– А как пришлось бы бомбардировать города? Ушел бы со службы?
– Пожалуй, – сказал Роде. – Ушел бы. Опричник головой покачал.
– Другой воевода на моем месте уже бы в железа велел заковать за подобные речи.
– Знаю, не велишь.
– Не велю. Теперь к тебе, пан Соболевский, первая сабля флота нашего, слово. Был ты в своей отчизне, слышал о хоругвях, стянутых к Ливонской границе. Что станешь делать, случись неладное?
– Я много думал об этом. – Соболевский подбоченился, запустил большие пальцы рук за кушак, гордо сверкнул глазами. – На море готов я воевать хоть с самим чертом. А что до суши…
– Никто тебя не отправит для Иоанна Васильевича Смоленск отбивать, – усмехнулся Басманов, но глаза его при этом оставались холодными, цепкими. – Нанят ты лично мной, а значит, родом Плещеевых, для судового боя.
– Так, – сказал Соболевский, – судовую рать водил и водить буду в сечу.
– А для сухопутной войны есть на флоте вот они, – князь указал на ангмарца. – С честью несут славу корабельную по лесам и полям Аивонским.
Назгул слегка покраснел. «Надо будет ребятам сказать, – подумал он. – Впрочем, комплимент-то сомнительный. Выходит, во всех военно-морских силах мы самые беспринципные. Эдакие бультерьеры опричные, без страха и упрека… »
– Скрепим по новой наш союз, – поднял Басманов кубок. – Чтобы не случалось промеж нас раздоров и непонимания.
Осушив кубки, все стали ждать продолжения.
Аника с благодарностью поглядывал на опричного воеводу. Ведь и у казака тот мог спросить: пойдешь ли на Дон, огнем и мечом приводя к покорности тамошний вольный люд? Станешь ли мечом государевым на Днепре? Но не спросил.
Наконец князь заговорил:
– Магнуса держат на самой границе, в небольшой рыбачьей деревушке. Всей фортификации там – одна башня. Гарнизон – три десятка пикинеров, да ржавая пушка. Не ждут они нападения с моря, ожидая его со стороны сторонников юного принца из центральной части данской земли.
– Звучит очень просто, – заметил ангмарец. – Так в чем заковырка?
– Поблизости стоит конная тысяча, что может примчаться быстрее ветра. Так что делать все придется тихо и споро. Никто же не хочет устроить войну с Данией, побить пушечными ядрами кавалерию, положить под копыта малочисленные абордажные команды?
Никто, конечно, не хотел подобного исхода.
– Ярослав, как коней ертаулу передаст, назад воротится. Он нарисует на папире деревеньку. А уж вы подумайте, как подойти незаметно, как высадиться, как уйти неопознанными.
– А сам Магнус знает, что его похитят? – спросил Аника. – Или придется в мешке тащить?
– Мал он еще, – проворчал Басманов, – такие вещи знать. Есть среди его тюремщиков верный нам человек. Каждый день, начиная с послезавтрашнего, будет он зажигать на башне ночные огни.
– Это хорошо. – Роде теребил бороду, чувствуя азарт. – Лодки о камни может разбить, волной перевернуть, в море отнести. А так – хоть в пучине не заплутают. Как мошки на огонь пойдут.
– Ас чего ты взял, что там каменистый берег? – напряженно спросил Басманов.
– В Дании других мест не бывает, – усмехнулся Роде. – Как и в Норвегии или в земле карелов. Фиорды, оскаленные каменными клыками щели, устланные валунами гавани. Надо нам множество лодок заготовить. Да получше нынешних.
– Я с вами пойду, – заметил Басманов. – На берег не полезу, останусь на когге. Нужно мне с юным Магнусом разговоры долгие разговаривать, лепить из мальчика мужа.
– Все корабли вести, или оставить часть отпугивать купцов от Ревеля? – спросил датчанин.
– В этом году, – вздохнул Басманов, – не взять нам Ревеля, чую. Много тому причин, и не последняя – непокой в земле польской. Так что нам все едино – есть там припасы, или нет. Все одно – что купцы завезут, то они за зиму съедят.
– А прикрывать караваны новгородские оставим силы?
– Много воли взяли новгородцы, – заметил Басманов, думая о своем. – Привыкли к безопасной навигации, диктовать начинают Москве, как дела с соседями вести. Не помешает им вспомнить, что изобилие нынешнее на северо-западной Руси явилось не вдруг, а под жерлами каперского флота.
– Выходит, идем всей флотилией?
– Государь велел охранять Магнуса пуще зеницы ока. В нынешнее смутное время один друг на западе нам важнее, чем десять торговых караванов.
Глава 22
Сражение
Каперская флотилия с попутным ветром ушла далеко от ливонских берегов, а в открытом море повернулась на запад и двинулась в сторону Дании. Басманов вдруг начал жестоко страдать от морской болезни, чего с ним раньше не случалось. Видимо, начал все же сказываться возраст и беспокойный образ жизни последних лет.
Князь заметно нервничал. Понимал, что датское дело – наиважнейшее. Но в то же время из головы не шли поляки, копошащиеся в тылу Серебряного.
– Стоило дать ему добро на взятие Феллина, – размышлял вслух хворый князь, вышагивая вокруг карты. – Пусть и большой кровью, но взял бы без сомнения. А за стенами, да при полном нашем морском господстве не страшны бы ему сделались поляки.
Однако Очин-Плещеев, убывая на Вологодчину, намекнул родичу: – дескать, царь сам желает прибыть к войскам, возглавить штурмы самых знаменитых и крепких городов Ливонского Ордена.
Дело хорошее – при царе и обозные воеводы начинали резвее суетиться, и армия подтягивалась, творя чудеса. Вот только у великого князя московского отчета не потребуешь. Неясно, когда он соизволит явиться к полкам.
– Курбский тоже хорош, нечего сказать, лис старый, – бормотал опричник. – Не желает торчать в Ливонии, пока там ничего важного не делается. Ждет, когда выведет Кестлер в поле свое последнее воинство, после которого останется только брать при помощи флота и орудийной канонады приморские города.
В явную и открытую измену «казанского покорителя» Басманов в душе не верил. Знал, как падок до всего западного Курбский, как жаждет земель для своего рода на юге, за чертами засечными. Ведал, что обильна и странна переписка между воеводой русским и польско-литовским двором… И все же не верил.
Давно не случалось такого на Руси, чтобы именитый человек, вознесенный к самым чертогам властным, обласканный царем и любимый в народе, вдруг переметнулся к врагам. Пожалуй, со времен монголо-татарского господства не случалось подобного конфуза.
Положа руку на сердце, опричник скорее доверил бы войска степенному и хитрому Курбскому, чем излишне горячему Серебряному. Но много, слишком много странного окружало нынче фигуру героя казанских походов.
В уме перебирал Басманов имена других воевод, имевшихся в распоряжении России.
Плещеев…
Неопытен, хоть умеем востер. Ровно Никита Романович, излишне горячится, рати не жалеет в погоне за быстрой победой. Похож на ливонских полководцев. Конечно, клин клином вышибают, но менять на него Серебряного глупо. Да и в войсках любят нынешнего командующего. Особенно – после Тирзенской удачи.
Мстиславский…
Поднаторел ногайца гонять, а в войне европейской мало что смыслит. Не верит в пушечную пальбу, предпочитает бить врага в поле, одним ударом, но при этом слишком долго ищет позицию, маневрирует, утомляет полки. С кочевниками такая тактика себя оправдывает, но ей-богу – забьет он рвы ревельские да феллин-ские костьми русских ратников. Не годится!
Котырев– Ростовский…
Этот степенен, вдумчив, про современные виды оружия знает все досконально, но не любит гоняться за врагом. Есть в нем что-то не от родовитого дворянина, а от крестьянина крепкого. Любить стоять в обороне, стоек, упорен. Его-то уж точно нужно срочно отправлять в Аивонию, хватит в Посольском указе папиром шуршать. Не ровен час, вновь начнут немцы огрызаться, подобным ему цены не будет. Никогда больше не должна повторится Рингенская катастрофа! Но дать ему главные полки и велеть завоевать страну – верный путь к тому, что продлится кампания до следующего царства. Нет в нем задора, порыва и страсти.
Воевода Барбашин…
Тут разговор особый. Это самый настоящий рыцарь, природный кавалерист, мастер маневра. Пушки и осадные обозы ему только помехой станут, впрочем, как и пешая рать. Вот кому ертаулом командовать, изнурять ливонцев постоянными наскоками, мешать им сосредотачиваться, рассеивать обозы и резервные сотни. Его также необходимо выкурить из Пскова и срочно направить к основным силам…
Басманов устало вздохнул, выпил кислого кваса, с неудовольствием прислушался к недовольному урчанию желудка. Морская болезнь не отпускала.
– Столько всего не доделано, – ужаснулся опричник, – а я сейчас болтаюсь в этом корыте между водой и небом, за тридевять земель от армии. И весточку не пошлешь…
Однако в какой-то мере он был доволен.
Именно за это любил Басманов крепкие лодьи. В деревянных недрах морских коней ему как-то по особому легко думалось, самые запутанные ситуации представали вдруг простыми и ясными. Оставалось только головой мотать, не понимая, как же ему все раньше не виделось в этом свете.
– Вот победим, – пообещал себе Басманов, – поставлю где-нибудь в Дерпте терем, похожий на когг. Ни у кого такого не будет, весь свет удивится.
В это время он услышал тревожный клич вахтенного рога.
– Что случилось? – спросил опричник, подходя к носовому возвышению.
Вместо ответа ратник указал вперед, на приближающиеся паруса.
– Кто такие?
– По виду – даны, хотя паруса какие-то странные. Может – аглицкой земли суда?
– Если бы англицкой! – проревел белугой Кар-стен Роде, крючьями закрепляя на боках кирасу. – Это свены. Да не какие-нибудь витальеры, а королевские когги.
– Мы же с ними не воюем, – удивился Басманов нервной реакции датчанина.
– Мы, то есть Русь? Она, конечно, не воюет. Но разрази меня гром и проглоти дельфин Морской Девки, если шведы, да еще и на трех сильных судах пройдут мимо каперов. Мы же для них вне закона, словно звери дикие. Знатный трофей.
– А договориться никак нельзя? Сейчас нам драка совсем ни к чему. Может, просигналить о переговорах? Я сам на лодку сяду…
– Они все равно нападут. А потом на все расспросы станут пожимать плечами – какой-такой князь Басманов? Где? Может – сам за борт вывалился?
– Тебе виднее. – Князь с любопытством смотрел на приготовления к бою. – Они что же, втроем на весь твой флот кинутся?
– И я бы кинулся! – прокричал, соревнуясь с ветром, Роде. – Буря идет, она им на руку. Корабли у свенов с глубокой осадкой, тяжелые. А мои скорлупки станут на волнах плясать, не прицелиться толком, на абордаж не сблизиться.
– Чудное все же дело морское… – Басманов схватился за мачту, чтобы не упасть при особенно сильном крене. – Этому веками учиться надо.
– Вот сейчас и поглядим, кто ученее! – Роде стоял на носу когга, впившись ногами в палубные доски, словно дерево корнями. – Передать сигнал: всем уходить от бури! Кормовые пушки зарядить цепями, бить свенам в паруса!
– Бежим?
– Отступаем временно. Не наше время сейчас.
Грозная каперская эскадра из пяти кораблей кинулась наутек. Пока разворачивались, шведы сократили дистанцию.
Над главной посудиной неприятеля появилось дымное облачко, позже послышался приглушенный ветром грохот. Куда попало ядро, Басманов не понял, только Карстен Роде зло рассмеялся, ругаясь на своем родном наречии.
Каперы наконец закончили маневр. Теперь налетающая буря помогала не только свенам. Уставившись в клубящиеся серым и черным небеса, датчанин крикнул князю:
– Злая буря идет! Не дело в такую погоду баталии устраивать. Но раз не мы начали…
Вновь взревели рога, передавая неведомую опричнику команду. На коггах стали снимать паруса.
– Так они догонят нас, – заметил Басманов, обняв мачту.
– Ну и что? Мне того и надо. Гляди, княже, как мы воюем за царя!
Свены, обрадованные тем, что неприятель сам идет в руки, стремительно приближались. Гордые контуры тяжелых кораблей росли на глазах.
– Сосунок у них за адмирала, – прокомментировал Роде. – Думает на такой волне ядрами нас побить. Тут пора уже мачты да паруса от шторма спасать, а не в войну играться…
Он сам поднес рог ко рту.
По сигналу, кормовые орудия каперов одновременно с залпом свенов выплюнули в пасмурную хмарь цепи, в изобилии закупленные у нарвских кузнецов. Выстрелы произвели чудовищное опустошение среди снастей шведского флота.
Впрочем, неприятель показал, что тоже не лыком шит. Одно из каменных ядер задело таки корабль Булавы, судя по тому, что чухонец стал выводить когг из боя.
– Как бы не затонул в этой свистопляске, – проскрежетал зубами Роде. – Отличный моряк из него выйдет, если переживет пару-тройку таких вот боев и штормов.
Каперы успели снять паруса, на флагмане даже убрали мачту, опасаясь силы крепчающего ветра. А све-ны все нагоняли…
– И что они думают делать? – задался вопросом Роде. – На таран идти? Это чистое безумие накануне шторма. Берсерки проклятые, по обычаю предков, му-хоморовым отваром ополи кормчих, не иначе…
Даже Соболевский не решился бы идти по такой волне на абордаж, но неприятель сделал пару попыток, не переставая палить из пушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40