А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Потому что она стала частью его, и это было бы и его действие тоже…
— Бет… ты умеешь обращаться с ансиблем?
— Нет.
— И не знаешь, где хотя бы один ансибль-передатчик?
— Нет.
— Ладно, это неважно. Если тебя будут готовить на пилота — тебя обязательно научат. А координаты Картаго ты помнишь?
— Да, — прошептала Бет.
— Координаты Эрин узнаешь в любом навигационном справочнике. Но лучше не на Эрин, а на Тринити, генералу Синдэна.
— Дик, ты с ума сошел? Да если я сделаю такую вещь — меня убьют. Я боюсь…
— Я твой муж. Я запрещаю тебе бояться… Ты это сделаешь?
— Да, — пообещала она, и Дик припечатал это обещание поцелуем.
Они встали с железной лежанки, привели одежду в порядок и снова легли, обмениваясь легкими, неторопливыми и печальными ласками.
— Ты все равно сделаешь по-своему, да? — уже без слез спросила Бет.
Вместо ответа Дик спросил:
— Какой сегодня день?
— Праздник Великой Волны. Сороковой день Весны Акхат.
— А по имперскому?
— Восьмое мая.
— Значит, мы здесь всего двадцать пять дней. Я думал, месяца два. Совсем потерял счет.
— Я убью Моро, — Бет сжала кулачок. — Обязательно когда-нибудь убью.
— Лучше не надо, — шепотом сказал Дик. — Не теряй на него времени.
Дику было все труднее поддерживать разговор — усталость нисходила на него как ночь. Он перевернулся на спину и сцепил руки на затылке, а Бет положила голову на его плечо.
— Бет, это ничего, если я усну?
— Конечно…
— Я не хочу прощаться. Я усну — а ты уходи потихоньку…
— Хорошо…
— Бет…
— Да?
— Завтра… не ходи смотреть… Если будет можно. Обещаешь?
— Обещаю.
— И молись за меня, хорошо?
— Хорошо… — по голосу Дик понял, что это слово далось ей с трудом. Он уже уплывал, он уже погружался в сумрак — и попробовал объяснить:
— У меня никого нет, кроме Бога и тебя…
Она не ответила — а может, он уже уснул и не услышал ответа.

* * *
Бет сама нашла дорогу к кабинету Ли, и только когда она коснулась двери, до ее дошло, что она натворила: ушла от Дика, не добившись его согласия!
Это было просто какое-то колдовство. Она должна была остаться там, вцепиться в него руками и ногами, и, когда за ним придут — не отпускать, делать что угодно, грозить самоубийством, каким-нибудь немыслимым скандалом, диверсией! Но он попросил — и она ушла… Когда он обнимал и целовал ее, когда он врастал в нее и плакал у нее на груди — он что-то такое сделал с ней, отчего она не смогла не подчиниться.
Но все эти соображения пришли ей в голову только тогда, когда дверь перед ней отодвинулась в сторону. Аэша Ли ждала на пороге.
— Идемте, — сказала она, почти ласково касаясь плеча Бет. — Вам нужно принять ванну и поспать.
— Вы… — у Бет сперло дыхание. — Все слышали?
— Конечно, — пожала плечами женщина. — И уверяю вас, это останется между нами.
— Вы не сможете меня шантажировать!
— И не собираюсь, — пожала плечами Ли. — Гимен восстанавливается путем простой операции, а я не настолько глупа, чтобы попытаться расстроить ваш с Керетом брак. Вы должны были уже понять, что синоби поддерживают Шнайдеров обеими руками, хотя бы потому, что любой из альтернативных Рихарду кандидатов на пост сёгуна неизмеримо хуже. Запись вашего свидания уже уничтожена.
— Откуда я могу это знать? — вспыхнула Бет. Кровь ударила ей в лицо — так значит, их не только слышали, но и видели!
— Верно, ниоткуда, — улыбнулась Ли. — Вы можете только поверить мне на слово. Я думаю, сеу Бет, мы подружимся.
Она внезапно остановилась, привлекла Бет к себе, сжав ее плечи руками и очень тихо, почти лишенным дыхания голосом, прошептала:
— Ансибль-передатчик на станции Акхит и имеет шесть уровней защиты. Мало попасть на станцию, прорваться к передатчику и иметь допуск. Зашифрована сама система координат, она не соответствует общегалактической, и этот шифр нужно знать. Или знать наизусть пространственную карту. Людей, способных на это, на Картаго трое, и все трое — синоби.
— Ах ты ведьма! — завопила Бет, и нацелилась ногтями в лицо женщине-синоби.
Каким-то образом она промахнулась и несильно ударилась о стену.
— Если вы и в самом деле намерены причинить кому-то серьезный вред, — в голосе Аэши Ли не слышалось ни малейшей насмешки, а ее пухленькие пальчики сжимали запястья Бет как стальные наручники, обтянутые мягкой губкой, — то сначала бейте, а потом подавайте голос. Вы успокоились?
— Да, — выдавила Бет сквозь зубы. Ли отпустила ее и показала ей на кончике пальца блесточку. Ах, да — наклеечка, сапфировая мушка, которую Бет прилепила возле глаза, наряжаясь к сегодняшнему вечеру. Ли поддела мушку ногтем и разъяла на две половинки.
— Это биополимер, из которого сделан довольно примитивный микрофон-передатчик. На таких мероприятиях, как это, вокруг государя и членов его семьи постоянно кто-то вертится, и вместе с тем нельзя, чтобы телохранители мозолили всем глаза. Это — один из способов обеспечить безопасность. Я отобрала приемник, — она показала на серьгу-наушник, — у того из дворцовых охранников, кто отвечал за вас, сеу Элисабет. Так что теперь я — единственная хранительница ваших тайн. Успокойтесь и слушайте меня. Вы все сделали правильно. Остальное сделают ночь и страх, и завтрашняя боль, а если нет — то ничего не поделаешь. А ваше обещание выбросьте из головы, каким бы ни был исход завтрашнего суда.
— Если вы добьетесь от него согласия и оставите в живых, я не смогу выйти замуж за Солнце. Я пообещала перед Богом и людьми хранить верность.
— Юность, — Аэша засмеялась, — очень любит два слова: «всегда» и «никогда». Поэтому юные склонны требовать друг от друга невозможного. Но вот о чем подумайте, сеу Элисабет: юноша намерен умереть, так что хранить верность ему придется недолго, и будет нетрудно, поскольку голова его занята сейчас другим. А если он останется в живых, то… Вы сейчас вряд ли поверите — но сколько союзов распалось из-за того, что любовники требовали друг от друга слишком многого! Взаимное разочарование приводит к взаимной ненависти. Кстати, вас не удивило, что во время… первой брачной ночи ваш избранник был так решителен и опытен? Зная при том, что за ним наблюдают?
Бет не с кем было сравнивать, кроме того же Дика два месяца назад. Да, прогресс налицо…
— Если у него была здесь женщина — мне это все равно, — Бет вскинула подбородок.
— У него был мужчина, — почти небрежно сказала Ли. — Морихэй Лесан.
Бет стало горько до тошноты. Самое скверное — это могло быть хоть отчасти правдой.
— Скажите лучше — Моро его изнасиловал.
— Можно сказать и так, — кивнула Ли. — Но Моро сидит в этом же блоке этой же тюрьмы — как вы думаете, почему?
— Чтобы он не сбежал и ответил за все.
— Огорчу вас: нет. В худшем случае он отделается домашним арестом. Рихард снарядил ему охрану совсем по другой причине. Знаете, между пленником и его тюремщиком складываются иногда весьма неоднозначные отношения…
— Мне наплевать.
— Тем лучше. Попытайтесь лечь спать, сеу Элисабет.
Дворец опять ожил — гемы и люди сновали туда-сюда, на стенах уже появились белые траурные драпировки, на зеркалах — белая вуаль. Добравшись до своей комнаты, Бет снова разрыдалась. Белль сняла с нее платье и набрала в ванну воды.
— Ох, у госпожи кровь! — сказала она, когда Бет сбросила трусики. — А ведь закончилось только позавчера. Госпожа больна?
— Нет, — сказала Бет. — И замолчи, пожалуйста.
Она опустилась в ванну и, прогнав Белль, вымылась с крайним тщанием. Белль поднесла ночную рубашку, попутно рассказывая, что завтра Бет предстоит находиться у гроба матери, и погребальные церемонии растянутся на целый день, но она может не присутствовать на них все время — только в начале, когда мертвую придут почтить главы кланов и Солнце, и в конце, когда тело Лорел уложат в капсулу и в ракете запустят к звездам.
— Хватит тарахтеть, уходи, — приказала Бет, выключая освещение. Ей хотелось остаться одной со своим горем и со своим стыдом.
Она ничего не сделала для Дика, и, похоже, ничего уже не сделает. У нее толпа слуг, куча пажей и прихлебателей — и ни на кого нельзя положиться. Даже ее чертов жених, этот Император-Солнце не поможет ей. Он мог бы одним чихом дать Дику свободу — просто приказать, и все! — и не сделает этого, потому что важно, понимаешь ли, сохранить лицо.
Да нет. Лицо тут ни при чем. Она представила себя на его месте — что бы она сделала, если бы кто-то из самых благих побуждений зарубил леди Констанс. Страшно подумать, что бы она сделала. Она бы даже не предложила ему всю жизнь работать на Доминион, чтобы отдать долг — просто прикончила бы без всякой жалости, как собаку. Значит, Рихард великодушнее, чем она, и Керет тоже? Господи, господи, а она-то бочлась стать «такой же, как Рива»! Да она хуже!
Собственная нищета открывалась ей во всей неприглядности. Сначала память беспощадно вернула тот момент, когда она попыталась соблазнить Дика. Каким привлекательным это казалось тогда — быть для него единственной в его жизни женщиной. Ну вот, ее желание исполнилось. Она будет единственной в жизни Дика, потому что завтра он умрет. А она, как и мечтала, окажется в центре всеобщего поклонения, станет супругой сиятельного государя, притом — вовсе даже неплохого человека, который любит ее. Бабушка Альберта и ее научные дамы доберутся до секрета, скрываемого ее генами, и поколение пилотов, выведенных искусственно, вынырнет из этого сектора в большой космос — взять у Империи реванш. Слава, почет, безбедная жизнь — ты этого хотел, Жорж Данден. А Дик уйдет навсегда — она ведь боялась его любви, отягощенной слишком большой ответственностью. Как справедливо заметила Белль, «закончилось» позавчера — значит, даже ребенка не будет, семя просто вытечет из нее, дырку ей благополучно зашьют, и от Дика ничего не останется, как будто его и не было на свете. А даже если бы и был ребенок — что бы она сделала? Ведь как пить дать, ему не дали бы родиться. Вырезали бы, не спрашивая ее, как это было с ремодификацией. Ради людей и кораблей дома Рива. Потому что убивать детей «по соображения догмы» — это ужас что такое, а ради людей и кораблей — ничего, нормально.
Бет плакала, вспоминая неуклюжие ласки, так не похожие на то, о чем она читала в дамских романах. Любовников в этих романах постоянно сравнивали с искусными музыкантами, которые владеют женщиной как музыкальным инструментом, извлекая нужные гармонии. Дик не был искусным музыкантом. Он не знал, где прижать и где дернуть так, чтобы женское тело «зазвучало» как надо, а и знал бы — вряд ли стал бы думать, как на нем «сыграть», потому что видел не тело, а человека. Он отдавал себя ей, ей одной, и был таким нежным, точно она из рисовой бумаги. Она решила поначалу, что с ее стороны это будет чистым актом милосердия. Ну, в самом деле — чем это еще может быть в первый раз, в тюремной камере, куда в любую минуту могут вломиться, в слезах, в смертном страхе и с цепями на руках (потом эта цепь страшно врезалась ей в лопатки)? Она сама удивилась, когда от робких прикосновений ее плоть расцвела. А когда он пульсировал в ней, как сердце… Бет не могла назвать это теми словами, которые вычитала в книжках — одни были слишком сухими, другие слюнявыми. Почему он спросил про виноградные гроздья?
Не было никакого наслаждения типа «весь мир потонул в теплой и ароматной влаге любви». Было просто невыносимое чувство, чем-то похожее на жалость и на восхищение одновременно (хотя Бет, убей Бог, не могла бы объяснить, как такое возможно). Может быть, кто-нибудь и когда-нибудь таки заставит ее испытать это «всепоглощающее наслаждение» — но никто не будет подходить к ней так же просто и верно, как ключ к замку. Боже, да что ж это за несправедливость такая? Почему он должен умереть именно сейчас?
Бет не разделяла уверенности Аэши Ли в том, что Дик после этого передумает. Наоборот, теперь он казался ей совсем потерянным. Надежда, родившаяся по пути в дворцовую тюрьму, теперь почти задохнулась. Она оставила его — там, на согретой их телами, но быстро теряющей тепло железной полке. Он спал, закинув руки за голову, и во сне сохранял все тот же сосредоточенный вид. Во всем, во что он верил и что считал правильным, он был последователен и упрям, как шахтопроходческий бот*. Когда ему не хватало знаний — он зубрил до черноты в глазах, когда сомневался в своих силах — тренировался до упора, когда нужно было убить врага, чтобы спасти друга — убил, а когда осталась последняя возможность утвердить свою любовь перед лицом всего враждебного мира — он просто взял и сделал то, что считал нужным. Потому-то Рихард и хочет его живым, а не мертвым.
Потому-то и не получит.

* * *
У Яна Шастара все пошло кувырком. Началось с того, что ни морлок, ни старик, ни рабыня из дому не вышли и на праздник не пошли. Моро же поехал в сёгунский дворец, и забраться к нему в его отсутствие да подстеречь его уже никак не выходило, раз дом был задраен наглухо.
Шастар уже понимал, что надо бы уходить — а все-таки послал морлока наблюдать за парадным, а сам сидел и ждал непонятно чего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов