– А что скажет шевалье де Армуаз? – спрашивает командир.
– Чем больший ущерб мы нанесем британцам на их земле, тем меньше врагов пожалует к нам во Францию, – отвечаю я, не задумываясь.
– Браво! – восклицает парижанин. – Я люблю его как брата!
– Так тому и быть! – подводит итог шевалье де Кардига.
Жизнь устроена так, что никогда не знаешь, что последует за твоим поступком. Решение командира привело к гибели нашей группы, зато я смог увидеть лица наших истинных врагов. Могли ли мы подумать, пока седлали коней и пускались в погоню за каретой с деньгами, что ненужное в общем – то ограбление станет первым звеном в цепочке событий, которые в последующем изменят весь ход Столетней войны? Но обо всем по порядку.
Внезапное нападение обеспечивает половину успеха, особенно если на твоей стороне орудуют профессионалы войны подобного уровня. Солдат мы смяли быстро, кучера и лакея вообще смешно упоминать, достойное сопротивление оказал лишь широкоплечий воин с суровым лицом, который держался рядом с каретой. На пятом обмене ударами клинок командира рассек ему голову вместе со шлемом, на том бой закончился, не продлившись и двух минут.
Едва мы успели спешиться, как дверца кареты распахнулась, выпрыгнувший изнутри лакей в ливрее длинными прыжками помчался к густым кустам, растущим на обочине дороги. Жюль взвесил в руке копье и, коротко выдохнув, отправил его в полет. Кусты затрещали, с соседнего дерева взлетела ворона, вспугнутая предсмертным криком. Недовольно каркая, птица тут же исчезла из вида.
Подскочивший Малыш выволок из кареты разодетого в пух и прах дворянина, тот попытался была вытащить меч, но стрелок сорвал с него ножны вместе с клинком и отбросил в сторону. Нырнувший в карету Жюль пару минут там чем – то загадочно шуршал, а когда появился, то в правой руке сжимал запечатанное письмо, а в левой – увесистый кошель. Заметьте, не сундук, не мешок, а всего лишь кошель! Поймав наши изумленные взгляды, парижанин виновато пожал плечами.
– И это вся добыча? – удивился шевалье де Кардига.
Он взвесил на руке кошель, презрительно хмыкнув, сунул добычу нетерпеливо сопевшему Жюлю. Тот запустил руку внутрь, несколько секунд чем – то звенел, затем достал золотую монету.
– Я думал, что там драгоценные камни, – разочарованно протянул он. – А там всего лишь золото, примерно на сотню ливров.
– Похоже, грабить купцов намного прибыльнее, – на весь лес пробурчал Лотарингский Малыш, и мы смущенно переглянулись.
В любой компании обязательно найдется человек, который вслух ляпнет то, о чем прочие давно уже догадались и помалкивают в тряпочку лишь из присущей им деликатности.
– Кто вы такие и что себе позволяете? Да знаете ли вы, с кем связались? – возопил англичанин, заметив нашу растерянность.
Малыш, недовольно засопев, ухватил его за горло и неохотно разжал пальцы лишь тогда, когда тот начал закатывать глаза.
– Черт знает что! – зло пробормотал шевалье де Кардига, срывая печати с найденного письма.
Едва он начал читать, как тут же прервался и зачарованно прикипел взглядом к сургучным печатям, изучая каждую так внимательно, словно от нее зависела его жизнь. Затем очень медленно, будто проговаривая каждую букву про себя, командир прочел найденное письмо, закончив, сунул лист сьеру Габриэлю, а сам уставился на нашего пленника. Нехорошо уставился, даже во время схватки я не видел у него подобного пугающего взгляда. Закончив читать, гасконец передал письмо Жюлю, тот изумленно присвистнул, пробежав текст глазами, и протянул листок Малышу. Стрелок, покраснев, покосился на меня, а я смущенно улыбнулся и независимо пожал плечами. Ну не умею я читать по – английски, научиться не было ни времени, ни желания, а потому пусть нам объяснят, в чем тут дело.
Под взглядом командира пленный, начавший было приходить в себя, ежится, пугливо отводит взгляд в сторону, испуганно жмется к карете.
– Слушай меня внимательно, – негромко говорит шевалье де Кардига, обращаясь к англичанину. – Мне надо знать, кому ты вез послание. Понял?
– Только не убивайте!
– Не убьем, – обещает командир. – Во всяком случае, сразу. Сначала долго будем пытать, жечь огнем, резать ремни из брюха и тянуть кишки. Если только…
– Если что?
– Если откровенно не расскажешь, кому и куда ты вез послание.
– Если расскажу, моей службе придет конец! – голосит дворянин. – Моя семья пойдет по миру, от нас отвернутся родственники и друзья!
– Боишься за семью, – холодно замечает шевалье де Кардига. – Это похвально. А я – то считал британцев настоящими животными, грубыми и бесчувственными. Оказывается, зря.
Мы все дружно киваем, выказывая удивление.
– Ну так что? – в голосе командира я слышу нетерпение. – Что – то ты совсем поскучнел. Пора, похоже, начать отрезать тебе по одному пальцу зараз, скажешь мне, когда хватит. И знай, что все мы – французы, патриоты нашей родины. Если для блага Франции нам придется тебя убить, как твоих слуг и охрану, мы с легким сердцем пойдем на это.
Англичанин пару минут молчит, горестно свесив голову, затем, собравшись с духом, шепчет:
– Я ехал в усадьбу «Белый вол», что расположена в окрестностях Мальмсбери, графство Уилтшир. Письмо предназначено для сэра Родерика Флаймса.
– Есть ли условные слова для встречи?
– Не знаю, я должен был передать деньги и письмо, всем остальным занимался лейтенант де Лунжи.
– Тот детина, что ехал во главе отряда? – для чего – то уточняет капитан.
Пленник суетливо кивает. Увы, допросить покойного лейтенанта сможет только апостол Петр, да и то лишь в том невероятном случае, если британца по какой – то ошибке проворонят черти. Шевалье де Кардига с минуту молча смотрит пленнику в лицо, англичанин то отводит в сторону расширенные от страха глаза, то вновь искательно заглядывает в лицо командиру.
Сьер Габриэль прерывает гнетущую тишину.
– По – моему, дело ясное. Разрешите, я отведу его на прогулку? – деловито спрашивает он.
– Давай.
Цепко ухватив пленника за ворот, гасконец оттаскивает его в лес. Крысиное личико англичанина бледнеет, он идет, еле переставляя ноги. Из кустов раздается предсмертный стон, но шевалье де Кардига уже забыл о британце, голос командира гремит сталью:
– Оттащить трупы с дороги, лошадей и карету отвести поглубже в лес. Затем мы немедля выезжаем в Мальмсбери.
Что – то в происшедшем царапает меня, словно перед глазами мелькнула какая – то важная деталь, а я ее не заметил. Я напрягаю голову, но так и не понимаю, что именно меня насторожило, и, махнув рукой, решаю, что разберусь во всем позже, сейчас не до того. Я открываю рот, чтобы узнать, что за чертовщина здесь происходит, но тут Жюль в двух словах все разъясняет. Ошалело кивнув, я принимаюсь за работу. Не проходит и получаса, как дорога становится чистой, и ничего не говорит о том, что совсем недавно тут произошло смертоубийство.
Безжалостно настегивая коней, мы несемся по направлению к Мальмсбери, я же все повторяю про себя строчки перехваченного письма, которое нам с Малышом прочел – таки сьер Габриэль.
«Мы, Божьей милостью герцог Хамфри Глочестер, лорд – протектор английского королевства и защитник короны, повелеваем, чтобы по поручении сего вы, сэр Флаймс, немедленно выехали во Францию во главе приданного отряда и решили наконец проблему «Буржского царька» теми методами, кои сочтете наиболее подходящими. Срок вам отпускаю в десять недель с момента получения сего послания».
Отныне забыто все, что было нам поручено, а мы обязаны сломя голову нестись туда, где ждут это послание будущие убийцы короля Франции Карла VII. Поступи мы иначе, и это совершенно справедливо будет воспринято как предательство и государственная измена. Герцогу Карлу Орлеанскому придется немного подождать обещанной помощи, поскучать в неволе, и я рад, что все так обернулось. По назойливым слухам, циркулирующим среди французской знати, в последние несколько лет Орлеанец не на шутку увлекся соколиной охотой, смазливыми придворными фрейлинами и любовными виршами, коих сочинили чуть ли не пятьсот. Поговаривают, что некоторые из них весьма и весьма удались, и герцог всерьез подумывает издать книгу. Так что пусть вельможа и дальше томится в английском плену, целее будет. И без него во французском королевстве хватает заговоров, интриг и прочей неразберихи.
Тусклое британское солнце вот – вот укроется за верхушками деревьев, воздух свеж, под ногами хлюпает грязь вперемешку с полусгнившими листьями. С запада наползает черная туча, медленно, но точно, словно асфальтовый каток.
– Через полчаса хлынет ливень, – уверенно басит Малыш.
– Замечательно, – отзываюсь я. – Дождь – хорошая примета.
– Робер, – Малыш колеблется, не решаясь что – то сказать, бросает по сторонам быстрый взгляд, словно подозревая, будто мрачные стволы деревьев, подпирающие низкое небо, способны нас подслушать. – У меня отчего – то плохое предчувствие.
– Сожрал перед сном какую – нибудь британскую гадость вроде пудинга и запил ее темным элем? – уточняю я, в сотый раз проверяя, легко ли выходит из ножен кинжал, что я ношу на правом предплечье. – Что ж вы как дети малые, все в рот тащите?
– Пудинг, – мечтательно тянет Жюль, который притаился за соседним деревом. – Это вещь! Хотя я бы сейчас и от копченого окорока не отказался.
– Губа не дура, – фыркаю я, подсыпая свежий порох на полку пистолета, и говорю Малышу: – Если начнется какая заварушка, держись поближе ко мне.
– Зачем? – недоуменно косится верзила.
– Надо, – туманно отвечаю я.
Ну не будешь же объяснять, что рядом с ним намного безопаснее, чем без него.
– А ну тихо! – шипит командир, и мы возвращаемся к наблюдению.
На первый взгляд усадьба «Белый вол» ничем не отличается от прочих английских поместий. Высокий двухэтажный особняк в форме буквы «П» заботливо обнесен каменной оградой. Массивные ворота, обитые железными полосами, узкие окна – бойницы, тяжелые ставни, широко распахнутые по случаю светлого времени суток. Словом, типичный сельский дом дворянина средней руки. Если не знать точно, то сроду не подумаешь, что перед тобой находится база, где ведется подготовка убийц для французского короля и его семьи.
Слева от особняка стоит одноэтажный домик для слуг, рядом с ним – конюшня и кузница, справа, на некотором отдалении, расположена маленькая церквушка. Вот уже пару часов мы пристально наблюдаем за усадьбой, но так и не заметили ничего подозрительного.
– Что толку тянуть? – недовольно бурчит парижанин. – Если мы решили войти внутрь, то так и следует поступить.
В его словах есть определенный резон. Атаковать ночью, не зная ни расположения постов, ни схемы помещений – чистое безумие. Ляжем все, так и не выполнив задачи. Но выжидать и изучать нам особо некогда, англичан, побитых нами на дороге под Кингстоном, наверняка уже нашли и доложили куда надо. Того и гляди сюда двинется подкрепление, и мы из охотников превратимся в дичь. Долго ли мы продержимся в незнакомой местности, если на облаву поднимут всю округу?
– Верно, – поддерживают Жюля гасконец и Малыш. – Раньше войдем, раньше выйдем.
– Что ж, – решает шевалье де Кардига. – Так тому и быть. Задача ясна?
– Чего уж тут неясного, – отзывается парижанин. – После того как вы начнете, мы убиваем всех, кто сопротивляется, а здание поджигаем. Вы с Малышом идете вперед, на второй этаж, я – по первому этажу направо, сьер Габриэль – налево. Робер остается в главном холле, страхует нас от разных неожиданностей. Когда покончим со всеми, встречаемся во дворе, перед входом в усадьбу.
Командир оглядывает нас испытующе и громко произносит:
– Их гораздо больше, чем нас, но британцы не готовы к бою. А потому чем быстрее мы все проделаем, тем лучше. Главное – не дать им опомниться! Будут баррикадироваться в комнатах – не лезьте, пусть их. Наша задача – убить как можно больше, а потом сжечь все дотла. Из огня они вылезут сами, как миленькие.
Подавая пример, шевалье де Кардига садится на жеребца. Я прыгаю в седло, пристраиваюсь в хвост за Жюлем, лица моих спутников непривычно суровы, губы плотно сжаты. Впервые за месяц, проведенный в Англии, нам предстоит иметь дело с равными по силе воинами. Это не купеческий караван грабить или поджигать арсенал. Понятно, будут потери, и уже через какой – то час, когда все будет кончено, нас останется гораздо меньше. Но даже если все мы поляжем в тайном гнезде врага, то успеем захватить с собой на тот свет столько англичан, что сорвем их планы! Наша единственная надежда на успех – внезапность и дерзость.
Медленным шагом мы въезжаем в беспечно распахнутые ворота, выскочивший конюх всматривается из – под руки и, повернувшись к нам спиной, кричит что – то неразборчивое. Тут же на помощь ему выбегают двое подростков, кланяясь, подхватывают поводья. Главная дверь усадьбы распахивается, на крыльцо выплывает важный господин в расшитой серебром ливрее, с достоинством нагибает голову, обозначив поклон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52