Потом проверить все на практике, уточнить хронометраж. Подготовка операции «Разбитый горшок» перешла в заключительную фазу.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Чернышкову лейтенант Пилипенко, громила с фигурой и лицом борца-вольника абсолютной весовой категории, – а почему операция названа «Разбитый горшок»?
– Думай, Пилипенко, думай!
– Ну, не знаю.
– Лейтенант Пилипенко! Приказываю разгадать смысл названия операции.
– Есть. Значит, так. Разбитый…. Это значит, мы его разбить должны. Логично?
– Логично.
– Далее… – он призадумался. – Немецкие химчасти носят опознавательный знак – желтый ночной горшок… следовательно, если я догадался, то и немцы могут нас расшифровать! – неожиданно заключил он.
– О названии операции знают я, ты, товарищ Сталин, товарищ Берия, товарищ Голиков. Кто из нас может проговориться?
– Уверен, что никто.
– А я?
– Да что вы, товарищ старший лейтенант! Я в вас уверен больше, чем в себе!
– А зря. Знаешь анекдот?
В загородном домике, в зале которого сидели на полу над картами двенадцать человек, стало тихо.
– Что, черти, подслушиваете? Ладно, слушайте. Стоит часовой на посту. Ночь, пурга завывает. К часовому прямо через забор лезет командир полка. Ну, часовой, неграмотный парень из Туркестана, узнал его, встал по стойке «смирно». Тот подошел, ругает его, мол, ты такой-сякой, разэтакий, Устав не знаешь, кого должен подпускать к себе часовой?! Часовой ему: «Так это же ты, командира!» Тот опять: «А откуда ты знаешь, что я командир твой, может, я шпион, диверсант какой?» Выстрел. Туркмен качает головой: «Вот, гад какой, шпиён, а как на нашего командиру похож!»
Так, все, сверяем часы. Присядем на дорожку. Если что не так, отбой – трехзвездная красная ракета. С Богом, парни!
Не взлетела в три часа ночи над Братиславой красная ракета, не распалась на три яркие звездочки. Вместо нее грохнул взрыв. Взорвалась заложенная в водосточную трубу бомба в доме напротив здания Государственной почтовой службы Словакии. Завыли сирены. Понеслись по улицам пикапчики пожарной службы, кареты скорой помощи. Подняли на ноги полицейских чинов.
Поднятый по тревоге личный состав гарнизона уже построился на плацу, когда грохнул второй взрыв. Невесть откуда взявшийся грузовик, стоящий за решетчатым забором, исчез в адском пламени. Сотни шариков от подшипников, болтов, гвоздей, любовно добавленные в тонну тринитротолуола, выкосили бойцов комендантского полка. Стоны, мольбы о помощи, лужи крови… Дымящаяся воронка с вколоченной в мостовую, перекрученной, изрешеченной рамой грузовика.
Поток пожарных, скорых, репортеров понесся к Братиславскому замку. В это время на другом конце города у железнодорожного вокзала запылали деревянные здания железнодорожных складов. И кирпичные запылали. Стены-то у них кирпичные, а полы, потолки, перекрытия – из высушенного за временем дерева.
Высокий берег Дуная осветила вспышка. Оранжевая дуга на секунду соединила берег и здоровенный речной танкер, вернее, нефтеналивную баржу, вывезенную из Румынии ещё до советского нападения. Баржа лопнула по швам, разорванная диким давлением нескольких сотен тонн взорвавшегося бензина. Огромный черно-оранжевый грибоподобный столб дыма выплеснулся в небо, осветив облака и весь город.
Часовой, стоявший на посту перед зданием словацкого Генштаба, увидел грузовик, который несся по тротуару и высекал искры, чиркая крылом по стене дома. А несся он по улице, которая упиралась прямо в здание Генштаба. Не теряя времени на предупреждения и выстрелы вверх, часовой вскинул винтовку и пуля за пулей начал стрельбу по кабине водителя. Безуспешно. В последний момент часовой успел выскочить из-под колес ревущего монстра. Тот, въехав передними колесами на крыльцо, разбил входную дверь и застрял в широком дверном проеме.
Взрыв был такой силы, что от пятиэтажного здания осталась лишь задняя стена высотой в два этажа. Все остальное превратилось в руины. А задний мост грузовика нашли утром в двухстах метрах от места взрыва, в подвале старинного особняка. Попал он туда, пробив и крышу, и три этажа перекрытий. К счастью, не увлек за собой никого.
Чтобы обесточить город, не нужно атаковать электростанцию. Есть методы проще. Несколько локальных взрывов погасили свет на улицах Братиславы. В этот момент с юго-запада, со стороны Австрии из-за Дуная послышался рокот мощных двигателей. Под облаками, подсвеченными красным заревом пожара, над замершим в ожидании новых взрывов городом, плыл огромный четырехмоторный самолет. Вдруг из-под крыльев его вынырнули два тупоносых истребителя. ТБ-3 (а это был он) широким виражом развернулся на юг и, пробив вату красных туч, исчез. А пара И-16 встали и круг.
На крыше одного из высотных зданий вспыхнул (и это при отсутствии света во всем городе!) прожектор. Луч его упёрся в четырехэтажный, причудливо украшенный лепниой дом. Залил фасад мертвенно-белым светом. Истребители устремились к цели, указанной пальцем прожектора. Что за дом? Какая разница! В упор – залп двадцати четырех ракет PC-132.
Знали бы руководители «Фарбениндустри», знали бы стратеги Рейха, знали бы ученые химики всего мира, как цвет германской химической науки летит сейчас в этом доме с верхних этажей в подвал вперемешку с мебелью, кирпичами, балками и кусками штукатурки. Не одно сердце бы лопнуло от инфаркта, не один сосуд изорвался бы в мозгу. А летчики, сделав свое правое дело, повернули вслед за самолетом ТБ-3, доставившим их под своими крыльями так далеко от родного аэродрома.
В разных концах города затарахтели бензиновые резервные электростанции. Вслед уходящим самолетам рявкнуло несколько «эрликонов», но поздно.
Но и это было еще не все. Одетые в костюмы, наглым образом скопированные безо всяких авторских гонораров с амуниции средневековых японских воинов-шпионов, советские осназовцы спешили к аэродрому. Им навстречу неслись машины с аэродромной охраной, которая спешила на помощь атакованному городу. Дорезать оставшихся не составило труда. А когда электрик запустил резервное освещение аэродрома, на летное поле уже спускались на парашютах бойцы 201-й воздушно-десантной бригады.
Берлин. Рейхсканцелярия
Геринг не понимал, что от него хочет Адольф. Пальцы Геринга ворошили в кармане мундира пригоршню бриллиантов, которые он забыл выложить перед поездкой в Бункер. «Как бы не передозировка, – пытался поймать ускользающую мысль за ее сверкающий змеиный хвостик рейхсмаршал, – до добра морфий не доведет, но все же жить помогает!»
– Геринг, вы баран! – заключил Гитлер.
В зал, заполненный толпой народа, протиснулся Шмундт, кое-как протолкался к фюреру, что-то горячо зашептал ему на ухо.
– Что-о-о!!! – завизжал Гитлер. – Карту мне!
Он подскочил к гигантскому глобусу, нашел Словакию.
– Но как?!! Как?
На подгибающихся ногах он добрел до своего стула, сел, съежился, став гораздо мельче своего и так не богатырского роста. Стратеги, заполнявшие зал заседаний, недоуменно загалдели, а адъютант фюрера торжественно объявил:
– Большевики прошлой ночью захватили Братиславу. Правительство Словакии неизвестно где. Наши части, дислоцированные в Братиславе, отступают в Моравию. Они уже в Брно.
Это был шок! На фюрера немецкого народа стало страшно смотреть. Мелко дрожащая челюсть, слюна в уголке рта и вроде как паралич левой руки. Он встал и, глядя куда-то внутрь себя, молча, не разбирая дороги, медленно побрел прочь из комнаты.
Над столом, заваленным картами будущих побед, заставленным тарелками с бутербродами, стаканами с чаем и кофе, воцарилась тишина. Гробовая. И никто не мог осмелиться нарушить ее. Вдруг раздался короткий смешок. Все моментально повернули головы к Герингу. А он смотрел на свой мизинец, точнее, на кольцо с огромным бриллиантом, и широко улыбался…
Словакия. Братислава
Осназовцы вихрем ворвались в здание аэропорта.
– Пилипенко, твои «горшки»! – крикнул Чернышков своему заму, а сам с оставшимися бойцами рванул на второй этаж, в диспетчерскую. Навстречу им через зал ожидания, нелепо раскинув руки, кинулись двое толстых, в черной форме, полицейских. Публика вытаращила глаза. Взвился и затих женский визг.
Навстречу охранникам рванул один из осназовцев, рядовой Самохин. Облаченный в черный свободный комбинезон, в высокие ботинки, он двигался бесшумно и стремительно, как тень. Полицейские бежали ему навстречу по проходу между рядами соединенных друг с другом кресел. Когда до противников оставалось не более двух метров, Самохин, не сбавляя скорости, одним махом запрыгнул на спинку кресла и уже в воздухе, делая следующий шаг, выбил челюсть ближнего полицая. Тот, отлетев, навзничь бухнулся на пол. Самохин же, проскочив по инерции еще пару метров, оказался за спиной у второго. Полицейский неловко, подпрыгнув на обеих ногах, развернулся и в ту же секунду взвился вверх от размашистого удара кулаком – снизу в челюсть. Пассажиры завороженно следили за схваткой. Самохин быстро перевернул обоих, обезоружил, связал. Вскочил, огляделся.
В дальнем конце зала сидел немецкий офицер, по виду штабной. Самохин все так же молча и стремительно двинулся к нему. Тот заверещал, попытался закрыть лицо руками. Оплеуха была такой, словно в голове у немца взорвалась граната. Пенсне слетело и, вращаясь пропеллером, закатилось под батарею. Через несколько секунд, связанный собственным брючным ремнем, офицер Рейха лежал привязанным к батарее и что-то невнятно скулил.
Чернышков ворвался в диспетчерскую:
– А ну-ка, ручки показали! – заорал он на словацком. – Хенде, хенде юбер!
Диспетчер и связист с открытыми ртами смотрели из «аквариума» диспетчерской, как по бетонке в направлении немецкой секретной части, скрытой за ангарами, бежали, стреляя, люди в черном. Перепугавшись, диспетчер и связист отпрянули в дальний угол. Чернышков, одним взглядом оценивший обстановку, кивнул солдату, следом заскочившему в диспетчерскую, на словаков, а сам кинулся к микрофону громкой связи.
– Как включается? – спросил он по-словацки.
Связист молча показал на тумблер на щите управления.
– Пилипенко, мать твою, вы чё стреляете? Там же химия! – раздалось и в зале ожидания, и в самолетных ангарах, и на летном поле.
Пилипенко, в горячке боя не услышавший Чернышкова, продолжал поливать из «шмайсера» по караульным, открывшим пулеметный огонь с вышки, стоящей напротив здания аэровокзала. Юшков, единственный, наверное, в Красной Армии, да и, пожалуй, во всем мире, кто мог стрелять от бедра из крупнокалиберного пулемета, врубил из него очередь по вышке. Немецкий пулемет замолк. Осназовцы скрылись за ангаром. Через несколько секунд раздалась короткая очередь из ППШ, бухнуло два выстрела из немецкого, прошлого века, карабина. Снова пробухтел ДШК. Еще через некоторое время Пилипенко уже гнал по полю к аэровокзалу группу людей в белых халатах. А позади всех трое осназовцев тащили на себе гиганта Юшкова.
– Давай, – обратился Чернышков к сопровождавшему его солдату.
Рядовой Гусак из осназа Коминтерна схватил городской телефон. Диспетчер и связист смотрели на них расширенными от ужаса глазами. Гусак набрал номер штаб-квартиры секретного немецкого химического подразделения.
В этот момент воздух наполнился гулом десятков авиационных моторов. С транспортно-десантных ТБ-1 и ТБ-3, пролетающих над летным полем, горохом сыпанули сотни десантников. Серое предрассветное небо наполнилось сотнями розовых, подсвеченных пожарами на Дунае и в городе, парашютов. Десантники приземлялись, отработанно сбрасывали парашютную упряжь и, приседая на колено, прикрывая друг друга, начали занимать оборону по периметру аэродрома.
Несколько человек свернули полотнище посадочного знака. Если раньше самолеты садились на ВПП с запада и взлетали в ту же сторону, то теперь все изменилось. С востока уже подходила новая волна транспортников. Десантники быстро расколотили жидкий забор, ограничивающий взлетную полосу, разобрали колючую проволоку. В результате полоса протянулась в поле еще на полкилометра.
А по полосе уже катились новые транспортники. Под фюзеляжем у ТБ-3 висело по танку Т-40. Они подрулили прямо к аэровокзалу. Крупнокалиберные пулеметы на носу уставились прямо в окна второго этажа аэровокзала. Чернышков помахал летчикам рукой и по громкой связи передал:
– С прибытием!
Те тоже что-то прокричали, но завывание винтов, конечно, не дало услышать ответ.
Десятки других самолетов в считанные минуты заполнили огромную территорию аэродрома. Тысячи десантников, несколько противотанковых 45-мм пушек, пять танков. Самолеты Ли-2, кроме того, притащили с десяток грузовых планеров Антонова, которые под завязку были нагружены высокосортным авиационным бензином. Тотчас же весь авиаконвейер двинулся в обратную сторону. Менее чем через два часа новая волна транспортников придет в Братиславу, а пока…
В командный пункт легко заскочил генерал в белых перчатках, с тростью в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Чернышкову лейтенант Пилипенко, громила с фигурой и лицом борца-вольника абсолютной весовой категории, – а почему операция названа «Разбитый горшок»?
– Думай, Пилипенко, думай!
– Ну, не знаю.
– Лейтенант Пилипенко! Приказываю разгадать смысл названия операции.
– Есть. Значит, так. Разбитый…. Это значит, мы его разбить должны. Логично?
– Логично.
– Далее… – он призадумался. – Немецкие химчасти носят опознавательный знак – желтый ночной горшок… следовательно, если я догадался, то и немцы могут нас расшифровать! – неожиданно заключил он.
– О названии операции знают я, ты, товарищ Сталин, товарищ Берия, товарищ Голиков. Кто из нас может проговориться?
– Уверен, что никто.
– А я?
– Да что вы, товарищ старший лейтенант! Я в вас уверен больше, чем в себе!
– А зря. Знаешь анекдот?
В загородном домике, в зале которого сидели на полу над картами двенадцать человек, стало тихо.
– Что, черти, подслушиваете? Ладно, слушайте. Стоит часовой на посту. Ночь, пурга завывает. К часовому прямо через забор лезет командир полка. Ну, часовой, неграмотный парень из Туркестана, узнал его, встал по стойке «смирно». Тот подошел, ругает его, мол, ты такой-сякой, разэтакий, Устав не знаешь, кого должен подпускать к себе часовой?! Часовой ему: «Так это же ты, командира!» Тот опять: «А откуда ты знаешь, что я командир твой, может, я шпион, диверсант какой?» Выстрел. Туркмен качает головой: «Вот, гад какой, шпиён, а как на нашего командиру похож!»
Так, все, сверяем часы. Присядем на дорожку. Если что не так, отбой – трехзвездная красная ракета. С Богом, парни!
Не взлетела в три часа ночи над Братиславой красная ракета, не распалась на три яркие звездочки. Вместо нее грохнул взрыв. Взорвалась заложенная в водосточную трубу бомба в доме напротив здания Государственной почтовой службы Словакии. Завыли сирены. Понеслись по улицам пикапчики пожарной службы, кареты скорой помощи. Подняли на ноги полицейских чинов.
Поднятый по тревоге личный состав гарнизона уже построился на плацу, когда грохнул второй взрыв. Невесть откуда взявшийся грузовик, стоящий за решетчатым забором, исчез в адском пламени. Сотни шариков от подшипников, болтов, гвоздей, любовно добавленные в тонну тринитротолуола, выкосили бойцов комендантского полка. Стоны, мольбы о помощи, лужи крови… Дымящаяся воронка с вколоченной в мостовую, перекрученной, изрешеченной рамой грузовика.
Поток пожарных, скорых, репортеров понесся к Братиславскому замку. В это время на другом конце города у железнодорожного вокзала запылали деревянные здания железнодорожных складов. И кирпичные запылали. Стены-то у них кирпичные, а полы, потолки, перекрытия – из высушенного за временем дерева.
Высокий берег Дуная осветила вспышка. Оранжевая дуга на секунду соединила берег и здоровенный речной танкер, вернее, нефтеналивную баржу, вывезенную из Румынии ещё до советского нападения. Баржа лопнула по швам, разорванная диким давлением нескольких сотен тонн взорвавшегося бензина. Огромный черно-оранжевый грибоподобный столб дыма выплеснулся в небо, осветив облака и весь город.
Часовой, стоявший на посту перед зданием словацкого Генштаба, увидел грузовик, который несся по тротуару и высекал искры, чиркая крылом по стене дома. А несся он по улице, которая упиралась прямо в здание Генштаба. Не теряя времени на предупреждения и выстрелы вверх, часовой вскинул винтовку и пуля за пулей начал стрельбу по кабине водителя. Безуспешно. В последний момент часовой успел выскочить из-под колес ревущего монстра. Тот, въехав передними колесами на крыльцо, разбил входную дверь и застрял в широком дверном проеме.
Взрыв был такой силы, что от пятиэтажного здания осталась лишь задняя стена высотой в два этажа. Все остальное превратилось в руины. А задний мост грузовика нашли утром в двухстах метрах от места взрыва, в подвале старинного особняка. Попал он туда, пробив и крышу, и три этажа перекрытий. К счастью, не увлек за собой никого.
Чтобы обесточить город, не нужно атаковать электростанцию. Есть методы проще. Несколько локальных взрывов погасили свет на улицах Братиславы. В этот момент с юго-запада, со стороны Австрии из-за Дуная послышался рокот мощных двигателей. Под облаками, подсвеченными красным заревом пожара, над замершим в ожидании новых взрывов городом, плыл огромный четырехмоторный самолет. Вдруг из-под крыльев его вынырнули два тупоносых истребителя. ТБ-3 (а это был он) широким виражом развернулся на юг и, пробив вату красных туч, исчез. А пара И-16 встали и круг.
На крыше одного из высотных зданий вспыхнул (и это при отсутствии света во всем городе!) прожектор. Луч его упёрся в четырехэтажный, причудливо украшенный лепниой дом. Залил фасад мертвенно-белым светом. Истребители устремились к цели, указанной пальцем прожектора. Что за дом? Какая разница! В упор – залп двадцати четырех ракет PC-132.
Знали бы руководители «Фарбениндустри», знали бы стратеги Рейха, знали бы ученые химики всего мира, как цвет германской химической науки летит сейчас в этом доме с верхних этажей в подвал вперемешку с мебелью, кирпичами, балками и кусками штукатурки. Не одно сердце бы лопнуло от инфаркта, не один сосуд изорвался бы в мозгу. А летчики, сделав свое правое дело, повернули вслед за самолетом ТБ-3, доставившим их под своими крыльями так далеко от родного аэродрома.
В разных концах города затарахтели бензиновые резервные электростанции. Вслед уходящим самолетам рявкнуло несколько «эрликонов», но поздно.
Но и это было еще не все. Одетые в костюмы, наглым образом скопированные безо всяких авторских гонораров с амуниции средневековых японских воинов-шпионов, советские осназовцы спешили к аэродрому. Им навстречу неслись машины с аэродромной охраной, которая спешила на помощь атакованному городу. Дорезать оставшихся не составило труда. А когда электрик запустил резервное освещение аэродрома, на летное поле уже спускались на парашютах бойцы 201-й воздушно-десантной бригады.
Берлин. Рейхсканцелярия
Геринг не понимал, что от него хочет Адольф. Пальцы Геринга ворошили в кармане мундира пригоршню бриллиантов, которые он забыл выложить перед поездкой в Бункер. «Как бы не передозировка, – пытался поймать ускользающую мысль за ее сверкающий змеиный хвостик рейхсмаршал, – до добра морфий не доведет, но все же жить помогает!»
– Геринг, вы баран! – заключил Гитлер.
В зал, заполненный толпой народа, протиснулся Шмундт, кое-как протолкался к фюреру, что-то горячо зашептал ему на ухо.
– Что-о-о!!! – завизжал Гитлер. – Карту мне!
Он подскочил к гигантскому глобусу, нашел Словакию.
– Но как?!! Как?
На подгибающихся ногах он добрел до своего стула, сел, съежился, став гораздо мельче своего и так не богатырского роста. Стратеги, заполнявшие зал заседаний, недоуменно загалдели, а адъютант фюрера торжественно объявил:
– Большевики прошлой ночью захватили Братиславу. Правительство Словакии неизвестно где. Наши части, дислоцированные в Братиславе, отступают в Моравию. Они уже в Брно.
Это был шок! На фюрера немецкого народа стало страшно смотреть. Мелко дрожащая челюсть, слюна в уголке рта и вроде как паралич левой руки. Он встал и, глядя куда-то внутрь себя, молча, не разбирая дороги, медленно побрел прочь из комнаты.
Над столом, заваленным картами будущих побед, заставленным тарелками с бутербродами, стаканами с чаем и кофе, воцарилась тишина. Гробовая. И никто не мог осмелиться нарушить ее. Вдруг раздался короткий смешок. Все моментально повернули головы к Герингу. А он смотрел на свой мизинец, точнее, на кольцо с огромным бриллиантом, и широко улыбался…
Словакия. Братислава
Осназовцы вихрем ворвались в здание аэропорта.
– Пилипенко, твои «горшки»! – крикнул Чернышков своему заму, а сам с оставшимися бойцами рванул на второй этаж, в диспетчерскую. Навстречу им через зал ожидания, нелепо раскинув руки, кинулись двое толстых, в черной форме, полицейских. Публика вытаращила глаза. Взвился и затих женский визг.
Навстречу охранникам рванул один из осназовцев, рядовой Самохин. Облаченный в черный свободный комбинезон, в высокие ботинки, он двигался бесшумно и стремительно, как тень. Полицейские бежали ему навстречу по проходу между рядами соединенных друг с другом кресел. Когда до противников оставалось не более двух метров, Самохин, не сбавляя скорости, одним махом запрыгнул на спинку кресла и уже в воздухе, делая следующий шаг, выбил челюсть ближнего полицая. Тот, отлетев, навзничь бухнулся на пол. Самохин же, проскочив по инерции еще пару метров, оказался за спиной у второго. Полицейский неловко, подпрыгнув на обеих ногах, развернулся и в ту же секунду взвился вверх от размашистого удара кулаком – снизу в челюсть. Пассажиры завороженно следили за схваткой. Самохин быстро перевернул обоих, обезоружил, связал. Вскочил, огляделся.
В дальнем конце зала сидел немецкий офицер, по виду штабной. Самохин все так же молча и стремительно двинулся к нему. Тот заверещал, попытался закрыть лицо руками. Оплеуха была такой, словно в голове у немца взорвалась граната. Пенсне слетело и, вращаясь пропеллером, закатилось под батарею. Через несколько секунд, связанный собственным брючным ремнем, офицер Рейха лежал привязанным к батарее и что-то невнятно скулил.
Чернышков ворвался в диспетчерскую:
– А ну-ка, ручки показали! – заорал он на словацком. – Хенде, хенде юбер!
Диспетчер и связист с открытыми ртами смотрели из «аквариума» диспетчерской, как по бетонке в направлении немецкой секретной части, скрытой за ангарами, бежали, стреляя, люди в черном. Перепугавшись, диспетчер и связист отпрянули в дальний угол. Чернышков, одним взглядом оценивший обстановку, кивнул солдату, следом заскочившему в диспетчерскую, на словаков, а сам кинулся к микрофону громкой связи.
– Как включается? – спросил он по-словацки.
Связист молча показал на тумблер на щите управления.
– Пилипенко, мать твою, вы чё стреляете? Там же химия! – раздалось и в зале ожидания, и в самолетных ангарах, и на летном поле.
Пилипенко, в горячке боя не услышавший Чернышкова, продолжал поливать из «шмайсера» по караульным, открывшим пулеметный огонь с вышки, стоящей напротив здания аэровокзала. Юшков, единственный, наверное, в Красной Армии, да и, пожалуй, во всем мире, кто мог стрелять от бедра из крупнокалиберного пулемета, врубил из него очередь по вышке. Немецкий пулемет замолк. Осназовцы скрылись за ангаром. Через несколько секунд раздалась короткая очередь из ППШ, бухнуло два выстрела из немецкого, прошлого века, карабина. Снова пробухтел ДШК. Еще через некоторое время Пилипенко уже гнал по полю к аэровокзалу группу людей в белых халатах. А позади всех трое осназовцев тащили на себе гиганта Юшкова.
– Давай, – обратился Чернышков к сопровождавшему его солдату.
Рядовой Гусак из осназа Коминтерна схватил городской телефон. Диспетчер и связист смотрели на них расширенными от ужаса глазами. Гусак набрал номер штаб-квартиры секретного немецкого химического подразделения.
В этот момент воздух наполнился гулом десятков авиационных моторов. С транспортно-десантных ТБ-1 и ТБ-3, пролетающих над летным полем, горохом сыпанули сотни десантников. Серое предрассветное небо наполнилось сотнями розовых, подсвеченных пожарами на Дунае и в городе, парашютов. Десантники приземлялись, отработанно сбрасывали парашютную упряжь и, приседая на колено, прикрывая друг друга, начали занимать оборону по периметру аэродрома.
Несколько человек свернули полотнище посадочного знака. Если раньше самолеты садились на ВПП с запада и взлетали в ту же сторону, то теперь все изменилось. С востока уже подходила новая волна транспортников. Десантники быстро расколотили жидкий забор, ограничивающий взлетную полосу, разобрали колючую проволоку. В результате полоса протянулась в поле еще на полкилометра.
А по полосе уже катились новые транспортники. Под фюзеляжем у ТБ-3 висело по танку Т-40. Они подрулили прямо к аэровокзалу. Крупнокалиберные пулеметы на носу уставились прямо в окна второго этажа аэровокзала. Чернышков помахал летчикам рукой и по громкой связи передал:
– С прибытием!
Те тоже что-то прокричали, но завывание винтов, конечно, не дало услышать ответ.
Десятки других самолетов в считанные минуты заполнили огромную территорию аэродрома. Тысячи десантников, несколько противотанковых 45-мм пушек, пять танков. Самолеты Ли-2, кроме того, притащили с десяток грузовых планеров Антонова, которые под завязку были нагружены высокосортным авиационным бензином. Тотчас же весь авиаконвейер двинулся в обратную сторону. Менее чем через два часа новая волна транспортников придет в Братиславу, а пока…
В командный пункт легко заскочил генерал в белых перчатках, с тростью в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49