Но эта мысль тут же исчезла, и вместо нее пришла мысль о «чувстве неузнавания». Мне было забавно, что я не смог сразу же догадаться, что передо мной арбуз. И сейчас, глядя на тебя, я испытываю очень похожее чувство…
«Ну сравнил», – подумала я. А что еще ожидать от писателя?
Как определить, действительно ли мы знаем человека, которого, как мы думаем, мы знаем?
В тот раз я ничего ему не сказала, но на самом-то деле он тоже здорово изменился. Это был не тот Рюичиро, которого я знала раньше. Он словно решил для себя что-то очень важное, его лицо просветлело. Казалось, что с помощью бесконечного передвижения в пространстве он сумел освободиться от сомнений и наконец-то стал соответствовать своей прозе. Впрочем, вполне возможно, что он вовсе не изменился и все эти разительные изменения лишь привиделись мне, человеку с еще не вернувшейся памятью.
… После беседы в чайной комнате мы – к этому все шло с самого начала – поднялись в номер, и я осталась ночевать в гостинице. Это была длинная ночь. После банальных «в пути я так изголодался по женщинам» и «это мое первое свидание после операции» мы прошли стадию неожиданного озарения – «мы ведь нравились друг другу с самого начала, надо было только дождаться подходящего момента» и «ты просто как будто другой человек», чтобы, в конце концов, испытать почти религиозный экстаз – «мы должны благодарить бога за это чудо!».
Я скрыла от него, что выписалась из больницы совсем недавно.
Проснувшись, первым делом вскочила и принялась ходить по комнате – а вдруг наши вчерашние страстные забавы не прошли для меня даром? Но нет, кажется, все в порядке.
Оказалось, утро уже давно кончилось. Часы показывали полдень. Надо было скорее выселяться из номера. Я разбудила Рюичиро. Он удивленно уставился на меня, потом завертел головой, силясь понять, где находится, – ярко выраженный синдром путешественника. Я не выдержала и рассмеялась.
Рюичиро сообщил администратору, что остается еще на один день. К счастью, выезжать из номера не пришлось – брони на следующую ночь не было. Завтрак принесли прямо в комнату, и мы в полном молчании позавтракали сэндвичами, салатом, яичницей с беконом, горячим кофе и фруктовыми соками. Больше всего на свете я люблю такие завтраки!
К концу завтрака стало ясно, что праздник кончился – начались будни. Рюичиро отправляется в следующее путешествие, а мне предстоит выяснение отношений с рассерженной мамой, которая наверняка вернулась домой и ломает голову, куда подевалась ее только что выписанная из больницы дочь.
Я совсем не помнила, как мама относилась к моим ночевкам не дома.
Попыталась вспомнить, но не смогла.
Я уговаривала себя не расстраиваться – было так обидно, что я, хоть и выгляжу вполне здоровой, на самом деле не помню самых элементарных вещей. Я даже не помню, что за человек моя мама.
Мне было все равно, будет ли она меня ругать. Дело вовсе не в этом. Я просто устала плыть по течению, не понимая, что происходит. Происходящее словно не касается меня – кажется таким далеким…
Должно быть, Рюичиро что-то разглядел в моем лице.
– Эй, ты в порядке? У тебя голова не болит? – спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
– Скажи, а ты болел когда-нибудь во время путешествия?
– Ну, простужался пару раз. А так вроде нет.
– Ты быстро перестроился. Стал настоящим путешественником.
– А это совсем несложно. Таких как я – пруд пруди.
– Что значит – таких как ты? Которые все время путешествуют?
– Ага. Такие люди везде есть. В любой стране, куда бы ты ни приехал. Знаешь, когда я отправлялся в свое первое путешествие, я думал, буду один такой ненормальный скиталец. – Он улыбнулся. – А нас там столько оказалось – с ума сойти можно!
– Да ну?
– Да. Ты думаешь, трудно уйти от привычной жизни? Вовсе нет. Любой из нас может перестроиться буквально за два – три дня. Были бы деньги и желание – и гуляй – отдыхай хоть месяц, хоть два.
– Может, ты и прав, – кивнула я, думая совсем о другом.
– Слушай, давай как-нибудь вместе съездим? Вот ты поправишься, и поедем.
Это предложение застало меня врасплох. – Куда поедем? – испуганно спросила я.
– Куда глаза глядят. Разве это важно? Поедем, как получится, – ответил он.
– Ну хорошо, давай поедем… как-нибудь потом.
Я провела с ним всего одну ночь. От этой ночи у меня остались воспоминания о запахе его волос, о мягких прикосновениях его ладоней. И все.
Я не помнила, как он относился ко мне раньше, но интуиция подсказывала, что ничего подобного между нами не было и быть не могло.
– Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь увидимся? – глухо спросил он.
«Придурок», – подумала я, хотя прекрасно понимала, что он переживает из-за Маю. Он ведь такой. Тонко чувствующий.
– Послушай, я…
Я посмотрела на кровать, на которой мы провели вместе целую ночь. На нее падал мягкий свет из окна.
– … если я встречаюсь с кем-то, кто мне нравится, я хочу встречаться с ним как можно чаще. И если один раз я переспала с этим человеком, то мне обязательно захочется переспать с ним еще и еще. Секс для меня – это основная составляющая любви. Одного раза недостаточно. Я не могу любить человека, который появляется раз в году на два дня и снова уходит. И неизвестно, когда вернется.
– Понимаю, – сказал он с улыбкой.
Я улыбнулась в ответ.
– Тогда как насчет завтра? Ты свободна?
– Я не знаю. Боюсь, что мама меня не отпустит… а сегодня устроит мне приличный нагоняй.
– Неужели твоя мама такая суровая?
– Иногда. Например, когда ее глупая дочь чуть ли не с операционного стола запрыгивает в постель к приезжему мужчине.
– Ах, вот оно что.
– Да-да. Боюсь, что все именно так.
Мой взгляд упал на пустые тарелки на столе, и я почувствовала, как желание разгорается во мне с новой силой. Если бы он не опередил меня, то я бы заговорила первой.
– Слушай, давай тогда напоследок еще разок, – сказал он, и, захохотав, мы снова повалились на кровать.
Что было, то было.
– В детстве все девочки такие миленькие. Смотришь на них, и кажется, что, когда они вырастут, все как одна станут прекрасными невестами, – задумчиво сказала Эйко.
– Ага, только потом они вырастают и превращаются в независимых девушек вроде нас с тобой. Интересно, правда? – я засмеялась. – Хотя… Ты только представь, что в следующем году ты – уже чья-то жена. Мы же не знаем, что с нами будет.
– Ну уж нет. Я лучше буду жить так, как сейчас живу. Днем – убивать время в одиночестве, фантазируя о том, что меня ждет вечером, а вечером веселиться и ждать многообещающей ночи, – сказала Эйко.
– И это называется счастье, – подытожила я. В ответ Эйко засмеялась, мило сморщив носик.
Мы расстались незадолго до рассвета.
Каблучки звонко цокали об асфальт, звуки исчезали в утреннем небе. Я смотрела ей вслед до тех пор, пока ее маленькая фигурка окончательно не скрылась из виду.
В небе над городом забрезжил рассвет. Светало. Моя подруга ушла, а я все еще стояла там, где мы расстались. Совершенно пьяная.
Господи, как хорошо. Какие красивые рассветы, оказывается, бывают в Токио. Если бы я умерла в тот день, когда свалилась с лестницы, я бы об этом так и не узнала…
Пока я сидела на кухне и вспоминала вчерашний вечер, со второго этажа спустился мой младший брат.
Вид у него был недовольный, он явно не выспался. С бледным, как у покойника, лицом брат направился к холодильнику. Я молчала, ситуация как-то не располагала к разговору.
– Я дальше буду спать, – буркнул он, хотя я его ни о чем не спрашивала.
– Спи, пока не выспишься, – посоветовала я.
Брат кивнул, достал из холодильника пакет молока и сделал несколько глотков. Потом закрыл холодильник и вышел из кухни.
«Странный он какой – то», – подумала я, провожая его взглядом.
Однако через несколько мгновений брат вернулся:
– Саку! – сказал он. Недовольство исчезло с его лица – теперь это был просто заспанный мальчишка, которому не терпелось поговорить со своей старшей сестрой.
– Я слушаю, – сказала я.
– Ты знаешь, а ведь я там был. Еще немного, и мы бы с тобой встретились. Я за деревьями прятался.
– Ты о чем?!
– Ну как ты не понимаешь?! Твой сон о чернике! Ты что, уже забыла? – брат неожиданно рассердился.
Ах вот оно что. Сон, который я видела утром. Значит, это была черника…
… с лестницы донеслись шаги брата, который, так и не дождавшись моего ответа, отправился спать дальше.
5. Прекрасная звезда
Было тепло и влажно. Я отдыхала на бортике бассейна, свесив ноги в воду.
По дорожкам туда – сюда старательно плавали люди. К высокому потолку взлетали фонтаны и фонтанчики брызг. В соседнем лягушатнике, повизгивая, резвились дети.
Микико вылезла из воды и направилась в мою сторону. Я не сводила с нее глаз.
– Как я ус-та-ла, – нараспев произнесла она, подходя.
И почти в унисон я сказала:
– Ты здорово похудела!
– Честно? – Микико заулыбалась. По ее телу сбегали крупные капли, падали и разбивались о кафель.
– Честно – честно. Прямо-таки исхудала.
– А вес почти не изменился…
– Значит, ты просто подобралась.
– А у тебя лицо похудело. – Микико тоже решила сделать мне комплимент.
– Да ну? – теперь пришла моя очередь улыбаться.
– Ну давай еще неделю сюда походим, и все.
– Хорошо.
– Ну что, отдохнем немного – и в воду? Последний заход.
– Давай.
Микико пошла к крану с питьевой водой, а я поднялась на ноги.
С тех пор, как мы начали ежедневно ходить в бассейн, прошло около месяца. Нельзя сказать, чтобы занятия плаванием давались нам легко – я продолжала работать в баре, Микико училась в университете, – но овчинка стоила выделки. Мы приходили сюда каждый день и плавали чуть ли не до изнеможения. Что может быть лучше плавания?
Март – конец фискального года, апрель – начало. За эту весну, с ее бесконечными вечеринками по поводу концов и начал, я поправилась на пять кило. Но меня смущало не столько количество прибавленных килограммов как таковое, сколько тот факт, что в результате мой вес перевалил за пятьдесят килограммов. Такого со мной отродясь не бывало! Я ощущала этот груз не только физически, но и психологически. Не зря же говорят – «в незнакомом теле – незнакомые мысли».
Но был в нашем доме человек, у которого дела обстояли еще хуже. Моя двоюродная сестра Микико после того, как бросила секцию гольфа, прибавила шесть килограммов. У нее изначально была склонность к полноте, а тут она перестала заниматься спортом и, вернувшись из университета домой, либо валялась на кровати с книжкой, либо шла с подружками в какой-нибудь клуб, паб или кафешку. Живя под одной крышей, мы виделись ежедневно, и каждый божий день она жаловалась на свой вес и говорила, что надо срочно худеть. В результате я начала чувствовать себя чуть ли не преступницей из-за того, что сижу, сложа руки, вместо того чтобы бороться с лишним весом.
– Саку, надо что-то делать! – в один прекрасный весенний вечер сказала Микико. Мы с ней как раз поужинали раменом в ближайшей забегаловке и теперь возвращались домой.
– Угрызения совести после ужина? – попыталась пошутить я.
– Надо взять себя в руки!
– Но ведь мы очень вкусно поужинали. Нам не о чем жалеть – оно того стоило, – сказала я.
– Я точно так же подумала. Еще до того, как мы есть начали. – Микико засмеялась.
И тут мне в голову пришла идея.
– Слушай, Микико, а давай худеть вдвоем, чтоб не скучно было. Сядем на диету…
По-моему, это была отличная мысль. Мне почему-то казалось, что Микико обязательно согласится. Она неуверенно сказала:
– Худеть вдвоем?
– Ну да! Прямо завтра и начнем.
По дороге домой мы разработали стратегический план. Во-первых, садимся на диету, а во-вторых, начинаем ежедневно ходить в бассейн.
– Слушай, оказывается, в этом есть и кайф – идти вот так вечером домой и думать о том, что «надо что-то менять» и что «так дальше нельзя». Я просто вся дрожу от нетерпения. Скорее бы завтра! – возбужденно сказала Микико. – Наконец-то я чувствую, что живу.
– Ты просто мазохистка какая-то, – я засмеялась.
А потом, несмотря на тяжелые головы и плотно набитые желудки, мы все-таки нашли в себе силы немного полюбоваться луной. Вокруг было тихо – тихо. Пахло ветром.
И тут я поняла.
Жор, который нападает на нас в ночное время, – это бес. Он существует независимо от людей, сам по себе. Он лишает нас самих себя.
И алкоголь, и жестокость, и наркотики, и любовь – все это бесы. И диета, скорее всего, тоже.
Все наши чрезмерные пристрастия имеют одну и ту же природу.
Они не плохие и не хорошие. Они просто есть. А потом эти пристрастия либо надоедают, либо ты просто растворяешься в них. Третьего не дано. Даже если они тебе надоели, это ничего не значит. Они как волны, уходят и возвращаются. Сменяют друг друга, накатывая на берег. Бесшумно, но мощно.
Откатились, нахлынули и снова откатились.
Вечный пейзаж, смутно видный с берега человеческой жизни, которая есть сплошное чередование напряжения и расслабленности.
Мы пристально вглядываемся в бегущие волны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54