. Она высказала все, что хотела.
Примерно через час проснулась Саша и в поисках меня вышла в гостиную. Большую часть этого времени я слушал Спросоню, а потом, когда она ушла, досматривал остаток нового сегмента стрейхорновской кассеты. А после этого я еще довольно долго сидел, тупо уставившись на погасший экран и пытаясь развязать множество завязавшихся в моей голове узлов. Это было нелегко. Нет, это было просто невозможно.
Будучи ангелом, она спустилась на землю, чтобы убедить Фила перестать снимать «Полночь убивает». Дело зашло чересчур далеко — он начал копаться в тех потаенных уголках человеческого и космического духа, проникать в которые, а уж тем более познать их, не должен был ни в коем случае. Кровавик оказался слишком близок к открытию какой-то исключительно важной правды. А Стрейхорн был слишком близок к нему.
Наверное, проще объединить и вычленить суть монологов каждого из них в своего рода диалог на разделенном пополам экране. Вот, послушайте:
"Я не знаю, на каком этапе, когда все так обернулось, Уэбер: где я наткнулся на некую рудную жилу в подсознании и начал добывать настоящий металл. Она не захотела сказать мне, что является нормальной территорией, а что — владениями дьявола ".
"Они у него становились все хуже и хуже! Мне было сказано: «Иди и вели ему остановиться. Люди напуганы и убивают друг друга».
«Но ведь такими же были и все предыдущие фильмы „Полуночи“. Чем же так уж отличался именно этот? И почему Спросоня не появилась раньше?»
«Тебе позволяли делать то, что ты делал, пока это не стало опасным».
"Опасным для кого? Я задал этот вопрос дважды: ответа не было. Она лишь сказала: перестань снимать этот фильм. И все. Представляешь себе? Бюджет в три с половиной миллиона долларов, в работе занято сорок человек, а я должен вот так просто взять и остановиться?
У меня был интересный сюжет, но я вовсе не считал его произведением искусства или чем-то таким уж… выдающимся. Так с чего же мне было останавливаться? Фильмы ужасов вряд ли способны потрясти мир. Если они сделаны хорошо, они тебя пугают. Ты выходишь из кино, начиная немного больше ценить свою безмятежную жизнь. Вот и все ".
«Он не остановился! Он не послушался меня. Знаешь, как это плохо? Знаешь, в какую беду можно угодить из-за этого ?»
"Помнишь, Моисею нужно было доказать фараону, что он послан Богом? И те чудеса, которые он демонстрировал египтянам? Ну, там, превращая воду в кровь, а свой посох в змею?
Я попросил Спросоню показать мне чудо. Думаю, и ты тоже. Ну и как, убедился, что она вполне реальна, да? А знаешь, как она выполнила мою просьбу? На вечер превратила меня в тебя.
Не забыл, как один раз в Нью-Йорке ты вылезал из такси, а девушка, живущая в доме напротив, которая так любит ходить по квартире нагишом, хотела взять его? И ты еще тогда спросил: ''Хотите эту грудь?" Замечательный вопрос. Я даже использовал эти твои слова в фильме. Надеюсь, ты не против.
Я даже знаю, когда это было, Уэбер. В тот день, когда ты услышал, что Фил Стрейхорн застрелился ".
«Но он и после этого не остановился! Он знал, что покончит с собой, знал все остальное, но не останавливался!»
"Я не останавливался, поскольку был заинтригован. Что я такого сделал? К чему такому я подошел вплотную, если испугал даже их?
Уж не Прометей ли я, случаем? Может, я урвал немного их большого огня? Может, я оказался близок к тому, чтобы сложить наконец их дерьмовый кубик Рубика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Первым моим порывом было бросить взгляд за ее спину — в сторону Сашиной спальни.
Заметив это, она снова заговорила, причем в голосе ее слышались обида:
— Хочешь, чтобы я ушла, да? Что ж, разбуди ее. Если не желаешь меня видеть, этого будет вполне достаточно!
— Ну-ка, иди сюда! — Схватив гостью за маленькую руку в белой перчатке, я затащил ее в небольшую комнатку рядом с кухней, где у Саши стояли телевизор и старый диван. — Куда ты пропала? Где ты сейчас была?
— На кладбище. Отнесла на могилу Фила букет цветов.
— А куда ты исчезла вчера? Когда мы были в его доме?
Несколько раз щелкнув замочком своей блестящей сумочки, она пожала плечами.
— Должно быть, в определенном месте в определенное время может находиться лишь одна из вас. Так?
Она взглянула на сумочку, снова открыла и закрыла ее и, не глядя на меня, кивнула.
— Но кое-чего я все равно не понимаю. Ты же существовала и до того, как Фил познакомился с Сашей. Так почему же ты сейчас… внутри нее?
— Не знаю! Но я была с Филом, когда он был еще маленьким мальчиком. Я была его другом гораздо дольше, чем она.
— Тогда почему же она беременна тобой? Она утверждает, что они с ним не спали уже много месяцев.
— Что значит «спать»? Находиться в одной постели?
— Нет, я имею в виду физическую близость. Они не трахались уже несколько месяцев!
— Что значит «трахались»?
Я недоверчиво уставился на нее. Неужели такое возможно? Столько всего знать, быть сверхъестественным созданием и все же не знать таких простых вещей?
Да, в том случае, если она действительно была всего лишь ребенком.
— Сядь-ка. Устраивайся вот здесь, рядом со мной. Ты должна рассказать мне обо всем происшедшим с той самой минуты, как ты вернулась, чтобы быть рядом с Филом. Согласна? Мне просто необходимо знать все-все, понимаешь?
Разные чудеса всегда являются прерогативой детей, поэтому, рассказывая о них, они обычно делают это расслабленными, рассудительными голосами умудренных опытом людей. Чудо для них — родной дом, причем в гораздо большей степени, нежели реальная жизнь. Они верят в волшебство, в то, что люди могут летать, в Бога. «Невозможное» — их враг, притяжение — тоже: все это просто наша приземленная и совершенно неприемлемая для них рутина. Значительную часть времени они даже вообще не проводят здесь, с нами, в нашем мире. Они просто очень умело притворяются, что они здесь.
Спросоня сказала, что ей восемь лет. Несколько позже я предположил, что, должно быть, это просто Филу было восемь лет, когда он создал ее, и с тех пор она ничуть не повзрослела. Но если так, то как же она смогла написать «Мистера Грифа»?
— Да не писала я его! Просто увидела у Фила и подумала, что было бы неплохой шуткой немного изменить его. Я всего-то навсего только и прикоснулась к страничкам.
На телевизоре лежал блокнот. Я взял его и быстро пролистал, желая убедиться, что там ничего не записано. Все страницы оказались девственно чистыми. Мне требовалось получить от нее еще одно неопровержимое доказательство, еще одно чудо, которое окончательно убедило бы меня в том, что Спросоня говорит правду.
— Возьми его и сделай с ним то же самое. Пусть снова появится «Мистер Гриф».
Она взяла блокнот, побарабанила по нему пальчиками и вернула мне.
Теперь все листы блокнота оказались исписанными почерком Фила, причем с обеих сторон. Должно быть, в рукописном виде рассказ был очень длинным, поскольку блокнот был исписан до конца. Я положил его на место и взглянул на нее.
— Скажи, а Фил придумал тебя, когда вы были детьми?
— Вроде того.
3
Она взяла у меня видеокассету и, сунув ее в щель видеомагнитофона, нажала все необходимые кнопки. На экране телевизора появился Фил. Привет, Уэбер! Очень рад, что ты наконец дошел до этой стадии. Я, конечно, надеялся на это, но в людях, которых любишь, ошибиться легче всего. Причем, это худшая из возможных ошибок. Но в тебе я не ошибся.
Очевидно, ты хотел бы побольше узнать насчет Спросони. И «Мистера Грифа» заодно. Интересно, много ли она уже успела тебе поведать? Впрочем, это неважно. Я сам расскажу тебе, что смогу, а если у тебя появятся вопросы, на них ответит она.
Последовавшее за этим явилось для меня полной неожиданностью. Я ожидал, что Фил расскажет мне всю историю теми точными и ясными фразами, которые я так привык от него слышать. Но, вопреки моим ожиданиям, на протяжении следующей четверти часа он крутил мне любительское видео вроде того, с последними минутами жизни моей матери.
Только на сей раз Стрейхорн показал мне страшно одинокого ребенка, разговаривающего с воображаемым невидимым другом по имени Спросоня. Зато реального друга в этих его фильмах не было. И уж тем более таинственной маленькой красотки, сидящей рядом со мной.
Фил (и Спросоня) лазили по деревьям, строили крепость, сражались на мечах. По ходу действия он рассказывал о тех их совместных годах: как он сначала придумал ее, чтобы заполнить пустоту своей одинокой восьмилетней жизни, каким еще целям служила его воображаемая подруга, о том, когда она исчезла.
— Лет в десять, я по уши влюбился в Китти Уилер. Поскольку в моей жизни внезапно появилась настоящая девочка, Спросоня оказалась больше не нужна. После Китти появилась Дебби Салливан, а потом Карен Иноч. Я просто… перестал в ней нуждаться. Теперь у меня были настоящие подружки.
Да ты, должно быть, и сам помнишь их, Уэбер? Своих подружек по четвертому классу? Скажи, разве мы кого-нибудь любили сильней?
Спросоня сидела рядом со мной и тоже смотрела. Пошевелилась она только единственный раз, да и то просто нетерпеливо стукнула пяткой по низу дивана, когда что-то показалось ей слишком скучным.
Когда с воспоминаниями о начальной стадии их совместной истории было покончено, изображение на экране растворилось в искусном затемнении, а потом передо мной вновь возник Фил, сидящий на диване в своей гостиной.
— Впервые за многие годы я вспомнил о ней лишь во время разговора с одним парнем. Мы говорили о наших воображаемых друзьях детства. Именно тогда у меня и возник замысел «Мистера Грифа»,
Будучи на съемках в Югославии, я набросал несколько страниц диалогов. Просто грубые наброски — ничего мало-мальски законченного или вообще стоящего. Я надеялся вернуться к ним после окончания работы над «Полночь убивает». Но, увидев эти свои наброски через некоторое время, я понял, что они каким-то чудом превратились в целый рассказ. Законченный рассказ.
Кое-что об этом я уже слышал от Вертуна-Болтуна, кое-что оказалось для меня новым. Девчонка продолжала колотить по дивану до тех пор, пока я, чтобы заставить ее перестать стучать, не положил руку ей на колено.
У меня была куча вопросов, я хотел бы прояснить некоторые продолжающие смущать меня вещи. Но ведь не станешь задавать вопросы телевизору.
Стоило ему начать говорить конкретно о ней, я тут же почувствовал, как она напряглась и замерла.
— Чего люди по-настоящему не осознают, Уэбер, так это того, что мы сами создаем своих ангелов-хранителей. Обычно люди представляют себе ангелов, примерно как на карикатурах в «Нью-Йоркере» — этакие музы с арфами, выглядывающие из-за плеча испытывающих творческие затруднения писателей.
Однако на деле все гораздо сложнее. Они есть, это верно, но появляются всегда лишь специально приспособленными для наших нужд.
В раннем детстве Спросони у меня не было. А потом я просто нарисовал в воображении идеального друга, который мне потребовался. Очевидно, тогда я еще не осознавал, насколько больше мне была нужна настоящая Китти Уилер — из плоти и крови. Потому что, стоило появиться Китти, как — фрррр! Спросоню только и видели.
Мой ангел-хранитель или идеальная подружка появилась лишь тогда, когда была мне абсолютно необходима.
Мы как раз торчали в какой-то занюханной облупившейся церквушке в Уоттсе, снимая один из начальных эпизодов для «Полночь убивает». Я поднял голову и вдруг увидел ее. — Он щелкнул пальцами и криво усмехнулся. — Я мог бы сказать, что она появилась ниоткуда, но это было бы просто глупо. Она появилась из моей собственной чертовой башки!
Помнишь, ведь тогда я уже начал работать над «Мистером Грифом», поэтому, подсознательно, я не был так уж потрясен, увидев ее.
Сказалось это, да еще тот факт, что я помнил ее лицо по далеким дням своего детства. Все равно как заглянуть в школьный альбом и увидеть там лицо кого-то, о ком ты двадцать лет и думать не думал. Ах, да. Я его помню! Вот какова была моя первая реакция.
Только ощущение это было гораздо ближе, где-то под самой кожей. Я не сразу узнал ее, но с первого же момента ни капли не сомневался, что в какой-то период жизни это лицо являлось для меня необыкновенно важным.
Первое, что она сказала, было…
Экран телевизора потемнел
— Я сама расскажу. — Она повернулась ко мне, сжимая в руках пульт дистанционного управления. —Тогда он действительно был в беде! Он делал эти гадкие фильмы, от которых всем становилось плохо и страшно. Знаешь, что происходит, когда вы их делаете? Знаешь, что они делают с вами? Очень многое. Тебе тоже начинают вредить. И еще как!
— О ком ты говоришь?
— Конечно о Боге, глупый! Когда Бог начинает на тебя сердиться, лучше делать то, что он велит, а не то рискуешь угодить в большую беду!
— То есть, Бог не хотел, чтобы Фил делал свои фильмы?
— Вот именно. — Она преувеличенно энергично закивала головой и вручила мне пульт. Дискуссия был окончена. Она высказала все, что хотела.
Примерно через час проснулась Саша и в поисках меня вышла в гостиную. Большую часть этого времени я слушал Спросоню, а потом, когда она ушла, досматривал остаток нового сегмента стрейхорновской кассеты. А после этого я еще довольно долго сидел, тупо уставившись на погасший экран и пытаясь развязать множество завязавшихся в моей голове узлов. Это было нелегко. Нет, это было просто невозможно.
Будучи ангелом, она спустилась на землю, чтобы убедить Фила перестать снимать «Полночь убивает». Дело зашло чересчур далеко — он начал копаться в тех потаенных уголках человеческого и космического духа, проникать в которые, а уж тем более познать их, не должен был ни в коем случае. Кровавик оказался слишком близок к открытию какой-то исключительно важной правды. А Стрейхорн был слишком близок к нему.
Наверное, проще объединить и вычленить суть монологов каждого из них в своего рода диалог на разделенном пополам экране. Вот, послушайте:
"Я не знаю, на каком этапе, когда все так обернулось, Уэбер: где я наткнулся на некую рудную жилу в подсознании и начал добывать настоящий металл. Она не захотела сказать мне, что является нормальной территорией, а что — владениями дьявола ".
"Они у него становились все хуже и хуже! Мне было сказано: «Иди и вели ему остановиться. Люди напуганы и убивают друг друга».
«Но ведь такими же были и все предыдущие фильмы „Полуночи“. Чем же так уж отличался именно этот? И почему Спросоня не появилась раньше?»
«Тебе позволяли делать то, что ты делал, пока это не стало опасным».
"Опасным для кого? Я задал этот вопрос дважды: ответа не было. Она лишь сказала: перестань снимать этот фильм. И все. Представляешь себе? Бюджет в три с половиной миллиона долларов, в работе занято сорок человек, а я должен вот так просто взять и остановиться?
У меня был интересный сюжет, но я вовсе не считал его произведением искусства или чем-то таким уж… выдающимся. Так с чего же мне было останавливаться? Фильмы ужасов вряд ли способны потрясти мир. Если они сделаны хорошо, они тебя пугают. Ты выходишь из кино, начиная немного больше ценить свою безмятежную жизнь. Вот и все ".
«Он не остановился! Он не послушался меня. Знаешь, как это плохо? Знаешь, в какую беду можно угодить из-за этого ?»
"Помнишь, Моисею нужно было доказать фараону, что он послан Богом? И те чудеса, которые он демонстрировал египтянам? Ну, там, превращая воду в кровь, а свой посох в змею?
Я попросил Спросоню показать мне чудо. Думаю, и ты тоже. Ну и как, убедился, что она вполне реальна, да? А знаешь, как она выполнила мою просьбу? На вечер превратила меня в тебя.
Не забыл, как один раз в Нью-Йорке ты вылезал из такси, а девушка, живущая в доме напротив, которая так любит ходить по квартире нагишом, хотела взять его? И ты еще тогда спросил: ''Хотите эту грудь?" Замечательный вопрос. Я даже использовал эти твои слова в фильме. Надеюсь, ты не против.
Я даже знаю, когда это было, Уэбер. В тот день, когда ты услышал, что Фил Стрейхорн застрелился ".
«Но он и после этого не остановился! Он знал, что покончит с собой, знал все остальное, но не останавливался!»
"Я не останавливался, поскольку был заинтригован. Что я такого сделал? К чему такому я подошел вплотную, если испугал даже их?
Уж не Прометей ли я, случаем? Может, я урвал немного их большого огня? Может, я оказался близок к тому, чтобы сложить наконец их дерьмовый кубик Рубика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39