Им нет дела… Майга! Майга, не смотри на меня так! Разве ты не видишь, это уже не я! Лицо Адони исказила мимолетная гримаса боли, и Лиента чуть повел глазами за ее взглядом.
– Что же ты, дочка? – тихонько проговорил сзади отец, потому что ожидание затягивалось.
Адоня протянула руку, почти ничего не видя перед собой.
– Красная! Красная! – раздались возгласы.
Кто-то принял у нее ленту и повязал на голову. Она увидела, как потеплели глаза Лиенты, резко повернулась и скрылась за дверью.
Прошло еще время, и однажды Лиента получил ставший уже привычным вызов:
– "Лиента!"
– "Дар! Где ты? Вы вернулись?"
– "Да, мы дома".
– "Благодарение Хранящему, ты дома! Когда сможешь навестить нас?"
– "Жди после полудня. Как дела у вас?"
– "Все благополучно. Все сыты и здоровы".
– "Много ли новых семей появилось?"
– "Много".
– "В твоем голосе печаль. Или мне показалось?"
– "Я привел жену в свою хижину".
– "Разве это повод для печали? Поздравляю тебя".
– "Не надо поздравлять".
– "Что так?"
– "Прилетай, Дар, я очень хочу видеть тебя".
Выйдя из глейсера, Андрей решил сначала отыскать Адоню. Она еще не знала о его возвращении, он хотел появиться перед ней неожиданно, чтобы увидеть ее радость. Он так соскучился по ней, что, кажется, отыскал бы и без ТИССа.
"Ты уж прости, друг Лиента, подожди немного. Да и чем я могу помочь тебе в твоих семейных проблемах?"
ТИСС повел его за излучину реки, к заливу, где женщины обычно полоскали белье в прогретой солнцем воде. За плеском воды Адоня не услышала шагов, быстро обернулась, услыхав свое имя, бледность мгновенно залила ее лицо. По воде поплыла выпущенная из рук сорочка.
– Что ты, Адонюшка? – подскочил к ней Андрей, подхватил на руки. – Что с тобой?
Он вынес ее на берег, усадил на теплый белый камень.
– Ты вернулся… – вымолвила Адоня.
– Адонюшка, что с тобой, ты не рада? Я напугал тебя, прости. Я так хотел тебя увидеть…
– Был ли ты в поселке?
– Нет…
– Так ты… не знаешь?
– Чего не знаю? – встревожился Андрей. – Что случилось? Ну, говори же, Адоня!
– Дар, ты не приходи ко мне больше… Нам больше не надо видеться…
– Что ты говоришь такое? – поднял брови Андрей. – Почему?
– У меня теперь муж.
– Ах… Вот оно что…
– Я замуж вышла, – пояснила Адоня, будто Андрею было еще не понятно.
– Так неожиданно и быстро… Жаль, что меня не было на твоей свадьбе. Счастья тебе, милая девочка. – Что-то неуловимо изменилось в лице Адони. – Ты счастлива?
– Почему ты не спросишь, кто мой муж?
– Я уверен, ты выбрала достойного…
– Это Лиента, – перебила его Адоня.
– Лиента!? – Андрей отшатнулся, как от удара в лицо. – Но почему он?
– Разве он не достойный?
– Разумеется… Но…
– У меня все хорошо, ты не сомневайся… Это очень почетно!.. Только ты не приходи больше. Спасибо тебе за все. Ты думаешь, я не видела, как ты мучился, – меня жалел, а сам мучился… Прости меня. Но теперь все хорошо. Всем хорошо теперь. Видишь, как хорошо все получилось.
Андрей взял ее за плечи, крепко сжал.
– Замолчи. Замолчи, Адоня, погоди. Скажи мне, ты по своей воле это сделала или тебя кто-то заставил?
Адоня замотала головой.
– Почему ты прячешь глаза?
Она медленно подняла ресницы, помолчав, тихо проговорила:
– Я выбрала красную ленту по своей воле.
– Но у вас ведь нехорошо. Я связывался с Лиентой. Он только имени не назвал. Ты говоришь мне правду, Адоня?
Она кивнула.
– Адоня, – он положил ей руку на голову, – ты знаешь, я могу войти в твои мысли.
Она отшатнулась в смятении, отчаянно замотала головой, глаза наполнились слезами. Андрей обнял ее, прижал к себе, почувствовал, как вздрагивает она, едва удерживая рыдания.
– Уходи, Андрей… – наконец прерывисто выговорила она. – Оставь меня… Я так хочу.
– Я должен знать, что здесь случилось. Что с тобой сделали?
– Зачем!? Зачем тебе!? – звонким от слез голосом заговорила Адоня. – Пусть все так останется! Лиента… хороший, ты знаешь.
– Я должен знать.
– Не мучай меня! – вырвалось у нее.
– Хорошо, я все узнаю у него.
Она закрыла лицо руками, глухо проговорила:
– Я не могу…
– Адоня, – Андрей положил ей руку на затылок, мягко привлек к себе. – Успокойся, девочка, успокойся. Тебе не надо ничего говорить. Позволь мне войти в твои мысли.
Она уперлась ладошками ему в грудь, отчаянно замотала головой. Он мягко сломал ее сопротивление, снова прижал к себе.
– Ты не хочешь довериться мне? Помнишь, я говорил, что буду рядом, если тебе плохо. Сейчас тебе плохо, я с тобой, так что произошло, почему ты больше не доверяешь мне? Прежде ты не отказывалась разделить со мной свою беду. Все равно, от тебя или Лиенты, но я буду знать. Позволь, Адоня.
Она затихла. Потом едва заметно кивнула, сникла, сделалась маленькой и жалкой.
Хаос ее мыслей и чувств ворвался в Андрея. Мысли – коротенькие, испуганные, стремительно неслись, перебивая и ломая друг друга; и был в них страх, и стыд, и боль, и смятение ее, и растерянность. В него вошла безысходная, гнетущая тяжесть беды. Она была тем страшнее, что раздавила Адоню в тот момент, когда она снова обрела надежду на возможное счастье, это Андрей тоже теперь знал. Больно сдавило сердце, и Андрей не мог понять – его это боль или так больно Адониному сердцу.
Он прижал ее лицо к своему – так прижимают ребенка. Вызвал глейсер, взял Адоню на руки и поднялся на платформу.
– Постой, – отстранилась она. – Зачем ты меня увозишь?
– Я тебя здесь не оставлю.
– Я его жена…
Он отпустил ее, бережно взял в ладони лицо, поднял – брови в страдальческом изломе, горькая складка между ними. Он наклонился и прикоснулся к ней губами.
– Я не противна тебе? – сорвался дрожащий шелест.
– Девочка моя славная… – у Андрея перехватило горло.
У Адони дрогнули уголки губ, она ткнулась в грудь ему. Едва слышно прошелестел, опустился купол.
– Нет, не надо, Андрей! – она на шаг отступала от него, повторила тихо: – Не надо… Тебе надо просто уйти…
Андрей молча смотрел на нее, и Адоня заговорила снова.
– Я думала все эти дни… Я почти успокоилась, правда. Он ведь хороший, он сам мучается… Правда, Дар, я уже смирилась.
– Ты говоришь неправду. Я знаю, как на самом деле.
– Может быть, не совсем правду, но так будет, я хочу, чтобы так было… Мне жаль его.
– Но ты не любишь Лиенту.
– Разве все выходят за любимых? Тогда не нужен был бы закон покорности. И что с того, что не люблю, мне будет спокойно. А любовь, – Адоня грустно улыбнулась, – она горькая… Ты прости, что я и тебе мучила. Ты жалел, не хотел прогнать, а ведь лучше было бы, чтоб не жалел… Когда человек живет не головой, а сердцем, ничего из этого хорошего не получается – глупым человек становится, живет пустыми мечтаниями, как во сне… Теперь я проснулась и понимаю – ничего из того, что я себе придумала, случиться не могло. Мне бы все равно пришлось замуж выйти. Не он, так другой. Лиента – лучший перед другими, разве я не должна быть счастливой?..
– Ты хочешь снова стать свободной? – перебил ее Андрей.
Адоня испуганно вскинула глаза, потом прикрыла их, опустила голову.
– Ты совсем не слушал меня…
– Я люблю тебя, – хрипло проговорил Андрей.
Тень боли пробежала по ее лицу.
– Ты опять меня пожалел, – с отчаянием проговорила она.
– Я люблю тебя, давно, с первой встречи.
– Это же неправда, Андрей! – испуганно прошептала Адоня. – Это неправда! Зачем ты это делаешь!?
Она смотрела на него как ребенок, над которым зло пошутил взрослый: обиженно, беспомощно и недоуменно.
– Я бы знала… почувствовала… Выпусти меня! – Она ударила ладонями о прозрачную стену.
– Я не хотел, чтобы ты знала.
Адоня прислонилась лбом к холодному стеклопласту, переглотнула:
– Да, я понимаю, – медленно проговорила она. – "Мы не можем быть вместе…" Тогда зачем теперь сказал? Нам не надо было встречаться… совсем… Ты сильный, ты справишься, только не приходи больше… я не такая сильная, как ты.
– Адоня, – он шагнул к ней.
– Нет! – быстро обернулась она, прижалась спиной к стенке. – Оставь мне мою судьбу, Дар, довольно, уходи в свою жизнь, к своим звездам. Не трогай меня, почему вы распоряжаетесь мной – сначала он, теперь ты! Уходи!
Андрей остановился, как будто на энергобарьер наткнулся, потом повернулся, сел в кресло.
– Я надеялся, что так и будет, – негромко проговорил он. – Надеялся, что однажды мне надо будет только тихонько отойти… но ты должна была остаться счастливой. Не так, как получилось.
– Я буду счастливой. Только мне надо время, я привыкну, я уже привыкла… Ты не думай, что все так уж плохо… Это я тебя увидела… Отпусти меня, Дар. Сегодня ты забыл, что нас могут увидеть? – горько улыбнулась она.
– Сердце твое сказало мне гораздо больше и честнее, чем твои слова. Адоня, позволь мне, как раньше помочь тебе. – Он поднял руку, останавливая ее. – Довольно, ты сказала уже все, что хотела. Я ведь уже знаю, что все идет замечательно, мы все только об этом и мечтали и ты вполне счастлива. А теперь просто слушайся меня. Да, я хочу вмешаться в твою жизнь, но не распорядиться ею, а исправить то, чего быть не должно. Получилось плохо всем нам, это неправильно. Сейчас мы полетим на Комплекс, ко мне, – в замкнутом пространстве глейсера Адоне некуда было уйти от Андрея и его рук. – Не будь жадной, Адонюшка, ты хочешь все забрать себе, но разве тебе все это распутывать? – Он глубоко вздохнул, волосы ее тонко и чуть горьковато пахли повилицей. – Разбираться будем мы с Лиентой, – хрупкие плечики под его ладонями напряглись, закаменели. – Разве я должен говорить, что никому не собираюсь причинять зла? Только не мешай мне, маленькая моя, как тогда, в джайве.
– Что же нам делать?.. – горько выдохнула ему в грудь Адоня.
– Разве мы трое не хотим друг другу счастья? Мы обязательно что-нибудь придумаем. Все будет хорошо, Адонюшка. Доверься мне.
Подчиняясь мягкому настоянию его рук, она пошла к креслу.
– Я вызову Линду, она побудет с тобой, – сказал Андрей, входя в дом.
– Нет, не надо Линду, никого не надо… я одна хочу…
Андрей привлек ее к себе, заглянул в глаза.
– Дай мне слово, Адоня, ты никогда не будешь торопить смерть.
– Ты и это… знаешь!? – испуганно вскинулась она.
– Я был тобой. Я все знаю. Обещай, что никогда больше… Слышишь, Адоня, никогда.
– Обещаю…
– Ну как ты могла?
– Не могла, – горько усмехнувшись, она прерывисто вздохнула. – Испугалась.
Андрей прижал ее к себе.
– Я люблю тебя и никому не позволю обижать.
– Отчего-то с тобой самое плохое перестает быть плохим…
– Подожди меня, хорошо? Ты в самом деле хочешь остаться одна?
– Да, мне не хочется ни с кем разговаривать.
– Я скоро вернусь.
Лиента встретил Андрея около своей хижины. Шагнул навстречу, взял за плечи, коротко прижал к груди.
– Наконец ты снова с нами, Дар, – жестом пригласил в хижину. – Легок ли был твой путь?
– Да, Лиента, благодарю тебя.
– Ты здоров? Глаза твои не веселы.
– Устал, – коротко ответил Андрей. – Поговорим о том, что заботит нас обоих.
– Не голоден ли ты?
Неле внесла кувшин с освежающим напитком, приветливо улыбнулась Андрею.
– Я сыт. Говори, я жду. Ты взял себе жену.
Помолчав, Лиента проговорил:
– Да… – снова помедлив, сказал: – Ты, наверно, не знаешь – у меня были жена и сын.
– О твоем горе мне известно.
– Известно?.. Ну да… Они погибли. У нас не принято говорить о любви, мужчина не должен… Но я люблю ее и теперь, никого не хотел видеть на месте Ратаны… Но мне напомнили о законе – вождь не должен быть одиноким. Ты знаешь, кого я привел к своему очагу? – Андрей промолчал. – Это дочь Иона, кузнеца, ты помнишь ее?
– Помню, – Андрей кашлянул, чтобы прогнать хрипоту.
– Мне сказали, что она свободна, сердце ее свободно, а оказалось – нет… Я узнал поздно, ничего уже нельзя было изменить.
Он замолчал, Андрей тоже молчал. Лиента сидел на корточках, прислонясь спиной к столбу, уронив руки между колен.
– Я очень виноват перед ней, – проговорил он, не поднимая головы. – И не знаю, как все исправить. Мне одному было плохо, теперь нас двое и плохо вдвойне. Я не хотел этого, Дар. Когда увидел ее, она была такая счастливая, и я подумал, что, может быть, рядом с ней, я опять научусь быть счастливым. Мне показалось, что у нее глаза моей Ратаны. Я потом понял, что, наверно, у всех счастливых похожие глаза, – они светятся от счастья. Больше у Адони таких глаз не было. Почему ты молчишь, Дар?
Расклеив замкнутые молчание губы, Андрей тяжело уронил:
– И ты, и она достойны жалости и сочувствия. Да, ты – не меньше ее. И я пожалел бы тебя… Но как ты мог… стать насильником?
Лиента резко вскинул голову.
– Откуда ты… – шевельнулись губы, но он не договорил, потемнел лицом, опустил глаза.
– Как мог ты, в чью честность и справедливость верят больше, чем в себя? А если бы в ту ночь не ты пришел к Адоне, другой. И тебе пришлось бы судить его? Твой суд был бы гневным и суровым?
– Тяжелы твои упреки… Но нет казни страшнее той, которой человек казнит себя сам. С той ночи я ни разу не прикоснулся к ней.
– Зачем ты меня ждал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40