– Материнская лига не должна заполучить его, – добавил старик. – Мэтры Огня, будто хищные птицы, кружат вокруг Башни и, как только представится случай, постараются заманить его к себе. Этого мы не должны допустить, – сказал Игнанс, хлопнув по подлокотнику кресла так, что раздался глухой звук.
Фарель вскочил.
– Что? Им известно о его даре?
Лицо старца сморщилось, и Фарель, смутившись, отвел глаза. Наставники преследовали разные цели. Фарель всецело посвятил себя светлым умам юношей, пересекавших порог Башни, и держался в стороне от дрязг лиги, насколько ему позволял долг. Мэтр Игнанс смотрел на все иначе. В его глазах ученики являлись сильными фигурами на шахматной доске Миропотока. Будучи верным служителем Завета, он верил, что вся история лиги служит его великим целям, и с этой точки зрения все фениксийцы были лишь мелкими звеньями одной цепи. Фарель не умел быть таким отрешенным. Благодаря каждодневному общению он настолько привязывался к своим ученикам, что уже не мог, да и не хотел отстраниться от них и задуматься о своей роли в развитии лиги. Раздоры между Алыми Башнями уже давно его не интересовали. Ему была предоставлена возможность открывать молодым людям заповеди Завета, и для него уже было не важно, какая из Алых Башен считалась у мэтров значительнее. Неожиданно он ощутил давящую неловкость от присутствия старейшины, как будто время разделило их, а они этого не заметили. Чтобы успокоиться и прервать молчание, он сказал:
– Я убежден, что вы приняли верное решение, учитель. Я разделяю ваши опасения, но все-таки не сомневаюсь, что Януэль сумеет продемонстрировать нам и императору всю силу своего дарования.
Игнанс облизал губы и пробормотал:
– Я надеюсь, что не ошибся, как ради него, так и ради нас самих. Слишком много темного в его прошлом.
– Мне бы так хотелось вновь увидеть Грезеля, – сказал Фарель. – Только он мог бы рассказать нам, откуда пришел этот мальчик. Я помню день, когда он появился здесь.
Игнанс покачал головой:
– В тот вечер ты сказал мне, что ему лишь чудом удалось преодолеть горный хребет.
– Это правда, на нем были одни лохмотья, а ступни обмотаны тряпками.
– Грезель, несомненно, околдовал мальчика магией Огня. Он очень старался, чтобы тот выжил.
Фарель удивленно приподнял брови. Старец с трудом встал, прошелся перед камином, взялся тощей рукой за подбородок и остановился перед Фарелем.
– Тебе не все известно, мой друг. Раз ты скоро отправишься вместе с Януэлем, настало время узнать, что мне сказал Грезель…
Таинственный вид Игнанса поразил Фареля. Старец уселся в кресло скрестив ноги.
– После того как Грезель привел к нам этого мальчика, казалось, что он тут же собирается уйти. Но вместо этого он пришел поговорить со мной в эту гостиную. Он сел здесь, перед камином, на твое место, набросив шубу на спинку кресла.
Фарель по привычке посмотрел на чернеющую в задней стенке камина пластину. Символ пламени сиял металлическим блеском, не меркнущим от копоти.
– В тот вечер он убедил меня принять мальчика и настоял на том, чтобы никто ни о чем не спрашивал его.
– Да, он и меня предупредил об этом, так же как и других мэтров. Но объяснил ли вам Грезель почему?
– И да, и нет, – признался Игнанс. – Он хотел, чтобы я в его присутствии развернул пергамент, тайный текст которого мог распечатать только он. Внешне письмо содержало просьбу принять к нам Януэля. Но на самом деле в нем были сведения такой важности, что я вынужден был сжечь свиток сразу же по прочтении. – Игнанс вздохнул и, подавшись вперед, обхватил голову руками. – В письме говорилось о Харонии.
Время в гостиной словно застыло. Брошенное Игнансом слово пронеслось во внезапной тишине, переворошило языки пламени и, собрав их дым, унеслось в дымоход. Осталось легкое ощущение присутствия смерти, от которого спину обдало ледяным холодом.
Харония – царство мертвых, мифическое и наводящее ужас, оно возникло после войны Хранителей.
О его реальном могуществе мало кто знал. Но сподвижникам Хранителей, таким как фениксийцы, не приходилось сомневаться в нем. Говорили, что власть Харонии неуклонно распространяется, что ее агенты кишат повсюду. К этой угрозе нужно было готовиться.
– Грезель сказал, – продолжил Игнанс, – что у мальчика, безусловно, есть дар, еще не развитый, но подлинный и многообещающий, что он может стать опорой лиги перед наступлением харонцев. Во время своих скитаний Грезель собственными глазами убедился в существовании серьезной опасности.
– Простите, мэтр, – настойчиво произнес Фарель, – но какая здесь связь с прошлым Януэля?
– Кто знает? Грезель был скуп на объяснения. Иногда я начинал сомневаться в его психической уравновешенности. Вероятно, ему довелось слишком много повидать. В любом случае он хотел, чтобы мы сохранили тайну этого мальчика и тем самым дали ему возможность остаться здесь. Я исполнил его волю. Уверенно можно сказать только одно: если Януэль может проявить свои способности в борьбе с надвигающейся опасностью, а я считаю, что его быстрое овладение искусством Огня свидетельствует об этом, это сразу делает его наиболее подходящей кандидатурой для пробуждения имперского Феникса. Императору, как никогда ранее, нужно продемонстрировать, что он в состоянии сопротивляться в случае неожиданной атаки…
Фарель, отдававший себе отчет в том, что Януэль лучший из учеников, был согласен с этим выбором. Он ничуть не сомневался, что, столкнувшись лицом к лицу с харонцами, юноша станет еще решительнее.
– Но мы и представить себе не можем, что таится в темном прошлом нашего подопечного, Фарель, – мрачно добавил Игнанс. – В конце концов, – заключил старейшина лиги, отгоняя сомнения усталым жестом, – бесполезно к этому возвращаться. Император уведомлен, что Януэль был выбран для совершения Возрождения, и мы уже не можем отступить. – Он поправил рукав рясы и прошептал: – Говорю тебе, Фарель. Не теряй бдительности, сопровождая этого мальчика. Император рассчитывает, что нынешнее Возрождение затмит все остальные и произведет сильное впечатление на приглашенных. Теперь все наши надежды связаны с Януэлем, и ты должен постараться, чтобы он проявил себя достойно.
– Я позабочусь об этом, наставник.
– Ты будешь не один.
– Что вы имеете в виду?
– За вами по пятам будет следовать Шенда.
Фарель вздрогнул. Вот уже сколько лет Шенда оставалась для всех загадкой. О ней знал только Игнанс, она выполняла его тайные поручения. Мэтры недоумевали, кто она такая, и Фарель не исключал возможности, что это лишь уловка для того, чтобы внушить всем, что вокруг Башни бродит палач. Окажись это правдой, он бы не удивился, тем более что обучение в Башне было отмечено вехами трагических смертей. Верил ли мэтр Игнанс, что присутствие такого отважного стража остановит тех, кто осмелится угрожать лиге фениксийцев?
– Благодарю вас, наставник, – промолвил Фарель, хотя предосторожность Игнанса показывала, что старейшина недостаточно доверяет ему.
Губ старца коснулась улыбка:
– Не стоит, мой друг, не стоит. Мне приходится принимать меры безопасности, особенно в это неспокойное время. Есть подозрение, что харонцы уже проникли в самое сердце империи Грифонов. Я предполагаю, что этот день рождения императора будет особенным. Император использует случай, чтобы заручиться поддержкой химерийских послов. По крайней мере я бы так поступил на его месте.
Опять Фарель почувствовал в хриплом голосе настоятеля вкус к власти.
– Я боюсь, – продолжил тот, – что лига не может себе позволить закрыть глаза на присутствие агентов Харонии.
Перед мысленным взором Фареля возник один образ: он вспомнил силуэт, увиденный мельком в одном из переулков Альдаранша, столицы империи. Скелетоподобная фигура цвета оникса, от тошнотворного запаха которой он несколько дней не мог избавиться. Он тогда был едва ли старше Януэля. Скованный ужасом, при появлении пришельца из Харонии он был не в силах пошевелиться. Но вокруг, казалось, никто не заметил странного субъекта. И не успело сердце Фареля совершить один удар, как это существо в странном костяном капюшоне, облегавшем череп, повернулось к нему. Он до сих пор помнил эти глаза, их вздувшиеся веки, зеленоватый отблеск зрачков. И тридцать лет спустя его пробирала дрожь.
– Вы думаете, что мы представляем опасность для Харонии? – спросил он.
Мэтр Игнанс усмехнулся, но, конечно, только для того, чтобы отогнать тревогу, которую вызвало упоминание об этом месте.
– На самом деле харонцам опасно все живое, и тем более сподвижники Возрождения. Семь лет назад я ездил в Альдаранш по приглашению мэтров Огня. Уже тогда, представь себе, они хотели предостеречь нас и предупредили, что Харония проникает повсюду, распространяется во все уголки империи, как гангрена. Здесь, в Седении, мы не представляем себе, что это зло буквально разъедает Миропоток, однако однажды мы должны будем с ним соприкоснуться. Харонцы сеют хаос и смерть, Фарель. Они стремятся всеми средствами расшатать королевства. Помешав Возрождению имперского Феникса, они нанесли бы поражение самому императору.
– Не пугайте меня так, – полушутя-полусерьезно сказал Фарель.
– Если бы это оказались пустые страхи! Наша лига может избегать участия в политической возне империи. Однако ныне Харония угрожает всему Миропотоку, и я уверяю тебя, что однажды фениксийцы будут вынуждены вмешаться. – Он прервал свою речь и, облизав губы, обратил мертвый взор к Фарелю: – А теперь тебе пора. И постарайся скрыть наши тревоги и опасения от Януэля. Я не хочу отягощать его лишними заботами. Ему необязательно знать о присутствии Шенды. Если все произойдет так, как запланировано, через несколько дней ему будут завидовать больше, чем всем фениксийцам вместе взятым. Тут начнется такая круговерть! Все захотят посмотреть на него, привлечь на свою сторону. Я не удивлюсь, если мэтры Огня нанесут нам визит, – сказал он с нескрываемым удовольствием. – Когда Возрождение совершится, поторопитесь возвратиться сюда.
– А если император пожелает оставить его подле себя?
– Ты заверишь его, что Януэль еще не завершил своего образования.
– Хорошо, учитель.
– Торопись, мой друг, – закончил наставник, протягивая Фарелю руку. – Главное – оправдать ожидания императора.
Фарель вышел из гостиной, оставив мэтра Игнанса один на один со своими тревогами. Старец остановился у маленького решетчатого окна, выходившего на запад. Он хотел бы сказать Януэлю, что перевернулась не только его жизнь. Мало-помалу незаметно нарушилось равновесие всеобщего устройства. Игнанс смутно чувствовал это. Скоро задует по всему Миропотоку ветер преисподней, и нечто ужасное вырвется на свободу.
ГЛАВА 5
Бледное солнце уже скрылось в тени седенийских гор, когда Януэль и мэтр Фарель двинулись по узкому коридору, постепенно уходившему в недра Башни. Ход, сооруженный с той же тщательностью, что и ее фундамент, вел в высохшее русло подземной реки, которая в былые времена проторила себе путь в долину.
Незадолго до этого Януэль закончил сборы. В сущности, у него не было иных вещей, кроме тех, которыми наделила его лига на протяжении этих трех лет. Поэтому он довольствовался тем, что уложил в заплечный мешок одеяло, нож в ножнах и бурдюк вина – последнее мэтр Фарель вручил ему в самый последний момент в качестве поощрения.
Чтобы попасть в имперскую крепость, им было необходимо пройти через горный перевал, поэтому, учитывая суровость климата, Януэль надел под грубошерстную рясу штаны из замши и захватил перчатки. Кроме того, он сменил обычные сандалии на сапоги, выдававшиеся ученикам, которым по завершении обучения предстояло пуститься в длительное странствие.
Уже собравшись и переодевшись, он вдруг осознал, что все происходящее с ним вовсе не является сном и ему в самом деле придется покинуть крепкие стены Башни. Предстоящие перемены имели горький привкус. Януэль куда меньше опасался ритуала Возрождения, чем расставания с замкнутым, защищенным от бурь миром, где он рос. Кроме того, ему вовсе не нравилось, что приходится вот так, по-воровски, крадучись, покидать Феникса накануне его долгожданного Возрождения. Проведя недели возле порученных ему кристаллов Священного Пепла, он привязался к ним, и ему было жаль передавать их кому-то другому.
Конечно, ему несказанно повезло, на его долю выпала честь сотворить шедевр, воскресив Хранителя империи Грифонов; благодаря этому Возрождению перед ним распахнутся все двери. Но эти блестящие перспективы отнюдь не уменьшали испытываемого юношей сожаления. Хотя мэтр Фарель и заверил его, что они очень скоро вернутся назад, Януэлю, находившемуся в состоянии внутреннего раздора, почему-то казалось, что он покидает Башню навсегда.
В глубине души он испытывал ужас. Не то чтобы юноша сомневался в собственном даре – похвалы, расточаемые наставниками, успокоили его на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34