Адриана воспользовалась случаем и быстро украдкой пробежала его глазами.
Сообщение поступило от М2, но почерк был незнакомым. «Наверное, – подумала Адриана, – писал новый секретарь».
Первая строчка поразила ее настолько, что она внимательно прочитала странное письмо от начала до конца. Очевидно, кто-то разыгрывает ее, а может быть, и самого Фацио. Никогда раньше М2 не позволял себе и намека на шутку. Вероятно, к ним подключился посторонний самописец.
Кто-то тихонько поскребся в дверь и отвлек ее внимание. Адриана засунула новое сообщение в кипу бумаг, приготовленных к отправке.
Она не видела, кого гвардеец впустил в комнату, но услышав, как Фацио приветствует гостя, похолодела.
– Герцог! – воскликнул Фацио. – Герцог Орлеанский, позвольте представить вам Густава фон Трехта. Чем мы заслужили такую высокую честь? – рассыпался в любезностях Фацио.
Адриана вставила чистый лист бумаги в самописец и начала писать, всеми силами стараясь остаться незамеченной – фигурой, не заслуживающей внимания, простым секретарем.
– Я пришел, чтобы послужить на благо науки, сударь, – ответил герцог. – Хочу узнать, не может ли Академия сделать что-нибудь для вас, что бы облегчило переезд на новое место.
– Вы так любезны… – начал Фацио.
Густав вежливо кашлянул:
– Нам нужна обсерватория, милорд.
– Обсерватория! – воскликнул Фацио. – Совершенно верно! Чуть не забыл. Нам с Густавом очень скоро понадобится обсерватория.
– Понадобится обсерватория? – переспросил слегка удивленный герцог. Его тон заставил Адриану насторожиться. «Он тоже не знает, чем они занимаются, – поняла Адриана. – И тоже пытается это выяснить». – К сожалению, – продолжал герцог, – уверен, вы знаете об этом, обсерваторию невозможно сюда перевезти. Но я мог бы организовать доставку отражающего телескопа. Один телескоп можно привезти и на лошадях.
– О, я думаю, это было бы великолепно, – обрадовался Фацио.
– Есть еще какие-нибудь просьбы, господа?
– Думаю, что нет… ах, извините, герцог, я не представил вам еще одного своего коллегу. Позвольте представить вам юную мадемуазель…
Адриана закрыла глаза, моля Бога дать ей силы. Она сложила губы в дежурной улыбке и повернулась, чтобы предстать перед герцогом.
Герцог был невысокого роста, изрядно упитанный и смотрел на окружающий мир кроткими глазами. К ее удивлению, ей показалось, что он посмотрел на нее без особого интереса и раскланялся как-то небрежно.
– Очень рад вновь с вами встретиться, мадемуазель де Моншеврой, – произнес герцог.
– О, вы знакомы с мадемуазель, – почему-то немного огорчился Фацио.
– Впервые мы встретились несколько лет назад, – пояснил герцог. – А последний раз виделись два дня тому, при весьма печальных обстоятельствах.
– Как ужасно, – поспешил выразить сочувствие Фацио.
– Моя супруга, герцогиня, справлялась о вас, – продолжал герцог.
– Пожалуйста, передайте ей, что со мной все в порядке. А как она себя чувствует?
– Как и я, она немного обгорела, – ответил герцог. – А вы, похоже, избежали подобного несчастья?
– Мне спину обожгло, – призналась Адриана, – но не очень сильно. Хотя это платье причиняет мне некоторую боль.
– Ах, ради всего святого, сударыня, оденьтесь во что-нибудь более удобное, – посоветовал ей герцог Орлеанский, – попробуйте просторное платье например.
– Боюсь, подобные платья не совсем подходящая одежда для Версаля, – ответила Адриана.
Герцог согласно кивнул:
– Это верно, но у короля сейчас так много иных забот, что вряд ли он заметит, во что вы одеты.
Фацио затаил дыхание, Адриана застыла. Она не понимала, хотел ли герцог этими словами показать жестокое безразличие к ослепшему королю или то была чудовищная бестактность.
– В любом случае, – сказал герцог Орлеанский, снова кланяясь, – не смею вас больше отвлекать. Меня весьма интересует наука, и я бы хотел выбрать день и задержаться у вас подольше, поговорить о ваших исследованиях. Знаете, я ведь тоже провожу научные эксперименты.
– Да, да, сударь, в Академии все знают о вашем увлечении наукой, – неожиданно вступил в разговор Густав. – Мы польщены, что наша скромная работа заслужила внимания такого благородного и просвещенного человека, как вы, герцог.
Герцог довольно улыбнулся и кивнул головой:
– Мадемуазель, господа…
Прощаясь с герцогом, Адриана сделала реверанс, а мужчины поклонились.
– Думаю, он скоро будет королем, – сказал ему вслед Густав.
– Пожалуйста, Густав, не говорите таких слов. Я совершенно уверен, что король поправится и придет в себя.
«Придет в себя?» – удивленно подумала Адриана, бросив взгляд в сторону гвардейца. К еще большему ее удивлению, тот печально покачал, головой.
Вернувшись к эфирографам, она дописала и отправила начатое письмо, затем еще одно. На душе было тревожно, хотя она и понимала, что герцог приходил вовсе не затем, чтобы втянуть ее в какой-нибудь заговор. Гвардеец, несомненно, доложит обо всем виденном и слышанном Торси или, возможно, самому Ботему, но он при этом сможет подтвердить, что ни о чем секретном здесь не говорилось.
Тем временем она отправила еще два письма и наткнулась на то странное сообщение от М2, которое спрятала и о котором почти забыла. Она растерянно смотрела на письмо, и неожиданно ей в голову пришло решение. Адриана подошла ко второму самописцу.
«Сейчас мы проверим, – подумала она, – шутка это или нет, многоуважаемый Янус».
Адриана взяла в руку перо и написала ответ Янусу. Как всегда, по-английски.
Мой дорогой Янус!
Мы двулико взволнованы Вашим предложением. Одно лицо боится, что за нами шпионят, другое же радуется возможности положить конец нашему затруднительному положению. Если это действительно ключ к потайной двери, то уверяю Вас, что Ваши идеи будут удостоены внимания и признания, которых они заслуживают.
Ваша смиренная Минерва.
Итак, если автор послания решил просто пошутить, он поймет, что его шутка оценена по достоинству. Если же это не шутка, то это тоже обнаружится.
На следующий день Адриана проснулась рано, смутные предчувствия ворочались в глубине души и не давали спать. Что-то кричало и рвалось в неистовом желании обрести форму отчетливой мысли и никак не могло выразиться словами. Но у нее была маленькая радость: девочки где-то разыскали ее старое платье – скромное, широкого кроя и темного цвета, наподобие тех, что носили в Сен-Сире.
Ее телохранитель мирно посапывал у входа. Непроизвольная улыбка порхнула по лицу Адрианы – она представила: что будет, если сейчас незаметно проскользнуть прямо у него под носом. Но она не сделала этого, а, напротив, присела и легонько коснулась рукой его лба.
– Проснитесь, сударь, – позвала она.
– Вот дьявол! – воскликнул гвардеец, просыпаясь. Он вскочил, лицо тут же залила краска стыда. – Прошу прощения, мадемуазель, – произнес он смущенно.
– Я отправляюсь на прогулку, – объявила Адриана.
Гвардеец переступил с ноги на ногу, будто проверяя их устойчивость после сна, и поправил перевязь.
– Я готов следовать за вами, – сказал он.
– Никогда не понимал красоты этих парков, – признался гвардеец. Мраморные глаза нереид наблюдали, как они миновали фонтан и направились в сторону Большого канала.
– Что тут непонятного? – удивилась Адриана.
– Они вызывают неприятные чувства. А мне всегда казалось, что парки для того и разбивают, чтобы в них было приятно гулять.
Адриана не могла скрыть улыбки.
– Почему вам пришла в голову такая странная мысль, сударь?
Гвардеец пожал плечами.
– Я вырос в Беарне. Там много виноградников. Мы были бедными, но виноградник у нас имелся, моя мать ни за что не хотела продавать его и держала в образцовом порядке.
– И? – Адриане хотелось, чтобы он продолжил свой рассказ.
– И в саду моей матери, в винограднике, было так приятно гулять. Я всегда думал, что если так хорошо в саду моей матери, то в королевских парках, должно быть, чувствуешь себя как в раю.
Адриана кивнула.
– Но согласитесь, королевские парки очень красивые, если на них смотреть из окна или с холма возле оранжереи.
– Они великолепны, – согласился гвардеец. – Но гулять по ним – сущая пытка.
– Я согласна с вами, – ответила Адриана. Стараясь сменить тему, она спросила: – Вы говорите, что родом из Беарна?
– Да, в Швейцарской роте нет ни одного швейцарца. У нас даже лейтенант француз. Мой отец также состоял в Швейцарской роте, а отец моего отца был мушкетером при Людовике XIII, в то время мушкетеры составляли «легион Цезаря». Мой род служит королю Франции уже много-много лет. Адриана кивнула.
– Мой тоже, – ответила она. – А к какому роду вы принадлежите?
– Д’Артаньянов, – ответил гвардеец.
Она секунду колебалась, потом посмотрела ему прямо в лицо и сказала:
– А я из рода Моншеврой.
– Я знаю, – почему-то смутился гвардеец. – Мой отец хорошо знал вашего дядю и был о нем высокого мнения.
– Какая ирония судьбы: ваш отец и мой дядя верно служили королю, более того, они были друзьями, а вы – мой страж, и получается, мы с вами враги.
Гвардеец снова покраснел.
– Не говорите так, прошу вас, мадемуазель. И не думайте, будто я считаю, что вас нужно держать под стражей.
– Конечно же я так не думаю. – Как ни старалась Адриана, но раздражение все же прозвучало в ее голосе. – И как я могу такое подумать?!
Они прошли вперед еще ярдов тридцать. Все это время Адриана пыталась подавить прорвавшееся наружу раздражение. Наконец ей удалось с ним справиться, и она вновь заговорила:
– Вы уже давно в Версале? Можно я буду называть вас по имени? Как вас зовут?
– Меня зовут Николас, мадемуазель.
– Очень хорошо. А вы должны называть меня Адриана. Так когда вы прибыли в Версаль, Николас?
– Почти три года назад в составе Швейцарской роты, – сказал он не без гордости.
– Три года! И за все это время вы не смогли почувствовать и понять красоты парков Версаля?!
Они продолжали идти дальше; возникшая в разговоре пауза затянулась и сделалась неловкой. Адриана пыталась найти тему для непринужденного разговора, но, к ее удивлению, Николас опередил ее:
– Если вы, так же как и я, считаете парки неуютными, зачем же вы отправились сюда на прогулку?
– Все очень просто. Туда, куда я иду, можно попасть только через парк.
– Вы идете…
– К барже. Я хочу взглянуть на нее. Мне сказали, что большая ее часть уцелела.
– Извините, мадемуазель, но баржу вчера сожгли.
– Зачем? Как ее могли сжечь, не осмотрев внимательно и не выяснив причину пожара?
– Я думаю, ее осмотрели, мадемуазель Адриана, и сам король приказал ее сжечь.
«Как, интересно, Торси собирается получить от меня доказательства моей версии покушения, если главное вещественное доказательство сожгли?» – разозлилась Адриана.
– В таком случае, Николас, я приношу свои извинения за то, что заставила вас пуститься в столь неприятное путешествие по паркам, не имея на то причины, – сказала Адриана. – Хотя у меня уже не осталось времени для прогулок, мне пора в лабораторию.
Николас кивнул:
– Должен признаться, что сегодня мне эти парки показались не такими унылыми, как раньше.
– Отчего же?
Он помолчал некоторое время, затем рассмеялся.
– Я пытался продемонстрировать любезность и галантность, мадемуазель. Но, похоже, мне это не удалось.
Адриана искренне рассмеялась в ответ.
– Да, не удалось, – согласилась она. – Должна признаться, что у меня это тоже не очень хорошо получается. – Неожиданно для себя она похлопала его по руке. – Кроме того, – заключила она с некоторой неловкостью, – вам незачем мне льстить. Вы и так меня пленили.
Он отреагировал не так, как она ожидала. Он замолчал. Адриана поняла, что задела его чувства, но не знала, как деликатно загладить оплошность. Она раздумывала, как же объяснить, что это была лишь шутка. Не находя выхода из неловкого положения, Адриана неожиданно нашла, вернее, поняла, что мучило ее все сегодняшнее утро и не давало спать.
«Обсерватория. Фацио с Густавом нужен телескоп. Но зачем?»
13. Все сошлось в одну точку
Лапы огромного паука обвивали Бена, шурша, заползали ему в уши, глаза. От ужаса он застыл на месте, у него хватило сил лишь на то, чтобы рукой стряхнуть паука с лица, это резкое движение выбросило его из сна в явь. Бен проснулся и испытал величайшую радость, что избавился от нового кошмара.
Ему показалось, что он все еще слышит шуршание паучьих лап, но тут же понял, что это скрипит внизу эфирограф.
Бен выпрыгнул из постели и помчался вниз, в печатню.
Как раз в тот самый момент, когда Бен подлетел к самописцу, у того кончился завод. Бен несколько раз повернул ключ, но машина и не думала продолжать работу. Он вспомнил, что самописец так и остался настроенным на господина F, которому он отправил свое послание. Часы на стене показывали, что прошел всего лишь час, а ответ уже лежал у него перед глазами. Бен взял в руки лист, и по мере чтения губы его расплылись в улыбке.
Они ему не поверили. Возможно, подумали, что их постоянный корреспондент решил пошутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Сообщение поступило от М2, но почерк был незнакомым. «Наверное, – подумала Адриана, – писал новый секретарь».
Первая строчка поразила ее настолько, что она внимательно прочитала странное письмо от начала до конца. Очевидно, кто-то разыгрывает ее, а может быть, и самого Фацио. Никогда раньше М2 не позволял себе и намека на шутку. Вероятно, к ним подключился посторонний самописец.
Кто-то тихонько поскребся в дверь и отвлек ее внимание. Адриана засунула новое сообщение в кипу бумаг, приготовленных к отправке.
Она не видела, кого гвардеец впустил в комнату, но услышав, как Фацио приветствует гостя, похолодела.
– Герцог! – воскликнул Фацио. – Герцог Орлеанский, позвольте представить вам Густава фон Трехта. Чем мы заслужили такую высокую честь? – рассыпался в любезностях Фацио.
Адриана вставила чистый лист бумаги в самописец и начала писать, всеми силами стараясь остаться незамеченной – фигурой, не заслуживающей внимания, простым секретарем.
– Я пришел, чтобы послужить на благо науки, сударь, – ответил герцог. – Хочу узнать, не может ли Академия сделать что-нибудь для вас, что бы облегчило переезд на новое место.
– Вы так любезны… – начал Фацио.
Густав вежливо кашлянул:
– Нам нужна обсерватория, милорд.
– Обсерватория! – воскликнул Фацио. – Совершенно верно! Чуть не забыл. Нам с Густавом очень скоро понадобится обсерватория.
– Понадобится обсерватория? – переспросил слегка удивленный герцог. Его тон заставил Адриану насторожиться. «Он тоже не знает, чем они занимаются, – поняла Адриана. – И тоже пытается это выяснить». – К сожалению, – продолжал герцог, – уверен, вы знаете об этом, обсерваторию невозможно сюда перевезти. Но я мог бы организовать доставку отражающего телескопа. Один телескоп можно привезти и на лошадях.
– О, я думаю, это было бы великолепно, – обрадовался Фацио.
– Есть еще какие-нибудь просьбы, господа?
– Думаю, что нет… ах, извините, герцог, я не представил вам еще одного своего коллегу. Позвольте представить вам юную мадемуазель…
Адриана закрыла глаза, моля Бога дать ей силы. Она сложила губы в дежурной улыбке и повернулась, чтобы предстать перед герцогом.
Герцог был невысокого роста, изрядно упитанный и смотрел на окружающий мир кроткими глазами. К ее удивлению, ей показалось, что он посмотрел на нее без особого интереса и раскланялся как-то небрежно.
– Очень рад вновь с вами встретиться, мадемуазель де Моншеврой, – произнес герцог.
– О, вы знакомы с мадемуазель, – почему-то немного огорчился Фацио.
– Впервые мы встретились несколько лет назад, – пояснил герцог. – А последний раз виделись два дня тому, при весьма печальных обстоятельствах.
– Как ужасно, – поспешил выразить сочувствие Фацио.
– Моя супруга, герцогиня, справлялась о вас, – продолжал герцог.
– Пожалуйста, передайте ей, что со мной все в порядке. А как она себя чувствует?
– Как и я, она немного обгорела, – ответил герцог. – А вы, похоже, избежали подобного несчастья?
– Мне спину обожгло, – призналась Адриана, – но не очень сильно. Хотя это платье причиняет мне некоторую боль.
– Ах, ради всего святого, сударыня, оденьтесь во что-нибудь более удобное, – посоветовал ей герцог Орлеанский, – попробуйте просторное платье например.
– Боюсь, подобные платья не совсем подходящая одежда для Версаля, – ответила Адриана.
Герцог согласно кивнул:
– Это верно, но у короля сейчас так много иных забот, что вряд ли он заметит, во что вы одеты.
Фацио затаил дыхание, Адриана застыла. Она не понимала, хотел ли герцог этими словами показать жестокое безразличие к ослепшему королю или то была чудовищная бестактность.
– В любом случае, – сказал герцог Орлеанский, снова кланяясь, – не смею вас больше отвлекать. Меня весьма интересует наука, и я бы хотел выбрать день и задержаться у вас подольше, поговорить о ваших исследованиях. Знаете, я ведь тоже провожу научные эксперименты.
– Да, да, сударь, в Академии все знают о вашем увлечении наукой, – неожиданно вступил в разговор Густав. – Мы польщены, что наша скромная работа заслужила внимания такого благородного и просвещенного человека, как вы, герцог.
Герцог довольно улыбнулся и кивнул головой:
– Мадемуазель, господа…
Прощаясь с герцогом, Адриана сделала реверанс, а мужчины поклонились.
– Думаю, он скоро будет королем, – сказал ему вслед Густав.
– Пожалуйста, Густав, не говорите таких слов. Я совершенно уверен, что король поправится и придет в себя.
«Придет в себя?» – удивленно подумала Адриана, бросив взгляд в сторону гвардейца. К еще большему ее удивлению, тот печально покачал, головой.
Вернувшись к эфирографам, она дописала и отправила начатое письмо, затем еще одно. На душе было тревожно, хотя она и понимала, что герцог приходил вовсе не затем, чтобы втянуть ее в какой-нибудь заговор. Гвардеец, несомненно, доложит обо всем виденном и слышанном Торси или, возможно, самому Ботему, но он при этом сможет подтвердить, что ни о чем секретном здесь не говорилось.
Тем временем она отправила еще два письма и наткнулась на то странное сообщение от М2, которое спрятала и о котором почти забыла. Она растерянно смотрела на письмо, и неожиданно ей в голову пришло решение. Адриана подошла ко второму самописцу.
«Сейчас мы проверим, – подумала она, – шутка это или нет, многоуважаемый Янус».
Адриана взяла в руку перо и написала ответ Янусу. Как всегда, по-английски.
Мой дорогой Янус!
Мы двулико взволнованы Вашим предложением. Одно лицо боится, что за нами шпионят, другое же радуется возможности положить конец нашему затруднительному положению. Если это действительно ключ к потайной двери, то уверяю Вас, что Ваши идеи будут удостоены внимания и признания, которых они заслуживают.
Ваша смиренная Минерва.
Итак, если автор послания решил просто пошутить, он поймет, что его шутка оценена по достоинству. Если же это не шутка, то это тоже обнаружится.
На следующий день Адриана проснулась рано, смутные предчувствия ворочались в глубине души и не давали спать. Что-то кричало и рвалось в неистовом желании обрести форму отчетливой мысли и никак не могло выразиться словами. Но у нее была маленькая радость: девочки где-то разыскали ее старое платье – скромное, широкого кроя и темного цвета, наподобие тех, что носили в Сен-Сире.
Ее телохранитель мирно посапывал у входа. Непроизвольная улыбка порхнула по лицу Адрианы – она представила: что будет, если сейчас незаметно проскользнуть прямо у него под носом. Но она не сделала этого, а, напротив, присела и легонько коснулась рукой его лба.
– Проснитесь, сударь, – позвала она.
– Вот дьявол! – воскликнул гвардеец, просыпаясь. Он вскочил, лицо тут же залила краска стыда. – Прошу прощения, мадемуазель, – произнес он смущенно.
– Я отправляюсь на прогулку, – объявила Адриана.
Гвардеец переступил с ноги на ногу, будто проверяя их устойчивость после сна, и поправил перевязь.
– Я готов следовать за вами, – сказал он.
– Никогда не понимал красоты этих парков, – признался гвардеец. Мраморные глаза нереид наблюдали, как они миновали фонтан и направились в сторону Большого канала.
– Что тут непонятного? – удивилась Адриана.
– Они вызывают неприятные чувства. А мне всегда казалось, что парки для того и разбивают, чтобы в них было приятно гулять.
Адриана не могла скрыть улыбки.
– Почему вам пришла в голову такая странная мысль, сударь?
Гвардеец пожал плечами.
– Я вырос в Беарне. Там много виноградников. Мы были бедными, но виноградник у нас имелся, моя мать ни за что не хотела продавать его и держала в образцовом порядке.
– И? – Адриане хотелось, чтобы он продолжил свой рассказ.
– И в саду моей матери, в винограднике, было так приятно гулять. Я всегда думал, что если так хорошо в саду моей матери, то в королевских парках, должно быть, чувствуешь себя как в раю.
Адриана кивнула.
– Но согласитесь, королевские парки очень красивые, если на них смотреть из окна или с холма возле оранжереи.
– Они великолепны, – согласился гвардеец. – Но гулять по ним – сущая пытка.
– Я согласна с вами, – ответила Адриана. Стараясь сменить тему, она спросила: – Вы говорите, что родом из Беарна?
– Да, в Швейцарской роте нет ни одного швейцарца. У нас даже лейтенант француз. Мой отец также состоял в Швейцарской роте, а отец моего отца был мушкетером при Людовике XIII, в то время мушкетеры составляли «легион Цезаря». Мой род служит королю Франции уже много-много лет. Адриана кивнула.
– Мой тоже, – ответила она. – А к какому роду вы принадлежите?
– Д’Артаньянов, – ответил гвардеец.
Она секунду колебалась, потом посмотрела ему прямо в лицо и сказала:
– А я из рода Моншеврой.
– Я знаю, – почему-то смутился гвардеец. – Мой отец хорошо знал вашего дядю и был о нем высокого мнения.
– Какая ирония судьбы: ваш отец и мой дядя верно служили королю, более того, они были друзьями, а вы – мой страж, и получается, мы с вами враги.
Гвардеец снова покраснел.
– Не говорите так, прошу вас, мадемуазель. И не думайте, будто я считаю, что вас нужно держать под стражей.
– Конечно же я так не думаю. – Как ни старалась Адриана, но раздражение все же прозвучало в ее голосе. – И как я могу такое подумать?!
Они прошли вперед еще ярдов тридцать. Все это время Адриана пыталась подавить прорвавшееся наружу раздражение. Наконец ей удалось с ним справиться, и она вновь заговорила:
– Вы уже давно в Версале? Можно я буду называть вас по имени? Как вас зовут?
– Меня зовут Николас, мадемуазель.
– Очень хорошо. А вы должны называть меня Адриана. Так когда вы прибыли в Версаль, Николас?
– Почти три года назад в составе Швейцарской роты, – сказал он не без гордости.
– Три года! И за все это время вы не смогли почувствовать и понять красоты парков Версаля?!
Они продолжали идти дальше; возникшая в разговоре пауза затянулась и сделалась неловкой. Адриана пыталась найти тему для непринужденного разговора, но, к ее удивлению, Николас опередил ее:
– Если вы, так же как и я, считаете парки неуютными, зачем же вы отправились сюда на прогулку?
– Все очень просто. Туда, куда я иду, можно попасть только через парк.
– Вы идете…
– К барже. Я хочу взглянуть на нее. Мне сказали, что большая ее часть уцелела.
– Извините, мадемуазель, но баржу вчера сожгли.
– Зачем? Как ее могли сжечь, не осмотрев внимательно и не выяснив причину пожара?
– Я думаю, ее осмотрели, мадемуазель Адриана, и сам король приказал ее сжечь.
«Как, интересно, Торси собирается получить от меня доказательства моей версии покушения, если главное вещественное доказательство сожгли?» – разозлилась Адриана.
– В таком случае, Николас, я приношу свои извинения за то, что заставила вас пуститься в столь неприятное путешествие по паркам, не имея на то причины, – сказала Адриана. – Хотя у меня уже не осталось времени для прогулок, мне пора в лабораторию.
Николас кивнул:
– Должен признаться, что сегодня мне эти парки показались не такими унылыми, как раньше.
– Отчего же?
Он помолчал некоторое время, затем рассмеялся.
– Я пытался продемонстрировать любезность и галантность, мадемуазель. Но, похоже, мне это не удалось.
Адриана искренне рассмеялась в ответ.
– Да, не удалось, – согласилась она. – Должна признаться, что у меня это тоже не очень хорошо получается. – Неожиданно для себя она похлопала его по руке. – Кроме того, – заключила она с некоторой неловкостью, – вам незачем мне льстить. Вы и так меня пленили.
Он отреагировал не так, как она ожидала. Он замолчал. Адриана поняла, что задела его чувства, но не знала, как деликатно загладить оплошность. Она раздумывала, как же объяснить, что это была лишь шутка. Не находя выхода из неловкого положения, Адриана неожиданно нашла, вернее, поняла, что мучило ее все сегодняшнее утро и не давало спать.
«Обсерватория. Фацио с Густавом нужен телескоп. Но зачем?»
13. Все сошлось в одну точку
Лапы огромного паука обвивали Бена, шурша, заползали ему в уши, глаза. От ужаса он застыл на месте, у него хватило сил лишь на то, чтобы рукой стряхнуть паука с лица, это резкое движение выбросило его из сна в явь. Бен проснулся и испытал величайшую радость, что избавился от нового кошмара.
Ему показалось, что он все еще слышит шуршание паучьих лап, но тут же понял, что это скрипит внизу эфирограф.
Бен выпрыгнул из постели и помчался вниз, в печатню.
Как раз в тот самый момент, когда Бен подлетел к самописцу, у того кончился завод. Бен несколько раз повернул ключ, но машина и не думала продолжать работу. Он вспомнил, что самописец так и остался настроенным на господина F, которому он отправил свое послание. Часы на стене показывали, что прошел всего лишь час, а ответ уже лежал у него перед глазами. Бен взял в руки лист, и по мере чтения губы его расплылись в улыбке.
Они ему не поверили. Возможно, подумали, что их постоянный корреспондент решил пошутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58