– На самом деле, есть планета под названием «Земля» в этом перечне…
– Как это? – изумился Тревайз. – Разве ты сам только что не сказал, что ее там нет?
– Она не так называется. Существует планета под названием Гея.
– При чем она тут? При чем тут эта – как ты сказал? Гейя?
– Пишется Г-Е-Я. Означает «Земля».
– Почему это слово должно означать «Земля»? Для меня это слово никакого смысла не несет.
Лицо Пелората исказила гримаса муки.
– Вряд ли ты мне поверишь… Понимаешь, если вернуться к анализу мифов… в общем, получается, что на Земле существовало множество независимых языков.
– Что?
– Да-да. В конце концов, и сейчас в Галактике говорят на тысяче разных диалектов.
– Верно, диалектов великое множество, но они не независимы. Действительно, понимание каждого из них вызывает определенные трудности, все это – варианты Галактического Стандарта.
– Правильно, но ведь это обусловлено постоянными контактами между мирами. А что, если какой-то мир находился в изоляции долгое время?
– Ты говоришь о Земле. Одном-единственном мире. При чем же тут изоляция?
– Земля – планета-прародина, не забывай. Человечество в этом мире когда-то обитало в таких примитивных условиях, что сейчас и представить невозможно. Никаких космических полетов, никаких компьютеров, вообще никакой техники – борьба за выживание…
– Странно… очень странно, – поджал губы Тревайз.
Пелорат склонил голову на бок и печально улыбнулся:
– Наверное, все бесполезно, дружочек. Мне никогда не удавалось никого убедить. Сам виноват, очевидно…
– Прости, Джен. Получилось, что я тебе не верю. Просто все слишком непривычно. Ты трудился тридцать лет, а на меня все разом обрушилось. Ты должен сделать скидку. Ладно, постараюсь представить себе такую картину: на Земле живут примитивные люди и разговаривают на двух разных, совершенно непохожих языках…
– Языков таких было с полдюжины, – уточнил Пелорат. – Очень может быть, что на Земле существовали громадные, отделенные друг от друга участки суши, и сообщение между ними возникло далеко не сразу. У обитателей каждого из континентов мог развиться свой собственный язык.
Стараясь не звучать чересчур иронично, Тревайз вставил:
– И как только на одном континенте узнавали о наличии сородичей на другом, немедленно принимались спорить по «Вопросу о Происхождении», с пеной у рта доказывая, что именно тут люди впервые произошли от животных.
– Конечно, очень может быть, Голан. Ничего смешного. Для них это было бы вполне естественно.
– Ну-ну. И значит, на одном из этих языков «Гея» значит «Земля». А слово «Земля» существует в другом из этих языков. Так?
– Так, так.
– И поскольку слово «Земля» перешло в Галактический Стандарт, очень может быть, что теперь народ Земли называет свою планету «Гея» по какой-то ему одному ведомой причине.
– Вот именно! Ты удивительно сообразителен, Голан.
– Благодарю. Только что тут таинственного? Если Гея – действительно Земля, несмотря на разницу в названиях, следовательно, эта планета, если верить твоей модели, должна иметь период обращения вокруг оси, равный СГД, и период обращения вокруг солнца, равный СГГ, и обладать гигантским спутником, который обращается вокруг нее за один месяц.
– Да, это должно быть именно так.
– Ну так что: соответствует она этим характеристикам или нет?
– В том-то и дело, что я не знаю. В реестре нет такой информации.
– Нет? Ну так что, Джен, отправимся на Гею, замерим периоды ее обращения и скорость вращения ее спутника?
– Я не против, Голан, – вконец растерялся Пелорат… – Но только вот координаты ее тоже даны не слишком определенно…
– Что – одно название? Это и есть твоя «уникальная догадка»?
– Но ведь именно поэтому я так хотел попасть в Галактическую Библиотеку!
– Погоди, погоди… Ты сказал, что информация не слишком определенная, То есть совсем никаких координат?
– Там сказано, что планета находится в Сейшельском Секторе… а потом стоит знак вопроса.
– Раз так – не горюй, Джен. Мы отправимся в Сейшельский Сектор и во что бы то ни стало разыщем Гею!
Глава седьмая
Крестьянин

23
Стор Гендибаль бежал трусцой по проселочной дороге далеко от Университета. Слишком далеко. Сотрудники Второй Академии предпочитали как можно реже наведываться в крестьянский мир Трентора. Это не возбранялось, но ни далеко, ни надолго никто от Университета не удалялся.
Гендибаль в этом плане являл собой исключение, но не задавался вопросом, зачем ему это нужно. Раньше, правда, его удивляла собственная склонность к далеким прогулкам. Он просто обязан был уяснить для себя, в чем причина, – самоанализ входил в перечень обязанностей сотрудников Академии, Ораторов – в особенности. Их сознание было их оружием и самоцелью, и они обязаны были держать его в полной боевой готовности.
Гендибаль удовлетворился тем, что решил, будто его любовь к далеким вылазкам кроется в том, что планета, с которой он прибыл на Трентор, отличалась суровым климатом – там было холодно и неуютно. Когда его мальчиком привезли на Трентор, он, к собственной радости, обнаружил, что тут и сила притяжения меньше, и климат мягкий и приятный. Может быть, именно поэтому ему больше, чем остальным, так нравилось бывать на открытом воздухе.
Уже в первые годы на Тренторе Гендибаль понял, что заточение в стенах Университета чревато пагубными последствиями – от рождения он был хил, тщедушен, маленького роста. Поэтому он уделял какое-то время физическим упражнениям. Определенного успеха он достиг. Правда, по-прежнему оставался худ, поджар, но стал жилист и подвижен. Бег трусцой превратился в один из неизменных компонентов поддержания физической формы. Кое-кто за Столом Ораторов неодобрительно прохаживался по этому поводу, да только Гендибалю это было в высшей степени безразлично.
Он упрямо шел своей дорогой, хотя был Оратором лишь в первом поколении. Все остальные Ораторы были детьми и даже порой внуками Ораторов, а также все они были намного старше Гендибаля, так что нечего от них было ждать, кроме недовольного бурчания.
По давней традиции на заседаниях Стола все Ораторы без исключения открывали глубины своего сознания нараспашку (в идеале, конечно, ибо редко у кого не возникало желания что-либо припрятать в уголке, хотя это было совершенно бесполезное ухищрение), и Гендибаль отлично знал, что все они завидуют ему. Понимал он, что его собственное отношение к Ораторам – не что иное, как презрение и амбиция сверх меры. И Ораторы это знали.
Помимо всего прочего, если вернуться к причинам любви Гендибаля к пешим прогулкам, надо упомянуть, что хотя мир, где прошло его раннее детство, и отличался суровостью климата, но, тем не менее, ему нельзя было отказать в своеобразной красоте – Гендибаль родился в плодородной долине, окруженной живописными горными хребтами, удивительно прекрасными в печальные дни долгих зим. Гендибаль помнил свой мир, свое детство, такое далекое теперь. Помнил и мечтал когда-нибудь вернуться туда. Как могло так выйти, что он оказался заключенным в бастионе, занимавшем всего несколько дюжин квадратных миль?
Гендибаль равнодушно поглядывал по сторонам на бегу. Да, климат Трентора, безусловно, был приятен, но глазу не на чем было задержаться – пейзаж был на редкость скучен, однообразен. Плодородной, цветущей планетой Трентор не был никогда. Может быть, это, наряду с другими причинами, и привело в свое время к тому, что он стал административным центром Союза Миров, а затем – и всей Галактической Империи. Никаких попыток изменить его предназначение никогда не предпринималось, да и вряд ли бы что из этого вышло.
После Великого Побоища Трентор мог поддержать свое жалкое существование лишь за счет распродажи накопленных на нем за долгие века металлов и сплавов: стали, алюминия, титана, меди, магния – в некотором смысле возвращал взятое взаймы и растрачивал свои богатства намного быстрее, чем они были накоплены.
До сих пор громадные запасы металла оставались на Тренторе, но находились они под землей, и добывать их оттуда было трудновато.
Думлянскмм крестьянам (тренторианами они себя не называли, для них это было проклятое слово, им пользовались лишь сотрудники Второй Академии) возиться с металлом было лень и к добыче его они относились с предубеждением. Зря, кстати, ведь подземные залежи металлов могли отравлять почву и еще сильнее снижать ее плодородность. Спасало положение лишь то, что население Трентора было невелико и пока земля давала все необходимое для существования. Время от времени к тому же думляне все же продавали небольшие партии металлов.
Взгляд Гендибаля угрюмо скользил по плоскому горизонту. С геологической точки зрения Трентор был еще жив, как любая из обитаемых планет Галактики, но минуло уже, по меньшей мере, сто миллионов лет с тех пор, как здесь завершился последний мощный период горостроения. То, что когда-то было возвышенностями, теперь превратилось в округлые холмы, да и они большей частью исчезли в те времена, когда Трентор одевали в стальную броню.
Далеко к Югу, невидимый отсюда, находился берег Главного Залива Восточного Океана, восстановленного после разрушения подземных цистерн.
К Северу виднелось здание Галактического Университета, за ним – приземистое, широкое строение Библиотеки – большая часть ее помещений находилась под землей. Еще севернее располагались руины Императорского Дворца.
По обе стороны от дороги виднелись отдельные крестьянские постройки, паслись небольшие стада коров, овец, стайки кур. Все они мычали, блеяли, квохтали, пощипывали травку и никакого внимания на Гендибаля не обращали.
Гендибаль на краткий миг задумался о том, что такие домашние животные живут во всех обитаемых мирах Галактики и все-таки везде они немного разные. Он вспомнил, какие были козы на его родной планете, вспомнил даже свою собственную козу, которую однажды подоил… Тамошние козы были крупнее на вид и более серьезно настроены, чем маленькие, философичного вида их сородичи, завезенные на Трентор и обосновавшиеся тут после Великого Побоища. Но как бы ни отличалась друг от друга домашняя скотина на разных планетах, во всех мирах люди обожали своих питомцев, чем бы они их ни снабжали – мясом, шерстью, молоком или яйцами…
Как правило, во время своих пробежек Гендибаль думлян не встречал. Видимо, фермеры избегали попадаться на глаза тем, кого называли «мучеными» – так они по-своему произносили слово «ученые». Еще один предрассудок.
Гендибаль мельком взглянул на солнце Трентора. Оно стояло довольно высоко, но жарко не было. Здесь, на этой широте, никогда не бывало ни палящей жары, ни дикого холода. (Гендибаль порой скучал по кусающему морозцу своей родной планеты. Может быть, правда, ему только казалось, что он скучает, – ведь за все годы он там ни разу не побывал – не исключено, что боялся разочароваться.)
Бег делал свое дело – Гендибаль чувствовал мышечную радость, все тело приобрело гибкость, ловкость. Решив, что бежать уже хватит. Гендибаль перешел на шаг, ровно и глубоко дыша.
Нужно было мысленно подготовиться к предстоящему Заседанию Стола, к последнему, решающему удару. Он должен был заставить всех переменить политику, провозгласить новую стратегию, учитывающую растущую опасность со стороны Первой Академии – да не только с ее стороны, положить конец фатальному доверию к «совершенству» Плана, И когда только они все поймут, что совершенство Плана и есть самый главный признак кроющейся в нем опасности?
Скажи об этом любой другой, не он сам – Гендибаль был уверен: все проскочило бы без сучка и задоринки. Отношение Стола Ораторов к собственной персоне он знал, но надеялся на помощь и поддержку старого Шендесса. Старик должен помочь обязательно! Он ни за что не захочет прописаться в учебниках по истории, как тот самый Первый Оратор, под руководством которого погибла Вторая Академия!
Внимание: думлянин!
Гендибаль был потрясен не на шутку. Он ощутил далекую вибрацию чужого сознания задолго до того, как увидел его обладателя. Сознание принадлежало крестьянину – грубое, неотесанное. Гендибаль мысленно отшатнулся, стараясь сделать прикосновение к сознанию этого человека как можно более легким и незаметным. Правила Второй Академии в этом отношении были очень строги – ведь крестьяне, сами о том не догадываясь, служили прикрытием для Второй Академии.
Ни один из тех, кто прилетал на Трентор по делам торговли, ни один залетный турист никогда не встречал здесь никого, кроме крестьян да, может, двух-трех выживших из ума ученых. Убери отсюда крестьян, нарушь хоть немного их неведение, и ученые сорвали бы с себя и со своего дела покров секретности с катастрофическими последствиями. Этот вопрос одним из первых изучали в Университете новички: им наглядно демонстрировали, сколь грандиозны могут быть изменения в Главном Радианте, если затронуть сознание крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63