большой комплекс круглых домиков, низких, без окон и с перламутровыми стенами. Эти домики были будто уложены один на другой, что в совокупности создавало захватывающий рельеф. Для того чтобы сбить с толку воров, попытавшихся проникнуть внутрь, было придумано бесчисленное множество галерей, соединявших залы внутри монастырских зданий. Нижняя часть ансамбля была расположена на берегу Альдарена и переходила в пристань, к которой могли причаливать корабли гостей.
Единственный вход в город для иноземцев находился как раз на этой пристани. Прибывавшие по суше должны были обойти монастырь и постучаться в бронзовые ворота, отделявшие альмандинок от всего Миропотока.
Чан негромко постучал в них два раза и порывисто пригладил свои золотые волосы. Шенда и Януэль терпеливо ждали рядом и не отрываясь смотрели на реку, по которой большие баржи скользили в сторону Альдаранша. Вдали мириадами звезд сияли огни столицы.
Сначала путники услышали звук шагов, а затем, тихо скрипнув, открылся крохотный глазок. Наступившую тишину нарушил низкий голос Черного Лучника:
– Я Чан. Вместе с Шендой, драконийской воительницей, и фениксийцем, которого зовут Януэль, прошу аудиенции Матери-настоятельницы.
Глазок закрылся, и шаги растаяли в галереях монастыря.
– Это значит, что они не разрешают нам войти? – спросил Януэль.
– Нет, – объяснил Чан. – Они должны выяснить у Матери-настоятельницы, имеем ли мы право войти. Нужно подождать.
Через некоторое время внутри снова послышался шум. Раздался глухой грохот какого-то механизма, и бронзовые ворота медленно отворились перед ними. Януэль с нескрываемым любопытством воззрился на сестру-альмандинку. Она выглядела совсем не так, как он ожидал. Она была облачена в драконийские чешуйчатые доспехи, которые облегали ее тело от горла до колена, и обута в тяжелые сапоги из черной кожи, а у ее бедра висела кривая сабля ликорнийского образца. Лишь по очертаниям груди и бедер можно было догадаться, что это женщина.
При виде ее Януэль даже отступил на шаг. О шлеме, который скрывал ее лицо, в фениксийской лиге ходили легенды. Пронизанный хитиновыми прожилками, он целиком покрывал голову альмандинки. Единственный глаз, сиявший в костяной орбите, внимательно оглядел посетителей. Этот шлем и был одной из тех знаменитых медузниц, редких и ценнейших животных, разводимых орденом, чтобы защищать лица сестер-альмандинок. Медузницы обладали удивительной выносливостью и к тому же удовлетворяли все жизненные потребности своей хозяйки. В отличие от простых смертных альмандинки не ели земной пищи и не дышали тем воздухом, которым дышат они. Никто не знал, что происходило с их лицами под живым панцирем.
Рукой, обтянутой чешуей, она сделала повелительный жест в сторону широкого коридора, который вел в глубь монастыря. Чан, как этого требовал обычай, склонил голову, пропуская сестру вперед, чтобы та указывала им путь. В воздухе царила тишина. Фонари освещали белые стены, так что те сияли и в их свете можно было иногда разглядеть кого-либо из альмандинок, идущих по смежной галерее или поднимающихся по лестнице.
Коридор вел в восьмиугольный зал, две трети которого занимал полукруглый бассейн, наполненный мутной горьковато-соленой водой. От воды распространялся пряный аромат. К ним присоединились еще две альмандинки, каждая из которых встала за спиной одного из посетителей, держа руку на эфесе сабли.
Януэль хотел взглядом дать понять Шенде, что он обеспокоен, но она смотрела прямо перед собой.
– Нас еще никогда не допускали сюда, – прошептал Чан. – Никогда.
Вдруг вода в бассейне заволновалась. Януэль вздрогнул от удивления при виде появившегося перед ними существа. Это была старая русалка с длинными синими волосами и красивым спокойным лицом, казалось, что морщины даже украшают его. У нее на лбу мерцала диадема, а на руках, скрещенных на обнаженной груди, звенели многочисленные кроваво-алые браслеты. Она подплыла к ним и, положив худые руки на мрамор, подняла темно-серые глаза на Януэля. За ее спиной медленно плескался большой зеленый хвост.
– Мать-настоятельница, – склонившись, приветствовали ее Чан и Шенда.
Януэль чуть было не сделал то же самое, но предпочел приветствие, предписанное Заветом. Альмандинка за его спиной заворчала, но русалка жестом приказала ей замолчать.
– Ему повезло, что вы смогли сюда добраться, – сказала она хриплым голосом. – Януэль, меня зовут Сэя, и я настоятельница этого монастыря. Раз ты друг Шенды и Чана, добро пожаловать к нам. – Она тряхнула своими синими волосами и посмотрела на Черного Лучника: – Ты почти не изменился. – Затем она перевела взгляд на Шенду: – Ты, впрочем, тоже.
– А вы, Мать-настоятельница, вы неотразимы, – польстил ей Чан.
– Ты очень мил… Увы! Я больше не могу покидать монастырь и гулять по берегам реки при высокой луне. Время идет, мой мальчик. – Она постучала по краю мраморной чаши. – Подойди, фениксиец, подойди и сядь рядом со мной.
Он послушно сел. Альмандинка не отступала от него ни на шаг.
– Меня бросило в дрожь при мысли о том, что ты войдешь сюда, – призналась она. – Утверждают, что ты умеешь высвобождать Желчь. Это правда?
Януэль колебался, прежде чем ответить, хотя лицо этой женщины располагало к откровенности. Откуда ей было известно о его возможностях? Определенно представители различных орденов, не присутствовавшие при драматических событиях в имперской крепости, догадались, что Возрождение потерпело провал.
– Это не так просто, Мать-настоятельница.
– Догадываюсь, но повинна ли именно Желчь в том, что… когда погиб император?
– Предоставим мэтрам Огня ответить на этот вопрос, – сказал Януэль.
– Ты прав, не говори мне ничего, – уступила она. – Я дала твоим спутникам клятву, которая обязывает меня так же, как и всех сестер этого монастыря. На самом деле мне не слишком хочется знать больше. Может быть, однажды я пожалею, что не выдала тебя властям… Но сейчас, глядя на тебя и читая в твоих глазах, я знаю, что ты не тот убийца, описание которого разослано по всей империи. – Звякнув браслетами, она взяла его за руку. – Что тебе нужно, фениксиец? Ведь твои друзья вернулись сюда из-за тебя, не так ли?
– Мне необходимо пробраться в Башню материнской лиги.
Шенда выступила вперед:
– Мать Сэя, до сих пор нам везло. Но я боюсь, что без вашей помощи будет невозможно приблизиться к Башне, где находятся мэтры Огня. Вы лучше меня знаете, сколь многочисленны Грифоны Альдаранша и как могущественны их покровители – первосвященники. Я по опыту знаю, как трудно обмануть их бдительность. К тому же еще есть и имперские войска.
– Ты права, – согласилась русалка. – На моей памяти только один раз вокруг столицы собрали столько солдат: во время набегов химерийцев. Мне тогда было всего десять лет… Я знаю, почему вы здесь и что ты хочешь попросить у меня. Я догадалась об этом в ту минуту, когда мне сообщили о вашем приходе. Но ты вынуждаешь меня принять опасное решение… очень опасное.
– Медузница, – тихо подтвердила Шенда.
– Конечно. На вашем месте я бы тоже постучала в двери этого монастыря. Если я соглашусь, ни один страж не осмелится вас заподозрить и Грифоны не смогут послать импульс сквозь этот шлем…
– Я думаю, что это единственный выход.
– А что вы предпримете, когда окажетесь в Альдаранше?
– Нам нужно лишь приблизиться к Башне. Там будет видно. Тогда настанет черед действовать Януэлю.
Хвост русалки ударил по воде.
– В давние времена, когда вы принесли мне альмандин, я поклялась отплатить вам. Но позволить вам взять медузницу, это…
– Мать-настоятельница, – прервал ее Януэль, – а вы сами не могли бы войти в контакт с Башней?
– Боюсь, что нет. Говорят, что даже кошке не прокрасться мимо охраны, которая окружает площадь днем и ночью. Кроме того, после смерти наставника фениксийцев Фареля все предсказывают, что солдаты со дня на день захватят Башню.
Кровь отлила от лица Януэля. Он пошатнулся и слабым голосом пробормотал:
– Н… наставник Фарель?
– Ты не знал? Да защитят нас Хранители! – добавила она, положив руки на колени фениксийца.
Януэль не хотел верить услышанному. Его учитель… Единственный человек, в котором он никогда не усомнился и за которого не колеблясь ни секунды отдал бы жизнь.
– Вы уверены? – спросил он, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
– Как я могу быть уверена? – возразила она, сжав его колени. – Грифийская Церковь утверждает, что он сделал попытку бежать, когда его везли в столицу, где должен был предстать перед первосвященниками. Он был убит во время побега. Но, – продолжала она, – возможно, это только слух, распущенный Церковью для того, чтобы вызвать гнев народа по отношению к фениксийцам.
Несмотря на высокий сан Матери-настоятельницы, эта пожилая женщина казалась такой понимающей, что Януэль разрыдался, уткнувшись лицом в ее плечо.
– Ты еще так юн, – сказала она, гладя его волосы.
От слез Януэлю становилось легче. Когда он подумал, что больше не увидит наставника Фареля, то ощутил, что умерла какая-то частица его самого, выпал огромный кусок его жизни.
– Плачь, мой мальчик, – прошептала русалка. – Горе должно оставить борозду в твоей душе. И в нее ты посеешь новые радости. Возрадуйся тому, что он погиб как герой. Другие сейчас умирают в черных изгибах Темных Троп.
Ее голос баюкал фениксийца и понемногу смягчал навалившуюся на него огромную тоску. Наконец он выпрямился и вытер рукавом слезы. Она улыбнулась и смахнула последнюю соленую струйку, бежавшую по его щеке.
– Теперь посмотрим, что можно сделать, – бодро сказала она.
Драконийка, как и Чан, стояла молча. Боль фениксийца слишком напоминала ее собственную, чтобы она могла найти подходящие в такой ситуации слова. После смерти Лэна ей пришлось видеть, как умирали многие ее спутники, они один за другим уходили из жизни. Такова судьба наемного воина. Слезы, которые она пролила на их могилах, ожесточили ее сердце. Как ни странно, увидев, как Януэль склонился на плечо Матери-настоятельницы, а не на ее собственное, она испытала одно-единственное чувство – укол ревности. Отогнав эту мысль, она положила руки на пояс, чтобы придать себе решительный вид.
Януэль спрятал горе в глубине сердца. Придет час, и он сможет излить свою боль. Его учитель – он был убежден в этом – хотел, чтобы его самопожертвование послужило ученику и лиге. Фениксиец поклялся отдать ему последнюю дань уважения и сделать так, чтобы его смерть не оказалась напрасной. Сжав губы, чтобы удержать рыдания, он поднялся:
– Если мы не можем связаться с мэтрами Огня, нужно встретиться с ними. Шенда права, солдаты империи, вероятно, блокировали подступы к Башне, надеясь, что я сам приду в ловушку, а им останется лишь ее захлопнуть. Вы сами сказали, Матушка, что у нас нет никаких шансов перехитрить тех, кто окружил Башню… Я заклинаю вас, помогите нам!
Старая русалка подняла руки ко лбу и закрыла глаза:
– Вот уже почти шестьдесят лет, как я управляю этим монастырем. Я никогда не совершала ошибок и всегда почитала древнюю заповедь альмандинского ордена, который требует от настоятельниц, чтобы они до последнего вздоха защищали камни Хранителей, альмандины… Я пошла на огромные жертвы, чтобы защитить монастырь от нападений Харонии, я прямо здесь вела переговоры с королями и императорами, и сегодня я не собираюсь вновь ставить под угрозу все достигнутое за годы упорного труда, чтобы тебя спасти.
Януэль был смертельно расстроен.
Мать-настоятельница потерла виски и снова открыла глаза:
– И все-таки я считаю своим долгом как можно быстрее доставить того, кто умеет управлять Желчью, в укрытие, где он был бы в безопасности от всех тех, кто хотел бы использовать его в своих интересах. В особенности следует оградить его от грифийской Церкви. Честно говоря, весь наш орден был потрясен, узнав о том, что случилось в имперской крепости. Мы надеемся, что в конце концов кто-нибудь найдет способ уничтожить Желчь. Благодаря фениксийцам это может воплотиться в реальность. Говорят, что у тебя в сердце живет Феникс.
Как будто услышав эти слова, Феникс шевельнулся внутри Януэля, и по его телу разлилось горячее тепло.
– Это значит, что тебе удалось справиться с Желчью, – продолжала русалка. – В недобрых руках альмандины, которые мы здесь храним, могут превратиться в смертоносное оружие. Ордену никогда не удавалось разгадать, как их можно разрушить. Это не получилось даже у первородных Фениксов. Если тебе, Януэль, это удастся, тогда Миропоток получит решающий козырь в борьбе с Харонией. – Она помолчала, чтобы посетители подумали над тем, что она сказала, и продолжила: – Поэтому я решила вручить каждому из вас медузницу и драконийские доспехи. Благодаря им вы сможете перемещаться по столице, не боясь быть арестованными. Только я не уверена, что вам под силу это испытание.
– Что вы хотите этим сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Единственный вход в город для иноземцев находился как раз на этой пристани. Прибывавшие по суше должны были обойти монастырь и постучаться в бронзовые ворота, отделявшие альмандинок от всего Миропотока.
Чан негромко постучал в них два раза и порывисто пригладил свои золотые волосы. Шенда и Януэль терпеливо ждали рядом и не отрываясь смотрели на реку, по которой большие баржи скользили в сторону Альдаранша. Вдали мириадами звезд сияли огни столицы.
Сначала путники услышали звук шагов, а затем, тихо скрипнув, открылся крохотный глазок. Наступившую тишину нарушил низкий голос Черного Лучника:
– Я Чан. Вместе с Шендой, драконийской воительницей, и фениксийцем, которого зовут Януэль, прошу аудиенции Матери-настоятельницы.
Глазок закрылся, и шаги растаяли в галереях монастыря.
– Это значит, что они не разрешают нам войти? – спросил Януэль.
– Нет, – объяснил Чан. – Они должны выяснить у Матери-настоятельницы, имеем ли мы право войти. Нужно подождать.
Через некоторое время внутри снова послышался шум. Раздался глухой грохот какого-то механизма, и бронзовые ворота медленно отворились перед ними. Януэль с нескрываемым любопытством воззрился на сестру-альмандинку. Она выглядела совсем не так, как он ожидал. Она была облачена в драконийские чешуйчатые доспехи, которые облегали ее тело от горла до колена, и обута в тяжелые сапоги из черной кожи, а у ее бедра висела кривая сабля ликорнийского образца. Лишь по очертаниям груди и бедер можно было догадаться, что это женщина.
При виде ее Януэль даже отступил на шаг. О шлеме, который скрывал ее лицо, в фениксийской лиге ходили легенды. Пронизанный хитиновыми прожилками, он целиком покрывал голову альмандинки. Единственный глаз, сиявший в костяной орбите, внимательно оглядел посетителей. Этот шлем и был одной из тех знаменитых медузниц, редких и ценнейших животных, разводимых орденом, чтобы защищать лица сестер-альмандинок. Медузницы обладали удивительной выносливостью и к тому же удовлетворяли все жизненные потребности своей хозяйки. В отличие от простых смертных альмандинки не ели земной пищи и не дышали тем воздухом, которым дышат они. Никто не знал, что происходило с их лицами под живым панцирем.
Рукой, обтянутой чешуей, она сделала повелительный жест в сторону широкого коридора, который вел в глубь монастыря. Чан, как этого требовал обычай, склонил голову, пропуская сестру вперед, чтобы та указывала им путь. В воздухе царила тишина. Фонари освещали белые стены, так что те сияли и в их свете можно было иногда разглядеть кого-либо из альмандинок, идущих по смежной галерее или поднимающихся по лестнице.
Коридор вел в восьмиугольный зал, две трети которого занимал полукруглый бассейн, наполненный мутной горьковато-соленой водой. От воды распространялся пряный аромат. К ним присоединились еще две альмандинки, каждая из которых встала за спиной одного из посетителей, держа руку на эфесе сабли.
Януэль хотел взглядом дать понять Шенде, что он обеспокоен, но она смотрела прямо перед собой.
– Нас еще никогда не допускали сюда, – прошептал Чан. – Никогда.
Вдруг вода в бассейне заволновалась. Януэль вздрогнул от удивления при виде появившегося перед ними существа. Это была старая русалка с длинными синими волосами и красивым спокойным лицом, казалось, что морщины даже украшают его. У нее на лбу мерцала диадема, а на руках, скрещенных на обнаженной груди, звенели многочисленные кроваво-алые браслеты. Она подплыла к ним и, положив худые руки на мрамор, подняла темно-серые глаза на Януэля. За ее спиной медленно плескался большой зеленый хвост.
– Мать-настоятельница, – склонившись, приветствовали ее Чан и Шенда.
Януэль чуть было не сделал то же самое, но предпочел приветствие, предписанное Заветом. Альмандинка за его спиной заворчала, но русалка жестом приказала ей замолчать.
– Ему повезло, что вы смогли сюда добраться, – сказала она хриплым голосом. – Януэль, меня зовут Сэя, и я настоятельница этого монастыря. Раз ты друг Шенды и Чана, добро пожаловать к нам. – Она тряхнула своими синими волосами и посмотрела на Черного Лучника: – Ты почти не изменился. – Затем она перевела взгляд на Шенду: – Ты, впрочем, тоже.
– А вы, Мать-настоятельница, вы неотразимы, – польстил ей Чан.
– Ты очень мил… Увы! Я больше не могу покидать монастырь и гулять по берегам реки при высокой луне. Время идет, мой мальчик. – Она постучала по краю мраморной чаши. – Подойди, фениксиец, подойди и сядь рядом со мной.
Он послушно сел. Альмандинка не отступала от него ни на шаг.
– Меня бросило в дрожь при мысли о том, что ты войдешь сюда, – призналась она. – Утверждают, что ты умеешь высвобождать Желчь. Это правда?
Януэль колебался, прежде чем ответить, хотя лицо этой женщины располагало к откровенности. Откуда ей было известно о его возможностях? Определенно представители различных орденов, не присутствовавшие при драматических событиях в имперской крепости, догадались, что Возрождение потерпело провал.
– Это не так просто, Мать-настоятельница.
– Догадываюсь, но повинна ли именно Желчь в том, что… когда погиб император?
– Предоставим мэтрам Огня ответить на этот вопрос, – сказал Януэль.
– Ты прав, не говори мне ничего, – уступила она. – Я дала твоим спутникам клятву, которая обязывает меня так же, как и всех сестер этого монастыря. На самом деле мне не слишком хочется знать больше. Может быть, однажды я пожалею, что не выдала тебя властям… Но сейчас, глядя на тебя и читая в твоих глазах, я знаю, что ты не тот убийца, описание которого разослано по всей империи. – Звякнув браслетами, она взяла его за руку. – Что тебе нужно, фениксиец? Ведь твои друзья вернулись сюда из-за тебя, не так ли?
– Мне необходимо пробраться в Башню материнской лиги.
Шенда выступила вперед:
– Мать Сэя, до сих пор нам везло. Но я боюсь, что без вашей помощи будет невозможно приблизиться к Башне, где находятся мэтры Огня. Вы лучше меня знаете, сколь многочисленны Грифоны Альдаранша и как могущественны их покровители – первосвященники. Я по опыту знаю, как трудно обмануть их бдительность. К тому же еще есть и имперские войска.
– Ты права, – согласилась русалка. – На моей памяти только один раз вокруг столицы собрали столько солдат: во время набегов химерийцев. Мне тогда было всего десять лет… Я знаю, почему вы здесь и что ты хочешь попросить у меня. Я догадалась об этом в ту минуту, когда мне сообщили о вашем приходе. Но ты вынуждаешь меня принять опасное решение… очень опасное.
– Медузница, – тихо подтвердила Шенда.
– Конечно. На вашем месте я бы тоже постучала в двери этого монастыря. Если я соглашусь, ни один страж не осмелится вас заподозрить и Грифоны не смогут послать импульс сквозь этот шлем…
– Я думаю, что это единственный выход.
– А что вы предпримете, когда окажетесь в Альдаранше?
– Нам нужно лишь приблизиться к Башне. Там будет видно. Тогда настанет черед действовать Януэлю.
Хвост русалки ударил по воде.
– В давние времена, когда вы принесли мне альмандин, я поклялась отплатить вам. Но позволить вам взять медузницу, это…
– Мать-настоятельница, – прервал ее Януэль, – а вы сами не могли бы войти в контакт с Башней?
– Боюсь, что нет. Говорят, что даже кошке не прокрасться мимо охраны, которая окружает площадь днем и ночью. Кроме того, после смерти наставника фениксийцев Фареля все предсказывают, что солдаты со дня на день захватят Башню.
Кровь отлила от лица Януэля. Он пошатнулся и слабым голосом пробормотал:
– Н… наставник Фарель?
– Ты не знал? Да защитят нас Хранители! – добавила она, положив руки на колени фениксийца.
Януэль не хотел верить услышанному. Его учитель… Единственный человек, в котором он никогда не усомнился и за которого не колеблясь ни секунды отдал бы жизнь.
– Вы уверены? – спросил он, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
– Как я могу быть уверена? – возразила она, сжав его колени. – Грифийская Церковь утверждает, что он сделал попытку бежать, когда его везли в столицу, где должен был предстать перед первосвященниками. Он был убит во время побега. Но, – продолжала она, – возможно, это только слух, распущенный Церковью для того, чтобы вызвать гнев народа по отношению к фениксийцам.
Несмотря на высокий сан Матери-настоятельницы, эта пожилая женщина казалась такой понимающей, что Януэль разрыдался, уткнувшись лицом в ее плечо.
– Ты еще так юн, – сказала она, гладя его волосы.
От слез Януэлю становилось легче. Когда он подумал, что больше не увидит наставника Фареля, то ощутил, что умерла какая-то частица его самого, выпал огромный кусок его жизни.
– Плачь, мой мальчик, – прошептала русалка. – Горе должно оставить борозду в твоей душе. И в нее ты посеешь новые радости. Возрадуйся тому, что он погиб как герой. Другие сейчас умирают в черных изгибах Темных Троп.
Ее голос баюкал фениксийца и понемногу смягчал навалившуюся на него огромную тоску. Наконец он выпрямился и вытер рукавом слезы. Она улыбнулась и смахнула последнюю соленую струйку, бежавшую по его щеке.
– Теперь посмотрим, что можно сделать, – бодро сказала она.
Драконийка, как и Чан, стояла молча. Боль фениксийца слишком напоминала ее собственную, чтобы она могла найти подходящие в такой ситуации слова. После смерти Лэна ей пришлось видеть, как умирали многие ее спутники, они один за другим уходили из жизни. Такова судьба наемного воина. Слезы, которые она пролила на их могилах, ожесточили ее сердце. Как ни странно, увидев, как Януэль склонился на плечо Матери-настоятельницы, а не на ее собственное, она испытала одно-единственное чувство – укол ревности. Отогнав эту мысль, она положила руки на пояс, чтобы придать себе решительный вид.
Януэль спрятал горе в глубине сердца. Придет час, и он сможет излить свою боль. Его учитель – он был убежден в этом – хотел, чтобы его самопожертвование послужило ученику и лиге. Фениксиец поклялся отдать ему последнюю дань уважения и сделать так, чтобы его смерть не оказалась напрасной. Сжав губы, чтобы удержать рыдания, он поднялся:
– Если мы не можем связаться с мэтрами Огня, нужно встретиться с ними. Шенда права, солдаты империи, вероятно, блокировали подступы к Башне, надеясь, что я сам приду в ловушку, а им останется лишь ее захлопнуть. Вы сами сказали, Матушка, что у нас нет никаких шансов перехитрить тех, кто окружил Башню… Я заклинаю вас, помогите нам!
Старая русалка подняла руки ко лбу и закрыла глаза:
– Вот уже почти шестьдесят лет, как я управляю этим монастырем. Я никогда не совершала ошибок и всегда почитала древнюю заповедь альмандинского ордена, который требует от настоятельниц, чтобы они до последнего вздоха защищали камни Хранителей, альмандины… Я пошла на огромные жертвы, чтобы защитить монастырь от нападений Харонии, я прямо здесь вела переговоры с королями и императорами, и сегодня я не собираюсь вновь ставить под угрозу все достигнутое за годы упорного труда, чтобы тебя спасти.
Януэль был смертельно расстроен.
Мать-настоятельница потерла виски и снова открыла глаза:
– И все-таки я считаю своим долгом как можно быстрее доставить того, кто умеет управлять Желчью, в укрытие, где он был бы в безопасности от всех тех, кто хотел бы использовать его в своих интересах. В особенности следует оградить его от грифийской Церкви. Честно говоря, весь наш орден был потрясен, узнав о том, что случилось в имперской крепости. Мы надеемся, что в конце концов кто-нибудь найдет способ уничтожить Желчь. Благодаря фениксийцам это может воплотиться в реальность. Говорят, что у тебя в сердце живет Феникс.
Как будто услышав эти слова, Феникс шевельнулся внутри Януэля, и по его телу разлилось горячее тепло.
– Это значит, что тебе удалось справиться с Желчью, – продолжала русалка. – В недобрых руках альмандины, которые мы здесь храним, могут превратиться в смертоносное оружие. Ордену никогда не удавалось разгадать, как их можно разрушить. Это не получилось даже у первородных Фениксов. Если тебе, Януэль, это удастся, тогда Миропоток получит решающий козырь в борьбе с Харонией. – Она помолчала, чтобы посетители подумали над тем, что она сказала, и продолжила: – Поэтому я решила вручить каждому из вас медузницу и драконийские доспехи. Благодаря им вы сможете перемещаться по столице, не боясь быть арестованными. Только я не уверена, что вам под силу это испытание.
– Что вы хотите этим сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34