Пока сияние в небесах меркло, умалялось и угасало, они размышляли над тайнами вселенной и вырастали в полубогов, строящих пирамиды, соборы и звездные корабли. И все эти десятки тысяч лет, пока человеческие рои покидали Старую Землю, строили свою звездную цивилизацию и мечтали о небывало великолепном будущем, свет этой звезды все еще шел через галактику. Идет он и по сей день. Скоро, еще через пару тысячелетий, он покинет наконец Млечный Путь и уйдет дальше, к Большой Медведице и миллионам других галактик вселенной. Его волны унесут с собой в космос образы людей, которые некогда ходили в звериных шкурах и употребляли в пищу мясо животных. Именно такими вселенная впервые увидит людей — вид первобытный и диковатый, но полный обещаний и возможностей. К тому времени, когда обитатели Сакура Сен впервые познакомятся с человечеством, люди, возможно, разовьются в богов, оставивших далеко позади сырое мясо и прочую материю. Скраеры говорят, что люди станут высшими существами и постигнут наконец тайну света. Когда-нибудь они переступят пределы света — и тогда двери в бесконечность распахнутся, и вся вселенная будет принадлежать им.
Некоторые люди в определенном смысле уже и теперь перешагнули пределы света — например, пилоты Ордена. Данло на своей “Снежной сове” шел между звездными окнами Экстра со всей доступной ему скоростью, но относительно средней человеческой жизни двигался все-таки медленно: ему приходилось заново прокладывать маршруты среди неведомых звезд, а пространства Экстра были столь же искривлены, сколь и обширны. Во время этого долгого путешествия, где-то возле останков сверхновой, которую он назвал Шонаморат, он стал ценить общество маленькой компьютерной голограммы, называющей себя Николосом Дару Эде.
Данло и компьютер парили вместе в темной и тихой кабине легкого корабля. Но свет голограммы и слова Эде скрашивали темноту и тишину, сопутствующие каждому пилоту, путешествующему в мультиплексе. В кабине находились и другие посторонние предметы. Данло, совершив намеренное, но исполненное почтения святотатство, взял из храма голубую розу, один кевалиновый прибор и пять деревянных флейт Эде. Он мог бы взять и вечный компьютер из контактного зала, но счел, что не стоит помещать эту машину поблизости от электромагнитного поля, создаваемого образником.
Среди ярких и смертоносных звезд Экстра Данло часто задавал себе вопрос, нет ли у Эде какой-то тайной причины искать планету Таннахилл. Быть может, думал он, у Эде есть секретная программа, цель которой — поместить его душу в новый вечный компьютер, чтобы он мог начать заново свой путь к божественному состоянию. Быть может, Эде надеется, что Архитекторы Старой Церкви еще раз помогут ему осуществить эту древнейшую тайную миссию.
Однажды Данло, желая разгадать истинные мотивы Эде, спросил его напрямик, не хочет ли тот снова совершить переход от человека к богу. Эде ответил ему без запинки и не менее прямо, но насколько правдив был этот ответ? Данло увидел на лице голограммы искреннее выражение, которое Эде часто программировал, чтобы скрыть неискренность, и услышал следующее:
— Не знаю, откуда у человека берется желание сделаться богом. Я поплатился за эту мечту солидной долей себя самого. А сколько мне еще предстоит потерять, чтобы вернуть себе тело и снова стать человеком? Нет уж, довольно с меня этой трансцендентальности. Я буду вполне счастлив, если снова оденусь собственной плотью, пилот.
В данный момент топографический Эде был столь же далек от счастья, как человек от червя. Он парил в кабине, как светящийся демон ик, которые якобы являются в лесу близ жакарандийского храма, — всегда бодрствующий, все сознающий и постоянно мучимый проблемами как практического, так и философского свойства. Так, он признался, что хочет снова стать человеком еще и для того, чтобы вспомнить Старшую Эдду. Эта тайна тайн вселенной, как известно, закодирована в человеческой ДНК, и только человек в состоянии глубокого вспоминания способен извлечь из своего генома эту древнюю память и осознать ее.
Эде полагал, что чисто машинным галактическим богам, таким как Кремниевый Бог, Искинт, а недавно и он сам, Эдда недоступна. Но для того, чтобы вернуть свое сознание в футляр из плоти, крови и живых хромосом, ему вновь придется столкнуться с выворачивающим душу ужасом потерять себя окончательно и на веки веков. Когда он переместится из световых схем компьютера в электрохимические синапсы живого мозга, будет ли это означать, что он продолжит жить в новой форме? Даже если он точно скопирует себя в атомах углерода, водорода, кислорода и азота, сохранит ли он постоянство сознания, как сохраняет его человек, счастливо уверенный в протяженности своей жизни от одного удара сердца до другого?
В качестве мыслительного эксперимента — Эде предавался умственным излишествам в не меньшей мере, чем летнемирские принцы чревоугодию, — он размышлял над проблемой двойников. Предположим, какое-нибудь божество наподобие Тверди скопирует отдельного человека в совершенстве, вплоть до последнего атома. Оставим в стороне квантовые неточности, невозможность определить истинное расположение и скорость электронов и других частиц, из которых складываются атомы. Предположим, что Твердь с помощью забытой Эде божественной технологии создаст точную копию этого человека — как физически, так и умственно. Предположим далее, что в самый момент дублирования мысли, чувства и страхи — все, из чего состоит сознание обоих двойников, — будут идентичны. Пусть затем Твердь, следуя логике этого жуткого и невероятного эксперимента, с помощью антиматерии или чего-то вроде этого мгновенно уничтожит оригинал. Или еще лучше — пусть она велит этому человеку самоуничтожиться. Вопрос: что будет потеряно?
Если копия была точной, на это следует ответить: ничего.
Если логика эксперимента была верна логике вселенной, глубокой логике звезд, атомов и живых нейронов, человек-оригинал не должен пугаться самоуничтожения. Он должен быть уверен, что продолжит жить в своем втором “я” в точности так, как жил прежде. Но в реальном мире, мире сомнений и смутных снов, крови, боли и небытия души, человек-оригинал неизбежно будет колебаться. При всем убеждении, что он будет жить как его двойник, самоуничтожение будет для него самоубийством. Он будет чувствовать, что умирает, — и в наиболее истинном смысле действительно умрет, потому что секрет жизни заключается не в образцах и не в формах, а постоянном потоке сознания от одного момента к другому.
— Вот в чем проблема, — открылся Эде однажды, когда они прошли особенно мрачный сектор взорванных звезд. — Если я снова стану человеком, останусь ли я собой? Если я произнесу слово, выключающее этот компьютер, что будет со мной?
Человеком, еще до того, как он дерзнул стать богом, Эде глубоко чувствовал логику реальной вселенной. Он испытывал сомнения, как любой человек, но он заклеймил свой страх и неуверенность, объявив их низкими и недостойными эмоциями. Он, как-никак, был Николос Дару Эде, основатель религии, ставшей затем самым значительным культом в истории человечества. Он всегда был гением, провидцем и прежде всего верующим. Только гениальный архитектор мог запрограммировать свой разум в компьютер, который он назвал вечным. Только философ, обладающий даром провидца, мог оправдать перенос человеческого сознания из живого мозга в схемы электронной машины. Только верующий, вдохновенный пророк мог открыть другим людям, как можно вырваться из телесной тюрьмы и в конечном счете победить смерть.
Он стал первым человеком, сознательно прекратившим телесную жизнь, чтобы обрести бесконечность духовной жизни. Он позволил своим коллегам-архитекторам уничтожить его мозг нейрон за нейроном, чтобы в точности скопировать свое сознание. Он умер самой настоящей смертью, чтобы стать бессмертным. Он совершил этот смелый (и безумный) акт из гордости, из-за фундаментальной неверности своих рассуждений и из любви к одной весьма странной идее. Эде, вопреки глубокой логике, убедил себя в том, что душа человека способна обрести вечную жизнь в виде компьютерной программы, и это затем стало основополагающей доктриной Вселенской Кибернетической Церкви. Самым печальным и трагичным было то, что частью сознания Эде всегда сомневался в этой доктрине. Все три тысячи лет, пока он был богом, мысль о совершенном им самоубийстве преследовала его. Это до сих пор не давало ему покоя — но Эде, хотя и сознавал, что заблуждался, так и не избавился от порока, который когда-то привел его к той первой трагической смерти. При этом он прекрасно отдавал себе отчет в порочности своего мышления, своей личности, а может быть, самой своей души.
— Для меня, — признался он Данло, — идея всегда была прекраснее женщины, теория — нужнее хлеба и вина.
Всю свою жизнь он был влюблен в идеи. Он любил их не только за их силу и красоту, говорил Эде, но и за то, что они напоминают хорошо обставленные комнаты, где всегда можно укрыться от острых краев вселенной и ее равнодушия. Хотя Эде очень не хотелось в этом сознаваться, самой глубокой его мотивацией был страх. Ему всегда чудились опасности в окружающей его среде. Настоящая причина, по которой он захотел стать богом, заключалась именно в этом. Он всегда мечтал контролировать вселенную в целях самозащиты и потому всегда строил теории, объясняющие эту вселенную, всегда пытался свести ее бесконечную сложность к простым компьютерным моделям. Священным Граалем его жизни была единая теория или модель, охватывающая все сущее во вселенной.
Потому-то он и принял от Кремниевого Бога модель будущей вселенной, которая в конечном итоге погубила его. Он надеялся, разработав и усовершенствовав эту реальность, присвоить ее себе. С того времени он не меньше миллиона раз сетовал на свою привязанность к идеям и теориям, бывшую на деле привязанностью к самому себе. Он жаждал быть истинным провидцем, то есть видеть вселенную такой, какая она ecть, но не мог, потому что не мог освободиться от себя самого — от той программы, которую он написал, поместив свою человеческую сущность в вечный компьютер.
— Я совершил ошибку, — сказал он Данло. — Из-за своего страха я совершил одну фундаментальную ошибку.
Ошибка, по его словам, заключалась в том, что он слишком сузил свою личность, составляя программу. Боясь, что бесконечные возможности божества уничтожат его самосознание, как росток уничтожает семя, из которого произошел, он выискал в Эннеаграмме тип личности, который мог бы сохранить его “я”, каким бы великим богом он ни сделался впоследствии. Так он в самом начале поместил свои человеческие черты и недостатки в простую форму. Когда он стал богом, они остались при нем. Первоначальная ошибка дала о себе знать в его битве с Кремниевым Богом, когда ему пришлось сражаться, урезав свою память и программы до пределов Эде, живущего теперь в компьютере-образнике.
Теперь, три тысячи лет спустя, он, как деревце бонсай, принявшее свою окончательную искривленную форму, закрепился сам в себе, урезанный, ограниченный, почти мертвый.
Поэтому отчасти он и хотел снова сделаться человеком: ему хотелось раскрепоститься, выйти за пределы своей упрощенной натуры и стать наконец тем, что он называл личностью.
— Я мог бы перепрограммироваться, — говорил он. — Но моя мастер-программа контролирует, какие программы я могу создавать, а какие нет. В моем нынешнем состоянии эта мастер-программа, к сожалению, неприкосновенна. Но когда я воплощусь снова, я наконец-то найду ответ на вопрос, который давно не дает мне покоя: насколько изменчив человек? Я хочу это знать, пилот. Хочу знать, способен ли человек сделать что-то хотя бы с частью себя самого; хочу знать, как материя управляет собой. Новые программы, новые виды разума, новая жизнь — как все это движется, как развивается?
Необходимость знать управляла всей жизнью Эде. Данло на их пути среди звезд Экстра часто казалось, что формула жизни Эде могла бы звучать так: я знаю — следовательно, я существую. Однажды, когда Данло признался, что лишь с великим трудом вышел из раскаленного пространства Триоле, Эде попросил разрешения подключиться к корабельному компьютеру, чтобы знать, с какими еще опасностями может столкнуться “Снежная сова”. Данло, как истый пилот Ордена, скорее бы дал вырвать себе глаза, чем допустил постороннего, будь то человек или компьютер, к мозгу своего корабля. При этом он был человеком понимающим и мог посочувствовать даже компьютерной голограмме. Поэтому он с помощью корабельного компьютера составил модель мультиплекса и вывел ее проекцию в кабину. Эта модель с каналами и внедренными пространствами очень напоминала ту чисто математическую схему, по которой воспринимал мультиплекс сам Данло, но годилась и для Эде, который растерял почти все свои математические знания во время своего трагического сокращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Некоторые люди в определенном смысле уже и теперь перешагнули пределы света — например, пилоты Ордена. Данло на своей “Снежной сове” шел между звездными окнами Экстра со всей доступной ему скоростью, но относительно средней человеческой жизни двигался все-таки медленно: ему приходилось заново прокладывать маршруты среди неведомых звезд, а пространства Экстра были столь же искривлены, сколь и обширны. Во время этого долгого путешествия, где-то возле останков сверхновой, которую он назвал Шонаморат, он стал ценить общество маленькой компьютерной голограммы, называющей себя Николосом Дару Эде.
Данло и компьютер парили вместе в темной и тихой кабине легкого корабля. Но свет голограммы и слова Эде скрашивали темноту и тишину, сопутствующие каждому пилоту, путешествующему в мультиплексе. В кабине находились и другие посторонние предметы. Данло, совершив намеренное, но исполненное почтения святотатство, взял из храма голубую розу, один кевалиновый прибор и пять деревянных флейт Эде. Он мог бы взять и вечный компьютер из контактного зала, но счел, что не стоит помещать эту машину поблизости от электромагнитного поля, создаваемого образником.
Среди ярких и смертоносных звезд Экстра Данло часто задавал себе вопрос, нет ли у Эде какой-то тайной причины искать планету Таннахилл. Быть может, думал он, у Эде есть секретная программа, цель которой — поместить его душу в новый вечный компьютер, чтобы он мог начать заново свой путь к божественному состоянию. Быть может, Эде надеется, что Архитекторы Старой Церкви еще раз помогут ему осуществить эту древнейшую тайную миссию.
Однажды Данло, желая разгадать истинные мотивы Эде, спросил его напрямик, не хочет ли тот снова совершить переход от человека к богу. Эде ответил ему без запинки и не менее прямо, но насколько правдив был этот ответ? Данло увидел на лице голограммы искреннее выражение, которое Эде часто программировал, чтобы скрыть неискренность, и услышал следующее:
— Не знаю, откуда у человека берется желание сделаться богом. Я поплатился за эту мечту солидной долей себя самого. А сколько мне еще предстоит потерять, чтобы вернуть себе тело и снова стать человеком? Нет уж, довольно с меня этой трансцендентальности. Я буду вполне счастлив, если снова оденусь собственной плотью, пилот.
В данный момент топографический Эде был столь же далек от счастья, как человек от червя. Он парил в кабине, как светящийся демон ик, которые якобы являются в лесу близ жакарандийского храма, — всегда бодрствующий, все сознающий и постоянно мучимый проблемами как практического, так и философского свойства. Так, он признался, что хочет снова стать человеком еще и для того, чтобы вспомнить Старшую Эдду. Эта тайна тайн вселенной, как известно, закодирована в человеческой ДНК, и только человек в состоянии глубокого вспоминания способен извлечь из своего генома эту древнюю память и осознать ее.
Эде полагал, что чисто машинным галактическим богам, таким как Кремниевый Бог, Искинт, а недавно и он сам, Эдда недоступна. Но для того, чтобы вернуть свое сознание в футляр из плоти, крови и живых хромосом, ему вновь придется столкнуться с выворачивающим душу ужасом потерять себя окончательно и на веки веков. Когда он переместится из световых схем компьютера в электрохимические синапсы живого мозга, будет ли это означать, что он продолжит жить в новой форме? Даже если он точно скопирует себя в атомах углерода, водорода, кислорода и азота, сохранит ли он постоянство сознания, как сохраняет его человек, счастливо уверенный в протяженности своей жизни от одного удара сердца до другого?
В качестве мыслительного эксперимента — Эде предавался умственным излишествам в не меньшей мере, чем летнемирские принцы чревоугодию, — он размышлял над проблемой двойников. Предположим, какое-нибудь божество наподобие Тверди скопирует отдельного человека в совершенстве, вплоть до последнего атома. Оставим в стороне квантовые неточности, невозможность определить истинное расположение и скорость электронов и других частиц, из которых складываются атомы. Предположим, что Твердь с помощью забытой Эде божественной технологии создаст точную копию этого человека — как физически, так и умственно. Предположим далее, что в самый момент дублирования мысли, чувства и страхи — все, из чего состоит сознание обоих двойников, — будут идентичны. Пусть затем Твердь, следуя логике этого жуткого и невероятного эксперимента, с помощью антиматерии или чего-то вроде этого мгновенно уничтожит оригинал. Или еще лучше — пусть она велит этому человеку самоуничтожиться. Вопрос: что будет потеряно?
Если копия была точной, на это следует ответить: ничего.
Если логика эксперимента была верна логике вселенной, глубокой логике звезд, атомов и живых нейронов, человек-оригинал не должен пугаться самоуничтожения. Он должен быть уверен, что продолжит жить в своем втором “я” в точности так, как жил прежде. Но в реальном мире, мире сомнений и смутных снов, крови, боли и небытия души, человек-оригинал неизбежно будет колебаться. При всем убеждении, что он будет жить как его двойник, самоуничтожение будет для него самоубийством. Он будет чувствовать, что умирает, — и в наиболее истинном смысле действительно умрет, потому что секрет жизни заключается не в образцах и не в формах, а постоянном потоке сознания от одного момента к другому.
— Вот в чем проблема, — открылся Эде однажды, когда они прошли особенно мрачный сектор взорванных звезд. — Если я снова стану человеком, останусь ли я собой? Если я произнесу слово, выключающее этот компьютер, что будет со мной?
Человеком, еще до того, как он дерзнул стать богом, Эде глубоко чувствовал логику реальной вселенной. Он испытывал сомнения, как любой человек, но он заклеймил свой страх и неуверенность, объявив их низкими и недостойными эмоциями. Он, как-никак, был Николос Дару Эде, основатель религии, ставшей затем самым значительным культом в истории человечества. Он всегда был гением, провидцем и прежде всего верующим. Только гениальный архитектор мог запрограммировать свой разум в компьютер, который он назвал вечным. Только философ, обладающий даром провидца, мог оправдать перенос человеческого сознания из живого мозга в схемы электронной машины. Только верующий, вдохновенный пророк мог открыть другим людям, как можно вырваться из телесной тюрьмы и в конечном счете победить смерть.
Он стал первым человеком, сознательно прекратившим телесную жизнь, чтобы обрести бесконечность духовной жизни. Он позволил своим коллегам-архитекторам уничтожить его мозг нейрон за нейроном, чтобы в точности скопировать свое сознание. Он умер самой настоящей смертью, чтобы стать бессмертным. Он совершил этот смелый (и безумный) акт из гордости, из-за фундаментальной неверности своих рассуждений и из любви к одной весьма странной идее. Эде, вопреки глубокой логике, убедил себя в том, что душа человека способна обрести вечную жизнь в виде компьютерной программы, и это затем стало основополагающей доктриной Вселенской Кибернетической Церкви. Самым печальным и трагичным было то, что частью сознания Эде всегда сомневался в этой доктрине. Все три тысячи лет, пока он был богом, мысль о совершенном им самоубийстве преследовала его. Это до сих пор не давало ему покоя — но Эде, хотя и сознавал, что заблуждался, так и не избавился от порока, который когда-то привел его к той первой трагической смерти. При этом он прекрасно отдавал себе отчет в порочности своего мышления, своей личности, а может быть, самой своей души.
— Для меня, — признался он Данло, — идея всегда была прекраснее женщины, теория — нужнее хлеба и вина.
Всю свою жизнь он был влюблен в идеи. Он любил их не только за их силу и красоту, говорил Эде, но и за то, что они напоминают хорошо обставленные комнаты, где всегда можно укрыться от острых краев вселенной и ее равнодушия. Хотя Эде очень не хотелось в этом сознаваться, самой глубокой его мотивацией был страх. Ему всегда чудились опасности в окружающей его среде. Настоящая причина, по которой он захотел стать богом, заключалась именно в этом. Он всегда мечтал контролировать вселенную в целях самозащиты и потому всегда строил теории, объясняющие эту вселенную, всегда пытался свести ее бесконечную сложность к простым компьютерным моделям. Священным Граалем его жизни была единая теория или модель, охватывающая все сущее во вселенной.
Потому-то он и принял от Кремниевого Бога модель будущей вселенной, которая в конечном итоге погубила его. Он надеялся, разработав и усовершенствовав эту реальность, присвоить ее себе. С того времени он не меньше миллиона раз сетовал на свою привязанность к идеям и теориям, бывшую на деле привязанностью к самому себе. Он жаждал быть истинным провидцем, то есть видеть вселенную такой, какая она ecть, но не мог, потому что не мог освободиться от себя самого — от той программы, которую он написал, поместив свою человеческую сущность в вечный компьютер.
— Я совершил ошибку, — сказал он Данло. — Из-за своего страха я совершил одну фундаментальную ошибку.
Ошибка, по его словам, заключалась в том, что он слишком сузил свою личность, составляя программу. Боясь, что бесконечные возможности божества уничтожат его самосознание, как росток уничтожает семя, из которого произошел, он выискал в Эннеаграмме тип личности, который мог бы сохранить его “я”, каким бы великим богом он ни сделался впоследствии. Так он в самом начале поместил свои человеческие черты и недостатки в простую форму. Когда он стал богом, они остались при нем. Первоначальная ошибка дала о себе знать в его битве с Кремниевым Богом, когда ему пришлось сражаться, урезав свою память и программы до пределов Эде, живущего теперь в компьютере-образнике.
Теперь, три тысячи лет спустя, он, как деревце бонсай, принявшее свою окончательную искривленную форму, закрепился сам в себе, урезанный, ограниченный, почти мертвый.
Поэтому отчасти он и хотел снова сделаться человеком: ему хотелось раскрепоститься, выйти за пределы своей упрощенной натуры и стать наконец тем, что он называл личностью.
— Я мог бы перепрограммироваться, — говорил он. — Но моя мастер-программа контролирует, какие программы я могу создавать, а какие нет. В моем нынешнем состоянии эта мастер-программа, к сожалению, неприкосновенна. Но когда я воплощусь снова, я наконец-то найду ответ на вопрос, который давно не дает мне покоя: насколько изменчив человек? Я хочу это знать, пилот. Хочу знать, способен ли человек сделать что-то хотя бы с частью себя самого; хочу знать, как материя управляет собой. Новые программы, новые виды разума, новая жизнь — как все это движется, как развивается?
Необходимость знать управляла всей жизнью Эде. Данло на их пути среди звезд Экстра часто казалось, что формула жизни Эде могла бы звучать так: я знаю — следовательно, я существую. Однажды, когда Данло признался, что лишь с великим трудом вышел из раскаленного пространства Триоле, Эде попросил разрешения подключиться к корабельному компьютеру, чтобы знать, с какими еще опасностями может столкнуться “Снежная сова”. Данло, как истый пилот Ордена, скорее бы дал вырвать себе глаза, чем допустил постороннего, будь то человек или компьютер, к мозгу своего корабля. При этом он был человеком понимающим и мог посочувствовать даже компьютерной голограмме. Поэтому он с помощью корабельного компьютера составил модель мультиплекса и вывел ее проекцию в кабину. Эта модель с каналами и внедренными пространствами очень напоминала ту чисто математическую схему, по которой воспринимал мультиплекс сам Данло, но годилась и для Эде, который растерял почти все свои математические знания во время своего трагического сокращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84