– Измерение, а не изверение, сверхъестественно невежественное ты существо! А ты, Кот, – обратился он ко мне сварливым тоном, – когда ты наконец оставишь свою вздорную привычку обращаться с вопросами к этому неучу? Спросил бы у меня, я бы тебе объяснил, что Бабушка, модифицируя платяной шкаф в стационарный хроностазис, была вынуждена выйти из нашего измерения в соседние: шестое, седьмое и восьмое.
– Я не хотел тебя беспокоить, – вежливо сказал я. – И потом, у меня каникулы. Я думал, ты не прочь отдохнуть от моих вопросов.
– Не прочь, как же – да ты его ни хлебом, ни кашею не корми, дай только языком побалаболить! И все почуднее, подиковиннее слова избирает – чтоб, значит, мне невдомек было, о чем это он там толкует. А ну, мыться быстро, а то не гляну, что ты у нас преминистр ученый, и на слова твои мудреные не погляжу, веником загоню! – Домовушка, кажется, рассвирепел.
– По-моему, тебе известно, что я принимаю ванну только в том случае, когда она нужна мне в лечебных целях, – заметил Ворон, перепархивая на всякий случай повыше. – Сегодня я чувствую себя вполне здоровым и не намерен мочить свои перья…
– Поговори мне еще, поговори – я тут же Ладе скажу! Где это видано – в Новый год да с грязным телом!
Ворон поворчал немного для приличия и удалился в ванную.
– Каждый год такое повторяется – не хочет мыться, хоть ты тресни! – пожаловался мне Домовушка. – А разве можно в новогоднюю ночь, не помывшись? Что Дедушка Мороз об нас подумает? Что неряхи мы, неумытые замарахи. Из-за одного вот такого грязнули.
Это было уже второе упоминание Деда Мороза за последние дни, и я задумался: может быть, слова Домовушки об этом сказочном персонаже – вовсе не шутка и не метафора? В конце концов, в существовании домовых и ведьм – простите, чародеек, – я тоже убедился совсем недавно. И, возможно, новогодняя ночь сулит мне встречу еще с одним героем сказок?
Но пока что было утро последнего дня старого года, и Домовушка колдовал на кухне, в то время как Лада нежилась на пуховой перинке, а мы мылись в порядке строгой очередности: вначале Рыбу поменяли воду в аквариуме, затем Жаб поплавал в свое удовольствие в теплой водичке, потом Паук загнал в ванну Петуха, и они довольно долго плескались там, оставив на полу многочисленные лужи. Петух отправился в кухню, на насест Ворона – сохнуть, а Ворон, препираясь, сначала пожелал, чтобы я подтер пол, он, видите ли, не мог принимать ванну в нечистом помещении, потом он заставил меня выдраить и саму ванну, потому как перья его наимудрейшества были, видите ли, чрезвычайно деликатного свойства и при малейшем намеке на инфекцию теряли свой блеск и прочность. Наконец Ворон погрузился в воду, обильно приправленную шампунем, и потребовал от меня, чтобы я читат ему вслух книгу, потому что, видите ли, он не привык, как некоторые, тратить время зря, а желал использовать его с пользой. То есть приятное совмещать с полезным. Я не знаю, что при этом было приятное, а что – полезное; для читки он выбрал истрепанный томик сказок «Тысяча и одной ночи», в котором, по причине его восточного происхождения, не было никаких намеков о переходе из нашего Здесь в Светелградское Там.
После приключений отважного Али-Бабы и верной Марджаны он заставил меня читать о Синдбаде-мореходе, и мы дошли уже до пятого путешествия, когда в ванную заглянул обеспокоенный нашим долгим отсутствием Домовушка. Он выругал Ворона, а заодно и меня за то, что я, по его мнению, потакаю «премудрейшей лени». Ворон, изрядно похудевший после купания, удалился изгонять Петуха со своего кухонного места, и я наконец смог заняться собой. Я снова вымыл ванну – не из брезгливости, а из принципа. Если Ворон не желает принимать ванну после Петуха, то почему я должен принимать ее после Ворона. Потом я поплавал в теплой воде, поплескался всласть, и Пес, чья очередь наступала после моей, любезно согласился потереть мне спинку. Домовушка, наготовивший для своего мытья дубовых веников, предлагал еще и похлестать меня – он, бедняга, старался максимально приблизить принятие ванны к помывке в бане. Но я не любитель бань – ни русской, ни финской – и отказался.
Псу с его размерами было трудно справиться с мытьем самому, поэтому его купал Домовушка. И, кажется, уговорил-таки похлестаться веничком, во всяком случае, из ванны доносились пронзительные взвизгивания и рычания, и, когда Пес вместе с клубами пара вылетел из ванной, оставляя мокрые следы на паркете, сквозь его прилипшую к телу мокрую шерсть просвечивала ярко-красная кожа.
Ради банного дня для нас с Псом постелили на Бабушкиной кровати махровую простыню и поставили у изголовья обогреватель – чтобы избежать простуды. Поэтому мне пришлось, так сказать, разделить ложе с этим представителем отряда четвероногих ябед.
От Пса воняло мокрой псиной. Вы можете заметить, что коты тоже не всегда благоухают. Однако согласитесь, что противнее запаха мокрой псины может быть только запах дохлой крысы. Хотя что это я? Дохлая крыса пахнет почти приятно.
Но тут мне в голову пришла одна идея – относительно нашего будущего праздника, «празднества», как именовал его Домовушка. Я старательно прислушался ко всем звукам, чтобы определить дислокацию домочадцев.
Домовушка парился в ванной. Лада спала еще – отсыпалась впрок перед новогодней ночью. Холоднокровные сидели на своем подоконнике, будучи ограничены в возможностях передвижения по квартире. Ворон сушил оперение над газовой плитой, а Петуха можно было в расчет не принимать – если даже еще не обсох, то спит где-нибудь, сунув голову под влажное после купания крыло. Поэтому я мог без помех осуществить свой план.
Замысел мой базировался на том, что я, как начинающий маг, не мог врать. И Псу это было известно. Поэтому я должен был заставить Пса поверить в ту ложь, которая вовсе и не ложь, но в то же время и не совсем правда. Я сказал:
– Домовушка пироги печет со всякими вкусностями…
Пес ответил нечленораздельным ворчанием – он успел задремать.
– Лада говорила, что очень сожалеет, что мы сидим без мяса по ее вине, – продолжал я.
Это была правда – Лада действительно после моего подвига с курицей сказала, что очень сожалеет, что воровать грешно, и просила меня потерпеть – ради нее.
Пес снова проворчал нечто неразборчивое.
– Она уходит на всю ночь, поэтому, если бы мы и съели по куску колбасы, ничего дурного в этом не было бы…
Этого Лада не говорила. Чего я – заметьте! – и не утверждал. Но после сказанной мной фразы Пес должен был подумать (и подумал, как доказали последующие события), что инициатива приобрести колбасу исходила от Лады.
Пес встрепенулся и резко сел на кровати. Сетка под нами прогнулась, пружины заскрипели, но кровать – в прежние времена умели делать мебель – выдержала.
– Правда? – спросил он недоверчиво.
– Ну рассуди сам: Лада уходит в четыре часа. Так? Придет она не раньше восьми утра. Так? У нас есть целых шестнадцать часов на приобретение и употребление колбасы.
– Да, но как ее приобрести? Лада ведь не может ее для нас купить!
– Не может. А ты – можешь. Берешь сумку, берешь деньги, берешь записку, в которой указано приблизительно следующее: «Прошу подателю сего отпустить один килограмм колбасы»; идешь в магазин, протягиваешь продавцу записку и деньги, он умиляется, взвешивает тебе килограмм колбасы, да еще – попомни мои слова! – еще и тебя угостит кусочком, просто так, бесплатно.
Пес задумался. Мыслительный процесс протекал у Него тяжело и мучительно – и без привлечения всяких хам магических способностей я чувствовал, как мысли ворочаются в его большой голове, как постепенно смысл моих слов доходит до его понимания, как он, наконец, соображает, что в состоянии выполнить требуемое, и его широкая пасть расплывается в ухмылке. Колбаски ему хотелось еще как!
Потом его морда омрачилась.
– А записка? – спросил он требовательно.
– Ты что, писать не умеешь? – пренебрежительно бросил я.
– Когда-то умел, – вздохнул он и поглядел на свои толстые лапы. Действительно, в таких когтях трудно было удержать ручку или карандаш.
– Что, и на машинке настучать не сможешь пару строчек?
– Я попробую, – сказал он, спрыгнул с кровати и отправился в кабинет. Что мне в нем нравилось – у него слово никогда не расходились с делом.
– И будет для всех сюрприз! – крикнул я ему вдогонку. – Новогодний!
Он обернулся на пороге, подумал немного и кивнул. Теперь я был уверен, что он никому ничего не скажет. Ладе – потому что считает, что просьба купить колбасу исходила от нее. Остальным – чтобы не испортить впечатления, ведь весь смак сюрприза – в его неожиданности. Домовушка сегодня слишком занят пирогами и прочей стряпней, Лада – собой, приведением себя в порядок, Ворон устроил себе выходной и даже не сунется сегодня в кабинет, а будет сидеть в кухне на своем насесте, изводить Домовушку разговорами и предвкушать ночное пиршество, наслаждаясь запахами. Остальным же до Пса и дела нет – где он и чем занят. А хозяйственная сумка с кошельком внутри всегда висела на ручке кухонной двери – Пес с этой сумкой в зубах сопровождал Ладу по утрам в булочную или молочную.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
нравоучительная
Справедливость – всегда справедливость, хотя она приходит с опозданием, и то по ошибке.
Дж. Б. Шоу

Должен отметить, и я готов повторять это снова и снова, Пес был волен в своем выборе. Он волен был спокойно продолжать валяться на кровати, или спокойно гонять несуществующих блох на коврике у двери, даже и рявкнуть на меня злобно, имея в виду, что, раз ты такой умный, то вот возьми и сам сходи за колбасой. Я не заставлял Пса «красть» кошелек, а именно таким словом было названо совершенное им деяние, когда Пес вернулся домой после блистательно проведенной им операции. И употребил это мерзкое слово Домовушка.
Я повторяю: я Пса не заставлял. Я сказал только о желательности приобретения колбасы к празднику. Я намекнул, может быть, что Лада не была бы против. Возможно, я подсказал сам способ приобретения – да, в этом я виноват. Но выбор сделан был Псом добровольно, и нечего было кивать на меня своей лобастой головой и перекладывать вину с этой больной головы на мою здоровую.
Приблизительно так я ответил на гнусные попытки опорочить мое честное имя, когда Домовушка, хрипя й заикаясь от негодования, воскликнул:
– Что же это такое? Украл, как есть украл кошелек, притащил в дом пакостный продухт сей, и кто! Честнейший Пес! Сам бы он на таковое не пошел бы, его кто-то подбил на скверну сию… – При этих Домовушкиных словах все посмотрели на меня.
Мы сидели на кухне, перекусывая на скорую руку остатками обеда – это был наш легкий ужин перед праздничным застольем. За полчаса до того Лада, надев новое платье, накрасившись, напомадившись, расчесав накрученные на бигуди волосы, вволю повертелась перед зеркалом и убежала на вечеринку, чмокнув некоторых из нас (в том числе меня, Пса и Ворона) на прощание. Пес вышел будто бы проводить ее, и никто в предпраздничных хлопотах не заметил, что в зубах он нес нашу хозяйственную сумку. И вот теперь, когда он, со счастливой улыбкой на морде, запыхавшийся и довольный, вбежал в дверь, распространяя вокруг себя давно позабытое благоухание колбасы, вместо радостных и поощрительных возгласов, которые он, может быть, ожидал услышать («О, Пес, молодец!» или «Как ты здорово придумал, умница!»), его встретили недоуменным молчанием и недвусмысленными обвинениями в воровстве.
Конечно же – я и не ожидал ничего иного – он стал обвинять меня. Что-де это я велел ему… То есть по моим словам, Лада просила… То есть поручила… То есть… Он окончательно запутался, и из его круглого глаза выкатилась круглая слеза.
И он посмотрел на меня.
И все посмотрели на меня.
– Скажи им, Кот! – бросил он в мою сторону клич о помощи.
Я поудобнее уселся, поиграл хвостом – влево-впра-во-вверх-вниз – и спросил очень спокойно, с достоинством:
– Что сказать?
– Как? – Он сел на свой толстый хвост и разинул пасть. – Разве не ты…
– Нет, не я. – Я по-прежнему был спокоен и сохранял достоинство. – Я тебе ничего не велел, и Лада ни о чем не просила и ничего не поручала.
Пес взвыл совершенно кошачьим голосом и кинулся на меня. Должен отметить, что от достоинства моего мало что осталось, когда я, удирая от разъяренного Пса, перепрыгнул через стол и взлетел на насест к Ворону, цепляясь всеми четырьмя лапами.
– Уберите от меня этого сумасшедшего! – заорал я. – Он же раздерет меня на клочки!
Все почему-то очень спокойно прореагировали. Жаб слизнул кусок хлеба с маслом длинным розовым языком, Рыб булькнул нечто неразборчивое и нырнул в свой грот, Петух конечно же продолжал клевать крошки (его от еды не мог оторвать даже пожар пополам с наводнением), Домовушка и тот сидел спокойно и не рвался спасать меня.
Ворон почесал клювом грудь, распушил перья и заметил несколько тягуче и нудно:
– Без сомнения, один из этих субъектов лжет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57