Боишься?
– Я не быть бояться, я не забоюсь, Господин… если вы быть со мной.
– Я буду с тобой. Но сейчас, во-первых, я должен найти для тебя комнату, договориться, чтобы тебе выделили помещение с ванной и туалетом, место в столовой и одежду. Тебе придется носить одежду, более подходящую для ученой, Нови.
– Только у меня не быть больше!.. – отчаянно воскликнула она, оглядев себя с ног до головы.
– Мы найдем что-нибудь, не волнуйся.
Ясно – нужна женщина, которая бы позаботилась об одежде для Нови. Она же научит ее элементарным правилам гигиены. Конечно, она напялила на себя свои лучшие тряпки, но запах пота остался.
Кроме того, этой женщине нужно будет объяснить природу их отношений с Нови, Ни для кого не было секретом (хотя все изображали хорошую мину при плохой игре), что мужчины (да и женщины, если уж на то пошло) из Второй Академии время от времени наведывались к думлянам с целями, далекими от чистой науки. Если при этом они не касались сознания крестьян – ради бога, никто из таких похождений событий не делал. Гендибаль таких вылазок никогда не делал – ему нравилось думать, что причиной тому было то, что он не питал склонности к более грубым формам секса, чем те, что были доступны в стенах Университета. Университетские дамочки, конечно, были бескровны и бледны по сравнению с думлянками, но зато чистенькие и гладкокожие.
Но даже в том случае, если его поведение будет истолковано неверно и над ним начнут посмеиваться, как над Оратором, который не только связался с думлянкой, но и приволок ее к себе, – ничего, он переживет. Переживет, потому что эта крестьянка, Сура Нови, была его ключом к победе в предстоящей неизбежной дуэли с Оратором Деларми и всеми остальными за Столом Ораторов.
29
Гендибаль снова увидел Нови только после обеда. Ее привела женщина, которой пришлось долго и нудно втолковывать, в чем, собственно, дело, дабы она уяснила, что никаких интимных глупостей у него нет и в помине. В конце концов она все поняла, по крайней мере, сделала вид, что поняла, и слава богу.
Теперь Нови стояла перед ним смущенная, гордая и удивленная одновременно.
– Ты превосходно выглядишь, Нови, – сказал Гендибаль.
Подобранная для Нови одежда сидела на ней удивительно хорошо, и ничего отталкивающего Гендибаль в ее внешности не мог найти, как ни старался. Не то талию подчеркнули, не то грудь приподняли, или просто все это было незаметно под неряшливой крестьянской робой?
Бедра у нее были широкие, но не слитком. Лицо, конечно, особой тонкостью не отличалось, но это ничего: освоится немного, научится следить за кожей и пользоваться косметикой, и будет совсем неплохо.
Черт подери, он готов был поклясться, что женщина подумала-таки, что Нови – его любовница. Изо всех сил постаралась сделать из нее красавицу.
«А почему бы и нет?» – подумал он.
Нови должна предстать перед Столом Ораторов, и чем привлекательней она будет на вид, тем легче будет осуществить задуманное.
Как раз за этими размышлениями и застал его вызов Первого Оратора – совершенно особенная форма общения, принятая в ментальном сообществе. Более или менее официально называлось это «Эффектом Совпадения». Стоило хотя бы слегка задуматься о том, кто в это же самое время подумал о тебе, и немедленно происходила обоюдная ментальная стимуляция, эскалация импульсов. Пара секунд на концентрацию мыслей, и связь налажена.
Даже для тех, кто умом понимал принцип такой коммуникации, она оставалась удивительной, в особенности в тех случаях, когда поначалу мысли о будущем собеседнике были настолько туманны и расплывчаты с одной стороны, а то и с обеих, что сознательно их можно было просто не отследить.
– К сожалению, вечер у меня занят, Нови, – сказал Гендибаль. – Мне нужно заняться научной работой. Я отведу тебя в твою комнату. Там много книг – можешь поупражняться в чтении. Я покажу тебе, как пользоваться сигнализацией, – вдруг тебе понадобится какая-то помощь. А завтра увидимся.
30
– Первый Оратор? – вежливо спросил Гендибаль.
Шендесс только кивнул в ответ. Выглядел он осунувшимся и постаревшим. Гендибаль точно знал, что Шендесс не пьет, но сейчас было полное впечатление, что старик только что глотнул чего-то крепкого.
– Получили мою записку?
– Нет, Первый Оратор. Записки мне никакой не приносили. Я явился на ваш зов. Понял, что дело важное.
– Верно. Этот человек из Первой Академии – Тревайз…
– Да?
– Он не прилетит на Трентор.
Гендибаль удивления не выразил.
– А почему, собственно, он должен сюда лететь? Судя по имеющейся у нас информации, он покинул Терминус вместе с Профессором, цель которого найти Землю.
– Да-да, легендарную планету – прародину человечества. И поэтому он должен был лететь именно на Трентор. В конце концов, разве Профессор знает, где Земля? Вы знаете? А я? Можем мы быть уверены, что она существует вообще или существовала когда-либо? Безусловно, они должны были прибыть сюда и искать недостающую информацию в Библиотеке, если такую информацию вообще можно добыть где бы то ни было. До сих пор я полагал, что ситуация не носит столь кризисного характера, я думал, что люди из Первой Академии прибудут сюда, и через них мы узнаем то, что хотим узнать.
– А именно это является причиной, почему ему не дадут сюда попасть.
– Но куда, в таком случае, они направляются?
– Не знаю. Вероятно, это никому неизвестно.
– Похоже, вас это не слишком волнует?
Гендибаль пожал плечами:
– Я думаю, не лучше ли, что все складывается так. Вы хотели, чтобы Тревайз, целый и невредимый, попал на Трентор, и мы смогли бы использовать его как источник информации. Но не станет ли он еще более ценным источником информации, если полетит туда, куда хочет лететь, не поможет ли он нам обнаружить кого-то, более важного, чем он сам, если только, конечно, мы не потеряем его из виду?
– Это еще не все! – воскликнул Первый Оратор. – Вы ухитрились так убедить меня в существовании этого нашего нового врага, что теперь я просто места себе не нахожу. Теперь я просто уверен, что мы обязаны захватить Тревайза, иначе все потеряем, проиграем окончательно. Не могу избавиться от ощущения, что ключ ко всему – он один.
– Что бы ни случилось, мы не проиграем, – твердо, убежденно сказал Гендибаль. – Другое дело, что эти Анти-Мулы, как вы их назвали, скрываются здесь, среди нас. Но теперь мы знаем, что они здесь, и не будем больше действовать вслепую. На следующем же Заседании Стола, если нам удастся достичь согласия, мы начнем контратаку.
– Не только из-за Тревайза я позвал вас, Оратор. Это мучило меня как мое личное поражение. Я виноват в том, что поставил личное дело выше общего. Есть еще кое-что, более важное.
– Более важное, Первый Оратор?
– Более важное, Оратор Гендибаль. – Шендесс глубоко вздохнул и застучал кончиками пальцев по крышке стола. Гендибаль спокойно стоял и ждал продолжения. Наконец Первый Оратор сказал – тихо, как будто старался облегчить удар; – На экстренном Заседании Стола Ораторов, созванном Оратором Деларми…
– Без вашей санкции, Первый Оратор?
– Для того, что ей было нужно, ей хватало согласия лишь троих Ораторов, не включая меня. Так вот, на этом экстренном Заседании вы были подвергнуты импичменту, Оратор Гендибаль. Вас объявили недостойным поста Оратора, и вы должны будете предстать перед судом. Билль по импичменту впервые за три столетия будет предъявлен Оратору…
Всеми силами стараясь подавить охвативший его гнев, Гендибаль спросил:
– Не сомневаюсь, что лично вы не голосовали за импичмент?
– Нет, но я был в одиночестве. Остальные Ораторы были единодушны – десятью голосами против одного было принято решение об импичменте. Для такого решения достаточно восьми голосов, включая Первого Оратора, или десяти без него.
– Но я не присутствовал не Заседании!
– Это ничего не изменило бы. Вы не имели права принимать участие в голосовании.
– Да, но я мог выступить в свою защиту.
– Защищаться вам теперь придется на суде, который, естественно, состоится в самое ближайшее время.
Гендибаль задумчиво кивнул, помолчал немного и сказал:
– Все ясно, но не это меня сейчас волнует. Думаю, Первый Оратор, вы были совершенно правы, что заговорили сначала о Тревайзе. На самом деле, это гораздо серьезнее всех судов и импичментов. Можно попросить вас отсрочить судебный процесс на этом основании?
Первый Оратор протестующе поднял руку:
– Не склонен винить вас в непонимании происходящего, Оратор. Импичмент – настолько из ряда вон выходящее событие, что мне самому пришлось заглянуть в уголовный кодекс. Нет, ничто тут не поможет – никаких отсрочек, никаких приоритетов. Нам придется забыть обо всем и начать судебный процесс.
Гендибаль оперся кулаками о стол и склонился к Первому Оратору:
– Вы не шутите?
– Таков закон.
– Какой может быть закон, когда столь велика опасность?
– По мнению Стола, самой явной и главной опасностью являетесь вы, Оратор Гендибаль. Нет, не прерывайте, выслушайте меня. Закон, о котором идет речь, говорит о том, что нет ничего страшнее коррупции и использования своего положения со стороны Оратора.
– Но я не виновен ни в том ни в другом, Первый Оратор, и вы это прекрасно знаете! Это просто-напросто личная месть Оратора Деларми. Если кто-то и пользуется незаконно своим положением, так это она. Мое преступление состоит лишь в том, что я никогда не выслуживался, не заискивал ни перед кем. В этом я действительно виноват – не обращал должного внимания на идиотов, которые достаточно стары для того, чтобы выжить из ума, но еще достаточно молоды для того, чтобы удерживать власть!
– Как я, Оратор?
Гендибаль огорченно вздохнул.
– Простите, сорвалось. Я вовсе не имел в виду вас, Первый Оратор. Ну что ж, прекрасно, пусть будет суд. Пусть он начнется завтра. А еще лучше – сегодня же вечером. Покончим с этим и займемся Тревайзом. Промедление смерти подобно.
– Оратор Гендибаль, – печально сказал Шендесс, – вы, видимо, все-таки не понимаете всей серьезности ситуации. Попытки подвергнуть Оратора импичменту бывали и раньше. Их было всего две, и оба раза дело не закончилось осуждением, но вы будете осуждены! После этого вы больше не будете членом Стола Ораторов, и больше вам не удастся сказать ни слова в общественной политике. Вы будете лишены даже права высказываться на Ежегодной Ассамблее!
– И вы пальцем о палец не ударите, чтобы предотвратить это?
– Не могу при всем желании. Тогда мне придется уйти в отставку. Я думаю, именно этого Ораторам и хочется больше всего.
– И тогда Первым Оратором станет Деларми?
– Да, это весьма вероятно.
– Но этому нельзя позволить случиться!
– Конечно! Именно поэтому мне и придется проголосовать за ваше осуждение.
– И тем не менее, – глубоко вздохнул Гендибаль, – я настаиваю на немедленном начале процесса.
– Куда вы торопитесь? Вам нужно время, чтобы подготовиться к защите!
– К какой защите? Они не будут ничего слушать. Требую немедленно начать процесс!
– Суду, вероятно, нужно время подготовиться?
– Нечего им готовиться! В уме они меня уже осудили. На самом деле, они с большей готовностью осудят меня завтра, чем послезавтра, и скорее вечером, чем назавтра. Передайте им это.
Первый Оратор тяжело поднялся. Они с Гендибалем в упор смотрели друг на друга.
– Почему вы так торопитесь? – спросил Первый Оратор.
– Дело Тревайза не терпит отлагательств.
– Но когда вас осудят, у меня не останется никаких шансов в чем-либо убедить объединившийся против меня Стол. Боюсь, мы ничего не сможем поделать.
Гендибаль проговорил громким шепотом:
– А вы не бойтесь! Вот увидите: несмотря ни на что, я не буду осужден!
Глава девятая
Гиперпространство
31
– Джен, ты готов? – спросил Тревайз.
– В каком смысле, дружочек? К Прыжку?
– Да, к Прыжку через гиперпространство.
Пелорат проглотил комок в горле.
– Н-ну… а ты уверен, что никаких неудобств не будет? Я понимаю – бояться глупо, но все-таки сама мысль о том, что мой организм превратится в мельчайшие тахионы, никому невидимые…
– Ну, Джен, это такие пустяки, честное слово! Прыжки совершаются уже двадцать пять тысячелетий, и я не слыхал ни об одном несчастном случае. Мы можем, конечно, выйти из Прыжка в неудачном месте, но тогда уж несчастный случай будет иметь место в обычном пространстве, а не тогда, когда мы будем состоять из тахионов.
– Утешение слабое, на мой взгляд.
– Но ничего такого не случится. По правде говоря, я хотел тебе сначала ничего не говорить и сказать только тогда, когда все будет позади. Но все же мне захотелось, чтобы ты понял, что произошло, что ты перенес все сознательно, и увидел, что нет в этом ничего страшного.
– Ну, – поджал губы Пелорат, – наверное, ты прав, только, честно говоря, я не спешу…
– Уверяю тебя…
– Нет-нет, дружочек, я тебе верю на слово, но только вот, видишь ли… скажи, ты читал когда-нибудь «Сантерестил Мэтт»?
– Конечно. Я грамотный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Я не быть бояться, я не забоюсь, Господин… если вы быть со мной.
– Я буду с тобой. Но сейчас, во-первых, я должен найти для тебя комнату, договориться, чтобы тебе выделили помещение с ванной и туалетом, место в столовой и одежду. Тебе придется носить одежду, более подходящую для ученой, Нови.
– Только у меня не быть больше!.. – отчаянно воскликнула она, оглядев себя с ног до головы.
– Мы найдем что-нибудь, не волнуйся.
Ясно – нужна женщина, которая бы позаботилась об одежде для Нови. Она же научит ее элементарным правилам гигиены. Конечно, она напялила на себя свои лучшие тряпки, но запах пота остался.
Кроме того, этой женщине нужно будет объяснить природу их отношений с Нови, Ни для кого не было секретом (хотя все изображали хорошую мину при плохой игре), что мужчины (да и женщины, если уж на то пошло) из Второй Академии время от времени наведывались к думлянам с целями, далекими от чистой науки. Если при этом они не касались сознания крестьян – ради бога, никто из таких похождений событий не делал. Гендибаль таких вылазок никогда не делал – ему нравилось думать, что причиной тому было то, что он не питал склонности к более грубым формам секса, чем те, что были доступны в стенах Университета. Университетские дамочки, конечно, были бескровны и бледны по сравнению с думлянками, но зато чистенькие и гладкокожие.
Но даже в том случае, если его поведение будет истолковано неверно и над ним начнут посмеиваться, как над Оратором, который не только связался с думлянкой, но и приволок ее к себе, – ничего, он переживет. Переживет, потому что эта крестьянка, Сура Нови, была его ключом к победе в предстоящей неизбежной дуэли с Оратором Деларми и всеми остальными за Столом Ораторов.
29
Гендибаль снова увидел Нови только после обеда. Ее привела женщина, которой пришлось долго и нудно втолковывать, в чем, собственно, дело, дабы она уяснила, что никаких интимных глупостей у него нет и в помине. В конце концов она все поняла, по крайней мере, сделала вид, что поняла, и слава богу.
Теперь Нови стояла перед ним смущенная, гордая и удивленная одновременно.
– Ты превосходно выглядишь, Нови, – сказал Гендибаль.
Подобранная для Нови одежда сидела на ней удивительно хорошо, и ничего отталкивающего Гендибаль в ее внешности не мог найти, как ни старался. Не то талию подчеркнули, не то грудь приподняли, или просто все это было незаметно под неряшливой крестьянской робой?
Бедра у нее были широкие, но не слитком. Лицо, конечно, особой тонкостью не отличалось, но это ничего: освоится немного, научится следить за кожей и пользоваться косметикой, и будет совсем неплохо.
Черт подери, он готов был поклясться, что женщина подумала-таки, что Нови – его любовница. Изо всех сил постаралась сделать из нее красавицу.
«А почему бы и нет?» – подумал он.
Нови должна предстать перед Столом Ораторов, и чем привлекательней она будет на вид, тем легче будет осуществить задуманное.
Как раз за этими размышлениями и застал его вызов Первого Оратора – совершенно особенная форма общения, принятая в ментальном сообществе. Более или менее официально называлось это «Эффектом Совпадения». Стоило хотя бы слегка задуматься о том, кто в это же самое время подумал о тебе, и немедленно происходила обоюдная ментальная стимуляция, эскалация импульсов. Пара секунд на концентрацию мыслей, и связь налажена.
Даже для тех, кто умом понимал принцип такой коммуникации, она оставалась удивительной, в особенности в тех случаях, когда поначалу мысли о будущем собеседнике были настолько туманны и расплывчаты с одной стороны, а то и с обеих, что сознательно их можно было просто не отследить.
– К сожалению, вечер у меня занят, Нови, – сказал Гендибаль. – Мне нужно заняться научной работой. Я отведу тебя в твою комнату. Там много книг – можешь поупражняться в чтении. Я покажу тебе, как пользоваться сигнализацией, – вдруг тебе понадобится какая-то помощь. А завтра увидимся.
30
– Первый Оратор? – вежливо спросил Гендибаль.
Шендесс только кивнул в ответ. Выглядел он осунувшимся и постаревшим. Гендибаль точно знал, что Шендесс не пьет, но сейчас было полное впечатление, что старик только что глотнул чего-то крепкого.
– Получили мою записку?
– Нет, Первый Оратор. Записки мне никакой не приносили. Я явился на ваш зов. Понял, что дело важное.
– Верно. Этот человек из Первой Академии – Тревайз…
– Да?
– Он не прилетит на Трентор.
Гендибаль удивления не выразил.
– А почему, собственно, он должен сюда лететь? Судя по имеющейся у нас информации, он покинул Терминус вместе с Профессором, цель которого найти Землю.
– Да-да, легендарную планету – прародину человечества. И поэтому он должен был лететь именно на Трентор. В конце концов, разве Профессор знает, где Земля? Вы знаете? А я? Можем мы быть уверены, что она существует вообще или существовала когда-либо? Безусловно, они должны были прибыть сюда и искать недостающую информацию в Библиотеке, если такую информацию вообще можно добыть где бы то ни было. До сих пор я полагал, что ситуация не носит столь кризисного характера, я думал, что люди из Первой Академии прибудут сюда, и через них мы узнаем то, что хотим узнать.
– А именно это является причиной, почему ему не дадут сюда попасть.
– Но куда, в таком случае, они направляются?
– Не знаю. Вероятно, это никому неизвестно.
– Похоже, вас это не слишком волнует?
Гендибаль пожал плечами:
– Я думаю, не лучше ли, что все складывается так. Вы хотели, чтобы Тревайз, целый и невредимый, попал на Трентор, и мы смогли бы использовать его как источник информации. Но не станет ли он еще более ценным источником информации, если полетит туда, куда хочет лететь, не поможет ли он нам обнаружить кого-то, более важного, чем он сам, если только, конечно, мы не потеряем его из виду?
– Это еще не все! – воскликнул Первый Оратор. – Вы ухитрились так убедить меня в существовании этого нашего нового врага, что теперь я просто места себе не нахожу. Теперь я просто уверен, что мы обязаны захватить Тревайза, иначе все потеряем, проиграем окончательно. Не могу избавиться от ощущения, что ключ ко всему – он один.
– Что бы ни случилось, мы не проиграем, – твердо, убежденно сказал Гендибаль. – Другое дело, что эти Анти-Мулы, как вы их назвали, скрываются здесь, среди нас. Но теперь мы знаем, что они здесь, и не будем больше действовать вслепую. На следующем же Заседании Стола, если нам удастся достичь согласия, мы начнем контратаку.
– Не только из-за Тревайза я позвал вас, Оратор. Это мучило меня как мое личное поражение. Я виноват в том, что поставил личное дело выше общего. Есть еще кое-что, более важное.
– Более важное, Первый Оратор?
– Более важное, Оратор Гендибаль. – Шендесс глубоко вздохнул и застучал кончиками пальцев по крышке стола. Гендибаль спокойно стоял и ждал продолжения. Наконец Первый Оратор сказал – тихо, как будто старался облегчить удар; – На экстренном Заседании Стола Ораторов, созванном Оратором Деларми…
– Без вашей санкции, Первый Оратор?
– Для того, что ей было нужно, ей хватало согласия лишь троих Ораторов, не включая меня. Так вот, на этом экстренном Заседании вы были подвергнуты импичменту, Оратор Гендибаль. Вас объявили недостойным поста Оратора, и вы должны будете предстать перед судом. Билль по импичменту впервые за три столетия будет предъявлен Оратору…
Всеми силами стараясь подавить охвативший его гнев, Гендибаль спросил:
– Не сомневаюсь, что лично вы не голосовали за импичмент?
– Нет, но я был в одиночестве. Остальные Ораторы были единодушны – десятью голосами против одного было принято решение об импичменте. Для такого решения достаточно восьми голосов, включая Первого Оратора, или десяти без него.
– Но я не присутствовал не Заседании!
– Это ничего не изменило бы. Вы не имели права принимать участие в голосовании.
– Да, но я мог выступить в свою защиту.
– Защищаться вам теперь придется на суде, который, естественно, состоится в самое ближайшее время.
Гендибаль задумчиво кивнул, помолчал немного и сказал:
– Все ясно, но не это меня сейчас волнует. Думаю, Первый Оратор, вы были совершенно правы, что заговорили сначала о Тревайзе. На самом деле, это гораздо серьезнее всех судов и импичментов. Можно попросить вас отсрочить судебный процесс на этом основании?
Первый Оратор протестующе поднял руку:
– Не склонен винить вас в непонимании происходящего, Оратор. Импичмент – настолько из ряда вон выходящее событие, что мне самому пришлось заглянуть в уголовный кодекс. Нет, ничто тут не поможет – никаких отсрочек, никаких приоритетов. Нам придется забыть обо всем и начать судебный процесс.
Гендибаль оперся кулаками о стол и склонился к Первому Оратору:
– Вы не шутите?
– Таков закон.
– Какой может быть закон, когда столь велика опасность?
– По мнению Стола, самой явной и главной опасностью являетесь вы, Оратор Гендибаль. Нет, не прерывайте, выслушайте меня. Закон, о котором идет речь, говорит о том, что нет ничего страшнее коррупции и использования своего положения со стороны Оратора.
– Но я не виновен ни в том ни в другом, Первый Оратор, и вы это прекрасно знаете! Это просто-напросто личная месть Оратора Деларми. Если кто-то и пользуется незаконно своим положением, так это она. Мое преступление состоит лишь в том, что я никогда не выслуживался, не заискивал ни перед кем. В этом я действительно виноват – не обращал должного внимания на идиотов, которые достаточно стары для того, чтобы выжить из ума, но еще достаточно молоды для того, чтобы удерживать власть!
– Как я, Оратор?
Гендибаль огорченно вздохнул.
– Простите, сорвалось. Я вовсе не имел в виду вас, Первый Оратор. Ну что ж, прекрасно, пусть будет суд. Пусть он начнется завтра. А еще лучше – сегодня же вечером. Покончим с этим и займемся Тревайзом. Промедление смерти подобно.
– Оратор Гендибаль, – печально сказал Шендесс, – вы, видимо, все-таки не понимаете всей серьезности ситуации. Попытки подвергнуть Оратора импичменту бывали и раньше. Их было всего две, и оба раза дело не закончилось осуждением, но вы будете осуждены! После этого вы больше не будете членом Стола Ораторов, и больше вам не удастся сказать ни слова в общественной политике. Вы будете лишены даже права высказываться на Ежегодной Ассамблее!
– И вы пальцем о палец не ударите, чтобы предотвратить это?
– Не могу при всем желании. Тогда мне придется уйти в отставку. Я думаю, именно этого Ораторам и хочется больше всего.
– И тогда Первым Оратором станет Деларми?
– Да, это весьма вероятно.
– Но этому нельзя позволить случиться!
– Конечно! Именно поэтому мне и придется проголосовать за ваше осуждение.
– И тем не менее, – глубоко вздохнул Гендибаль, – я настаиваю на немедленном начале процесса.
– Куда вы торопитесь? Вам нужно время, чтобы подготовиться к защите!
– К какой защите? Они не будут ничего слушать. Требую немедленно начать процесс!
– Суду, вероятно, нужно время подготовиться?
– Нечего им готовиться! В уме они меня уже осудили. На самом деле, они с большей готовностью осудят меня завтра, чем послезавтра, и скорее вечером, чем назавтра. Передайте им это.
Первый Оратор тяжело поднялся. Они с Гендибалем в упор смотрели друг на друга.
– Почему вы так торопитесь? – спросил Первый Оратор.
– Дело Тревайза не терпит отлагательств.
– Но когда вас осудят, у меня не останется никаких шансов в чем-либо убедить объединившийся против меня Стол. Боюсь, мы ничего не сможем поделать.
Гендибаль проговорил громким шепотом:
– А вы не бойтесь! Вот увидите: несмотря ни на что, я не буду осужден!
Глава девятая
Гиперпространство
31
– Джен, ты готов? – спросил Тревайз.
– В каком смысле, дружочек? К Прыжку?
– Да, к Прыжку через гиперпространство.
Пелорат проглотил комок в горле.
– Н-ну… а ты уверен, что никаких неудобств не будет? Я понимаю – бояться глупо, но все-таки сама мысль о том, что мой организм превратится в мельчайшие тахионы, никому невидимые…
– Ну, Джен, это такие пустяки, честное слово! Прыжки совершаются уже двадцать пять тысячелетий, и я не слыхал ни об одном несчастном случае. Мы можем, конечно, выйти из Прыжка в неудачном месте, но тогда уж несчастный случай будет иметь место в обычном пространстве, а не тогда, когда мы будем состоять из тахионов.
– Утешение слабое, на мой взгляд.
– Но ничего такого не случится. По правде говоря, я хотел тебе сначала ничего не говорить и сказать только тогда, когда все будет позади. Но все же мне захотелось, чтобы ты понял, что произошло, что ты перенес все сознательно, и увидел, что нет в этом ничего страшного.
– Ну, – поджал губы Пелорат, – наверное, ты прав, только, честно говоря, я не спешу…
– Уверяю тебя…
– Нет-нет, дружочек, я тебе верю на слово, но только вот, видишь ли… скажи, ты читал когда-нибудь «Сантерестил Мэтт»?
– Конечно. Я грамотный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63