Как только я открыл рот, он коснулся меня огненным мечом, и я… – Джон втянул голову в плечи и попытался изобразить улыбку, – ну, я думаю, что во сне я умер. Я чувствовал это так явственно. Я видел, как меня пожирали черви, жирные, они ползали внутри моего черепа. И я находился в каком-то ужасном темном месте… – Джон постарался улыбнуться, но губы у него задрожали, и улыбка вышла жалкой.
– Ну, – начал Бен, – мой сон был немного лучше. – Он рассказал о своей встрече с Брейсуэлом. Но умолчал о том, что встреча состоялась не во сне, а наяву. В этом Бен не сомневался. На следующий день после встречи он видел пятно на том самом месте, где его вырвало в то злополучное утро. Но Бен не хотел, чтобы Джон знал, что это был вовсе не сон.
– А потом еще были? – спросил Джон.
– Ты имеешь в виду такие сны? Нет.
– Тебе не кажется, что это harmonicum их вызвал? – и, не дожидаясь от Бена ответа, Джон торопливо продолжил: – Помнишь то розовое свечение, совершенно непонятно, почему оно возникло и для чего?
– Помню розовое свечение, – ответил Бен.
– Может быть, оно и стало причиной наших ночных кошмаров? Может быть, мы их каким-то образом вызвали из эфира? – Джон говорил это совершенно серьезно.
Бен скептически скривил губы, обдумывая, как бы ему вытащить Джона из дебрей глупости.
– Я читал, – начал он осторожно, – что Готфрид фон Лейбниц считал, будто материя содержит в себе нечто, что он назвал монадами.
– Да… так он называл ферменты, – подхватил Джон.
– В отдаленном смысле, – поправил Бен. – Сейчас его теория в значительной степени подвержена сомнению. Лейбниц считал эти монады живыми и разумными существами, может быть, даже частичками Божественного разума.
– Кажется, нечто подобное утверждал и Ньютон?
– Вовсе нет. Ньютон утверждает, что пространство и время – это органы Бога, посредством которых он воспринимает наши поступки. Лейбниц же полагал, что монады имеют сознание.
Джон мотнул головой, откинув назад волосы, и наградил приятеля скептической ухмылкой:
– Ты что, выдвигаешь гипотезу, будто эти сны наслал на нас пруд в отместку за то, что мы потревожили находящиеся в нем монады?
– Нет, я не выдвигаю такую гипотезу, поскольку думаю, что Лейбниц ошибался. Послушай, вон тот шкот, я хочу сменить галс.
Джон подтянул канат, но по выражению его лица было видно, что он не считает разговор оконченным.
– Все это очень даже возможно, – робко продолжал Джон.
– Все это возможно, – согласился Бен, – только, я думаю, маловероятно. Наука свидетельствует, что мир существует в соответствии с определенными законами – законами движения, сродства, общности. Научные высказывания Лейбница в той или иной степени совпадают с мудростью древних, а те верили, что мир – это бессознательное пространство, в котором господствует прихотливая воля миллионов разнообразных божков. Все передовые ученые и маги опровергают такое представление о мире.
– Разве Лейбниц был тупым идиотом?
– Конечно же нет. Просто он заблуждался.
Джон поджал губы так, что они стали похожи на тонкую ниточку, это означало, что он остался при своем мнении.
– Мне и раньше доводилось слышать твои рассуждения о многобожии, – напомнил он Бену. – Очень даже возможно, что творец нашей вселенной находится слишком далеко, чтобы жаждать нашего поклонения или заботиться о наших бедах насущных. Я вполне допускаю, что между Богом и людьми есть промежуточные ступени, ну, как, например, между человеком и животными.
– Да, как, например, Локк предложил свою великую цепь взаимосвязей. Но эта цепь совсем не похожа на идеи Лейбница.
Бен наклонился за борт и, ловким движением зачерпнув пригоршню воды, подбросил ее вверх. Поток капель обрушился на Джона.
– Ты что! – завопил Джон.
– В этой речной воде обитают сотни видов рыб, – весело сказал Бен, – одни – большие, другие – маленькие, одни находятся на более высокой ступени развития, другие – на более низкой. Но из этого вовсе не следует, что у самой воды есть разум. А вот если бы я бросил в тебя рыбой, то ты мог бы сразу сказать, что она живая, ведь так, а?
– Я могу сказать только то, что ты вымочил все мои листы, – проворчал Джон, стряхивая капли с бумаги. – И если у тебя есть еще какая-нибудь гипотеза, получше предыдущей, то я бы выслушал ее с превеликой радостью.
– Я ничего не знаю, – неожиданно рассердился Бен. – Может быть, ты и прав, может быть, какие-то эфирные частицы и заразили нас, расстроили наш рассудок так, что нам стали сниться одинаковые кошмары.
– Ты говоришь о том человеке, что нам обоим приснился?
Бен улыбнулся:
– Именно. Ну что ж, давай разработаем эту гипотезу. Допустим, где-то рядом есть еще один маг, весьма поднаторевший в своем искусстве. Возможно, наблюдая за нами на пруду, он увидел в наших действиях угрозу своему благополучию и наслал эти кошмарные сны, чтобы запугать нас?
Джон кивнул, хотя лицо его выражало недоверие:
– Это больше напоминает колдовство, процветавшее во времена наших прабабушек, чем настоящую магию.
– Согласен. В науке и алхимии все понятно, потому что там все логически выстроено и математически рассчитано. И хотя ты так порывался найти глупое и ненаучное объяснение…
– Да это ты начал рассуждать о монадах! – возмутился Джон.
– Да, начал, но чтобы разобраться с ними и отвергнуть как заблуждение. Не надо ничего запутывать. Оттого, что мы с тобой не прочитали ни одной научной книжки о снах, вовсе не значит, что их не существует. Во Франции и Испании…
– И там, откуда отправлены эти формулы, – подхватил Джон, вперив взгляд в листы, которые все еще держал в руках, – сны – явление странное и неизведанное.
Бен обрадовался, что разговор перешел в другое русло. Ему совсем не хотелось врать Джону, но что-то внутри сдерживало его и не позволяло признаться, что произошедшее было не сном, а самой что ни на есть явью…
Неожиданно его поразила мысль, будто ему запрещают об этом рассказывать. Хотя странно, ведь он сам принял такое решение. А что если и Джон мучается той же неразрешимой проблемой? Что если обе встречи были наяву, но они могут говорить о них только как если бы видели все это во сне? Хотя у Джона действительно мог бытьсон, поскольку он, Бен, принимал в нем участие… «Надо будет все хорошенечко обдумать на досуге», – решил про себя Бен.
– Как ты только разбираешься в этих формулах, Джон?! Я так усердно пытался развивать свои математические способности, но не слишком-то далеко ушел вперед.
– Ну, несколько шагов-то сделал, – пробурчал Джон, не отрывая глаз от страниц с формулами и время от времени одобрительно кивая головой. Наконец он остановился на одном из листов. – Вот это действительно интересно. Ты понимаешь, что это?
– Расчеты, описывающие движение какого-то тела, разве нет?
– Совершенно верно. Но, обрати внимание, это тело движется по орбите вокруг другого тела, чьи размеры значительно превышают его собственные. Полагаю, что движение происходит вокруг Солнца.
– А тело меньших размеров – одна из планет? Джон замотал головой:
– Не знаю, не знаю. В расчетах много частей отсутствует, вероятно, их уже давным-давно рассчитали, и сейчас только подводят итоги. Во всей переписке решается одна проблема – проблема сродства.
– Как это понимать?
– Они стараются создать мощное притяжение между двумя объектами. Посмотри сюда. Видишь? Это один к одному теорема Папина, та самая, которая позволила создать волшебные пушки.
– Которые Мальборо использует в войне против Франции?
– Совершенно верно!
– И о которых я имею весьма смутное представление, – заметил Бен.
– Поясняю, ядро такой пушки вступает в специфический резонанс с мишенью.
– Получается, что ядро охотится за тобой, – подхватил Бен.
Коллинз воодушевленно тряхнул головой:
– В основном пушки используются для разрушения стен с большого расстояния. Вначале засылают шпионов и инженеров; они разведывают, в каких каменоломнях добывался камень для строительства. Затем к делу подключаются алхимики; те, взяв камень за образец, искусственно создают сродство в своем арсенале. Пушки стреляют с очень большого расстояния. Они дождем ядер поливают крепость с невероятно большой дистанции, но с поразительной точностью попадания.
– Теперь понятно. И эта формула отражает сходное действие?
– Да, – подтвердил Джон. – Но пока что у них есть уравнение, описывающее фермент одного из тел, а для другого тела уравнение отсутствует.
– Словно им не удалось найти каменоломню с нужным образцом камня.
– Вот тут-то и закавыка, – ответил Джон. – По всей видимости, у них есть, как ты говоришь, образец камня, но, кажется, им недостает фермента пушечного ядра.
– Ах вот в чем дело! – Бен наморщил лицо, стараясь понять, что бы все это значило.
– Что тут думать, конечно, эта формула для пушки. Я просто объясняю тебе в рамках тобою же предложенной аналогии. Они ищут возможность изменить траекторию движения одного тела за счет особого и очень сильного сродства, при условии движения второго тела.
– То есть они пытаются создать пушечное ядро, способное найти другое, летящее ядро.
– Именно. Насколько я могу судить, движения, которые они рассчитывают, – дьявольски сложные, и я понимаю эти расчеты только в самых общих чертах. Но формула, способная заставить два ядра встретиться в полете, должна выглядеть точно так же, как вот эта. И единственное, что им никак не удается сделать и над чем они бьются, – это рассчитать характеристики сродства одного из ядер.
На секунду Бену показалось, что мир вокруг закружился в бешеном водовороте, и он сам, как безвольная щепка, подхвачен этим водоворотом. Луч заходящего солнца, отразившись где-то за рекой, в Бостоне, вспыхнул ослепительным светом на поверхности воды.
– По-твоему, все эти великие мужи заняты расчетами формулы? – спросил Бен. – Ты считаешь, что они – выдающиеся философы и значительные личности?
– В целом уровень математических расчетов на порядок выше всего, что мне доводилось видеть, – заверил его Джон. – И большая их часть превосходит все, что было когда-либо напечатано. Также есть некоторые намеки, что финансирует это сам король. – Он усмехнулся. – Может быть, даже сам Ньютон принимает участие; переписка ведется анонимно, вместо подписи ставится одна буква. А почему это так тебя интересует?
– Помнишь, я говорил, что нам надо написать одно письмо?
– Ты имеешь в виду письмо о «франклиновском» эфирографе, да? Можешь не беспокоиться, я уже рассчитал формулу. Я не вполне уверен, что она абсолютно верна, но любой более опытный математик сразу поймет, что я хотел ею выразить.
– Джон, ты понимаешь, что это наш шанс. Мы обязательно должны отправить твою формулу этим математикам.
– Почему и с какой целью?
– Потому! У нас есть решение их неразрешенной задачи.
Джон вперился в него тяжелым, непонимающим взглядом, но уже в следующую минуту глаза его загорелись, и он присвистнул. Джон обернулся и окинул взглядом Бостон. Город теснился между маяком и Тримонтеном, напоминая груду беспорядочно разбросанных детских кубиков, над которыми возвышалось несколько колоколен и одна единственная ветряная мельница.
– Отсюда город кажется таким маленьким, – произнес Джон.
Бен налег на руль, вода ощутимо сопротивлялась, но лодка все же повиновалась тому, кто управлял ею. Бен ничего не ответил приятелю, лишь согласно кивнул головой, мысли его уже летели вперед, туда, где простирался океан, и еще дальше…
9. Покушение на короля
Адриана лежала на палубе, под ногами обезумевших участников маскарада, оглохшая от их отчаянных воплей. Она задыхалась: запах, отвратительнее серы, забивал нос, рот, проникал в легкие. Подле нее упал мужчина, его парик пылал, как факел, руки свело от боли, глаза не видели ничего вокруг. Адриана, все еще чувствуя нестерпимый жар на спине, каталась по палубе. Но платье не горело, или, по крайней мере, она так для себя решила. Глотнув ртом зловонный и дымный воздух, она попыталась подняться на ноги, и это ей удалось. Дым запустил черные когти в самую глубину ее легких. От дыма она ничего не видела перед собой, но тут баржа закачалась под ногами, и в прорехах меж дымными клубами ей предстало происходящее.
Адриане показалось, что перед ней развернулась панорама ада. Все было охвачено пламенем, а в центре огромным костром горела пирамида. У ее подножия, как груда обгоревших бревен, лежали обуглившиеся человеческие тела, некоторые из них все еще горели. Поодаль от пирамиды придворные, с ног до головы перепачканные сажей, дергали руками и ногами, подпрыгивали и кружились в ужасном танце, который мог бы прельстить самого дьявола. Адриана слегка удивилась, увидев герцогиню Орлеанскую, в парике, черном от копоти, растрепанном платье, но целую и невредимую. Мужчине рядом повезло меньше: он ощупывал лицо, красное как помидор, и раскачивался, стоя на коленях, подобно кающемуся грешнику.
– Король! – завизжала герцогиня, рванувшись к пирамиде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Ну, – начал Бен, – мой сон был немного лучше. – Он рассказал о своей встрече с Брейсуэлом. Но умолчал о том, что встреча состоялась не во сне, а наяву. В этом Бен не сомневался. На следующий день после встречи он видел пятно на том самом месте, где его вырвало в то злополучное утро. Но Бен не хотел, чтобы Джон знал, что это был вовсе не сон.
– А потом еще были? – спросил Джон.
– Ты имеешь в виду такие сны? Нет.
– Тебе не кажется, что это harmonicum их вызвал? – и, не дожидаясь от Бена ответа, Джон торопливо продолжил: – Помнишь то розовое свечение, совершенно непонятно, почему оно возникло и для чего?
– Помню розовое свечение, – ответил Бен.
– Может быть, оно и стало причиной наших ночных кошмаров? Может быть, мы их каким-то образом вызвали из эфира? – Джон говорил это совершенно серьезно.
Бен скептически скривил губы, обдумывая, как бы ему вытащить Джона из дебрей глупости.
– Я читал, – начал он осторожно, – что Готфрид фон Лейбниц считал, будто материя содержит в себе нечто, что он назвал монадами.
– Да… так он называл ферменты, – подхватил Джон.
– В отдаленном смысле, – поправил Бен. – Сейчас его теория в значительной степени подвержена сомнению. Лейбниц считал эти монады живыми и разумными существами, может быть, даже частичками Божественного разума.
– Кажется, нечто подобное утверждал и Ньютон?
– Вовсе нет. Ньютон утверждает, что пространство и время – это органы Бога, посредством которых он воспринимает наши поступки. Лейбниц же полагал, что монады имеют сознание.
Джон мотнул головой, откинув назад волосы, и наградил приятеля скептической ухмылкой:
– Ты что, выдвигаешь гипотезу, будто эти сны наслал на нас пруд в отместку за то, что мы потревожили находящиеся в нем монады?
– Нет, я не выдвигаю такую гипотезу, поскольку думаю, что Лейбниц ошибался. Послушай, вон тот шкот, я хочу сменить галс.
Джон подтянул канат, но по выражению его лица было видно, что он не считает разговор оконченным.
– Все это очень даже возможно, – робко продолжал Джон.
– Все это возможно, – согласился Бен, – только, я думаю, маловероятно. Наука свидетельствует, что мир существует в соответствии с определенными законами – законами движения, сродства, общности. Научные высказывания Лейбница в той или иной степени совпадают с мудростью древних, а те верили, что мир – это бессознательное пространство, в котором господствует прихотливая воля миллионов разнообразных божков. Все передовые ученые и маги опровергают такое представление о мире.
– Разве Лейбниц был тупым идиотом?
– Конечно же нет. Просто он заблуждался.
Джон поджал губы так, что они стали похожи на тонкую ниточку, это означало, что он остался при своем мнении.
– Мне и раньше доводилось слышать твои рассуждения о многобожии, – напомнил он Бену. – Очень даже возможно, что творец нашей вселенной находится слишком далеко, чтобы жаждать нашего поклонения или заботиться о наших бедах насущных. Я вполне допускаю, что между Богом и людьми есть промежуточные ступени, ну, как, например, между человеком и животными.
– Да, как, например, Локк предложил свою великую цепь взаимосвязей. Но эта цепь совсем не похожа на идеи Лейбница.
Бен наклонился за борт и, ловким движением зачерпнув пригоршню воды, подбросил ее вверх. Поток капель обрушился на Джона.
– Ты что! – завопил Джон.
– В этой речной воде обитают сотни видов рыб, – весело сказал Бен, – одни – большие, другие – маленькие, одни находятся на более высокой ступени развития, другие – на более низкой. Но из этого вовсе не следует, что у самой воды есть разум. А вот если бы я бросил в тебя рыбой, то ты мог бы сразу сказать, что она живая, ведь так, а?
– Я могу сказать только то, что ты вымочил все мои листы, – проворчал Джон, стряхивая капли с бумаги. – И если у тебя есть еще какая-нибудь гипотеза, получше предыдущей, то я бы выслушал ее с превеликой радостью.
– Я ничего не знаю, – неожиданно рассердился Бен. – Может быть, ты и прав, может быть, какие-то эфирные частицы и заразили нас, расстроили наш рассудок так, что нам стали сниться одинаковые кошмары.
– Ты говоришь о том человеке, что нам обоим приснился?
Бен улыбнулся:
– Именно. Ну что ж, давай разработаем эту гипотезу. Допустим, где-то рядом есть еще один маг, весьма поднаторевший в своем искусстве. Возможно, наблюдая за нами на пруду, он увидел в наших действиях угрозу своему благополучию и наслал эти кошмарные сны, чтобы запугать нас?
Джон кивнул, хотя лицо его выражало недоверие:
– Это больше напоминает колдовство, процветавшее во времена наших прабабушек, чем настоящую магию.
– Согласен. В науке и алхимии все понятно, потому что там все логически выстроено и математически рассчитано. И хотя ты так порывался найти глупое и ненаучное объяснение…
– Да это ты начал рассуждать о монадах! – возмутился Джон.
– Да, начал, но чтобы разобраться с ними и отвергнуть как заблуждение. Не надо ничего запутывать. Оттого, что мы с тобой не прочитали ни одной научной книжки о снах, вовсе не значит, что их не существует. Во Франции и Испании…
– И там, откуда отправлены эти формулы, – подхватил Джон, вперив взгляд в листы, которые все еще держал в руках, – сны – явление странное и неизведанное.
Бен обрадовался, что разговор перешел в другое русло. Ему совсем не хотелось врать Джону, но что-то внутри сдерживало его и не позволяло признаться, что произошедшее было не сном, а самой что ни на есть явью…
Неожиданно его поразила мысль, будто ему запрещают об этом рассказывать. Хотя странно, ведь он сам принял такое решение. А что если и Джон мучается той же неразрешимой проблемой? Что если обе встречи были наяву, но они могут говорить о них только как если бы видели все это во сне? Хотя у Джона действительно мог бытьсон, поскольку он, Бен, принимал в нем участие… «Надо будет все хорошенечко обдумать на досуге», – решил про себя Бен.
– Как ты только разбираешься в этих формулах, Джон?! Я так усердно пытался развивать свои математические способности, но не слишком-то далеко ушел вперед.
– Ну, несколько шагов-то сделал, – пробурчал Джон, не отрывая глаз от страниц с формулами и время от времени одобрительно кивая головой. Наконец он остановился на одном из листов. – Вот это действительно интересно. Ты понимаешь, что это?
– Расчеты, описывающие движение какого-то тела, разве нет?
– Совершенно верно. Но, обрати внимание, это тело движется по орбите вокруг другого тела, чьи размеры значительно превышают его собственные. Полагаю, что движение происходит вокруг Солнца.
– А тело меньших размеров – одна из планет? Джон замотал головой:
– Не знаю, не знаю. В расчетах много частей отсутствует, вероятно, их уже давным-давно рассчитали, и сейчас только подводят итоги. Во всей переписке решается одна проблема – проблема сродства.
– Как это понимать?
– Они стараются создать мощное притяжение между двумя объектами. Посмотри сюда. Видишь? Это один к одному теорема Папина, та самая, которая позволила создать волшебные пушки.
– Которые Мальборо использует в войне против Франции?
– Совершенно верно!
– И о которых я имею весьма смутное представление, – заметил Бен.
– Поясняю, ядро такой пушки вступает в специфический резонанс с мишенью.
– Получается, что ядро охотится за тобой, – подхватил Бен.
Коллинз воодушевленно тряхнул головой:
– В основном пушки используются для разрушения стен с большого расстояния. Вначале засылают шпионов и инженеров; они разведывают, в каких каменоломнях добывался камень для строительства. Затем к делу подключаются алхимики; те, взяв камень за образец, искусственно создают сродство в своем арсенале. Пушки стреляют с очень большого расстояния. Они дождем ядер поливают крепость с невероятно большой дистанции, но с поразительной точностью попадания.
– Теперь понятно. И эта формула отражает сходное действие?
– Да, – подтвердил Джон. – Но пока что у них есть уравнение, описывающее фермент одного из тел, а для другого тела уравнение отсутствует.
– Словно им не удалось найти каменоломню с нужным образцом камня.
– Вот тут-то и закавыка, – ответил Джон. – По всей видимости, у них есть, как ты говоришь, образец камня, но, кажется, им недостает фермента пушечного ядра.
– Ах вот в чем дело! – Бен наморщил лицо, стараясь понять, что бы все это значило.
– Что тут думать, конечно, эта формула для пушки. Я просто объясняю тебе в рамках тобою же предложенной аналогии. Они ищут возможность изменить траекторию движения одного тела за счет особого и очень сильного сродства, при условии движения второго тела.
– То есть они пытаются создать пушечное ядро, способное найти другое, летящее ядро.
– Именно. Насколько я могу судить, движения, которые они рассчитывают, – дьявольски сложные, и я понимаю эти расчеты только в самых общих чертах. Но формула, способная заставить два ядра встретиться в полете, должна выглядеть точно так же, как вот эта. И единственное, что им никак не удается сделать и над чем они бьются, – это рассчитать характеристики сродства одного из ядер.
На секунду Бену показалось, что мир вокруг закружился в бешеном водовороте, и он сам, как безвольная щепка, подхвачен этим водоворотом. Луч заходящего солнца, отразившись где-то за рекой, в Бостоне, вспыхнул ослепительным светом на поверхности воды.
– По-твоему, все эти великие мужи заняты расчетами формулы? – спросил Бен. – Ты считаешь, что они – выдающиеся философы и значительные личности?
– В целом уровень математических расчетов на порядок выше всего, что мне доводилось видеть, – заверил его Джон. – И большая их часть превосходит все, что было когда-либо напечатано. Также есть некоторые намеки, что финансирует это сам король. – Он усмехнулся. – Может быть, даже сам Ньютон принимает участие; переписка ведется анонимно, вместо подписи ставится одна буква. А почему это так тебя интересует?
– Помнишь, я говорил, что нам надо написать одно письмо?
– Ты имеешь в виду письмо о «франклиновском» эфирографе, да? Можешь не беспокоиться, я уже рассчитал формулу. Я не вполне уверен, что она абсолютно верна, но любой более опытный математик сразу поймет, что я хотел ею выразить.
– Джон, ты понимаешь, что это наш шанс. Мы обязательно должны отправить твою формулу этим математикам.
– Почему и с какой целью?
– Потому! У нас есть решение их неразрешенной задачи.
Джон вперился в него тяжелым, непонимающим взглядом, но уже в следующую минуту глаза его загорелись, и он присвистнул. Джон обернулся и окинул взглядом Бостон. Город теснился между маяком и Тримонтеном, напоминая груду беспорядочно разбросанных детских кубиков, над которыми возвышалось несколько колоколен и одна единственная ветряная мельница.
– Отсюда город кажется таким маленьким, – произнес Джон.
Бен налег на руль, вода ощутимо сопротивлялась, но лодка все же повиновалась тому, кто управлял ею. Бен ничего не ответил приятелю, лишь согласно кивнул головой, мысли его уже летели вперед, туда, где простирался океан, и еще дальше…
9. Покушение на короля
Адриана лежала на палубе, под ногами обезумевших участников маскарада, оглохшая от их отчаянных воплей. Она задыхалась: запах, отвратительнее серы, забивал нос, рот, проникал в легкие. Подле нее упал мужчина, его парик пылал, как факел, руки свело от боли, глаза не видели ничего вокруг. Адриана, все еще чувствуя нестерпимый жар на спине, каталась по палубе. Но платье не горело, или, по крайней мере, она так для себя решила. Глотнув ртом зловонный и дымный воздух, она попыталась подняться на ноги, и это ей удалось. Дым запустил черные когти в самую глубину ее легких. От дыма она ничего не видела перед собой, но тут баржа закачалась под ногами, и в прорехах меж дымными клубами ей предстало происходящее.
Адриане показалось, что перед ней развернулась панорама ада. Все было охвачено пламенем, а в центре огромным костром горела пирамида. У ее подножия, как груда обгоревших бревен, лежали обуглившиеся человеческие тела, некоторые из них все еще горели. Поодаль от пирамиды придворные, с ног до головы перепачканные сажей, дергали руками и ногами, подпрыгивали и кружились в ужасном танце, который мог бы прельстить самого дьявола. Адриана слегка удивилась, увидев герцогиню Орлеанскую, в парике, черном от копоти, растрепанном платье, но целую и невредимую. Мужчине рядом повезло меньше: он ощупывал лицо, красное как помидор, и раскачивался, стоя на коленях, подобно кающемуся грешнику.
– Король! – завизжала герцогиня, рванувшись к пирамиде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58