А ведь его мыслехранитель должен был установить непроходимый барьер. В любой час дня и ночи я буду защищать мысли своего господина… Марти вдруг испугался, что их мыслехранители не были знакомы с кодексом чести, кодексом, созданным бывшими смелла Конфедерации Нафлина. Что было известно о скаитах? Да и представляло ли понятие чести какую-либо ценность для них?
Внезапная тошнота охватила Марти, оставив во рту привкус желчи. Ноги его задрожали, подкосились, могучие челюсти сжали его грудь. Формы, цвета и звуки закружились в вихре, рассыпались, растворились в темной синеве небесного свода, усыпанного звездами. Ему пришлось собрать последние остатки энергии и воли, чтобы не потерять сознание. Словно его тело и дух пытались избавиться от невидимых пришельцев. Ему показалось, что из синего бурнуса сенешаля доносится сардонический смех. Быть может, Марти начал сходить с ума.
Он едва сообразил, что родители увлекают его к краю террасы. Оказавшись лицом к парку, он склонился над балюстрадой и сделал глубокий вдох. Голос матери доносился до него словно через толстый слой воды.
– Не хотите, чтобы вас осмотрели дворцовые врачи? У вас, похоже, началась лихорадка…
– Мама, сезон вируса лихорадки еще не настал… – пробормотал Марти, выпрямляясь. – Недомогание… просто недомогание… Я уже чувствую себя лучше.
Она коснулась его плеча. Этот жест разозлил его, как все, что исходило от родителей.
– Идите домой и отдохните. Вы переутомились…
– Мудрый совет, мама, – поспешил он согласиться.
Хоть раз ему не придется придумывать нелепую историю, чтобы оправдать свое исчезновение.
Он в последний раз окинул взглядом освещенные колонны по фасаду императорского дворца, верхнюю террасу, где толкались придворные, делегаты, кардиналы, тучи слуг в черных облеганах и ливреях… Чрезмерно возбужденный и жужжащий улей, в котором неподвижные бурнусы скаитов-мыслехранителей или ассистентов были единственными точками покоя. Вторая ночь накрывала парк своим темным саваном. Светошары и иллюминация на деревьях, которые покачивались под легким ветерком, образовывали световые арабески над темными аллеями. Два первых из пяти ночных спутников уже пускали на горизонте свои оранжевые стрелы. Вдали виднелись освещенные улицы и площадь Романтигуа, сверкающие берега и воды Тибера Августуса, светлые шары на вышках надзирателей.
Невероятная волна грусти вдруг нахлынула на юного Кервалора. Он уже оправился от недомогания, которое охватило его перед сенешалем, но зрелище Венисии, просыпающейся с началом второй ночи, наполняло Марти безграничной печалью, словно он видел все в последний раз. Он ощущал ностальгию, душевный разрыв, чувство расставания, и это болезненное кровоизлияние души не было вызвано действием вируса. Он резко отвернулся, чтобы спрятаться от инквизиторских взглядов родителей, тряхнул головой и плечами, пытаясь отогнать зловещую птицу-пророчицу, вцепившуюся когтями в его плоть, и решительно бросился в толпу придворных.
В сопровождении мыслехранителя он прошел вдоль балюстрады террасы, заметил нескольких знакомых, которые кивнули ему, сжав губы, вошел в длинный гравитационный коридор, который доставил его прямо в прозрачный транспортный купол, где стояли личные кары и остальной транспорт.
Кар Марти летел над окраинами Венисии, тонувшими в непроглядной черноте. Виллы и здания выглядели бесформенными массами, съеденными тьмой, а Тибер – извилистой и бездонной пропастью. Подвижные фонари и такси встречались все реже.
Марти указал координаты скоростного коридора, и кар разрезал воздух с пронзительным свистом. Словно забыв о правилах безопасности, он не нажал кнопку автопилота. Ощущение скорости пьянило, казалось, будто он сам управляет полетом. Позади него, на пассажирском сиденье, бодрствовал мыслехранитель в белом бурнусе.
Марти наконец чувствовал себя свободным. Лезвие кинжала (отличного стального кинжала, украденного в семейном музее), спрятанного под облеганом, жгло кожу. Ему хотелось вонзить его в живую трепещущую плоть. Им двигали дикарские импульсы, тот самый животный инстинкт, который не удалось подавить даже воспитателям, готовившим его к поприщу придворного.
Он заметил верхние грани древней триумфальной арки, арки Беллы Сиракузы, укрытой пышной растительностью. Подпольное движение Машама выбрало арку символом и постоянным штабом. Арка располагалась в стороне от жилых районов, и последние два века ее никто не обслуживал. А ведь она была возведена во славу Сиракузы, легендарного звездоплавателя, открывшего планету и основавшего город Венисию. Сеньоры Анги проявили больше забывчивости и пренебрежения, чем члены Планетарного комитета: хотя комитет был сторонником террора и уничтожил множество знатных семейств, но охранял арку и чтил память Беллы Алоиза Сиракузы.
Пальцы Марти быстро набрали секретный код на консоли волнофона. Через несколько секунд в динамике послышался гнусавый голос:
– Пароль.
Марти наклонился к микрофону.
– М. К. , кодовое имя: Атама…
– Мы ждем тебя, прекрасная душа (Атама – на старом сиракузском «открытая душа». – Примеч. автора. ), – произнес голос с едва сдерживаемым возбуждением. – Ты последний. Демоны Варадхи с нетерпением ждут жертвоприношения.
Марти начал медленно снижаться над аркой. На плоской крыше сооружения открылись металлические створки и образовался большой прямоугольник яркого света. Система автоматического открытия была разработана и сделана Эммаром Сен-Галлом, сыном главы Межгалактической Транспортной Компании. Эмара назначили в движении Машама главным техником.
Кар выбросил посадочные опоры, медленно проскользнул в отверстие и сел на бетонную площадку среди других аппаратов разных размеров и форм. На некоторых из них блестели гербы предков владельцев. Светошары бросали отблески на покрытые мхом стены просторного зала.
Пока створки закрывались, пряча звездное небо, Марти с мыслехранителем выбрались из кара через боковой люк. В сопровождении светошара они направились к спусковой шахте и встали на круглую металлическую платформу. Она покачнулась и с шорохом понеслась вниз вдоль гладких стен шахты, устроенной Эммаром в одной из опор арки. Через две минуты они достигли древнего склепа, где движение Машамы организовало свой штаб.
Платформа опустилась прямо на плиты пола сводчатого помещения с опорными колоннами, едва освещенными бра.
Все они, гордые воины новой эры завоевания, собрались здесь: полсотни молодых людей, юношей и девушек с серьезными лицами, которые горели лихорадкой заговорщиков. Наставник Юриус де Фарт, техник Эммар Сен-Галл, вдохновительница Аннит Пассит-Паир, интеллектуал Ромул де Блоренаар, поэт Альрик Ван Бур, мятежница Ифитде Вангув… Они встретили Марти шумными восклицаниями, подчеркнуто театральными жестами, ласковыми похлопываниями по спине и звучными поцелуями, отрицая контроль эмоций и сиракузское двуличие. Мыслехранитель Марти занял место среди призрачной армии ему подобных, сгрудившихся в темном углу склепа.
К одной из опорных колонн были привязаны две девушки в лохмотьях. По их щекам текли слезы, поблескивающие в неверном свете ламп.
– Почему две? – спросил Марти.
– Наш способ отметить шестнадцатую годовщину воцарения Менати Анга, – ответил Юриус де Фарт, чьи черные глаза горели неукротимым огнем, – Мы и так потеряли слишком много времени. Приступим…
– Немного терпения, – перебил его Эммар. – Вначале я хотел бы вам кое-что показать…
Если перекошенное лицо Юриуса словно состояло из выступов и лезвий, то кукольные черты Эммара тонули в округлостях. И только три синеватых локона – три локона, истинный вызов придворной традиции! – придавали ему довольно грациозный облик. Но когда наступал час ритуальной животной оргии, девушки не искали его благосклонности. С ним мирились, потому что он единственный разбирался в технических проблемах, но никому не нравилась его слишком нежная кожа со складками жира. Однако всегда находилась снисходительная душа, чтобы пожертвовать собой ради общего дела, когда требовалась его компетенция. В конце концов это был лишь короткий неприятный миг: девица ложилась на спину, раздвигала ноги, закрывала глаза и думала о своем. Обычно юному Эммару хватало трех минут, чтобы достичь удовольствия.
Кривая и одновременно торжествующая улыбка тронула толстые губы Эммара. Он извлек из кармана плаща лазерный факел и направил его луч на темную стену. Древнее надгробие имело продолговатую форму, похожую на черный сундук, который Марти вначале принял за чан с жидким азотом. Потом он различил клавиатуру и бортовую панель внутри бокового стеклянного вздутия.
– Самая последняя модель деремата! – заявил Эммар. – Настоящая жемчужина технологии!
Бравые заговорщики не могли прийти в себя целых пять минут. Декрет императора категорически запрещал использование частных дерематов: клеточный перенос отныне стал делом официальных компаний при непременном предварительном применении ментальной инквизиции и клеточной идентификации. Пиратские путешествия наказывались вечной ссылкой на планету-каторгу Орг.
– Наш пропуск на свободу, – продолжил Эммар. – Я ввел изменения, чтобы он был постоянно связан с меняющимися координатами Свободного Города Космоса…
– Ты совсем потерял голову! – сухо прервал его Юриус. – Все дерематы занесены в списки. Робинсы могут ворваться сюда в любую минуту. Из-за тебя, гнусная гора жира, мы теперь в большой опасности!
Хотя оскорбления были приняты и даже поощрялись в движении Машамы, раздутое лицо Эммара посерело. Он ненавидел, когда над его физическим недостатком издевались в присутствии девушек: те пользовались любым предлогом, чтобы ускользнуть от него, и избегали, как ядерную чуму, во время оргий. Но он постарался сохранить хладнокровие. Час реванша пробил, но еще не наступил момент ставить под удар план эмиссара сенешаля неуместным всплеском самолюбия. Вскоре его назначат на пост, достойный его невероятных способностей, а эти мелкие жеманники горько пожалеют о презрении, которое питали к нему.
– Вы считаете меня последним из паритолей! – возразил он, стараясь сохранить веселый тон. – Эта штучка МТК была отбракована из-за дефектов производства. Теоретически она закончила свой путь в печах переплавки. Я сумел завладеть ею и отремонтировал после дезактивации волнового идентификационного датчика. И нет никакой опасности…
Эммар с вызывающим видом оглядел всех компаньонов Машамы. Но постарался не встречаться взглядом с Марти де Кервалором.
– А почему ты подключил деремат к координатам Свободного Города? – спросила Аннит Пассит-Паир. – Что у нас общего с паритолями, занесенными в Индекс?
– Пространство – единственное место, где можно скрыться в случае неприятностей…
– Говорят, что эти сумасшедшие убивают всех, кто материализуется в стенах их города, – настаивала Аннит. – Есть ли смысл отправляться туда, чтобы быть убитым?
Эммар долго смотрел на свою собеседницу. Она всегда отказывала ему, хотя из всех девушек Машамы больше всего влекла к себе. Он хотел извлечь ее из этой кучи дерьма и оставить для личного пользования именно ее, чье тело он покрывал поцелуями во снах вторых ночей. Ее красота волновала его, околдовывала, и он стервенел, когда не его, а чужие руки (в основном аристократические руки Марти де Кервалора) шли на приступ нежных холмиков ее грудей.
– Граждане пространства убивают лишь тех, кто материализуется одетым или вооруженным, – возразил Эммар. – Они не трогают тех, кто является к ним голым, как в день появления на свет. Вначале за ними наблюдают. Потом, после периода проверки, они могут попросить статус свободного гражданина и получить его…
– Кто тебя поставил в известность обо всем этом? – спросил Марти.
Он никак не мог поймать бегающий взгляд Эммара, и эта игра начала ему надоедать.
– Пассажиры ГТК…
– Ну, хватит о Свободном Городе! – проворчал Юриус. – Спасибо, Эммар. На следующей встрече мы обсудим варианты лучшего использования деремата. А пока у нас есть более интересное занятие…
И они занялись более увлекательным делом: разделись догола и принялись танцевать вокруг колонны с привязанными девушками, двумя девственницами, которых собирались принести в жертву. Они издавали пронзительные вопли. Одни потрясали кинжалами, другие – шпагами или саблями. Холодное оружие было символом чистоты войны, рукопашного боя, пролитой и смешанной крови, варварством начальных времен, когтями хищников, духом завоевания. Они ненавидели смертоносные волнометы и скорчеры, анонимное оружие, которое несло смерть на расстоянии и от которого горелая плоть распространяла тлетворный запах.
Взгляды выпученных глаз пленниц испуганными бабочками перелетали с одного обнаженного тела на другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Внезапная тошнота охватила Марти, оставив во рту привкус желчи. Ноги его задрожали, подкосились, могучие челюсти сжали его грудь. Формы, цвета и звуки закружились в вихре, рассыпались, растворились в темной синеве небесного свода, усыпанного звездами. Ему пришлось собрать последние остатки энергии и воли, чтобы не потерять сознание. Словно его тело и дух пытались избавиться от невидимых пришельцев. Ему показалось, что из синего бурнуса сенешаля доносится сардонический смех. Быть может, Марти начал сходить с ума.
Он едва сообразил, что родители увлекают его к краю террасы. Оказавшись лицом к парку, он склонился над балюстрадой и сделал глубокий вдох. Голос матери доносился до него словно через толстый слой воды.
– Не хотите, чтобы вас осмотрели дворцовые врачи? У вас, похоже, началась лихорадка…
– Мама, сезон вируса лихорадки еще не настал… – пробормотал Марти, выпрямляясь. – Недомогание… просто недомогание… Я уже чувствую себя лучше.
Она коснулась его плеча. Этот жест разозлил его, как все, что исходило от родителей.
– Идите домой и отдохните. Вы переутомились…
– Мудрый совет, мама, – поспешил он согласиться.
Хоть раз ему не придется придумывать нелепую историю, чтобы оправдать свое исчезновение.
Он в последний раз окинул взглядом освещенные колонны по фасаду императорского дворца, верхнюю террасу, где толкались придворные, делегаты, кардиналы, тучи слуг в черных облеганах и ливреях… Чрезмерно возбужденный и жужжащий улей, в котором неподвижные бурнусы скаитов-мыслехранителей или ассистентов были единственными точками покоя. Вторая ночь накрывала парк своим темным саваном. Светошары и иллюминация на деревьях, которые покачивались под легким ветерком, образовывали световые арабески над темными аллеями. Два первых из пяти ночных спутников уже пускали на горизонте свои оранжевые стрелы. Вдали виднелись освещенные улицы и площадь Романтигуа, сверкающие берега и воды Тибера Августуса, светлые шары на вышках надзирателей.
Невероятная волна грусти вдруг нахлынула на юного Кервалора. Он уже оправился от недомогания, которое охватило его перед сенешалем, но зрелище Венисии, просыпающейся с началом второй ночи, наполняло Марти безграничной печалью, словно он видел все в последний раз. Он ощущал ностальгию, душевный разрыв, чувство расставания, и это болезненное кровоизлияние души не было вызвано действием вируса. Он резко отвернулся, чтобы спрятаться от инквизиторских взглядов родителей, тряхнул головой и плечами, пытаясь отогнать зловещую птицу-пророчицу, вцепившуюся когтями в его плоть, и решительно бросился в толпу придворных.
В сопровождении мыслехранителя он прошел вдоль балюстрады террасы, заметил нескольких знакомых, которые кивнули ему, сжав губы, вошел в длинный гравитационный коридор, который доставил его прямо в прозрачный транспортный купол, где стояли личные кары и остальной транспорт.
Кар Марти летел над окраинами Венисии, тонувшими в непроглядной черноте. Виллы и здания выглядели бесформенными массами, съеденными тьмой, а Тибер – извилистой и бездонной пропастью. Подвижные фонари и такси встречались все реже.
Марти указал координаты скоростного коридора, и кар разрезал воздух с пронзительным свистом. Словно забыв о правилах безопасности, он не нажал кнопку автопилота. Ощущение скорости пьянило, казалось, будто он сам управляет полетом. Позади него, на пассажирском сиденье, бодрствовал мыслехранитель в белом бурнусе.
Марти наконец чувствовал себя свободным. Лезвие кинжала (отличного стального кинжала, украденного в семейном музее), спрятанного под облеганом, жгло кожу. Ему хотелось вонзить его в живую трепещущую плоть. Им двигали дикарские импульсы, тот самый животный инстинкт, который не удалось подавить даже воспитателям, готовившим его к поприщу придворного.
Он заметил верхние грани древней триумфальной арки, арки Беллы Сиракузы, укрытой пышной растительностью. Подпольное движение Машама выбрало арку символом и постоянным штабом. Арка располагалась в стороне от жилых районов, и последние два века ее никто не обслуживал. А ведь она была возведена во славу Сиракузы, легендарного звездоплавателя, открывшего планету и основавшего город Венисию. Сеньоры Анги проявили больше забывчивости и пренебрежения, чем члены Планетарного комитета: хотя комитет был сторонником террора и уничтожил множество знатных семейств, но охранял арку и чтил память Беллы Алоиза Сиракузы.
Пальцы Марти быстро набрали секретный код на консоли волнофона. Через несколько секунд в динамике послышался гнусавый голос:
– Пароль.
Марти наклонился к микрофону.
– М. К. , кодовое имя: Атама…
– Мы ждем тебя, прекрасная душа (Атама – на старом сиракузском «открытая душа». – Примеч. автора. ), – произнес голос с едва сдерживаемым возбуждением. – Ты последний. Демоны Варадхи с нетерпением ждут жертвоприношения.
Марти начал медленно снижаться над аркой. На плоской крыше сооружения открылись металлические створки и образовался большой прямоугольник яркого света. Система автоматического открытия была разработана и сделана Эммаром Сен-Галлом, сыном главы Межгалактической Транспортной Компании. Эмара назначили в движении Машама главным техником.
Кар выбросил посадочные опоры, медленно проскользнул в отверстие и сел на бетонную площадку среди других аппаратов разных размеров и форм. На некоторых из них блестели гербы предков владельцев. Светошары бросали отблески на покрытые мхом стены просторного зала.
Пока створки закрывались, пряча звездное небо, Марти с мыслехранителем выбрались из кара через боковой люк. В сопровождении светошара они направились к спусковой шахте и встали на круглую металлическую платформу. Она покачнулась и с шорохом понеслась вниз вдоль гладких стен шахты, устроенной Эммаром в одной из опор арки. Через две минуты они достигли древнего склепа, где движение Машамы организовало свой штаб.
Платформа опустилась прямо на плиты пола сводчатого помещения с опорными колоннами, едва освещенными бра.
Все они, гордые воины новой эры завоевания, собрались здесь: полсотни молодых людей, юношей и девушек с серьезными лицами, которые горели лихорадкой заговорщиков. Наставник Юриус де Фарт, техник Эммар Сен-Галл, вдохновительница Аннит Пассит-Паир, интеллектуал Ромул де Блоренаар, поэт Альрик Ван Бур, мятежница Ифитде Вангув… Они встретили Марти шумными восклицаниями, подчеркнуто театральными жестами, ласковыми похлопываниями по спине и звучными поцелуями, отрицая контроль эмоций и сиракузское двуличие. Мыслехранитель Марти занял место среди призрачной армии ему подобных, сгрудившихся в темном углу склепа.
К одной из опорных колонн были привязаны две девушки в лохмотьях. По их щекам текли слезы, поблескивающие в неверном свете ламп.
– Почему две? – спросил Марти.
– Наш способ отметить шестнадцатую годовщину воцарения Менати Анга, – ответил Юриус де Фарт, чьи черные глаза горели неукротимым огнем, – Мы и так потеряли слишком много времени. Приступим…
– Немного терпения, – перебил его Эммар. – Вначале я хотел бы вам кое-что показать…
Если перекошенное лицо Юриуса словно состояло из выступов и лезвий, то кукольные черты Эммара тонули в округлостях. И только три синеватых локона – три локона, истинный вызов придворной традиции! – придавали ему довольно грациозный облик. Но когда наступал час ритуальной животной оргии, девушки не искали его благосклонности. С ним мирились, потому что он единственный разбирался в технических проблемах, но никому не нравилась его слишком нежная кожа со складками жира. Однако всегда находилась снисходительная душа, чтобы пожертвовать собой ради общего дела, когда требовалась его компетенция. В конце концов это был лишь короткий неприятный миг: девица ложилась на спину, раздвигала ноги, закрывала глаза и думала о своем. Обычно юному Эммару хватало трех минут, чтобы достичь удовольствия.
Кривая и одновременно торжествующая улыбка тронула толстые губы Эммара. Он извлек из кармана плаща лазерный факел и направил его луч на темную стену. Древнее надгробие имело продолговатую форму, похожую на черный сундук, который Марти вначале принял за чан с жидким азотом. Потом он различил клавиатуру и бортовую панель внутри бокового стеклянного вздутия.
– Самая последняя модель деремата! – заявил Эммар. – Настоящая жемчужина технологии!
Бравые заговорщики не могли прийти в себя целых пять минут. Декрет императора категорически запрещал использование частных дерематов: клеточный перенос отныне стал делом официальных компаний при непременном предварительном применении ментальной инквизиции и клеточной идентификации. Пиратские путешествия наказывались вечной ссылкой на планету-каторгу Орг.
– Наш пропуск на свободу, – продолжил Эммар. – Я ввел изменения, чтобы он был постоянно связан с меняющимися координатами Свободного Города Космоса…
– Ты совсем потерял голову! – сухо прервал его Юриус. – Все дерематы занесены в списки. Робинсы могут ворваться сюда в любую минуту. Из-за тебя, гнусная гора жира, мы теперь в большой опасности!
Хотя оскорбления были приняты и даже поощрялись в движении Машамы, раздутое лицо Эммара посерело. Он ненавидел, когда над его физическим недостатком издевались в присутствии девушек: те пользовались любым предлогом, чтобы ускользнуть от него, и избегали, как ядерную чуму, во время оргий. Но он постарался сохранить хладнокровие. Час реванша пробил, но еще не наступил момент ставить под удар план эмиссара сенешаля неуместным всплеском самолюбия. Вскоре его назначат на пост, достойный его невероятных способностей, а эти мелкие жеманники горько пожалеют о презрении, которое питали к нему.
– Вы считаете меня последним из паритолей! – возразил он, стараясь сохранить веселый тон. – Эта штучка МТК была отбракована из-за дефектов производства. Теоретически она закончила свой путь в печах переплавки. Я сумел завладеть ею и отремонтировал после дезактивации волнового идентификационного датчика. И нет никакой опасности…
Эммар с вызывающим видом оглядел всех компаньонов Машамы. Но постарался не встречаться взглядом с Марти де Кервалором.
– А почему ты подключил деремат к координатам Свободного Города? – спросила Аннит Пассит-Паир. – Что у нас общего с паритолями, занесенными в Индекс?
– Пространство – единственное место, где можно скрыться в случае неприятностей…
– Говорят, что эти сумасшедшие убивают всех, кто материализуется в стенах их города, – настаивала Аннит. – Есть ли смысл отправляться туда, чтобы быть убитым?
Эммар долго смотрел на свою собеседницу. Она всегда отказывала ему, хотя из всех девушек Машамы больше всего влекла к себе. Он хотел извлечь ее из этой кучи дерьма и оставить для личного пользования именно ее, чье тело он покрывал поцелуями во снах вторых ночей. Ее красота волновала его, околдовывала, и он стервенел, когда не его, а чужие руки (в основном аристократические руки Марти де Кервалора) шли на приступ нежных холмиков ее грудей.
– Граждане пространства убивают лишь тех, кто материализуется одетым или вооруженным, – возразил Эммар. – Они не трогают тех, кто является к ним голым, как в день появления на свет. Вначале за ними наблюдают. Потом, после периода проверки, они могут попросить статус свободного гражданина и получить его…
– Кто тебя поставил в известность обо всем этом? – спросил Марти.
Он никак не мог поймать бегающий взгляд Эммара, и эта игра начала ему надоедать.
– Пассажиры ГТК…
– Ну, хватит о Свободном Городе! – проворчал Юриус. – Спасибо, Эммар. На следующей встрече мы обсудим варианты лучшего использования деремата. А пока у нас есть более интересное занятие…
И они занялись более увлекательным делом: разделись догола и принялись танцевать вокруг колонны с привязанными девушками, двумя девственницами, которых собирались принести в жертву. Они издавали пронзительные вопли. Одни потрясали кинжалами, другие – шпагами или саблями. Холодное оружие было символом чистоты войны, рукопашного боя, пролитой и смешанной крови, варварством начальных времен, когтями хищников, духом завоевания. Они ненавидели смертоносные волнометы и скорчеры, анонимное оружие, которое несло смерть на расстоянии и от которого горелая плоть распространяла тлетворный запах.
Взгляды выпученных глаз пленниц испуганными бабочками перелетали с одного обнаженного тела на другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68