– Ну, не Магнифико же… – прошептал Торан.
– Слушай, – тихо сказала Байта. – Ты помнишь, что произошло на Неотренторе? Ну, вспомни и подумай, Тори!
Но он мотал головой и что-то беззвучно бормотал.
Она устало продолжила:
– На Неотренторе умер человек. Умер человек, к которому никто не прикасался. Так? Магнифико играл на видеосоноре, и, когда кончил играть, крон-принц был мертв. Ну, разве не странно? Разве это не странно, что существо, которое боится всех и вся, совершенно беспомощное от этого страха, обладает способностью убивать, когда захочет?
– Музыка и световые эффекты, – пробормотал Торан, – оказывают сильное эмоциональное воздействие…
– Вот именно – эмоциональное воздействие! Очень сильное. Эмоциональное воздействие – это ведь из области способностей Мула! Ну, ладно, это, может быть, совпадение. Но все-таки существо, совершившее убийство, по определению, жутко боязливо. Допустим, его обработал Мул, возможно, все этим объясняется. Но, Торан, мне тоже немного перепало от той музыки, которая прикончила крон-принца. Совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы меня охватило то самое чувство, которое я испытала в Склепе Селдона. То самое чувство отчаяния и безнадежности, которое потом я испытала в Хейвене.
Лицо Торана потемнело.
– Я тоже ощущал что-то подобное… Но я забыл. Я никогда не думал…
– Вот тогда я впервые догадалась. Это было смутное чувство – интуиция, если хочешь. Я об этом больше не думала. Потом Притчер рассказал нам о Муле, о том, какова природа его мутации, и мне сразу все стало ясно. Это Мул создал атмосферу отчаяния и паники в Склепе Селдона. Это Магнифико создал атмосферу отчаяния на Неотренторе. Это была одна и та же эмоция. Значит, Мул и Магнифико – один и тот же человек. Разве не логично, Тори? Разве это не как аксиома в геометрии – два отрезка, равные третьему, равны между собой?
Она была на грани истерики, но держалась из последних сил. Она продолжала:
– Догадка меня страшно напугала. Если Магнифико – Мул, думала я, значит, ему известны мои эмоции и он может использовать их для своих целей. Я старалась вести себя так, чтобы он ни о чем не догадывался. Я избегала его. К счастью, и он избегал меня. Гораздо больше меня его интересовал Эблинг Мис. Я решила, что убью Миса, прежде чем он успеет сказать главное. Я решила это втайне и хранила тайну как только могла – настолько, что самой себе старалась не признаваться. Если бы я могла убить самого Мула! Но я не могла рисковать. Он бы заметил, а тогда все бы пропало.
Она была совершенно измучена. Торан резко выпалил:
– Это невозможно! Ты только посмотри на это ничтожество! Он – Мул? Да он даже не слышит, о чем мы говорим!
Не глядя, он ткнул пальцем в тот угол, где сидел Магнифико. Но когда он туда посмотрел, то с ужасом увидел, что Магнифико выпрямился во весь рост, что глаза его смотрят сурово и смело. Он сказал совершенно спокойно и без всякого акцента:
– Я прекрасно слышал, что она сказала, мой друг. Просто сейчас я сидел и размышлял о том, как это я, при всем своем уме и способности все предвидеть, мог допустить роковую ошибку и так много потерял.
Торан в испуге откинулся на спинку кресла, как будто боялся, что сам паяц или его дыхание могут коснуться его.
Магнифико кивнул и ответил на незаданный вопрос:
– Я – Мул.
Он больше не был смешон – его скрюченные руки и ноги, его длинный нос стали скорее страшны, чем потешны. Он держался спокойно и уверенно.
Он великодушно проговорил:
– Сидите. Можете даже прилечь поудобнее. Игра окончена, и мне хотелось бы рассказать вам свою историю. Это моя слабость – желание, чтобы меня кто-то понял.
А глаза его, смотревшие на Байту, были прежние; мягкие, грустные карие глаза Магнифико-паяца.
– Не было ничего в моем детстве такого, – начал он, – что мне хотелось бы вспоминать. Может быть, вы сумеете это понять. Я был лишен возможности жить жизнью нормального здорового ребенка. Мать моя умерла, не успев взглянуть на меня. Кто мой отец, я не знаю. Я рос изгоем, с израненным и перевернутым сознанием, полным жалости к себе и ненависти к другим. Тогда меня считали страшным ребенком. Все избегали меня – большей частью из неприязни, но некоторые уже тогда боялись меня. Происходили странные случаи… но, впрочем, не стоит об этом. Главное, что этих случаев было достаточно для того, чтобы капитан Притчер сумел, копаясь в подробностях моего детства, прийти к выводу о том, что я – мутант. Справедливости ради скажу, что сам я об этом не догадывался лет до двадцати.
Торан и Байта, ошеломленные, слушали. Волна голоса Магнифико накатывала на них и разбивалась.
Паяц – нет, Мул – похаживал перед ними мелкими шажками из стороны в сторону.
– Само понимание моей необычайной силы пришло ко мне не сразу. Долго я не мог в это поверить. В конце концов я осознал, что разум человека для меня – как циферблат, стрелки на котором показывают на доминирующую эмоцию. Конечно, это не самый лучший образ, но иначе я не могу объяснить. Постепенно я понял, что умею проникать в чужое сознание и поворачивать стрелки в нужном направлении и удерживать их в этом положении, сколько мне вздумается, даже навсегда. Но понял я это опять-таки далеко не сразу. Другой бы, наверное, догадался быстрее.
Но, как бы то ни было, сознание собственной силы пришло ко мне, а с ним пришло желание отомстить за ничтожность моей прежней жизни. Может быть, вы сумеете это понять! Может быть, вы хотя бы попытаетесь это понять! Уродом быть нелегко – иметь разум, сердце, все понимать – и быть уродом. Смех и жестокость при одном взгляде на тебя! Ты – другой! Ты – чужой, посторонний, всегда посторонний! Вы этого никогда не чувствовали!
Магнифико поднял глаза к потолку, покачался с носка на пятку и продолжал свои воспоминания…
– Но, как бы то ни было, я узнал об этом и решил, что мы должны померяться силами с Галактикой. У нее были свои ходы, и я терпел это – двадцать два года! Но настала моя очередь сделать ход! У Галактики была солидная фора; я – один, а их – квадриллионы!
Он остановился, чтобы бросить взгляд на Байту.
– Но у меня было слабое место. Сам из себя, как личность, я ничего не представлял. Если я и мог добиться власти и могущества, то только за счет других людей. Успех приходил ко мне через посредников. Всегда! Все было именно так, как говорил Притчер. С помощью отпетого бандита я захватил свою первую базу на астероиде. С помощью одного промышленника я обосновался на первой из планет. С помощью целой вереницы других людей я добрался в конце концов до диктатора Калгана, захватил сам Калган и стал обладателем флота. После этого была Академия как цель, И тут на сцене появились вы. Академия, – тихо проговорил он, – была самой трудной задачей, с какой мне когда-либо приходилось сталкиваться. Чтобы разбить ее, мне нужно было вывести из строя колоссальное количество людей из правящей верхушки. Я смог бы сделать это с самого начала, похитрее, но мог отыскаться прямой путь, и я искал его. В конце концов, даже если очень сильный человек способен разом поднять пятьсот фунтов веса, это вовсе не означает, что ему нравится без конца этим заниматься. Эмоциональная обработка людей – нелегкий труд, и я стараюсь к ней не прибегать, за исключением тех случаев, когда она действительно необходима.
Поэтому я подыскивал посредников для нападения на Академию.
Под видом собственного шута я искал агента или агентов из Академии, которые непременно должны были быть засланы в Калган для того, чтобы выяснить, кто я и что я. Теперь я понимаю, что встретить я должен был капитана Притчера. Но по воле капризной судьбы мне встретились вы. Я – телепат, но не до конца. А вы, моя госпожа, были из Академии. Это меня обмануло. Но оказалось не смертельно, поскольку Притчер к нам вскоре присоединился. Но ошибка была допущена в самом начале, и она-то и оказалась смертельной.
Торан впервые за все время рассказа подал голос.
– Постой! Ты хочешь сказать, что, когда я стоял там и распинался перед лейтенантом, вооруженный только Парализующим пистолетом, и защищал тебя, это было под воздействием эмоционального контроля! Ты хочешь сказать, что я уже тогда был обработан? – кричал Торан, брызгая слюной от ярости.
Тонкая улыбка скользнула по лицу Магнифико.
– А почему бы и нет? Выдумаете, это невозможно? Тогда спросите себя; разве вы стали бы рисковать жизнью ради уродца, которого до этого и в глаза-то не видели, будь вы в здравом уме? Догадываюсь, что по трезвому размышлению вы были сами немало удивлены своим тогдашним поведением.
– Да, – отозвалась Байта, – так оно и было. Это было совершенно очевидно.
– Как бы то ни было, – продолжал Мул, – Торан был вне опасности. У лейтенанта были четкие инструкции – не задерживать вас. Итак, мы втроем и капитан Притчер отправились в Академию, и – сами помните, как быстро завертелась там моя кампания. Когда капитана Притчера судил трибунал, на котором вы присутствовали, я упорно трудился. Военные судьи, которые вели этот процесс, позднее командовали эскадронами во время военных действий. Они быстро капитулировали, и мой флот выиграл сражение при Хорлеггоре и еще кое-какие сражения.
Через Притчера я познакомился с доктором Мисом, который принес мне видеосонор, полагая, что делает это по собственной инициативе, и тем самым несказанно облегчил мне задачу. На самом деле, конечно, он сделал это вовсе но по собственной инициативе.
Байта прервала его:
– Эти концерты! А я все думала, к чему они! Теперь я понимаю!
– Да! – подтвердил Магнифико, – видеосонор действует, как фокусирующий инструмент. Сам по себе он представляет довольно-таки примитивное средство воздействия на чужие эмоции. Но с его помощью я могу воздействовать как на большое число людей одновременно, так и более интенсивно – на отдельных людей. Те концерты, которые я дал в Академии перед тем, как она капитулировала, и те, которые были даны в Хейвене перед тем, как он сдался, сделали значительный вклад в общее пораженческое настроение. Я мог бы здорово повредить здоровью принца на Неотренторе, но без видеосонора не смог бы его убить. Понимаете?
Но главной моей находкой был Эблинг Мис. Он мог бы…
Магнифико произнес последние слова с горечью, но, не договорив фразу до конца, продолжал:
– Существует особая мишень для эмоционального контроля, о существовании которой вы не догадываетесь. Интуиция, предвидение, озарение – называйте, как хотите – это свойство психики может наравне с эмоциями подвергаться обработке. По крайней мере, мне это удается. Вы не понимаете, о чем я говорю?
Ответа не последовало.
– Человеческий мозг работает весьма неэффективно. Обычно называют цифру: двадцать процентов от возможной потенции. Когда вдруг внезапно происходит то, что люди называют интуицией, озарением, ясновидением, в действительности мозг просто выдает то, на что он способен. Я давно понял, что умею индуцировать высокую работоспособность мозга в течение продолжительного времени. Это губительно для человека, подвергающегося такому воздействию, по очень эффективно для достижения моих целей. Депрессор ядерного поля, примененный в войне против Академии, явился результатом подобной обработки одного калганского инженера. Я снова работал через посредников.
Эблинг Мис был не просто мишенью. Он был десяткой. Его научный потенциал колоссален, и он был нужен мне. Еще до начала войны с Академией я послал агентов для переговоров с Империей. Уже тогда я начал собственные поиски Второй Академии. Естественно, я ее не нашел. Я знал, что должен отыскать ее – и помочь в этом мне мог только Эблинг Мис. Его разум, работающий с повышенной эффективностью, мог позволить ему продублировать работы самого Гэри Селдона.
Частично это ему удалось. Я довел его до последнего предела. Процесс обработки его мозга был безжалостным, но дело должно было быть доведено до конца. Он должен был скоро умереть, но он был еще жив…
Он снова не договорил.
– Он должен был прожить еще достаточно долго. Мы втроем должны были отправиться во Вторую Академию. Это был бы последний бой, и все было бы кончено, если бы не моя ошибка.
Торан сдавленным голосом спросил:
– Почему ты все время к этому возвращаешься? Что за ошибка? И давай кончай, надоело.
– Видите ли, дело в том, что ошибкой была ваша жена, Торан. Ваша жена оказалась необычным человеком. Я никогда в жизни не встречал никого, подобного ей. Я… Я… – Голос Магнифико сорвался. Он с трудом взял себя в руки и продолжал:
– Она любила меня, она жалела меня сама по себе, и мне не нужно было воздействовать на ее эмоции. Я ее не раздражал и не забавлял. Просто – ока любила меня.
Неужели вы не понимаете? Неужели вы не видите, что это значило для меня? До сих пор никто… в общем, мне это было очень дорого. Собственные эмоции обманули меня, меня, бывшего хозяина чужих эмоций. Я не прикасался к ее разуму, к ее чувствам, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36