Цель недостаточно близка!
Громовой раскат заглушил его голос. Увидев, что их товарищи открыли стрельбу, второй ряд лучников дал залп. Стрелы устремились в затянутую дымом ночь. Трое великанов-людоедов, толкавших огненные шары, упали, но большинство стрел поразили пустоту.
— Это только начало, — сказал сам себе Сильван. — Скоро они их остановят.
Лающий вой, напоминавший вой огромной стаи волков, накинувшихся на добычу, донесся из леса неподалеку от эльфийских лучников. Сильван испуганно вздрогнул: ему показалось, что сами деревья ожили и двинулись вперед.
— Перенести огонь! — В голосе Самара сквозило отчаяние.
Лучники не услышали его за ревом приближавшегося пламени, и их командиры слишком поздно обнаружили движение среди деревьев у подножия холма. Толпа великанов вырвалась на открытое место, сминая живую изгородь, защищавшую эльфов. Стена полыхала пламенем, но чудовища прорывались сквозь него, топча горящие ветки и сучья, локтями и плечами прокладывая себе путь. На их всклокоченные волосы сыпались искры, их бороды вспыхивали, но в пылу битвы великаны не чувствовали боли и неистово продвигались вперед.
Атакуемые и спереди, и с флангов, лучники отчаянно вставляли стрелы и натягивали тетивы луков, стараясь выпустить второй залп прежде, чем великаны накроют их. На них мчались огненные шары, и эльфы не знали, с каким врагом сражаться раньше. Некоторые из них потеряли голову в царившем вокруг хаосе. Самар продолжал отдавать приказы. Командиры старались удержать войско в повиновении. Эльфы выпустили второй залп, целясь и в огненные шары, и в подступающих с флангов великанов-людоедов.
Большинство великанов упало, и Сильван подумал, что при таких потерях они должны отступить. Но те продолжали бесстрашно лезть вперед.
— Самар, где наши резервы? — громко вопросила Эльхана.
— Думаю, они отрезаны, — мрачно ответил Самар. — Полагаю, вам лучше уйти в укрытие, Ваше Величество. Там вы будете в безопасности.
Сильван поискал глазами мать. Она как раз спускалась с вершины холма, ее серебряные доспехи сверкали, рука сжимала меч.
— Это я привела сюда моих воинов, — возразила она. — И вы думаете, что я стану прятаться в пещере, когда они погибают?
— Именно, — прорычал Самар.
Она улыбнулась в ответ скупой, едва заметной улыбкой, но все-таки улыбнулась:
— Вы думаете, великаны прорвутся?
— Пока не вижу ничего, что могло бы их остановить, — последовал мрачный ответ.
Лучники дали второй залп. Командиры вновь обрели контроль над солдатами, великаны, вырвавшиеся на открытое место, упали. Половина наступавших врагов уже пала, но атака продолжалась, живые карабкались по телам убитых. Еще мгновение — и они окажутся в пределах досягаемости эльфийских стрел.
— В атаку! — прогремел голос Самара.
Мечники оставили свои позиции по левую сторону стены и с боевым кличем устремились на великанов. Сталь зазвенела о сталь. Огненные шары уже ворвались в центр лагеря, сокрушая эльфов, поджигая деревья, траву, одежду. Внезапно великаны развернулись; один из них увидел блеск доспехов Эльханы и с горловым воплем кинулся к кургану, указывая на нее остальным.
— Мама! — вскрикнул Сильван; сердце у него сжалось и словно нырнуло в живот. Он должен был привести помощь. Мать надеялась на него, но он стоял, как будто парализованный страшным зрелищем. Нельзя было кинуться к матери, но не было и сил тронуться с места. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Где эти подкрепления? — Голос Самара был страшен. — Араношах! Негодяй! Где мечники Ее Величества?
— Мы здесь, Самар! — Голос донесся откуда-то со стороны. — Нам приходится с боем прокладывать путь, но мы идем к вам.
— Пошлите их в бой, Самар, — спокойно произнесла королева.
— Ваше Величество, — запротестовал старый эльф, — я не могу оставить вас без охраны.
— Если мы не остановим врага, Самар, — возразила Эльхана, — не много будет толку в этой охране. Торопитесь же!
Самар хотел было заспорить, но по холодному и решительному выражению лица королевы понял, что это бесполезно. Собрав уцелевших эльфов, главнокомандующий ринулся на врага.
Эльхана осталась одна, ее сверкающие доспехи были видны издалека.
«Скорее, Сильван, сын мой. Пожалуйста, не мешкай. Наша жизнь зависит от этого».
Ее невысказанные слова были услышаны Сильваном и мгновенно побудили его к действию. Словно получив приказ, он повернулся и бегом кинулся в лес, горько сожалея о потерянном времени, с сердцем, разрывавшимся от страха за мать.
Кровь бурлила у него в венах. Он мчался, перепрыгивая через кусты, раздвигая ветви деревьев, отшвыривая ногами цеплявшиеся за ноги травы. Холодный ветер дул ему в правую щеку. Он не чувствовал дождя и радовался молниям, освещавшим его тропу.
Сильван был достаточно осмотрителен и внимательно следил, не появится ли неожиданно враг; он тревожно втягивал носом воздух: зловоние, исходившее от грязных, никогда не мывшихся мясоедов-великанов, неизбежно выдало бы их приближение. Слух Сильвана также был постоянно настороже, и, хотя любой эльф счел бы его бег невообразимым шумом, по сравнению с треском и гамом, поднимаемым великанами, он двигался бесшумно, словно олень.
Сильван бежал очень быстро, и скоро звуки битвы исчезли в отдалении. Тишина подсказала ему, что сейчас он находится один в лесу среди ночного ненастья. Волнение в его крови немного улеглось, и тень сомнения, смешанного со страхом, проникла ему в сердце. Что, если он прибудет слишком поздно? Что, если люди (а переменчивость человеческой натуры была прекрасно известна эльфам) откажутся прийти им на помощь? Что, если его народ погибнет? Вдруг он обрек эльфов на смерть? И все вокруг выглядело совершенно незнакомым. Он, наверное, заблудился и теперь бежит неизвестно куда…
Сильван решительно бросился вперед, с быстротой существа, рожденного и выросшего в лесах. Но тут он заметил слева ущелье и обрадовался, так как помнил его по прежним путешествиям. Страх внезапно исчез, и он стал двигаться спокойнее, стараясь держаться подальше от обрыва.
Юноша был молодым и сильным. Он отбросил сомнения, тяготившие его сердце, и целиком сосредоточился на своей задаче. При свете молнии впереди показалась дорога. Он обрадовался, ибо знал, что, как только окажется на ней, сможет бежать еще быстрее. А бегал он отлично, часто покрывая огромные расстояния просто ради удовольствия чувствовать игру мускулов, поток ветра, бьющего в лицо, и тепло, разливающееся по телу.
Он стал воображать, как будет разговаривать с Предводителем Рыцарей, стал придумывать слова, которыми сможет побудить их к немедленным действиям. Сильван словно воочию видел, как ведет эльфам подмогу, видел гордое и счастливое лицо матери…
И тут оказалось, что путь чем-то прегражден. Раздосадованный, он остановился, чтобы рассмотреть препятствие.
Гигантский сук, упавший со старого дуба, рухнул поперек тропинки, полностью закрыв ее листвой и ветвями. Чтобы обойти его, нужно было пробираться самым краем обрыва. Но Сильван был уверен в своей ловкости. Сверкнула молния. Обогнув конец сука, нависший над самой пропастью, он вскарабкался на длинную ветвь и только протянул руку, чтобы ухватиться за ближайшую сосну, как следующая молния ударила прямо в нее.
Дерево превратилось в сноп белого пламени. Сила сотрясения отбросила юношу, и, потеряв опору, он сорвался и покатился вниз, переворачиваясь и ударяясь о камни, и наконец рухнул на самое дно ущелья рядом со сломанным деревом.
Боль пронзила его тело, но он не думал о себе. Еще большая боль вошла в его сердце: он не выполнит поручения, не попадет в крепость, рыцари не получат донесения. Эльфы не смогут долго бороться с великанами и погибнут. Его мать умрет, думая, что он ее предал. Сильван попытался подняться, но жгучая боль вспыхнула в мозгу с такой силой, что ему показалось, будто он теряет сознание и вот-вот умрет. Мысль о смерти как об избавлении от боли показалась ему даже приятной: он хотя бы соединится со своим народом там, раз уж ничего не смог сделать для него здесь.
Отчаяние и скорбь поднялись огромной темной волной и поглотили Сильванеша.
3. Нежданный гость
Шторм утих. С рассветом наконец унялась эта странная буря, словно вражеское войско пронесшаяся над Ансалоном, ударившая одновременно по самым отдаленным областям огромного континента и бушевавшая всю ночь напролет. Солнце, поднявшись над тучей, которая все еще полыхала на горизонте вспышками молний, залило торжествующим светом мир. Голубое небо и солнечное тепло приветствовали обитателей города Утехи, которые покинули свои дома, чтобы увидеть разрушения, причиненные бурей.
Утеха пострадала не так сильно, как другие города Ансалона, хотя буря, казалось, обрушилась на этот город с особой ненавистью. Могучие валлины упорно противостояли полосовавшим их снова и снова ударам молний. Верхушки деревьев охватывало пламя, и они пылали как факелы, но огню не удавалось распространиться на нижние ветви. Сильные руки деревьев скручивало ветром, но они цепко держали дома, выстроенные на их ветвях и доверенные их молчаливой заботе. Вода в ручьях поднялась и затопила поля, но до сельских построек и домов все же не добралась.
Усыпальница Ушедших Героев, великолепное сооружение из черного и белого камня, расположенное на открытом месте неподалеку от города, пострадала больше других построек. Молния ударила в один из шпилей, расколов его и засыпав луг обломками мрамора.
Но наиболее жестоко стихия обошлась с убогими самодельными домишками беженцев, покинувших южные и западные земли, которые были освобождены всего лишь год назад, но сейчас опять попали под власть зеленой драконицы Берилл.
Миновало три года с тех пор, как драконы, боровшиеся за владычество над Ансалоном, пришли к нелегкому перемирию. Поняв, насколько серьезно эти кровавые битвы ослабляют их самих, драконы решили удовлетвориться уже захваченными территориями и поклялись не развязывать новых войн. Мирный пакт просуществовал почти год.
Примерно в то же время драконица Берилл заметила, что ее магические силы ослабли. После долгих сомнений она была вынуждена признать, что с ней происходит что-то странное. И обвинить в этом легче всего было Малис, ее отдаленную родственницу, склонную, как считала Берилл, к злым козням. Берилл также возложила вину за происшедшее на магов-людей, скрывавших от нее Башню Высшего Волшебства в Вайрете. По всем этим причинам Берилл начала постепенно расширять территорию подвластных ей земель. Она продвигалась медленно, не желая привлекать внимание Малис. Конечно, ее соперницу не могли обеспокоить сожжение одного-двух городков или ограбление нескольких деревень. Город Гавань оказался в числе тех, что не так давно попали под власть Берилл. Утеха же оставалась нетронутой, хоть давно находилась под пристальным вниманием зеленой драконицы. Выжидая время, Берил приказала перекрыть дороги, давая людям почувствовать свою силу.
Беженцы, которым удалось покинуть Гавань и ее окрестности, бежали в Утеху, утроив тем самым численность ее населения. Когда они прибыли в город со своим скудным скарбом, который тащили на себе и лишь в редких случаях везли на телегах, их разместили в жилищах, которые отцы города называли «временными». И действительно, эти жалкие лачуги не были рассчитаны на долгое существование, но поток беженцев не прекращался, и «временные жилища» превратились, увы, в постоянные.
Первым, кто появился в лагере беженцев наутро после бури, был Карамон Маджере, привезший с собой целый фургон с провизией, тюками одеял, топливом и кое-какими строительными материалами.
Карамону было далеко за восемьдесят, сколько именно, никому не было известно, ибо сам он потерял счет прожитым годам. В Соламнии таких называли «великими старцами», и действительно, годы явились к нему не коварным врагом, подстерегшим из-за угла, а почетным противником, салютующим с поднятым забралом. Дородный и крепкий, Карамон не позволял себе сутулиться («Брюхо мешает», — шутил он и первый хохотал над своей шуткой), просыпался раньше всех в доме, чтобы наколоть дров для кухни или закатить в погреб тяжелые бочки с элем.
Хозяйство в таверне «Последний Приют» вели две его дочери — единственная уступка, которую Карамон сделал своему возрасту, оставив за собой обязанность подавать напитки в баре, что неизменно сопровождалось задушевной беседой с посетителями. Лаура управляла таверной, а Дезра, не лишенная некоторого авантюризма, отправлялась на рынок в Гавань или какой-либо другой городок, чтобы добыть лучшего хмеля для гостиничного пива, меду для их легендарной медовухи, а порой и «гномьей водки», привезенной из Торбардина.
Стоило Карамону появиться в дверях таверны, как его мгновенно облепляла толпа утехских детишек; все они звали его «дедушкой» и вечно ждали от него рассказов или просили покатать их на плечах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Громовой раскат заглушил его голос. Увидев, что их товарищи открыли стрельбу, второй ряд лучников дал залп. Стрелы устремились в затянутую дымом ночь. Трое великанов-людоедов, толкавших огненные шары, упали, но большинство стрел поразили пустоту.
— Это только начало, — сказал сам себе Сильван. — Скоро они их остановят.
Лающий вой, напоминавший вой огромной стаи волков, накинувшихся на добычу, донесся из леса неподалеку от эльфийских лучников. Сильван испуганно вздрогнул: ему показалось, что сами деревья ожили и двинулись вперед.
— Перенести огонь! — В голосе Самара сквозило отчаяние.
Лучники не услышали его за ревом приближавшегося пламени, и их командиры слишком поздно обнаружили движение среди деревьев у подножия холма. Толпа великанов вырвалась на открытое место, сминая живую изгородь, защищавшую эльфов. Стена полыхала пламенем, но чудовища прорывались сквозь него, топча горящие ветки и сучья, локтями и плечами прокладывая себе путь. На их всклокоченные волосы сыпались искры, их бороды вспыхивали, но в пылу битвы великаны не чувствовали боли и неистово продвигались вперед.
Атакуемые и спереди, и с флангов, лучники отчаянно вставляли стрелы и натягивали тетивы луков, стараясь выпустить второй залп прежде, чем великаны накроют их. На них мчались огненные шары, и эльфы не знали, с каким врагом сражаться раньше. Некоторые из них потеряли голову в царившем вокруг хаосе. Самар продолжал отдавать приказы. Командиры старались удержать войско в повиновении. Эльфы выпустили второй залп, целясь и в огненные шары, и в подступающих с флангов великанов-людоедов.
Большинство великанов упало, и Сильван подумал, что при таких потерях они должны отступить. Но те продолжали бесстрашно лезть вперед.
— Самар, где наши резервы? — громко вопросила Эльхана.
— Думаю, они отрезаны, — мрачно ответил Самар. — Полагаю, вам лучше уйти в укрытие, Ваше Величество. Там вы будете в безопасности.
Сильван поискал глазами мать. Она как раз спускалась с вершины холма, ее серебряные доспехи сверкали, рука сжимала меч.
— Это я привела сюда моих воинов, — возразила она. — И вы думаете, что я стану прятаться в пещере, когда они погибают?
— Именно, — прорычал Самар.
Она улыбнулась в ответ скупой, едва заметной улыбкой, но все-таки улыбнулась:
— Вы думаете, великаны прорвутся?
— Пока не вижу ничего, что могло бы их остановить, — последовал мрачный ответ.
Лучники дали второй залп. Командиры вновь обрели контроль над солдатами, великаны, вырвавшиеся на открытое место, упали. Половина наступавших врагов уже пала, но атака продолжалась, живые карабкались по телам убитых. Еще мгновение — и они окажутся в пределах досягаемости эльфийских стрел.
— В атаку! — прогремел голос Самара.
Мечники оставили свои позиции по левую сторону стены и с боевым кличем устремились на великанов. Сталь зазвенела о сталь. Огненные шары уже ворвались в центр лагеря, сокрушая эльфов, поджигая деревья, траву, одежду. Внезапно великаны развернулись; один из них увидел блеск доспехов Эльханы и с горловым воплем кинулся к кургану, указывая на нее остальным.
— Мама! — вскрикнул Сильван; сердце у него сжалось и словно нырнуло в живот. Он должен был привести помощь. Мать надеялась на него, но он стоял, как будто парализованный страшным зрелищем. Нельзя было кинуться к матери, но не было и сил тронуться с места. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Где эти подкрепления? — Голос Самара был страшен. — Араношах! Негодяй! Где мечники Ее Величества?
— Мы здесь, Самар! — Голос донесся откуда-то со стороны. — Нам приходится с боем прокладывать путь, но мы идем к вам.
— Пошлите их в бой, Самар, — спокойно произнесла королева.
— Ваше Величество, — запротестовал старый эльф, — я не могу оставить вас без охраны.
— Если мы не остановим врага, Самар, — возразила Эльхана, — не много будет толку в этой охране. Торопитесь же!
Самар хотел было заспорить, но по холодному и решительному выражению лица королевы понял, что это бесполезно. Собрав уцелевших эльфов, главнокомандующий ринулся на врага.
Эльхана осталась одна, ее сверкающие доспехи были видны издалека.
«Скорее, Сильван, сын мой. Пожалуйста, не мешкай. Наша жизнь зависит от этого».
Ее невысказанные слова были услышаны Сильваном и мгновенно побудили его к действию. Словно получив приказ, он повернулся и бегом кинулся в лес, горько сожалея о потерянном времени, с сердцем, разрывавшимся от страха за мать.
Кровь бурлила у него в венах. Он мчался, перепрыгивая через кусты, раздвигая ветви деревьев, отшвыривая ногами цеплявшиеся за ноги травы. Холодный ветер дул ему в правую щеку. Он не чувствовал дождя и радовался молниям, освещавшим его тропу.
Сильван был достаточно осмотрителен и внимательно следил, не появится ли неожиданно враг; он тревожно втягивал носом воздух: зловоние, исходившее от грязных, никогда не мывшихся мясоедов-великанов, неизбежно выдало бы их приближение. Слух Сильвана также был постоянно настороже, и, хотя любой эльф счел бы его бег невообразимым шумом, по сравнению с треском и гамом, поднимаемым великанами, он двигался бесшумно, словно олень.
Сильван бежал очень быстро, и скоро звуки битвы исчезли в отдалении. Тишина подсказала ему, что сейчас он находится один в лесу среди ночного ненастья. Волнение в его крови немного улеглось, и тень сомнения, смешанного со страхом, проникла ему в сердце. Что, если он прибудет слишком поздно? Что, если люди (а переменчивость человеческой натуры была прекрасно известна эльфам) откажутся прийти им на помощь? Что, если его народ погибнет? Вдруг он обрек эльфов на смерть? И все вокруг выглядело совершенно незнакомым. Он, наверное, заблудился и теперь бежит неизвестно куда…
Сильван решительно бросился вперед, с быстротой существа, рожденного и выросшего в лесах. Но тут он заметил слева ущелье и обрадовался, так как помнил его по прежним путешествиям. Страх внезапно исчез, и он стал двигаться спокойнее, стараясь держаться подальше от обрыва.
Юноша был молодым и сильным. Он отбросил сомнения, тяготившие его сердце, и целиком сосредоточился на своей задаче. При свете молнии впереди показалась дорога. Он обрадовался, ибо знал, что, как только окажется на ней, сможет бежать еще быстрее. А бегал он отлично, часто покрывая огромные расстояния просто ради удовольствия чувствовать игру мускулов, поток ветра, бьющего в лицо, и тепло, разливающееся по телу.
Он стал воображать, как будет разговаривать с Предводителем Рыцарей, стал придумывать слова, которыми сможет побудить их к немедленным действиям. Сильван словно воочию видел, как ведет эльфам подмогу, видел гордое и счастливое лицо матери…
И тут оказалось, что путь чем-то прегражден. Раздосадованный, он остановился, чтобы рассмотреть препятствие.
Гигантский сук, упавший со старого дуба, рухнул поперек тропинки, полностью закрыв ее листвой и ветвями. Чтобы обойти его, нужно было пробираться самым краем обрыва. Но Сильван был уверен в своей ловкости. Сверкнула молния. Обогнув конец сука, нависший над самой пропастью, он вскарабкался на длинную ветвь и только протянул руку, чтобы ухватиться за ближайшую сосну, как следующая молния ударила прямо в нее.
Дерево превратилось в сноп белого пламени. Сила сотрясения отбросила юношу, и, потеряв опору, он сорвался и покатился вниз, переворачиваясь и ударяясь о камни, и наконец рухнул на самое дно ущелья рядом со сломанным деревом.
Боль пронзила его тело, но он не думал о себе. Еще большая боль вошла в его сердце: он не выполнит поручения, не попадет в крепость, рыцари не получат донесения. Эльфы не смогут долго бороться с великанами и погибнут. Его мать умрет, думая, что он ее предал. Сильван попытался подняться, но жгучая боль вспыхнула в мозгу с такой силой, что ему показалось, будто он теряет сознание и вот-вот умрет. Мысль о смерти как об избавлении от боли показалась ему даже приятной: он хотя бы соединится со своим народом там, раз уж ничего не смог сделать для него здесь.
Отчаяние и скорбь поднялись огромной темной волной и поглотили Сильванеша.
3. Нежданный гость
Шторм утих. С рассветом наконец унялась эта странная буря, словно вражеское войско пронесшаяся над Ансалоном, ударившая одновременно по самым отдаленным областям огромного континента и бушевавшая всю ночь напролет. Солнце, поднявшись над тучей, которая все еще полыхала на горизонте вспышками молний, залило торжествующим светом мир. Голубое небо и солнечное тепло приветствовали обитателей города Утехи, которые покинули свои дома, чтобы увидеть разрушения, причиненные бурей.
Утеха пострадала не так сильно, как другие города Ансалона, хотя буря, казалось, обрушилась на этот город с особой ненавистью. Могучие валлины упорно противостояли полосовавшим их снова и снова ударам молний. Верхушки деревьев охватывало пламя, и они пылали как факелы, но огню не удавалось распространиться на нижние ветви. Сильные руки деревьев скручивало ветром, но они цепко держали дома, выстроенные на их ветвях и доверенные их молчаливой заботе. Вода в ручьях поднялась и затопила поля, но до сельских построек и домов все же не добралась.
Усыпальница Ушедших Героев, великолепное сооружение из черного и белого камня, расположенное на открытом месте неподалеку от города, пострадала больше других построек. Молния ударила в один из шпилей, расколов его и засыпав луг обломками мрамора.
Но наиболее жестоко стихия обошлась с убогими самодельными домишками беженцев, покинувших южные и западные земли, которые были освобождены всего лишь год назад, но сейчас опять попали под власть зеленой драконицы Берилл.
Миновало три года с тех пор, как драконы, боровшиеся за владычество над Ансалоном, пришли к нелегкому перемирию. Поняв, насколько серьезно эти кровавые битвы ослабляют их самих, драконы решили удовлетвориться уже захваченными территориями и поклялись не развязывать новых войн. Мирный пакт просуществовал почти год.
Примерно в то же время драконица Берилл заметила, что ее магические силы ослабли. После долгих сомнений она была вынуждена признать, что с ней происходит что-то странное. И обвинить в этом легче всего было Малис, ее отдаленную родственницу, склонную, как считала Берилл, к злым козням. Берилл также возложила вину за происшедшее на магов-людей, скрывавших от нее Башню Высшего Волшебства в Вайрете. По всем этим причинам Берилл начала постепенно расширять территорию подвластных ей земель. Она продвигалась медленно, не желая привлекать внимание Малис. Конечно, ее соперницу не могли обеспокоить сожжение одного-двух городков или ограбление нескольких деревень. Город Гавань оказался в числе тех, что не так давно попали под власть Берилл. Утеха же оставалась нетронутой, хоть давно находилась под пристальным вниманием зеленой драконицы. Выжидая время, Берил приказала перекрыть дороги, давая людям почувствовать свою силу.
Беженцы, которым удалось покинуть Гавань и ее окрестности, бежали в Утеху, утроив тем самым численность ее населения. Когда они прибыли в город со своим скудным скарбом, который тащили на себе и лишь в редких случаях везли на телегах, их разместили в жилищах, которые отцы города называли «временными». И действительно, эти жалкие лачуги не были рассчитаны на долгое существование, но поток беженцев не прекращался, и «временные жилища» превратились, увы, в постоянные.
Первым, кто появился в лагере беженцев наутро после бури, был Карамон Маджере, привезший с собой целый фургон с провизией, тюками одеял, топливом и кое-какими строительными материалами.
Карамону было далеко за восемьдесят, сколько именно, никому не было известно, ибо сам он потерял счет прожитым годам. В Соламнии таких называли «великими старцами», и действительно, годы явились к нему не коварным врагом, подстерегшим из-за угла, а почетным противником, салютующим с поднятым забралом. Дородный и крепкий, Карамон не позволял себе сутулиться («Брюхо мешает», — шутил он и первый хохотал над своей шуткой), просыпался раньше всех в доме, чтобы наколоть дров для кухни или закатить в погреб тяжелые бочки с элем.
Хозяйство в таверне «Последний Приют» вели две его дочери — единственная уступка, которую Карамон сделал своему возрасту, оставив за собой обязанность подавать напитки в баре, что неизменно сопровождалось задушевной беседой с посетителями. Лаура управляла таверной, а Дезра, не лишенная некоторого авантюризма, отправлялась на рынок в Гавань или какой-либо другой городок, чтобы добыть лучшего хмеля для гостиничного пива, меду для их легендарной медовухи, а порой и «гномьей водки», привезенной из Торбардина.
Стоило Карамону появиться в дверях таверны, как его мгновенно облепляла толпа утехских детишек; все они звали его «дедушкой» и вечно ждали от него рассказов или просили покатать их на плечах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90