Вскоре мы уже катили на север по Сиренчестер-роуд. «Понтиак» пропал. Я рассказала Безотказэну о нашей беседе, он поднял брови и заметил:
– Звучит зловеще. Не так-то легко переплюнуть Аида.
– Не верится, да? Кстати, куда мы едем?
– В Скокки-Тауэрс.
– Да? – изумилась я. – Неужели такой достойный и почтенный джентльмен, как лорд Скокки-Маус, может иметь отношение к этой бредовой истории с «Карденио»?
– Чтоб я знал. Брэкстон играет с ним в гольф, так что, возможно, тут замешана политика. Лучше не отлынивать, а то шеф будет выглядеть идиотом, и нам влетит по первое число.
Мы въехали в видавшие виды ржавые ворота Скокки-Тауэрс и покатили по длинной аллее, заросшей столь густо, что гравий под пышными сорняками не просматривался. Безотказэн затормозил у величественного неоготического замка, явно нуждающегося в ремонте, и навстречу нам вышел сам лорд Скокки-Маус. Он был высок, худ, седовлас и уныл. Облаченный в твидовый костюм «в елочку» аристократ держал в руках секатор и размахивал им, будто кавалерийской саблей.
– Чертова ежевика! – негодовал он, пожимая нам руки. – Посмотрите только, по дюйму в день растет, а! Упорная дрянь, все поглотит, что нам дорого, ей только волю дай! Ну прямо как анархисты, честное слово! Вы, наверное, та самая Нонетот, да? Кажется, мы встречались на венчании моей племянницы Глории – за кого она там вышла?
– За моего кузена Уилбура.
– Вспомнил. А кто был тот старый дурак, который осрамился во время танцев?
– Боюсь, что вы, сэр.
Лорд Скокки-Маус немного подумал и уставился себе под ноги.
– Господи! Неужели? Я видел вас по телевизору вчера вечером. Странные дела творятся вокруг этой книжки Бронте, правда?
– Очень странные, – согласилась я. – Это Безотказэн Прост, мой напарник.
– Как поживаете, мистер Прост? У вас, я вижу, новый «гриффин-спортинас». И как вы его находите?
– Просто: где оставляю, там и нахожу.
– Да? Ну, заходите. Вас ведь Виктор послал, правильно?
Мы последовали за шаркающим Скокки-Маусом в ветшающий дом. За дверью раскинулся огромный холл, щедро увешанный головами всяких там антилоп на деревянных щитах.
– В нашей семье было много прекрасных охотников, – сообщил Скокки-Маус. – Но сам я, видите ли, к охоте равнодушен. Отец очень любил стрелять и набивать чучела. Умирая, настоял, чтобы из него тоже сделали чучело. Да вон он стоит.
Мы с Безотказэном остановились у лестничной площадки и с интересом посмотрели на покойного графа. С любимым ружьем за плечами и верным псом у ноги, он тупо таращился в пустоту из стеклянной витрины. Мне подумалось, что, наверное, стоило бы и его голову прибить к деревянному щиту, но предлагать такое вслух, пожалуй, было невежливо. Вместо этого я сказала:
– Он выглядит очень молодо.
– Так он и умер молодым! Ему было сорок три года и восемь дней. Антилопы затоптали его насмерть.
– В Африке?
– Нет, – тоскливо вздохнул Скокки-Маус, – на шоссе А-тридцать возле Чарда. Это произошло однажды ночью в тридцать четвертом году. Отец остановил машину, увидев распростертого на дороге прекрасного самца с великолепными рогами. Вышел посмотреть, и тут, понимаете ли, ему и пришел конец. Откуда ни возьмись, появилось стадо.
– Сочувствую.
– На самом деле в этом есть некая ирония… – монотонно продолжал старик.
Безотказэн с тоской взглянул на часы.
– Но знаете, что самое странное? – не унимался граф. – Когда стадо убежало, великолепный самец тоже исчез.
– Может, он был просто оглушен? – предположил мой напарник.
– Да-да, возможно… – рассеянно ответил Скокки-Маус. – Но ведь вы пришли не ради беседы о моем отце. Идемте!
С этими словами он горделивой поступью двинулся по коридору, ведущему в библиотеку. Нам пришлось перейти на рысь, дабы не отстать. Вскоре мы очутились перед арочным входом, забранным бронированной дверью – граф явно дорожил своим собранием. Я задумчиво погладила вороненую сталь.
– Да-да, – сказал Скокки-Маус, угадав мои мысли. – Понимаете ли, старая библиотека стоит кое-каких денег, вот я и решил обеспечить ей некоторую защиту. Пусть вас не обманывает дубовая обшивка внутри – на самом деле библиотека представляет собой огромный стальной сейф.
Ничего странного в этом не было. Бодлианская библиотека в наши дни укреплена не хуже Форт-Нокса, а сам Форт-Нокс переоборудован под хранение наиболее ценных книг из библиотеки Конгресса. Мы вошли, и если я ожидала увидеть расставленные в идеальном порядке книги и рукописи, то меня постигло разочарование. Помещение скорее напоминало захламленный чулан, чем хранилище знаний. Книги громоздились на столах, в коробках, а большая часть – просто на полу, стопками по десять-двенадцать в каждой. Система в их расположении отсутствовала напрочь. Зато какие это были книги! Выбранный наугад томик оказался вторым изданием «Путешествий Гулливера». Я показала его Безотказэну, а тот в свою очередь продемонстрировал мне первое издание «Упадка и разрушения» с автографом.
– Но вы ведь «Карденио» купили не вчера? – спросила я, внезапно почувствовав, что графского «Карденио» рано объявлять подделкой.
– Бог мой, нет! Понимаете, мы его только вчера нашли, когда занимались каталогизацией части личной библиотеки моего прадеда Бартоломью Скокки-Мауса. А вот и мистер Свинк, мой консультант по безопасности!
В библиотеку вошел толстяк с угрюмой брылястой физиономией. Пока Скокки-Маус представлял меня и Безотказэна, мистер Свинк сверлил нас недобрым взглядом, затем положил на стол пачку грубо обрезанных страниц, сшитых в кожаную тетрадь.
– А по каким вопросам безопасности вы консультируете, мистер Свинк? – спросил Безотказэн.
– По вопросам личной безопасности и страхования, мистер Прост, – без всякого выражения проговорил толстяк. – Эта библиотека не каталогизирована и не застрахована. Лакомый кусочек для преступных банд, несмотря на все предосторожности. «Карденио» – только одна из десятка книг, которые я сейчас держу в сейфе внутри библиотеки, а она сама по себе сейф.
– Я и не думал сомневаться в вашей компетентности, мистер Свинк, – заверил его Безотказэн.
Я переключилась на рукопись. На первый взгляд она производила впечатление подлинной. Поспешно натянув хлопчатобумажные перчатки (при осмотре «Карденио» миссис Хатауэй34 у меня даже и мысли об этом не возникло), я пододвинула себе стул и стала просматривать первую страницу. Почерк очень походил на шекспировский, с петельками на «L» и «W» и с энергичными обратными росчерками у «D». К тому же правописание оказалось небезупречным – еще один хороший знак. Все указывало на подлинник, хотя мне довелось повидать много блистательных подделок. Нашлось немало литературоведов, достаточно разбиравшихся в Шекспире, истории, грамматике и правописании елизаветинских времен, чтобы состряпать фальшивку, однако ни в одной из них не было ни остроумия, ни обаяния Барда. Виктор не уставал повторять, что Шекспира по определению невозможно подделать, ведь подражание убивает вдохновенное творчество, так сказать, лишает его души. Но когда я перевернула первую страницу и прочла список действующих лиц, по спине у меня пробежали мурашки. До того дня мне пришлось прочесть где-то пятьдесят-шестьдесят «Карденио», но… Я перевернула страницу и начала читать вступительный монолог главного героя:
Любовь моя, о, если б знала ты,
Какую боль терплю…
– Это нечто вроде испанских тридцатилетних Ромео и Джульетты, но с несколькими комическими мизансценами и счастливым концом, – с готовностью объяснил Скокки-Маус. – Не хотите ли чаю?
– Что?.. Да, спасибо…
Граф объяснил, что из соображений безопасности запрет нас, а на случай, если нам что-то понадобится, в библиотеке есть звонок.
Стальная дверь захлопнулась, и мы с напарником, забыв обо всем на свете, углубились в чтение. Во вступительном монологе рыцарь Карденио рассказывал зрителям о своей утраченной возлюбленной Люсинде, о том, как после ее свадьбы с вероломным Фердинандом он бежал в горы и превратился в оборванного, жалкого бродягу…
– Господи боже! – пробормотал Безотказэн, заглядывая в текст через мое плечо, и я полностью с ним согласилась.
Подделка или нет, пьеса была великолепна. После монолога следовала ретроспекция, где Карденио и Люсинда обменивались страстными письмами. С точки зрения предполагаемой постановки это напоминало елизаветинский вариант Рока Хадсона с Дорис Дэй, когда каждый из них красовался в своей части экрана: Люсинда на одном краю сцены читала письмо Карденио, которое он сочинил на другом, и наоборот. Написано было не без юмора. Мы прочли о планах Карденио жениться на Люсинде, о том, как герцог просил его стать наперсником его сына Фердинанда, о безнадежной страсти Фердинанда к Доротее, о поездке в город, где жила Люсинда, и о том, как сердце Фердинанда обратилось к ней…
– Что скажешь? – спросил Безотказэн, когда мы дочитали до конца второго акта.
– Потрясающе! Никогда ничего подобного не видела!
– Итак, она настоящая?
– Думаю, да, но ведь нам случалось и ошибаться. Я скопирую фрагмент, где Карденио узнает об обмане и о намерении Фердинанда жениться на Люсинде. Пропустим его через стихоанализатор в конторе.
И мы снова с головой погрузились в чтение. Синтаксис, размер, стиль – все казалось совершенно шекспировским! Если исчезнувший на четыре сотни лет «Карденио» и правда всплыл теперь из глубины веков, следовало бы радоваться, однако я не спешила. Да, это событие взбудоражит мир, и все шекспировские фаны и шекспироведы просто свихнутся от счастья, но, с другой стороны, что-то не давало мне покоя. Мой отец говаривал: если некое предположение слишком фантастично, чтобы быть истинным, то обычно как раз оно верным и оказывается. Я поделилась своей тревогой с Безотказэном, но он был настроен менее пессимистично и заметил, что рукопись «Эдуарда II» Марло обнаружили только в тридцатые годы. Да, подобные находки случались и раньше, и все же мне было не по себе.
Чай нам так и не принесли – должно быть, граф забыл о своем обещании. Так что пока мой напарник копировал пятистраничную сцену для стихоанализатора, я от нечего делать осматривала библиотеку – кто знает, вдруг в этих залежах отыщется еще какое сокровище? В углу комнаты стоял упомянутый большой сейф, в котором, по словам Свинка, хранилось с десяток других редкостей. Я попыталась его открыть, но замок не поддался, поэтому я сделала несколько заметок для Виктора на случай, если он сочтет нужным выдать ордер на принудительное предъявление литературных ценностей. Затем я принялась слоняться по библиотеке, проглядывая книги наугад, и как раз листала сборник новелл Ивлина Во (первое издание), когда в замке повернулся ключ. Едва я успела вернуть том на место, как в дверь просунул голову хозяин имения. Лорд возбужденно заявил, что забыл о «ранее условленной встрече» и потому просит нас извинить его, но работу мы сможем продолжить только завтра. Вошел Свинк, снова запер «Карденио» в сейф, и мы следом за графом пошли по запущенному дому к выходу. Когда мы покидали особняк, к парадной двери подъехали два лимузина «бентли». Скокки-Маус торопливо попрощался с нами и зашагал к первой машине, дабы поприветствовать гостя.
– Ишь ты! – присвистнул Безотказэн. – Гляди-ка, кто пожаловал!
Из машины в сопровождении двух великанов-охранников вышел молодой человек. Он обменялся рукопожатием с восторженным Скокки-Маусом. Лицо гостя примелькалось мне по многочисленным телевизионным выступлениям. Это был Хоули Ган, харизматический молодой лидер мелкой партии вигов. Они с графом, оживленно беседуя, поднялись по лестнице и исчезли в Скокки-Тауэрс.
Мы отъехали от ветхого замка со смешанными чувствами, размышляя о сокровище, которое нам предстояло изучить.
– Твое мнение?
– Скользкое дело, – отозвался Безотказэн. – Очень скользкое. Как вещь, подобная «Карденио», могла вдруг всплыть на пустом месте?
– Насколько скользкое по рыбной шкале? Десятка – колюшка, единица – китовая акула.
– Кит не рыба, Четверг.
– А китовая акула – рыба или вроде того.
– Допустим. Тогда… Скажем, дело это скользкое, как рак.
– Рак не рыба, – возразила я.
– Ну, как морская звезда.
– Тоже не рыба.
– Медуза.
– Попробуй еще раз.
– Четверг, к чему все это?
– Я шучу, Безотказэн.
– А, теперь понимаю, – скупо обронил он. – Не смешно.
На самом деле отсутствие чувства юмора не слишком портило моего напарника. В конце концов, ТИПА не самая веселая организация. Но Безотказэн вбил себе в голову, будто без чувства юмора невозможно стать полноценным членом общества поэтому я как могла старалась помочь ему. Беда заключалась в том, что он мог прочесть «Троих в лодке», ни разу не хмыкнув, и считал Вудхауза «детским чтивом». Случай был клинический, запущенный и, как я подозревала, лечению не поддающийся.
– Мой напрягометрист предложил мне попробовать силы в качестве эстрадного юмориста, – сообщил Безотказэн и уставился на меня, ожидая реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51