– У этой Фрайдис прекрасные черные волосы… и несомненная власть…
– Она была когда-то королевой Аудельской и поэтому удерживала власть над всеми земляными фигурами. Я это знаю, поскольку она открыла мне несколько тайн Ауделы. Но злейший враг Фрайдис тоже ходит в красном и живет между белыми зубками Фрайдис, и именно он ее и погубил. И, если б я женился на ней, она бы вскоре уговорила меня стать великим создателем образов и отдать свою жизнь подобным искусствам.
Беда же сказала:
– Ты завоевал любовь этих женщин, ты набрался благодаря этим женщинам знаний и сил. И ты их оставил, чтобы бежать за еще какой-то женщиной, которая не даст тебе ни власти, ни знаний, но лишь создаст множество неприятностей. Это не героизм, Мануэль, но это по-человечески, и твои доводы вполне соответствуют твоему возрасту.
– Верно, что я еще молод, сударыня.
– Нет, уже не так молод, мое общество сделало тебя зрелым человеком, и ты уже замысливаешь глупости, свойственные пожилым мужчинам.
– Неважно, каков мой возраст, сударыня, я всегда помню, что, когда впервые стал героем, бросив жизнь скромного свинопаса, я полюбил служанку Ниафер. Она умерла. Я же не умер. Вместо этого я уступил Ниафер Дедушке Смерти и такой ценой сохранил свою жизнь и добыл рецепт, с помощью которого невероятно преуспел, так что сегодня я – дворянин в красивых одеждах с лакеями, собственными заливными лугами и замками, если б только мне удалось ими завладеть. И я больше не хожу с дырами на локтях, и августейшие особы смотрят на меня благосклонно, а я нахожу их достаточно милыми. Но радость, которую доставила мне Ниафер, ни с чем этим не сравнится.
– Это тоже старая человеческая история, – сказала голова, – а у тебя заблуждение, которое посещает большинство пожилых людей. Однако ты верно служил мне месяц, идущий за годы, за исключением того, что дважды насыпал мне в похлебку недостаточно яду и забывал принести лед, когда здесь бывал Черный Старик. Впрочем, кто без греха? Время твоей службы прошло, и я должна с тобой расплатиться. Будешь ли ты тогда счастлив и наступит ли вечный разрыв между нами?
– Я видел лишь одного счастливого человека, – отвечал Мануэль. – Он сидел в высохшей канаве, вытаращив пустые глаза, а его волосы напоминали свалявшуюся шерсть, но Бедламский Нищий был совершенно счастлив. Нет, это не то счастье, которого я желаю.
Голова повторила:
– Ты мне служил. Я заплачу той платой, которую попросишь. Чего ты хочешь? Дон Мануэль ответил:
– Я прошу Ниафер, которая была служанкой, а теперь является тенью в языческом раю.
– Значит, ты думаешь, что вызывать мертвецов возможно?
– Вы хитры, сударыня, но я помню то, что сказала мне Фрайдис. Поклянетесь ли вы, что Беда не может возвращать умерших?
– С большой охотой я поклянусь на всех самых подлинных реликвиях Христианства.
– Ах да, но положите ли вы одно из своих холодных остроконечных ушей на…– тут Мануэль прошептал то, что не хотел называть вслух, – пока произносите клятву.
– Конечно же, нет, – мрачно ответила Беда, – так как, если я дам такую клятву, растревоженный призрак, который вечно звенит своими цепями, восстанет против меня. Да, Мануэль, я способна возвращать мертвых, но предусмотрительность побуждает меня скрывать мощь своей власти, поскольку использование этой власти в полную силу было бы почти так же губительно, как и разламывание этой тыквы. Ибо существует только один способ возвращать мертвых во плоти, и, если я ему последую, я потеряю голову.
– Что это для влюбленного? – спросил Мануэль. Голова вздохнула и закусила белую губу.
– Для Леших клятва есть клятва. Поэтому ты, будучи человеком, извлеки пользу из знания и власти, которые получил от других женщин, нарушив клятвы! И как ты послужил мне, так и я послужу тебе.
Мануэль позвал к себе так, как научила принцесса Алианора, черных орлов и послал их во все края света за всевозможной белой землей. Они повиновались магии Апсар и принесли дону Мануэлю из Британии землю, называемую левкаргиллон, и принесли глисомаргу из Энисгарта, и эглекопалу из Галлийских провинций, и аргентарию из Лакре-Кая, и белую землю каждого наименования со всех концов света.
Мануэль сделал из земли, как научила его королева Фрайдис, тело женщины. Он слепил тело особым способом, согласно старому таинству Туйлы, и тело получилось настолько совершенным, насколько позволяло умение Мануэля, но у тела не было головы.
Затем Мануэль послал крапивника с золотым хохолком в Прованс. Тот влетел через форточку мраморного королевского дворца в спальню принцессы Алианоры и взял там платок, расшитый тутовыми ягодами и орошенный слезами, которые Алианора пролила, горюя о разлуке с Мануэлем. И дон Мануэль послал сокола, который вернулся с платком королевы Фрайдис. Тот был расшит белыми лилиями и тоже мокр от слез.
Когда все было готово, Беда хитро улыбнулась и сказала:
– В прошедшие времена я свергала возвышенных царей и пророков, а также и кудесников – тогда, когда Беда, забыв осторожность, делала посмешище из Митридата, Мерлина и Моисея в манере, о которой все еще любят вспоминать слагатели баллад. Но с тобой, дон Мануэль, я поступлю по-другому, и я вскоре приведу тебя в замешательство более спокойным способом. Я попытаюсь более тонко победить твою любовь к Ниафер: она – противница не щепетильная, не очень благоразумная, но чрезвычайно сильная, потому что заметь: ты упрямо желаешь эту умершую язычницу, которая в жизни, вполне возможно, ничего собой не представляла. Из-за этого ты нашел Беду, ты прожил месяц лет с этой чумой, ты лишился молодости, ты задумываешь бросить вызов смерти, ты намерен ограбить глубокую могилу и обобрать рай. Поистине твоя любовь велика.
Мануэль лишь сказал:
– На мне лежит обязательство, ибо жизнь Ниафер была отдана ради сохранения моей жизни.
– Я, которую одни называют Бедой, а другие Кручиной и которую в настоящее время победила твоя любовь, – я одна могу достать для тебя эту женщину, поскольку в конце концов я одолеваю всех и вся. Жизнь – моя вотчина, и крик каждого ребенка при рождении есть клятва верности мне. Таким образом, я господствую там, где волей-неволей мне служат все, лишь один ты служил по своей воле. И, поскольку ты послужил мне, я послужу тебе.
Мануэль сказал:
– Хорошо.
– Это не так хорошо, как ты думаешь, ибо, когда ты обретешь эту Ниафер, я вернусь к тебе в виде легкого бесформенного облака и окутаю тебя – не сразу, а постепенно. Так что ты увидишь сквозь меня женщину, из-за чьей любви ты сделался мужественным и бесстрашным и ради которой осмеяна смерть и ограблен рай. И ты тоскливо спросишь: «Неужели ради этого?» В течение размеренных, деловых, неважных часов, что тянутся между одеванием утром и раздеванием на ночь, ты будешь в глубине сердца задавать этот вопрос, тогда как я буду сопровождать тебя повсюду в виде легкого бесформенного облака и тайком буду шептать тебе.
– И что же вы будете мне шептать?
– Ничего такого, что ты захочешь кому-либо повторить. Ты будешь в силах это перенести, по-человечески будешь удовлетворен, и мой триумф не будет публичным. Но тем не менее я одержу верх над своим теперешним победителем, и я подточу любовь, которая не страшилась ужаса и смерти и которой не управляли земные законы. И я, которую одни называют Бедой, а другие Кручиной, жутким образом засвидетельствую, что призрак пережитой и побежденной беды есть здравый смысл.
– Это дело завтрашнего дня, – ответил дон Мануэль. – Сегодня на меня наложено обязательство, и меня волнует сегодня.
Тут Мануэль завернул глиняную голову Беды в два платка, влажных от слез Алианоры и Фрайдис. Когда петух прокричал три раза, дон Мануэль развернул голову, и, из-за слез Фрайдис и Алианоры, она превратилась в бесформенный комок белой глины.
Мануэль слепил из этой глины голову Ниафер, какой он помнил ее по тем временам, когда они любили друг друга на Врейдексе. А после того, как белая голова была завершена, он приставил ее к туловищу, которое создал из других разновидностей белой земли. Дон Мануэль надел на изваяние коричневое платье, наподобие того, которое Ниафер обычно носила на кухне Арнейского замка, и он сделал другие необходимые вещи, поскольку это был День Всех Святых, когда ничем священным пренебрегать не следует.


Глава XXII
Возвращение Ниафер
Дальше история рассказывает, как дон Мануэль сел у ног изваяния и заиграл на флажолете. В этой музыке присутствовало волшебство, говорил впоследствии дон Мануэль, потому что она вызвала некое видение или сон. Этот сон показал, что Беда, лишившись права владения землей, отправилась в языческий рай (поскольку Беда не была христианкой), где Ниафер, умершая больше года назад, пребывала в блаженстве. Беда подошла к Ниафер и заговорила с ней тоненьким голоском. Ниафер охотно слушала ее речи о Мануэле и о приключениях, в которых Ниафер участвовала вместе с Мануэлем. И теперь, когда она вспомнила Мануэля, его чистое молодое лицо, ясные, неодинаковые глаза и сильные руки, она уже не могла довольствоваться языческим раем.
После этого Беда окутала рай легким бесформенным облаком. И поля рая оказались менее зелеными, воздух стал менее чистым и благоуханным, небо менее лучезарным, а воды райской реки Эридан помутнели. Поэты устали слушать друг друга, герои не получали наслаждения от борьбы, состязаний колесниц и упражнений с копьем и луком.
– Как можно ожидать, что мы будем тратить целую вечность на развлечения, годящиеся лишь для того, чтобы убивать время? – спрашивали они.
А прелестные женщины стали находить своих статных возлюбленных, с которыми они бродили рука об руку по неувядающим миртовым рощам и с которыми они навсегда воссоединились, весьма скучными спутниками.
– Я люблю тебя, – говорили возлюбленные.
– Ты говоришь мне это уже двадцать веков, – отвечали, зевая, женщины, – а все хорошо в меру.
– Честное тело, я думаю о том же самом, – отвечал возлюбленный. – Я сказал это лишь из вежливости и в силу привычки. Могу тебя уверить, что устал от такого жеманного идиотизма, как и ты.
Так что в раю теперь все пошло наперекосяк. А когда создательницу неприятностей выявили, блаженные устроили собрание, ибо то был День Всех Душ, на который имеют привилегию умершие.
– Мы должны сохранять внешние приличия, – сказали умершие язычники, – из-за несчастного вида местных обитателей наш рай приобретет плохую репутацию, а религия наших отцов получит дурную славу.
Поэтому они вытолкнули Беду из языческого рая, а с ней и Ниафер, поскольку Беда окутала Ниафер легким бесформенным облаком и их было не отделить друг от друга.
Они вместе направились к поверхности земли и оказались на реке пота, называемой Ригьён. Ниафер сказала огненному ангелу Сандалфону, охраняющему мост через реку:
– Со мной земная Беда.
Сандалфон увидел, что так оно и есть, и ответил:
– Мой огонь не может поглотить земную Беду.
Они подошли к Адарниилу – ангелу шума, чей шепот есть гром. Ниафер сказала:
– Со мной земная Беда.
Адарниил ответил:
– Перед земной Бедой я молчу.
Они подошли к Кемуилу с его двенадцатью тысячами ангелов гибели, охраняющих самые последние врата. Ниафер сказала:
– Со мной земная Беда.
Кемуил ответил:
– Я все разрушаю и кладу конец всему, но покончить с земной Бедой и не пытаюсь.
Вот так Беда и Ниафер миновали всех стражей этого рая. А в сумрачной стране на краю мира размытый дух Беды и призрак Ниафер поднялись через отверстие в земле, словно невесомый пар. Они отделились друг от друга в некой серой местности, поросшей тополями, и Беда попрощалась с Ниафер.
– От всего сердца благодарю тебя за твою доброту в миг нашего расставания, поскольку, быть может, не увижу тебя снова, – вежливо сказала Ниафер.
А Беда ответила:
– Не бойся не увидеть меня снова, раз ты вот-вот опять станешь человеком. Конечно, Ниафер, я ненадолго должна оставить тебя, но я вернусь. Сперва будет много поцелуев и нежного смеха, и тихий счастливый порядок твоего дома, и душераздирающее чудо ребенка, который – и не ты, и не Мануэль, но вы оба, и похожего на которого никогда прежде на земле не было. И жизнь распустится белым соцветием чудес, и каждый цветок, что ты сорвешь, покажется вечным. Со смехом ты скажешь о грусти: «Что это такое?» А меня, которую одни называют Бедой, а другие Кручиной, это чудовищно изумит…
…Потом я окажу помощь твоему зрению, и ты заметишь, что Мануэль во многом похож на других. Он привыкнет иметь под боком тебя, а ты – его, и это будут грустные узы между вами. Дети, безжалостно похитившие свою плоть из вашей плоти и унаследовавшие свою жизнь от вашей прекрасной тоски, с каждым днем будут казаться вам менее близкими, пока эти дети не создадут свои семьи. После этого ты станешь с трудом терпимой, незваной гостьей, вторгающейся в повседневную жизнь этих детей, и никто не будет с такой легкостью забывать о твоих визитах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31