Благородные фидальго, как стена, вокруг стояли в выжидательном молчанье. Так с минуту продолжалось; вдруг средь тяжкого молчанья троекратный стук раздался. На пороге появился королевский анонсьеро. Возгласил: «Его величество властитель кастеллонский, ужас мавров, радость верных, Аурициа Премудрый соизволил осчастливить этот дом. Король у входа!» Все почтительно склонились перед радостною вестью. Только Хайме, задыхаясь, прислонился к балюстраде и тоскливо озирался на придворных, что стеною загораживали выход – выход из палат угрюмых, из сетей интриг и сплетен, лютой злобы и коварства – на просторы океана.
13
Дун Абрахам вошел в королевскую трапезную и застыл у дверей.
Король сидел, запрокинув голову, в горле у него булькало. Вокруг толпились придворные. Лейб-медик держал в одной руке бутыль с зеленой жидкостью, в другой – полоскательную чашу. Министр двора был весь – сплошная скорбь и сострадание. Инфанты стояли рядом с отцом и спорили.
– Настойку из кассии! – говорила одна, топая ножкой.
– Нет, эликсир из масла и розмарина! – возражала вторая и тоже топала ножкой.
От сильных булькающих звуков колебалось пламя свечей на столе. Наконец король выплюнул полоскание в чашу, подставленную лейб-медиком, и тут заметил дуна Абрахама.
– А, вот вы где, сеньор, – сказал он, глядя исподлобья. – Подойдите.
«Сеньор» вместо «граф» – это было просто ужасно.
– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, приближаясь на носках башмаков, – простите мое опоздание, у меня было весьма срочное…
– Съешьте вот это, – прервал его король и ткнул пальцем в мясо, лежавшее перед ним на тарелке. – А я на вас посмотрю.
Дун Абрахам отрезал кусок и положил в рот. Все молча, смотрели, как он жевал.
Немного переперчено, подумал дун Абрахам, вдумчиво жуя. Проклятый повар, не мог соблюсти меру…
Король осушил подряд два кубка эль куассо.
– Ну как, сеньор? – осведомился он язвительно. – Вкусно, не правда ли?
– Ваше величество, – начал дун Абрахам, ощущая некоторое жжение во рту, – не смею отрицать свою вину, но…
– Еще бы вы отрицали! – повысил голос король. – Сегодня вы окормили меня перцем, а завтра и вовсе отравите, а? Почему вы побледнели? Видно, правду мне рассказали о ваших злокозненных делишках. Ну-ка, признавайтесь, чем вы занимаетесь в потайном подвале?
– Ваше вели… – Ноги вдруг перестали держать дуна Абрахама, он тяжело пал на колени.
– Вы упросили меня пощадить опасного еретика, – гремел у него над ухом гневный голос короля, – вы запираетесь с ним в подвале и там, у адских котлов, справляете тайные иудейские обряды! Да, да, мне все известно, сеньор!
Дун Абрахам облился холодным потом. В сердце у него закололо, он прижал руки к груди.
– Ваш наглый сыночек ввел нас в заблуждение, – продолжал король изобличительную речь. – Он выудил из моей казны тысячи круидоров на сомнительную экспедицию, а теперь, когда каравелла построена, собирается увести ее в Ламарру! Хорошо же отплатили вы за все мои милости! Но, слава господу, есть еще у короля Кастеллонии верные подданные. Вашим козням, сеньор еретик, пришел конец!
Тут дун Абрахам усилием воли взял себя в руки.
– Ваше величество, – сказал он отчаянным голосом. – Выслушайте меня, а потом уж велите казнить…
– Не желаю слушать ваши увертки.
– Ваше величество, долгие годы я преданно вам служил… Неужели теперь я не вправе…
– Ну, говорите. Только покороче, – буркнул король.
– Меня оклеветали, ваше величество! Клянусь щитом и стрелами святого…
– Не смейте называть имя, чуждое вам.
– Оно не чуждое… Я честный католик, ваше величество. В подвале своего дома я занимался изготовлением нового кушанья для вашего стола – и больше ничем, бог свидетель!
– Нового кушанья? – недоверчиво переспросил король.
– Как раз сегодня я собирался поднести его вам на пробу…
Дун Абрахам резко поднялся с колен и побежал к дверям.
– Эй, в чем дело? Задержите его! – крикнул король.
Но дун Абрахам успел распахнуть двери, и по его знаку вошли двое слуг с серебряной кастрюлей и четырехугольными сосудами из белой жести.
– Задержите его, – повторил король. – Впрочем, погодите. Что еще за новости, сеньор?
Он подумал, что еретик все равно не уйдет от заслуженной кары – на то и существует святая инквизиция. С любопытством он смотрел, как один из слуг взрезал ножом жестяной ящик и сквозь неровное отверстие вывалил содержимое в кастрюлю. Дун Абрахам указал на жаровню с красными углями, какие обычно обогревали дворец в зимнее время, и слуга поставил кастрюлю на угли.
– Сейчас будет готово, ваше величество, – сказал дун Абрахам, нагнувшись над кастрюлей. – Сейчас, одну только минуточку. – Он боялся, что королю надоест ждать, и поэтому говорил беспрерывно. – Можно есть это и в холодном виде, но в горячем лучше… Сейчас, сейчас…
По залу между тем поплыл аппетитный дух свиного сала.
– Ну что там у вас? – брюзгливо сказал король. – Долго я буду ждать?
– Уже, ваше величество, уже…
Дун Абрахам схватил горячую кастрюлю. Обжигая пальцы, поставил ее перед королем.
– Не думаете ли вы, что я стану есть эту гадость? – сказал король, а сам приглядывался и принюхивался. – Ешьте вначале вы.
Дун Абрахам, быстро прожевал кусок и потянулся за вторым. Король прикрыл обеими руками кастрюлю, из которой шел благоуханный запах.
– Не накидывайтесь, – сказал он и сам принялся за еду.
Он поглощал кусок за куском, запивал любимым напитком, и королевское чело понемногу прояснилось, что не ускользнуло от внимательного взгляда дуна Абрахама.
– Из чего эта олла-подрида? – спросил король.
– Четыре мяса, ваше величество: свинина, говядина, баранина, козлятина. Лавровый лист, чеснок. Все вместе тушилось на свином сале.
– Чеснока надо… э… поменьше. А почему вы принесли это в железном ящике?
– Новый способ приготовления, ваше величество…
И дун Абрахам торопливо объяснил: в жестяной сосуд накладывается мясо и заливается салом доверху. Затем надо запаять крышку и погрузить сосуд в кипящее масло, чтобы мясо как следует протушилось.
– И после этого, ваше величество, мясо сохраняется в сосуде совершенно свеженькое. Нисколько не портится, и не нужно его перчить, чтобы отбить запах. Только разогреть. Олла-подрида, которую вы только что съели, хранилась в этом сосуде почти шесть месяцев…
– Что?! – вскричал король.
– Шесть месяцев? – ахнули инфанты.
А министр двора выразил на лице глубочайшее потрясение.
– Я говорю истинную правду, ваше величество, – сказал дун Абрахам, слегка заикаясь от нервного возбуждения. – Если вам угодно, соизвольте осмотреть мой подвал, и вы убедитесь, что только для этого поставлены там котлы… только для блага вашего величества…
– Сегодня я еду к герцогу Серредина-Буда. Но как-нибудь загляну в ваш подвал. Может быть, завтра. А что у вас во втором ящике?
– Четыре птицы, ваше величество: гусь, курица, лебедь и фазан. Если разрешите… – Дун Абрахам засуетился, велел слуге взрезать второй сосуд.
– Погодите. – На лице короля было особое выражение, появлявшееся всякий раз, когда в голову его величества приходили мысли, за которые он и повелел называть себя Многомудрым. – Вот что, – сказал он после раздумья. – Этот ящик будет храниться у меня шесть месяцев. Или нет – достаточно одного И посмотрим, что из этого получится. Дун Маноэль, отнесите в мою спальню.
Он с некоторым сожалением проводил взглядом сосуд, уносимый камерарием.
– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, – я убежден что шесть месяцев – не предел. Мясо, приготовленное по новому способу, может храниться таким образом гораздо дольше…
Королевское чело продолжало сохранять особое выражение, и министр двора сделал дуну Абрахаму знак замолчать.
– Если это так, – сказал король, – то нет нужды… э… в больших количествах перца.
– Совершенно верно, ваше величество.
– И, значит, незачем отправлять экспедицию к этим, как их там… к Островам пряностей. Слишком накладно для казны. Слишком накладно. – Король вдруг подозрительно взглянул на дуна Абрахама. – Почему мне докладывают, что ваш сын стакнулся с Ламаррой?
– Его оклеветали, ваше величество! Клянусь святым Пакомио, моему сыну и в голову не могло прийти… У него в голове только Острова пряностей… Неслыханный оговор, ваше величество!
– Ну, во всяком случае он останется здесь, у нас на глазах. Итак, сеньоры, все слышали? Я отменяю экспедицию за ненадобностью. Способ хранения мяса, придуманный… э… графом до Заборра, объявляю государственной тайной. Что касается портуланов… э… конфискованных у вашего сына, то можете получить их обратно у первого министра. Впрочем, теперь они никому не нужны. Где первый министр? Ах да, я обещал ему приехать на бал.
Король съел еще несколько кусков мяса и поднялся.
– Чеснока надо класть побольше, – сказал он. – Как можно больше, соблюдая, однако, меру. Ну, вы знаете. Что с вами, граф?
– Ничего, ваше величество… – Дун Абрахам смахнул кружевным манжетом слезу. – Я буду класть побольше чеснока.
– Прекрасно. Вы едете со мной, граф.
Быстрым полувоенным шагом король вошел в зал, сопровождаемый инфантами, министром двора и дуном Абрахамом.
Фидальго низко кланялись, и король милостиво кивал им в ответ. Дамы приседали, и король благосклонно им улыбался. Он был в хорошем настроении.
Герцог Серредина-Буда кинулся навстречу.
– Ваш новый кафтан хорош, – сказал ему король, – но несколько коротковат. – На полном лице его величества вдруг отразилось недоумение. – Сеньоры, кто лежит там на полу?
– Ах, ваше величество, – сказал герцог, – случилось ужасное злодеяние. – Он драматически простер руку: – Ваш верный подданный маркиз до Барракудо злодейски убит сыном государственного пре…
Герцог осекся. Не веря своим глазам, уставился он на дуна Абрахама, который выглядывал из-за плеча короля. У герцога отвисла челюсть.
– Ну? – сердито сказал король. – Кто же убил маркиза?
Хайме стоял у балюстрады, прижав руки к груди. Его мутило после дуэли, неприятно колотилась жилка у виска… Услыхав вопрос короля, он вздернул голову. Увидел за королевским плечом белое лицо отца, ужас в его глазах…
– Я, ваше величество, – тихо сказал Хайме.
– Вы? – Король нахмурился. – Прискорбно. Что произошло между вами?
Хайме молчал. Почему-то в эту минуту он вспомнил тоскливый взгляд Басилио, отцова работника, – взгляд, устремленный' в дальнюю даль, в безвестность… в недостижимость…
– Ваше величество… – Вперед выступил пожилой фидальго, откашлялся в кулак, надувая щеки. – Я видел все с самого начала. Дуэль была по всем правилам. Они дрались честно, по-рыцарски.
И он, покашливая, рассказал подробности.
– Благодарю, дун Сесар. – Король почесал лоб.
Положение было затруднительное. Он не поощрял дуэли, даже наказывал за них, но все равно, вспыльчивые и чванливые фидальго частенько дрались, ничего с этим нельзя было поделать.
Белладолинда тихонько всхлипывала. Вдруг она заметила кровь, проступившую меж пальцев Хайме, прижатых; к груди.
– Он ранен! – воскликнула она и подбежала к Хайме.
– Ерунда, царапина, – пробормотал тот.
– Прискорбно, виконт до Заборра, – сказал король. – Весьма прискорбно. Вы заставляете волноваться прекрасную донселлу и вашего будущего тестя – посмотрите на дуна Альвареша, на нем лица нет. И ваш почтенный отец, который проявляет столько рвения на королевской службе… Я недоволен вами. Граф, увезите его домой и прикажите сделать примочку из этого… Ну да, колотые раны излечиваются колючим, значит, лучше всего – отвар шиповника. Объявляю вам, виконт, месяц домашнего ареста. Видеться с вами разрешаю только вашей невесте.
Так король распорядился. И, конечно, до Заборра не заставил дожидаться исполнения приказа. Крепко взяв под руку сына, он повел его из зала, мимо герцога, который все стоял оцепенело в голубом своем кафтане, мимо дуна Альвареша, плачущей Белладолинды, мимо прочих дам, фидальго и лохматых музыкантов. А великий инквизитор проводил их мрачным взглядом. Хайме шел, отцом влекомый, ничего вокруг не видя, как во сне. И беспокойно мысль тревожная блуждала… вне просторов океана…
14
Росалия, шурша юбками, вбежала в гостиную.
– Проснулся! – выпалила она.
Дун Абрахам вздохнул с облегчением. Двадцать семь часов кряду проспал Хайме, сынок. Он не просыпался даже когда ему меняли примочку из настойки шиповника и остролиста. Опасались горячки, но, слава всевышнему, обошлось без нее.
В доме, пока Хайме спал все ходили на цыпочках. Дважды дун Альвареш присылал справляться о здоровье. А сегодня утром заявился сам к дуну Абрахаму в служебный кабинет, оторвал от составления меню королевского блюда, повел любезный разговор о петушином бое, о государственных финансах, пожаловался на малые доходы от имения. Но дун Абрахам видел лукавого царедворца насквозь. Тонкими намеками дал понять, что приданое за донселлой Белладолиндой намерен взять сполна и не потерпит утайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
13
Дун Абрахам вошел в королевскую трапезную и застыл у дверей.
Король сидел, запрокинув голову, в горле у него булькало. Вокруг толпились придворные. Лейб-медик держал в одной руке бутыль с зеленой жидкостью, в другой – полоскательную чашу. Министр двора был весь – сплошная скорбь и сострадание. Инфанты стояли рядом с отцом и спорили.
– Настойку из кассии! – говорила одна, топая ножкой.
– Нет, эликсир из масла и розмарина! – возражала вторая и тоже топала ножкой.
От сильных булькающих звуков колебалось пламя свечей на столе. Наконец король выплюнул полоскание в чашу, подставленную лейб-медиком, и тут заметил дуна Абрахама.
– А, вот вы где, сеньор, – сказал он, глядя исподлобья. – Подойдите.
«Сеньор» вместо «граф» – это было просто ужасно.
– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, приближаясь на носках башмаков, – простите мое опоздание, у меня было весьма срочное…
– Съешьте вот это, – прервал его король и ткнул пальцем в мясо, лежавшее перед ним на тарелке. – А я на вас посмотрю.
Дун Абрахам отрезал кусок и положил в рот. Все молча, смотрели, как он жевал.
Немного переперчено, подумал дун Абрахам, вдумчиво жуя. Проклятый повар, не мог соблюсти меру…
Король осушил подряд два кубка эль куассо.
– Ну как, сеньор? – осведомился он язвительно. – Вкусно, не правда ли?
– Ваше величество, – начал дун Абрахам, ощущая некоторое жжение во рту, – не смею отрицать свою вину, но…
– Еще бы вы отрицали! – повысил голос король. – Сегодня вы окормили меня перцем, а завтра и вовсе отравите, а? Почему вы побледнели? Видно, правду мне рассказали о ваших злокозненных делишках. Ну-ка, признавайтесь, чем вы занимаетесь в потайном подвале?
– Ваше вели… – Ноги вдруг перестали держать дуна Абрахама, он тяжело пал на колени.
– Вы упросили меня пощадить опасного еретика, – гремел у него над ухом гневный голос короля, – вы запираетесь с ним в подвале и там, у адских котлов, справляете тайные иудейские обряды! Да, да, мне все известно, сеньор!
Дун Абрахам облился холодным потом. В сердце у него закололо, он прижал руки к груди.
– Ваш наглый сыночек ввел нас в заблуждение, – продолжал король изобличительную речь. – Он выудил из моей казны тысячи круидоров на сомнительную экспедицию, а теперь, когда каравелла построена, собирается увести ее в Ламарру! Хорошо же отплатили вы за все мои милости! Но, слава господу, есть еще у короля Кастеллонии верные подданные. Вашим козням, сеньор еретик, пришел конец!
Тут дун Абрахам усилием воли взял себя в руки.
– Ваше величество, – сказал он отчаянным голосом. – Выслушайте меня, а потом уж велите казнить…
– Не желаю слушать ваши увертки.
– Ваше величество, долгие годы я преданно вам служил… Неужели теперь я не вправе…
– Ну, говорите. Только покороче, – буркнул король.
– Меня оклеветали, ваше величество! Клянусь щитом и стрелами святого…
– Не смейте называть имя, чуждое вам.
– Оно не чуждое… Я честный католик, ваше величество. В подвале своего дома я занимался изготовлением нового кушанья для вашего стола – и больше ничем, бог свидетель!
– Нового кушанья? – недоверчиво переспросил король.
– Как раз сегодня я собирался поднести его вам на пробу…
Дун Абрахам резко поднялся с колен и побежал к дверям.
– Эй, в чем дело? Задержите его! – крикнул король.
Но дун Абрахам успел распахнуть двери, и по его знаку вошли двое слуг с серебряной кастрюлей и четырехугольными сосудами из белой жести.
– Задержите его, – повторил король. – Впрочем, погодите. Что еще за новости, сеньор?
Он подумал, что еретик все равно не уйдет от заслуженной кары – на то и существует святая инквизиция. С любопытством он смотрел, как один из слуг взрезал ножом жестяной ящик и сквозь неровное отверстие вывалил содержимое в кастрюлю. Дун Абрахам указал на жаровню с красными углями, какие обычно обогревали дворец в зимнее время, и слуга поставил кастрюлю на угли.
– Сейчас будет готово, ваше величество, – сказал дун Абрахам, нагнувшись над кастрюлей. – Сейчас, одну только минуточку. – Он боялся, что королю надоест ждать, и поэтому говорил беспрерывно. – Можно есть это и в холодном виде, но в горячем лучше… Сейчас, сейчас…
По залу между тем поплыл аппетитный дух свиного сала.
– Ну что там у вас? – брюзгливо сказал король. – Долго я буду ждать?
– Уже, ваше величество, уже…
Дун Абрахам схватил горячую кастрюлю. Обжигая пальцы, поставил ее перед королем.
– Не думаете ли вы, что я стану есть эту гадость? – сказал король, а сам приглядывался и принюхивался. – Ешьте вначале вы.
Дун Абрахам, быстро прожевал кусок и потянулся за вторым. Король прикрыл обеими руками кастрюлю, из которой шел благоуханный запах.
– Не накидывайтесь, – сказал он и сам принялся за еду.
Он поглощал кусок за куском, запивал любимым напитком, и королевское чело понемногу прояснилось, что не ускользнуло от внимательного взгляда дуна Абрахама.
– Из чего эта олла-подрида? – спросил король.
– Четыре мяса, ваше величество: свинина, говядина, баранина, козлятина. Лавровый лист, чеснок. Все вместе тушилось на свином сале.
– Чеснока надо… э… поменьше. А почему вы принесли это в железном ящике?
– Новый способ приготовления, ваше величество…
И дун Абрахам торопливо объяснил: в жестяной сосуд накладывается мясо и заливается салом доверху. Затем надо запаять крышку и погрузить сосуд в кипящее масло, чтобы мясо как следует протушилось.
– И после этого, ваше величество, мясо сохраняется в сосуде совершенно свеженькое. Нисколько не портится, и не нужно его перчить, чтобы отбить запах. Только разогреть. Олла-подрида, которую вы только что съели, хранилась в этом сосуде почти шесть месяцев…
– Что?! – вскричал король.
– Шесть месяцев? – ахнули инфанты.
А министр двора выразил на лице глубочайшее потрясение.
– Я говорю истинную правду, ваше величество, – сказал дун Абрахам, слегка заикаясь от нервного возбуждения. – Если вам угодно, соизвольте осмотреть мой подвал, и вы убедитесь, что только для этого поставлены там котлы… только для блага вашего величества…
– Сегодня я еду к герцогу Серредина-Буда. Но как-нибудь загляну в ваш подвал. Может быть, завтра. А что у вас во втором ящике?
– Четыре птицы, ваше величество: гусь, курица, лебедь и фазан. Если разрешите… – Дун Абрахам засуетился, велел слуге взрезать второй сосуд.
– Погодите. – На лице короля было особое выражение, появлявшееся всякий раз, когда в голову его величества приходили мысли, за которые он и повелел называть себя Многомудрым. – Вот что, – сказал он после раздумья. – Этот ящик будет храниться у меня шесть месяцев. Или нет – достаточно одного И посмотрим, что из этого получится. Дун Маноэль, отнесите в мою спальню.
Он с некоторым сожалением проводил взглядом сосуд, уносимый камерарием.
– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, – я убежден что шесть месяцев – не предел. Мясо, приготовленное по новому способу, может храниться таким образом гораздо дольше…
Королевское чело продолжало сохранять особое выражение, и министр двора сделал дуну Абрахаму знак замолчать.
– Если это так, – сказал король, – то нет нужды… э… в больших количествах перца.
– Совершенно верно, ваше величество.
– И, значит, незачем отправлять экспедицию к этим, как их там… к Островам пряностей. Слишком накладно для казны. Слишком накладно. – Король вдруг подозрительно взглянул на дуна Абрахама. – Почему мне докладывают, что ваш сын стакнулся с Ламаррой?
– Его оклеветали, ваше величество! Клянусь святым Пакомио, моему сыну и в голову не могло прийти… У него в голове только Острова пряностей… Неслыханный оговор, ваше величество!
– Ну, во всяком случае он останется здесь, у нас на глазах. Итак, сеньоры, все слышали? Я отменяю экспедицию за ненадобностью. Способ хранения мяса, придуманный… э… графом до Заборра, объявляю государственной тайной. Что касается портуланов… э… конфискованных у вашего сына, то можете получить их обратно у первого министра. Впрочем, теперь они никому не нужны. Где первый министр? Ах да, я обещал ему приехать на бал.
Король съел еще несколько кусков мяса и поднялся.
– Чеснока надо класть побольше, – сказал он. – Как можно больше, соблюдая, однако, меру. Ну, вы знаете. Что с вами, граф?
– Ничего, ваше величество… – Дун Абрахам смахнул кружевным манжетом слезу. – Я буду класть побольше чеснока.
– Прекрасно. Вы едете со мной, граф.
Быстрым полувоенным шагом король вошел в зал, сопровождаемый инфантами, министром двора и дуном Абрахамом.
Фидальго низко кланялись, и король милостиво кивал им в ответ. Дамы приседали, и король благосклонно им улыбался. Он был в хорошем настроении.
Герцог Серредина-Буда кинулся навстречу.
– Ваш новый кафтан хорош, – сказал ему король, – но несколько коротковат. – На полном лице его величества вдруг отразилось недоумение. – Сеньоры, кто лежит там на полу?
– Ах, ваше величество, – сказал герцог, – случилось ужасное злодеяние. – Он драматически простер руку: – Ваш верный подданный маркиз до Барракудо злодейски убит сыном государственного пре…
Герцог осекся. Не веря своим глазам, уставился он на дуна Абрахама, который выглядывал из-за плеча короля. У герцога отвисла челюсть.
– Ну? – сердито сказал король. – Кто же убил маркиза?
Хайме стоял у балюстрады, прижав руки к груди. Его мутило после дуэли, неприятно колотилась жилка у виска… Услыхав вопрос короля, он вздернул голову. Увидел за королевским плечом белое лицо отца, ужас в его глазах…
– Я, ваше величество, – тихо сказал Хайме.
– Вы? – Король нахмурился. – Прискорбно. Что произошло между вами?
Хайме молчал. Почему-то в эту минуту он вспомнил тоскливый взгляд Басилио, отцова работника, – взгляд, устремленный' в дальнюю даль, в безвестность… в недостижимость…
– Ваше величество… – Вперед выступил пожилой фидальго, откашлялся в кулак, надувая щеки. – Я видел все с самого начала. Дуэль была по всем правилам. Они дрались честно, по-рыцарски.
И он, покашливая, рассказал подробности.
– Благодарю, дун Сесар. – Король почесал лоб.
Положение было затруднительное. Он не поощрял дуэли, даже наказывал за них, но все равно, вспыльчивые и чванливые фидальго частенько дрались, ничего с этим нельзя было поделать.
Белладолинда тихонько всхлипывала. Вдруг она заметила кровь, проступившую меж пальцев Хайме, прижатых; к груди.
– Он ранен! – воскликнула она и подбежала к Хайме.
– Ерунда, царапина, – пробормотал тот.
– Прискорбно, виконт до Заборра, – сказал король. – Весьма прискорбно. Вы заставляете волноваться прекрасную донселлу и вашего будущего тестя – посмотрите на дуна Альвареша, на нем лица нет. И ваш почтенный отец, который проявляет столько рвения на королевской службе… Я недоволен вами. Граф, увезите его домой и прикажите сделать примочку из этого… Ну да, колотые раны излечиваются колючим, значит, лучше всего – отвар шиповника. Объявляю вам, виконт, месяц домашнего ареста. Видеться с вами разрешаю только вашей невесте.
Так король распорядился. И, конечно, до Заборра не заставил дожидаться исполнения приказа. Крепко взяв под руку сына, он повел его из зала, мимо герцога, который все стоял оцепенело в голубом своем кафтане, мимо дуна Альвареша, плачущей Белладолинды, мимо прочих дам, фидальго и лохматых музыкантов. А великий инквизитор проводил их мрачным взглядом. Хайме шел, отцом влекомый, ничего вокруг не видя, как во сне. И беспокойно мысль тревожная блуждала… вне просторов океана…
14
Росалия, шурша юбками, вбежала в гостиную.
– Проснулся! – выпалила она.
Дун Абрахам вздохнул с облегчением. Двадцать семь часов кряду проспал Хайме, сынок. Он не просыпался даже когда ему меняли примочку из настойки шиповника и остролиста. Опасались горячки, но, слава всевышнему, обошлось без нее.
В доме, пока Хайме спал все ходили на цыпочках. Дважды дун Альвареш присылал справляться о здоровье. А сегодня утром заявился сам к дуну Абрахаму в служебный кабинет, оторвал от составления меню королевского блюда, повел любезный разговор о петушином бое, о государственных финансах, пожаловался на малые доходы от имения. Но дун Абрахам видел лукавого царедворца насквозь. Тонкими намеками дал понять, что приданое за донселлой Белладолиндой намерен взять сполна и не потерпит утайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12