Никого не подпускают близко к этому существу, которое, как говорят, приковано цепями к священному алтарю. По их описанию, это существо больше похоже на собаку, чем на человека. Одни говорят, что оно обладает даром речи, другие утверждают, что оно лишь рычит и лает. Если святые являют нам чудеса, мы должны доверять им. Тебе все понятно? — спросила она' Матиаса, пристально глядя ему в глаза. Он кивнул.
Анна тоже кивнула, в испуге схватив руку Матиаса.
— Сегодня, — сказала священница и посмотрела на Отто. Он кивнул, хотя руки его сжались в кулаки.
— Сегодня? — шепотом спросила Анна. — Так скоро? — Она рванулась вперед и обняла Отто. Одежда висела на его когда-то мощном теле, но Анне он казался очень сильными надежным. Он крепко прижал ребенка к себе, она почувствовала на своих щеках его слезы.
— Надо действовать немедленно, — настаивала священница. — Вас могут обнаружить в любой день. Вас только чудом не нашли до сих пор. — Она нахмурилась, в лунном свете были отчетливо видны глубокие морщины на ее лице. — Кто знает, вдруг найдется какой-нибудь дурак и выдаст нас всех, вообразив, что Эйка его за это наградят. Но дикари не испытывают к нам никакой жалости. Они не такие, как мы. Они и к своим-то относятся немногим лучше, что уж говорить о нас! Ну, давайте прощаться, дети. С Отто вы больше не увидитесь.
Анна плакала. Она не хотела расставаться с единственным после смерти родителей человеком, который был так добр к ней.
— Расскажите другим, — заговорил Отто. Он держал в объятиях Анну, но обращался к Матиасу. — Расскажите, что не все погибли, что нас превратили в рабов. Скажите, что Эйка накапливают силы, используют нас, чтобы ковать оружие и делать броню.
— Мы вернемся за вами, — сказал Матиас сквозь слезы. Анна не могла говорить, она обнимала Отто, от которого пахло дубильными ямами, но они все пропитались этим запахом. Теперь этот запах был запахом надежды и безопасности. А за кожевенным кварталом лежал мир, которого они не знали и которому не доверяли.
— Ах, Владычица, — прошептал Отто. Он в последний раз поцеловал волосы Анны. — Может быть, от этого только хуже, но то, что я делаю, дает мне надежду. Если мы все выживем и нам доведется встретиться, я стану вашим отцом.
— Идемте, дети, — позвала женщина, мягко отрывая руки Анны от Отто.
Анна плакала, покидая Отто. Оглянувшись, она увидела, что Отто стоит и смотрит им вслед, сжимая и разжимая кулаки. Потом лицо его исчезло, поглощенное тьмой и расстоянием.
Женщина привела их к краю вонючей сточной канавы.
— Ждите здесь, — сказала она. — Сейчас за вами придут.
Она исчезла в доме, где спали рабы. Чуть позже появился молодой человек, которого дети уже видели.
— Пошли, — сказал он, посадив Анну к себе на спину. — Нам надо бежать всю дорогу до кузницы.
Они побежали, дважды останавливаясь и прячась, один раз — чтобы перевести дыхание, второй — когда невдалеке послышался вой собак. Однако они так никого и не встретили. Ночью но городу бродили только призраки. Так много времени прошло с тех нор, как Анна в последний раз отважилась появиться на улицах города, что открытые пространства и угловатые тени построек вызывали у нее дрожь, ей казалось, что по спине бегают пауки.
Молодой человек оставил их у такой же открытой траншеи, заполненной мочой и поносом. И все же это был хороший, пристойный, человеческий запах, не похожий на сухой металлический душок дикарей.
К ним подошла женщина. Сначала она уставилась на них, не веря своим глазам, потрогала их губы, волосы, уши.
— Вы настоящие, — сказала она. — Настоящие живые дети. Моих они убили. Идемте, — вздохнула она. — Времени у нас в обрез.
Она быстро повела их по лабиринтам города, к еще одной траншее, к следующей группе рабов. Так, от траншеи к траншее, они пересекли весь город.
— Это единственная свобода, которая у нас осталась, — сказал человек, забравший их, когда собор был уже виден и в небе на востоке появилось первое пятно света. — Они дикари, Эйка, но не могут переносить малейшего запаха человеческих испражнений. Я видел, как одного человека убили за то, что он опорожнил кишечник в неположенном месте, хотя он ничего не мог поделать с собой. Поэтому мы можем поочередно выходить по нужде, а если скажешь, что у тебя запор, то получаешь больше времени. Так. Мы пришли. Ни я, никто другой не может доставить вас дальше. Спрячьтесь здесь, под теми тряпками у траншеи. Эйка сюда никогда не заходят. Не двигайтесь, не шевелитесь, даже если услышите собак. Если они вас найдут, вы погибнете. Мы все будем молиться, чтобы этого не случилось. Будьте терпеливы. Переждите день. С наступлением темноты вы услышите рог и увидите большую толпу, направляющуюся к реке. Будьте осторожны, потому что они уходят не все. Некоторые остаются, чтобы охранять рабов, спящих в том здании через дорогу; они называют его монетным двором. Насколько мне известно, кто-то из них остается в соборе. Что внутри собора — не знаю. Это вам придется узнать самим. Да сохранит вас Господь!
Он сжал их руки, сначала Анны, затем Матиаса, в знак родства. Потом уложил их на землю, укрыв грязными, вонючими тряпками. Анна слышала, как замерли его шаги.
Что-то проползло по ее руке. Она подавила готовый вырваться крик. Девочка затаила дыхание. Но впервые за много дней и недель она ощутила на сердце странную легкость. Анна долго не могла понять, что это, но тут ей вспомнились слова Отто:
«Я буду надеяться. Пока я жив, я буду ждать вас».
Удивительно, но, даже полузадушенная горой вонючих тряпок, она заснула.
3
Девочку разбудил собачий вой. Она вздрогнула, Матиас тут же прижал ее к земле. Анна не издала ни звука.
Тряпки сползли, открыв ей вид на ступени, ведущие во дворец, и пространство перед ними. Шагах в пяти от них остановился человек, повернулся спиной к куче тряпок и помочился в траншею. Затем, оправляя свою одежду, он подошел ближе и наклонился. Из всех рабов, которых она видела, он выглядел самым аккуратным. Его одежда, хотя далеко не чистая, все же не была покрыта коркой грязи. Он поигрывал веревочным поясом, низко сидящим на стройных бедрах, и оглядывался по сторонам; посмотрел через плечо в сторону собора, ступени которого в это время мыл тряпкой, доставая воду из ведра, другой раб: Анна не могла разобрать — мужчина или женщина.
Мужчина, подошедший к ним, прокашлялся и быстро заговорил:
— Когда все пройдут по дороге, бегите во дворец. Постарайтесь оставаться в тени и идите до конца, туда, где находится алтарь. Там вы найдете дэймона. Подходите к нему осторожно. Он может быть буйным. Никто из нас с ним не разговаривал, это запрещено.
Он выпрямился и быстро зашагал прочь. Он исчез из поля зрения, затем снова появился. Когда он оказался возле ступеней собора, на него обрушилась свора собак.
Взвыл рог. Резкий, мучительный звук. Псы, рыча и лая, ринулась вниз по ступеням. Анна взвизгнула и засунула руку в рот, кусая ее, чтобы не разрыдаться. Собаки были чудовищами, с длинными стройными лапами, с массивной грудью и желтыми глазами, сверкавшими дьявольским огнем. Высота их плеч была вровень с головой девочки. Из их разинутых пастей торчали огромные зубы и свешивались красные языки. Они набросились на двух рабов, сбили их с ног. Потом девочка видела только бесноватое метание собак, извивающихся, прыгающих, кусающих друг друга… Анна закрыла глаза и сжала в руке кольцо Единства. Матиас подавил всхлипывание и судорожно вцепился в Анну. Она не решалась смотреть. Она не хотела это видеть.
Раздался еще чей-то мощный голос. Девочка зажмурилась, но Матиас дернул ее, и она открыла глаза. По ступеням спускались Эйка. В своих чешуйчатых шкурах они выглядели как больные. Но каждый из них, дикарь, не имеющий в себе ничего человеческого, дышал грубой силой и звериной хитростью, сквозившей в повадках и в выражении острого безобразного лица. Они хватали беснующихся собак за задние ноги, отшвыривая их прочь, сильно били их мощными когтистыми руками и древками копий. Эйка сами лаяли и выли, как собаки, как будто были одной с ними крови и понимали их звериный язык.
За ними появилась странная пара Эйка. Мускулистый гигант в золотых и серебряных цепях с множеством драгоценных камней следовал в сопровождении тощего, как большинство рабов, человека, единственной одеждой которого, как многих других рабов, была грязная тряпка, обернутая вокруг хилых бедер. На поясе его болтался кожаный мешок, к одному бедру прилегал маленький деревянный футляр. Громадный Эйка шагнул в визжащую и лающую гущу, рыча и смеясь, щедро рассыпая вокруг себя удары, расшвыривая собак и отрывая их от добычи.
Наконец одна собака стала спускаться по соборной лестнице. За ней последовали воины Эйка. Как бы признав свое поражение, собаки, спасаясь от гнева вождя или от его изуверского юмора, ибо он знал, в какое время отправлять рабов наружу и что делают с ними собаки, устремились вниз по ступеням, направляясь к реке. Позади себя они оставили две красные разорванные кучки.
Анна снова закрыла веки, чтобы не видеть этого. Она слышала, как рядом задыхается Матиас, стараясь сохранить тишину: малейший шум мог их погубить.
Наконец он прошептал:
— Они ушли. И унесли этих двоих. Пошли, Анна. Не падай духом: мы уже у цели.
Он раскидал тряпки, вылез из-под них, вскочил на ноги и извлек из-под кучи Анну. Он побежал, Анна, спотыкаясь, устремилась за ним. После стольких дней почти полной неподвижности бежать было тяжело. Они взбежали по лестнице. На ступенях кровь, из опрокинутого ведра вытекла вода, розовые ручейки еще стекают вниз, везде разбросаны окровавленные тряпки.
Громадные двери собора распахнуты, но, так как солнце позади здания, через восточный вход проникает мало света. Они нырнули внутрь, Матиас бросился к стене и увлек за собой Анну. Некоторое время дети стояли в тени и прислушивались.
До них донеслась музыка цепей, жуткий тихий перезвон: кто-то гремел оковами, как будто проверяя их на прочность.
Матиас двинулся к одной из гигантских каменных колонн, поддерживающих крышу. Здесь, в боковом проходе, их скрывала тень. Главный неф, центральный проход собора, освещался лучше: через окна, прорубленные высоко над ним и выходящие на север и на юг, в него попадал свет. Лучше всего был освещен алтарь, под которым полукругом располагались семь высоких окон в дальнем конце церкви.
У самого алтаря возвышалась куча отбросов.
Матиас скользнул к следующей колонне, используя ее как укрытие. Анна последовала за ним. Ей хотелось схватиться за его пояс, прижаться к нему, но она сдержалась. Девочка понимала: чтобы двигаться быстро, им нельзя сковывать движения друг друга.
В соборе было тихо. Толстые каменные стены заглушали звуки, внешний мир казался удаленным от этого места, которое когда-то служило убежищем, а теперь было гнездом дикарей. Анна чувствовала их затхлый запах. Это было ощущение, похожее на зуд в кончиках пальцев, возникающий при соприкосновении с кожей сухих предметов. Она ощущала их присутствие, как чувствуют приближение шторма задолго до первого удара грома и первого всплеска молнии в темном небе по какому-то неуловимому изменению в атмосфере. Они правили теперь там, где незримо присутствовал Бог.
Анна перебежала к Матиасу и прижалась к прохладной колонне, украшенной гравированными узорами. Он прикоснулся к сестре и метнулся к следующей колонне.
Куча отбросов у алтаря зашевелилась и ожила.
Тряпичная рвань неожиданно превратилась в собак. Твари вскочили на ноги и насторожились.
— Бежим! — простонал Матиас. Он дернул ее назад, к выходу, но было уже поздно, дверь осталась далеко позади. Они не могли обогнать собак, можно было только спрятаться. Но прятаться было негде.
Собаки рванулись к ним. Анна побежала, споткнулась, но тут же выпрямилась.
— Нет! — крикнула она, увидев, что Матиас выскочил на середину главного нефа, чтобы отвлечь от нее собак и дать ей время, чтобы добраться до двери.
— Беги! Беги! — кричал он.
Но девочка бросилась к нему. Лучше умереть вместе с ним, быть разорванной на куски собаками, чем жить без него. О боже! В этом городе можно выжить, только став рабом Эйка, но у кого повернется язык назвать это жизнью?
Она добежала до него раньше, чем собаки. Анна обняла брата, прижалась к нему и приготовилась встретить мучительную смерть. О Владычица, пусть она будет быстрой!
Хриплый крик, нечеловеческая речь, вообще не речь — слов разобрать было невозможно — донесся от алтаря, вперемешку со звуками, которые походили на лай и рычание. Собаки замерли на бегу, заскребли, заскользили когтями по каменному полу, остановились прямо перед детьми, с оскаленными пастями и сверкающими желтыми глазами. Снова раздался тот же хриплый голос. Твари с рычанием, поджав хвосты, отпрянули, подчиняясь поднявшемуся из кучи тряпок у алтаря созданию. Очевидно, это и был дэймон.
Он не был человеческим существом — даже в неверном сумрачном свете, проникавшем в главный неф собора, Анна смогла это понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78