Лучник Фелла прицелился и с расстояния не далее броска камня всадил ему стрелу в глаз, как раз когда тот пытался разглядеть что-то в лучах слепящего заходящего солнца. На берег, рыча и лая, вырвались три собаки. Их тотчас же прикончили копейщики.
— Слева! — крикнул кто-то. Лиат обернулась и увидела двух Эйка, вылезающих на берег ниже по течению. Она прицелилась и на скаку выстрелила в сердце одному из них. Второй, подняв каменный топор, бросился на нее. Лиат пришпорила лошадь, Эйка взвыл и устремился за ней, но вода замедляла его движения, и он начал оглядываться в поисках другой добычи. Лиат обернулась, придержала коня и, спокойно прицелившись, спустила тетиву. Это была легкая цель. Второй стрелы не понадобилось.
За ней к берегу прибило уже около дюжины трупов. Сержант Фелл гнался еще за одним Эйка, кажется последним — и безоружным. Фелл с резким выдохом опустил боевой топор на голову обреченного дикаря. Солдаты подбадривали Фелла, но никто даже не думал помогать ему. Какими бы толстокожими ни были Эйка, топор Фелла разрубил голову пополам. Издав страшный крик, меднокожий рухнул на землю.
На противоположном берегу реки в лучах солнца Лиат заметила, как из воды выбираются несколько Эйка, направляясь как раз на спрятанную там засаду. Остальные утонули или сгорели в ладье вместе с собаками.
Вокруг раздавались победные крики солдат, рабочих и механиков. Прилив бил горящую ладью о цепь и столбы, и она, еще не догорев, начала разваливаться, рассыпая вокруг себя искры и языки пламени. На берегу несколько солдат Фелла оттаскивали трупы Эйка в сторону моря, где берег был круче, и сталкивали их в воду. Трупы тонули как камни.
4
Герцогиня Лютгард вела авангард бешеным темпом, и уже к первому вечеру после выхода из Стелесхейма обоз отстал. Его повозки застряли там, где дорога проходила по болотистой низине. Люди из резерва Виллама вытаскивали их, а Росвита ждала на сухом участке земли, когда мимо проскакал знакомый «орел».
— Минутку, «орел!» — крикнула она. — Какие новости?
Молодая женщина задержала лошадь.
— Авангард остановился на ночлег, миледи. Король велел не растягиваться, чтобы Эйка не смогли атаковать армию по частям. — Она нервно обернулась. — У меня сообщение для принцессы Сапиентии, миледи.
— Я вас долго не задержу. — По лицу «орла» она видела, что та хочет поскорее ускакать прочь, но боится ослушаться. — Несколько мгновений не повредят вашему делу, Ханна, — я правильно вас называю? — (Женщина кивнула. У нее было чистое выразительное лицо и чудесные светлые волосы цвета старой соломы.) — У вашей подруги, Лиат, была книга…
Ханна побледнела:
— Книга! — Она огляделась, как животное, пытающееся бежать из горящего леса. Лошадь под нею волновалась, ее приходилось сдерживать. Ханна управлялась с животным с несколько неуклюжей сноровкой человека, уже взрослым обученного верховой езде.
— Я вижу, вы знаете, о какой книге идет речь. Правда, что она украла эту книгу у отца Хью?
— Ничего подобного! — (Никто из знакомых Росвиты не смог бы сыграть такие убежденность и уверенность.) — Книга никогда не принадлежала этому типу. Это он украл ее у Лиат, так же как он украл ее свободу, когда она была беспомощна.
— Беспомощна?
— Ее отец умер, оставив долги, и тогда…
— Ее нельзя назвать беспомощной, если она была совершеннолетней и могла принять на себя долги как его наследница. Но мой вопрос не об этом.
— Книга… — пробормотала Ханна. Эта книга, конечно, имела свою судьбу, свою интересную историю, и реакция Ханны только утверждала Росвиту в намерении докопаться до истины. — Я клянусь вам нашими Владычицей и Господом, честью и достоинством благословенного Дайсана, что книга принадлежит Лиат, а не отцу Хью. Книга принадлежала отцу Лиат, и отец оставил ее своей дочери.
Клятва была впечатляющей.
— Но если Лиат была рабыней отца Хью, который выкупил ее долги, то все ее имущество тоже принадлежит ему.
— У нее не было книги, когда он купил ее. Книга не была включена в опись долгов и имущества. Книга была у меня, я прятала ее. А-а, в бога-душу-мать! — Она выругалась по-солдатски, грубо и резко, и тут же покраснела. — Прошу прощения, миледи.
— Вы можете называть меня сестрой Росвитой, дитя мое.
— Да, миледи. Можно мне тоже задать вопрос, миледи?
Росвита чуть не рассмеялась. «Можно мне тоже задать вопрос, миледи?» И все же она отказывается признавать действующие законы. Как можно утверждать, что отец Хью украл книгу, если он совершенно законно оплатил долги умершего?
— Какое вам дело до… — Но тут выражение ее лица изменилось, она замкнулась в себе и отвернулась. — Могу ли я отправиться исполнять поручение, миледи?
Росвита вдохнула:
— Пожалуйста, продолжайте путь.
Конечно, она спрашивала, какое Росвите дело до книги. Очевидно, «орел» посчитала, что уже знает ответ.
Была ли допущена несправедливость? Но версия отца Хью не отличалась никакими особенными деталями… Кроме акцентов. Кто прав? На чьей стороне Господь?
Брат Фортунатус выбрался от завязших в грязи телег. Ряса его была испачкана.
— Присядьте, пожалуйста, сестра Росвита. — Он принес табурет.
— Вы меня удивляете, брат Фортунатус. При вашей страсти посплетничать, вы все-таки добрая душа. — Она благодарно села, а он, усмехнувшись, отправился наблюдать, как солдаты вытаскивают повозки.
Вскоре повозки были вытащены, все, кроме одной, которая увязла безнадежно. Ее содержимое было частично перенесено на другие телеги, частично отдано слугам. К наступлению темноты они догнали основные силы.
Лес вдоль дороги прочесывали дозоры, с обеих ее сторон на случай нападения были устроены завалы-баррикады из поваленных деревьев. Больше никаких военных приготовлений Росвита не заметила. Клириков пригласили в королевский шатер, расположившийся в центре растянутого вдоль дороги лагеря. Хотя принцесса Сапиентия находилась рядом с королем, возбужденно обсуждая предстоящую баталию, отца Хью не было видно. Росвита с легкостью нашла предлог удалиться, а снаружи расспросила, где находится отряд Сапиентии, и направилась туда. Уже стемнело, но при ней был служитель с факелом. Кроме того, почти полная луна уже поднялась над верхушками деревьев. Широкая просека, на которой стояла палатка Сапиентии, была полностью освещена луной.Отец Хью стоял на коленях возле навеса. Рядом с ним никого не было, поодаль у костра беседовали солдаты. Здесь было тихо и спокойно.
Хью расположился на ковре, постеленном поверх травы и мелкого кустарника. Он молился.
Где книга?
Она позаботилась о том, чтобы ее не заметили. В такой ситуации факелоносец сопровождал любую леди, лорда или капитана, а она постаралась выбрать положение так, чтобы ореол пламени закрывал ее. Росвита смотрела внимательно и увидела то, что искала. Книга лежала под левым коленом Хью, почти скрытая складками одежды.
Отец Хью закончил молитвы, откинулся назад и пододвинул книгу ближе к свету двойного фонаря. Отдаленное кваканье лягушек в невидимом пруду заглушало шепот солдат о предстоящей битве и жестокости Эйка.
Он осторожно открыл книгу.
В ней было нечто не предназначенное для ее глаз, она остро это ощущала. Кто у кого украл книгу, Лиат у Хью или наоборот? Следует верить «орлам» или все же сыну маркграфини, ныне посвятившему себя Церкви?
Вдруг он вздрогнул, закрыл книгу, выпрямился и посмотрел во тьму прямо на нее.
Ветер поднялся вокруг нее так же внезапно, как лодку в реке захватывает водоворот. Ее охватила уверенность, что он видит ее, знает о ее присутствии. Но откуда? Чувство это было столь реально, что она безотчетно, против воли, подтолкнула своего сопровождающего и повернула обратно.
Росвита почти бежала.
Лишь в королевском шатре, уже хлебнув охладившего горло эля, она задумалась о том, почему сбежала и по собственной ли воле сделала это.
5
Айвар сцепил ступни под скамьей и зевнул. Если подвинуть ноги, их пальцы ощутят шероховатые доски деревянного пола. Пот щекотал нагретый солнцем затылок. Наставник монотонно бубнил о поручениях знаменитого скопоса Григории, прозванной Великой.
Летняя жара заполняла помещение, как душная вата. Позади молчали новички-первогодки. Может быть, уснули. Айвар не оглядывался, чтобы не привлекать внимание Мастера-Надуты-Губы. Впереди лорд Реджинар и его свора рьяно предавались своим занятиям. Их стало меньше, когда смерть обеих старших сестер во время кумского рейда оставила этого послушника единственным наследником матери. Лорд Реджинар горько сетовал на судьбу, позволившую его старшим братьям драться с варварами, а его запершую в этих затхлых стенах. После этой тирады Айвар испытал даже нечто вроде симпатии к этому зазнайке. Но эти причитания не дали ничего, кроме приглашения к тетке, матери Схоластике, после визита к которой он настолько преобразился, став кротким и послушным, что Айвар заподозрил аббатису в колдовстве.
Айвар снова зевнул. Жара вытягивала вес силы, монотонный голос наставника был так же надоедлив и всепроникающ, как и эти вездесущие мухи. Снаружи слышались лай собаки и ржание лошади. Своих лошадей в монастыре мало, наверное, это какой-нибудь путник, может быть, паломник. Но Айвар уже не расстраивался при мысли о том, что эти невидимые люди свободно передвигаются по миру.
«Что такое мир — говорила Таллия, — в сравнении с самопожертвованием Благословенного Дайсана? Как мало значат наши эгоистичные помыслы, наши мелкие делишки в сравнении с его муками за нас!»
Далекий, хотя и знакомый голос — его собственный, звучавший год назад, — иногда терзал его. Что делать с Лиат? Что делать с его обещанием, данным ей? Но он ничего не мог сделать, решение отца обжаловать невозможно. Его мать умерла давно, и то, что она могла бы оставить Айвару, после смерти было конфисковано ее родней.
Как и Эрменрих, он должен был примириться с судьбой.
Айвар покосился на приятелей.Болдуин сидел, подперши подбородок рукой, и внимательно смотрел на наставника. Айвар достаточно хорошо знал его, чтобы понять, что он даже не видит наставника. Эрменрих снова чихнул, утер нос рукавом и заерзал, крутя стилос. Даже Зигфрид о чем-то задумался. Айвар знал его привычку крутить левой рукой кончик уха, когда он отвлекался.
О Владычица, Айвар знал, о чем они думают. О ком они думают, все они.
Дверь классной комнаты заскрипела. Речь преподавателя прервалась, все головы поднялись и повернулись к входящему. Брат Методиус появился в классе с таким мрачным выражением лица, что Айвар внезапно испугался, что старая королева, болезнь которой обострилась, только что умерла.
Методиус отозвал Мастера-Надуты-Губы в сторонку. Они тихо о чем-то беседовали. Айвар расправил плечи и уставился на слова, записанные на табличке перед ним. Доцет, докуит, доцебит. Думая о Таллии, он записал: Нос ин веритате докуерат — «Утвердила нас в истине».
Болдуин пнул его под столом. Айвар вздрогнул и увидел, что брат Методиус сделал им знак идти молча за ним.
Он послушно поднялся. Они вышли из класса, спустились по лестнице. Из всей группы выделили лишь их четверых. Может быть, причину знал Зигфрид, может быть, Эрменрих слышал что-то от своей кузины, но Айвар не отваживался заговорить. Рядом молча шествовал брат Методиус.
Айвар почти сразу начал подозревать что-то дурное. Методиус привел их в кабинет матери Схоластики и остался возле двери, как тюремщик, преграждающий путь к побегу. В кабинете никого не было.
Через открытое нараспашку окно в комнату вливались потоки солнечного света, в лучах которого плавали многочисленные пылинки. Под окном в саду работала монахиня. Айвар не мог понять, собирала ли она травы или занималась прополкой. Он видел изгиб ее спины и размеренные движения спокойного и умиротворенного человека, знающего свое место в мире и по-своему постигшего Бога.
В душе Айвара мира не было.
Болдуин украдкой дернул Айвара за рясу и еле заметно наклонил голову вправо. Через открытую дверь там можно было видеть часть кельи, угол простой кровати. Перед постелью на коленях стояла женщина. Ее голова была прикрыта платком, а руки молитвенно сложены. Айвар невольно тихо ахнул. Несмотря на платок, полностью закрывавший пшеничные волосы, он тотчас узнал эту молитвенную позу. Он видел ее во сне.
В дверном проеме появилась мать Схоластика, заслонившая Таллию. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. В тишине щелкнул засов. Все четверо послушников смиренно опустились на колени. Стоя на коленях с опущенной головой, Айвар услышал, как мать Схоластика прошла к столу и села в кресло. Снаружи трещали кузнечики, раздалась птичья трель.
— Ересь, — сказала мать Схоластика.
Все четверо виновато взглянули на нее. Но она ничего больше не сказала. Ее лицо казалось высеченным из камня. Она молча рассматривала послушников. На подоконник опустился дрозд. Его черное оперение напоминало щегольскую накидку гвардейца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Слева! — крикнул кто-то. Лиат обернулась и увидела двух Эйка, вылезающих на берег ниже по течению. Она прицелилась и на скаку выстрелила в сердце одному из них. Второй, подняв каменный топор, бросился на нее. Лиат пришпорила лошадь, Эйка взвыл и устремился за ней, но вода замедляла его движения, и он начал оглядываться в поисках другой добычи. Лиат обернулась, придержала коня и, спокойно прицелившись, спустила тетиву. Это была легкая цель. Второй стрелы не понадобилось.
За ней к берегу прибило уже около дюжины трупов. Сержант Фелл гнался еще за одним Эйка, кажется последним — и безоружным. Фелл с резким выдохом опустил боевой топор на голову обреченного дикаря. Солдаты подбадривали Фелла, но никто даже не думал помогать ему. Какими бы толстокожими ни были Эйка, топор Фелла разрубил голову пополам. Издав страшный крик, меднокожий рухнул на землю.
На противоположном берегу реки в лучах солнца Лиат заметила, как из воды выбираются несколько Эйка, направляясь как раз на спрятанную там засаду. Остальные утонули или сгорели в ладье вместе с собаками.
Вокруг раздавались победные крики солдат, рабочих и механиков. Прилив бил горящую ладью о цепь и столбы, и она, еще не догорев, начала разваливаться, рассыпая вокруг себя искры и языки пламени. На берегу несколько солдат Фелла оттаскивали трупы Эйка в сторону моря, где берег был круче, и сталкивали их в воду. Трупы тонули как камни.
4
Герцогиня Лютгард вела авангард бешеным темпом, и уже к первому вечеру после выхода из Стелесхейма обоз отстал. Его повозки застряли там, где дорога проходила по болотистой низине. Люди из резерва Виллама вытаскивали их, а Росвита ждала на сухом участке земли, когда мимо проскакал знакомый «орел».
— Минутку, «орел!» — крикнула она. — Какие новости?
Молодая женщина задержала лошадь.
— Авангард остановился на ночлег, миледи. Король велел не растягиваться, чтобы Эйка не смогли атаковать армию по частям. — Она нервно обернулась. — У меня сообщение для принцессы Сапиентии, миледи.
— Я вас долго не задержу. — По лицу «орла» она видела, что та хочет поскорее ускакать прочь, но боится ослушаться. — Несколько мгновений не повредят вашему делу, Ханна, — я правильно вас называю? — (Женщина кивнула. У нее было чистое выразительное лицо и чудесные светлые волосы цвета старой соломы.) — У вашей подруги, Лиат, была книга…
Ханна побледнела:
— Книга! — Она огляделась, как животное, пытающееся бежать из горящего леса. Лошадь под нею волновалась, ее приходилось сдерживать. Ханна управлялась с животным с несколько неуклюжей сноровкой человека, уже взрослым обученного верховой езде.
— Я вижу, вы знаете, о какой книге идет речь. Правда, что она украла эту книгу у отца Хью?
— Ничего подобного! — (Никто из знакомых Росвиты не смог бы сыграть такие убежденность и уверенность.) — Книга никогда не принадлежала этому типу. Это он украл ее у Лиат, так же как он украл ее свободу, когда она была беспомощна.
— Беспомощна?
— Ее отец умер, оставив долги, и тогда…
— Ее нельзя назвать беспомощной, если она была совершеннолетней и могла принять на себя долги как его наследница. Но мой вопрос не об этом.
— Книга… — пробормотала Ханна. Эта книга, конечно, имела свою судьбу, свою интересную историю, и реакция Ханны только утверждала Росвиту в намерении докопаться до истины. — Я клянусь вам нашими Владычицей и Господом, честью и достоинством благословенного Дайсана, что книга принадлежит Лиат, а не отцу Хью. Книга принадлежала отцу Лиат, и отец оставил ее своей дочери.
Клятва была впечатляющей.
— Но если Лиат была рабыней отца Хью, который выкупил ее долги, то все ее имущество тоже принадлежит ему.
— У нее не было книги, когда он купил ее. Книга не была включена в опись долгов и имущества. Книга была у меня, я прятала ее. А-а, в бога-душу-мать! — Она выругалась по-солдатски, грубо и резко, и тут же покраснела. — Прошу прощения, миледи.
— Вы можете называть меня сестрой Росвитой, дитя мое.
— Да, миледи. Можно мне тоже задать вопрос, миледи?
Росвита чуть не рассмеялась. «Можно мне тоже задать вопрос, миледи?» И все же она отказывается признавать действующие законы. Как можно утверждать, что отец Хью украл книгу, если он совершенно законно оплатил долги умершего?
— Какое вам дело до… — Но тут выражение ее лица изменилось, она замкнулась в себе и отвернулась. — Могу ли я отправиться исполнять поручение, миледи?
Росвита вдохнула:
— Пожалуйста, продолжайте путь.
Конечно, она спрашивала, какое Росвите дело до книги. Очевидно, «орел» посчитала, что уже знает ответ.
Была ли допущена несправедливость? Но версия отца Хью не отличалась никакими особенными деталями… Кроме акцентов. Кто прав? На чьей стороне Господь?
Брат Фортунатус выбрался от завязших в грязи телег. Ряса его была испачкана.
— Присядьте, пожалуйста, сестра Росвита. — Он принес табурет.
— Вы меня удивляете, брат Фортунатус. При вашей страсти посплетничать, вы все-таки добрая душа. — Она благодарно села, а он, усмехнувшись, отправился наблюдать, как солдаты вытаскивают повозки.
Вскоре повозки были вытащены, все, кроме одной, которая увязла безнадежно. Ее содержимое было частично перенесено на другие телеги, частично отдано слугам. К наступлению темноты они догнали основные силы.
Лес вдоль дороги прочесывали дозоры, с обеих ее сторон на случай нападения были устроены завалы-баррикады из поваленных деревьев. Больше никаких военных приготовлений Росвита не заметила. Клириков пригласили в королевский шатер, расположившийся в центре растянутого вдоль дороги лагеря. Хотя принцесса Сапиентия находилась рядом с королем, возбужденно обсуждая предстоящую баталию, отца Хью не было видно. Росвита с легкостью нашла предлог удалиться, а снаружи расспросила, где находится отряд Сапиентии, и направилась туда. Уже стемнело, но при ней был служитель с факелом. Кроме того, почти полная луна уже поднялась над верхушками деревьев. Широкая просека, на которой стояла палатка Сапиентии, была полностью освещена луной.Отец Хью стоял на коленях возле навеса. Рядом с ним никого не было, поодаль у костра беседовали солдаты. Здесь было тихо и спокойно.
Хью расположился на ковре, постеленном поверх травы и мелкого кустарника. Он молился.
Где книга?
Она позаботилась о том, чтобы ее не заметили. В такой ситуации факелоносец сопровождал любую леди, лорда или капитана, а она постаралась выбрать положение так, чтобы ореол пламени закрывал ее. Росвита смотрела внимательно и увидела то, что искала. Книга лежала под левым коленом Хью, почти скрытая складками одежды.
Отец Хью закончил молитвы, откинулся назад и пододвинул книгу ближе к свету двойного фонаря. Отдаленное кваканье лягушек в невидимом пруду заглушало шепот солдат о предстоящей битве и жестокости Эйка.
Он осторожно открыл книгу.
В ней было нечто не предназначенное для ее глаз, она остро это ощущала. Кто у кого украл книгу, Лиат у Хью или наоборот? Следует верить «орлам» или все же сыну маркграфини, ныне посвятившему себя Церкви?
Вдруг он вздрогнул, закрыл книгу, выпрямился и посмотрел во тьму прямо на нее.
Ветер поднялся вокруг нее так же внезапно, как лодку в реке захватывает водоворот. Ее охватила уверенность, что он видит ее, знает о ее присутствии. Но откуда? Чувство это было столь реально, что она безотчетно, против воли, подтолкнула своего сопровождающего и повернула обратно.
Росвита почти бежала.
Лишь в королевском шатре, уже хлебнув охладившего горло эля, она задумалась о том, почему сбежала и по собственной ли воле сделала это.
5
Айвар сцепил ступни под скамьей и зевнул. Если подвинуть ноги, их пальцы ощутят шероховатые доски деревянного пола. Пот щекотал нагретый солнцем затылок. Наставник монотонно бубнил о поручениях знаменитого скопоса Григории, прозванной Великой.
Летняя жара заполняла помещение, как душная вата. Позади молчали новички-первогодки. Может быть, уснули. Айвар не оглядывался, чтобы не привлекать внимание Мастера-Надуты-Губы. Впереди лорд Реджинар и его свора рьяно предавались своим занятиям. Их стало меньше, когда смерть обеих старших сестер во время кумского рейда оставила этого послушника единственным наследником матери. Лорд Реджинар горько сетовал на судьбу, позволившую его старшим братьям драться с варварами, а его запершую в этих затхлых стенах. После этой тирады Айвар испытал даже нечто вроде симпатии к этому зазнайке. Но эти причитания не дали ничего, кроме приглашения к тетке, матери Схоластике, после визита к которой он настолько преобразился, став кротким и послушным, что Айвар заподозрил аббатису в колдовстве.
Айвар снова зевнул. Жара вытягивала вес силы, монотонный голос наставника был так же надоедлив и всепроникающ, как и эти вездесущие мухи. Снаружи слышались лай собаки и ржание лошади. Своих лошадей в монастыре мало, наверное, это какой-нибудь путник, может быть, паломник. Но Айвар уже не расстраивался при мысли о том, что эти невидимые люди свободно передвигаются по миру.
«Что такое мир — говорила Таллия, — в сравнении с самопожертвованием Благословенного Дайсана? Как мало значат наши эгоистичные помыслы, наши мелкие делишки в сравнении с его муками за нас!»
Далекий, хотя и знакомый голос — его собственный, звучавший год назад, — иногда терзал его. Что делать с Лиат? Что делать с его обещанием, данным ей? Но он ничего не мог сделать, решение отца обжаловать невозможно. Его мать умерла давно, и то, что она могла бы оставить Айвару, после смерти было конфисковано ее родней.
Как и Эрменрих, он должен был примириться с судьбой.
Айвар покосился на приятелей.Болдуин сидел, подперши подбородок рукой, и внимательно смотрел на наставника. Айвар достаточно хорошо знал его, чтобы понять, что он даже не видит наставника. Эрменрих снова чихнул, утер нос рукавом и заерзал, крутя стилос. Даже Зигфрид о чем-то задумался. Айвар знал его привычку крутить левой рукой кончик уха, когда он отвлекался.
О Владычица, Айвар знал, о чем они думают. О ком они думают, все они.
Дверь классной комнаты заскрипела. Речь преподавателя прервалась, все головы поднялись и повернулись к входящему. Брат Методиус появился в классе с таким мрачным выражением лица, что Айвар внезапно испугался, что старая королева, болезнь которой обострилась, только что умерла.
Методиус отозвал Мастера-Надуты-Губы в сторонку. Они тихо о чем-то беседовали. Айвар расправил плечи и уставился на слова, записанные на табличке перед ним. Доцет, докуит, доцебит. Думая о Таллии, он записал: Нос ин веритате докуерат — «Утвердила нас в истине».
Болдуин пнул его под столом. Айвар вздрогнул и увидел, что брат Методиус сделал им знак идти молча за ним.
Он послушно поднялся. Они вышли из класса, спустились по лестнице. Из всей группы выделили лишь их четверых. Может быть, причину знал Зигфрид, может быть, Эрменрих слышал что-то от своей кузины, но Айвар не отваживался заговорить. Рядом молча шествовал брат Методиус.
Айвар почти сразу начал подозревать что-то дурное. Методиус привел их в кабинет матери Схоластики и остался возле двери, как тюремщик, преграждающий путь к побегу. В кабинете никого не было.
Через открытое нараспашку окно в комнату вливались потоки солнечного света, в лучах которого плавали многочисленные пылинки. Под окном в саду работала монахиня. Айвар не мог понять, собирала ли она травы или занималась прополкой. Он видел изгиб ее спины и размеренные движения спокойного и умиротворенного человека, знающего свое место в мире и по-своему постигшего Бога.
В душе Айвара мира не было.
Болдуин украдкой дернул Айвара за рясу и еле заметно наклонил голову вправо. Через открытую дверь там можно было видеть часть кельи, угол простой кровати. Перед постелью на коленях стояла женщина. Ее голова была прикрыта платком, а руки молитвенно сложены. Айвар невольно тихо ахнул. Несмотря на платок, полностью закрывавший пшеничные волосы, он тотчас узнал эту молитвенную позу. Он видел ее во сне.
В дверном проеме появилась мать Схоластика, заслонившая Таллию. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. В тишине щелкнул засов. Все четверо послушников смиренно опустились на колени. Стоя на коленях с опущенной головой, Айвар услышал, как мать Схоластика прошла к столу и села в кресло. Снаружи трещали кузнечики, раздалась птичья трель.
— Ересь, — сказала мать Схоластика.
Все четверо виновато взглянули на нее. Но она ничего больше не сказала. Ее лицо казалось высеченным из камня. Она молча рассматривала послушников. На подоконник опустился дрозд. Его черное оперение напоминало щегольскую накидку гвардейца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78