Они сели за свой столик недалеко от бара, в маленькой комнате с комплектом доспехов рядом, и заказали ту же еду, что и раньше.
— Нет, — заявил он, оглядывая себя. — Это не мое.
Доспехи снова оказались рядом со столом, а Рэндер — в своем сером костюме с черным галстуком и серебряным зажимом из трех лепестков.
Оба рассмеялись.
— Я не тот тип, чтобы носить жестяной костюм, и хотел бы, чтобы вы перестали меня видеть в нем.
— Простите. — Она улыбнулась. — Я сама не знаю, зачем и как я это сделала.
— Я знаю, и склонен к уточнению. Итак, я еще раз предупреждаю вас. Вы осознаете факт, что это все иллюзия. Я принял этот способ для вас, чтобы получить полную выгоду. Для большинства из моих пациентов это реальность, которую они переживают. Это производит контртравму или символическую последовательность, даже более сильную. Но вы знаете параметры игры, и, хотите вы того или нет, это дает другой вид контроля, не тот, с каким я обычно имею дело. Прошу вас, будьте осторожны.
— Простите, я не хотела этого.
— Я знаю. Нам принесли еду, которая была у нас.
— Уф! Выглядит она страшно. Неужели мы ели эту дрянь?
— Да, — фыркнул он. — Вот нож, вот вилка, а вот ложка. Вот ростбиф, картофельное пюре, горошек, а это масло…
— Боже!
— Это — салат, это — речная форель, ммм! Это — картофель фри, это бутылка вина… Ну-ка, посмотрим, я ведь не платил за него — ага, это кьянти, и бутылка Икома для… Эй!
Комната закачалась.
Он оголил стол, уничтожил ресторан. Они вновь оказались на прогалине.
Сквозь просвечивающую ткань мира он видел, как его рука двигалась по панели. Кнопки были нажаты. Мир вновь был осязаемым. Их пустой столик теперь стоял у озера, и была летняя ночь, и скатерть казалась очень белой при ярком свете луны.
— Как глупо с моей стороны, — произнес он. — Ужасно глупо. Я, видимо, ввел их одновременно. Основной зрительный образ, плюс словесный стимулятор могли потрясти человека, видящего это впервые. Я так увлекся творчеством, что забыл о пациентке. Приношу свои извинения.
— Я уже в порядке. В самом деле.
Он вызвал холодный ветер с озера.
— …а это луна, — добавил он жалобно.
Она кивнула. Она носила крошечную луну в центре лба, и эта луна сияла, как и та, перед ними, и заливала серебром волосы и платье Элины.
На столе стояла бутылка кьянти и два бокала.
— Откуда это?
Она пожала плечами. Он налил вино в бокалы.
— Оно может оказаться безвкусным, — заметил Рэндер.
— Нет, нет… — она подала ему бокал.
Он пригубил и понял, что вино имеет вкус — фруктовый — как если бы давили сок из винограда, выращенного на островах Благословения, гладкого, мясистого, а хмель выжат из дыма горящего мака. Он с самого начала понял, что его рука, вероятно, перегородила дорогу сознанию, синхронизируя чувственные сигналы и контрпередачу, и это привело его совершенно неосознанно сюда, к свету.
— Так уж вышло, — заметил он, — и теперь нам пора возвращаться.
— Так скоро? Я еще не видела кафедральный…
— Да, так скоро.
Он хотел, чтобы мир кончился, и он кончился.
— Здесь холодно, — сказала она, одеваясь, — и темно.
— Я знаю. Сейчас я смешаю чего-нибудь выпить и уберу машину.
Он глянул на запись, покачал головой и прошел к своему бару.
— Это не совсем кьянти, — заметил он, протягивая руку за бутылкой.
— Ну и что? Я не возражаю.
В данный момент он тоже не возражал. Они выпили, он убрал «яйцо», помог Элине надеть пальто, и они вышли.
Пока они спускались в лифте в подвал, ему хотелось, чтобы мир снова исчез, но мир не исчезал.
+++
"В стране приблизительно 1 миллиард 800 миллионов жителей и 500 миллионов личных автомобилей. Если человек занимает два квадратных фута поверхности земли, а машина примерно 120, то становится очевидным, что в то время как люди занимают 2 миллиарда 160 миллионов квадратных футов нашей страны, экипажи занимают 67,2 миллиарда квадратных футов, то есть примерно в тридцать раз большее пространство, чем человеческий род. Если в данный момент половина этих автомобилей задействована, и в каждом сидят в среднем по два пассажира, то соотношение составит больше, чем 47 к 1 в пользу каров. Как только страна станет одной мощеной плоскостью, люди либо будут жить под поверхностью земли, либо эмигрируют на другие планеты, и тогда, возможно, технологическая эволюция будет постепенно продолжаться по линиям, которые предложили для нее статистики.
Сибилл К. Дельф, заслуженный профессор в отставке.
Начало речи в Преподавательском колледже штата Юта."
+++
"Папа, я доковылял из школы до такси, а на такси в космопорт, ради тамошней выставки НАСА — «Снаружи», как она называется. (О'кей, я преувеличил ковыляние, хотя оно и требует дополнительных усилий).
Все тут нацелено на то, чтобы подтолкнуть молодежь к пятилетнему контакту, как я понял. Но это сработало. Я хочу присоединиться. Хочу уйти Наружу. Как ты думаешь, возьмут меня, когда я подрасту? Я имею в виду возьмут Наружу, а не на какую-нибудь работу за разбухшим столом. Как думаешь — возьмут?
Я думаю, да.
Там была важная шишка — полковник. Он увидел шкета, шатающегося вокруг и прижимающего нос к их стеклам, и решил дать ему подсознательную рекламу. Мощно! Он провел меня по Галерее и показал все достижения космического флота, от Лунной Базы до Марсопорта. Он прочел мне лекцию о Великих Традициях Службы и водил меня в полицейскую комнату, где служба занималась шашками и соревновалась друг с другом в юморе, где "все решается умением, а не мускулами". Мы делали скульптуры из подкрашенной воды прямо в воздухе… Здорово!
Но если серьезно, я хотел бы быть там, когда они полетят на Пять Внешних и дальше. Не потому, что в проспектах наврано или не продумано, но чувствительный человек мог бы вести хронику в правильном контексте.
Помнишь грубого пограничного наблюдателя Фрэнсиса Паркмэна — Мэри Остин, кажется. Так вот, я решил туда податься.
Этот мужик из НАСА, благодарение богам, не говорил покровительственным тоном. Мы стояли на балконе и следили за взлетающими кораблями, и он говорил мне, что если я буду напряженно учиться, я когда-нибудь поведу их. Я не стал говорить ему, что я не такой уж сосунок и получу диплом раньше, чем буду достаточно взрослым для применения его где бы то ни было, даже в Службе этого полковника. Я просто посмотрел, как взлетают корабли, и сказал: "Через десять лет я буду смотреть сверху, а не снизу". А он рассказал, какой трудной была его собственная тренировка, но я не спросил, чего ради он согласился с таким вшивым назначением, как у него. Теперь, подумав, я рад, что не спросил. Он гораздо больше походил на человека из их рекламы, чем кто-нибудь из их реальных людей. Надеюсь, я никогда не буду походить на типа из рекламы.
Спасибо тебе за монету и за теплые носки, и за струнные квинтеты Моцарта, которые я слушаю прямо сейчас. Я хотел бы получить разрешение побывать на Луне; вместо того, чтобы ехать на лето в Европу. Может быть… это возможно? Ну, если я осилю тот новый тест, который ты для меня придумал? Но, в любом случае, пожалуйста, подумай насчет этого.
Твой сын Питер."
+++
— Алло, Психиатрический институт слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минутку. Я соединяю вас со Столом записи.
— Алло, Стол записи слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минуточку… Какого рода обследование?
— Я хочу увидеть д-ра Шэлотт. Как можно скорее.
— Сейчас… я посмотрю расписание. Вас устроит следующий вторник, два часа?
— Прекрасно.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Де Вилл. Джилл де Вилл.
— Хорошо, мисс де Вилл. Значит, в два часа, вторник.
— Спасибо.
***
Человек шел рядом с шоссе. По шоссе неслись кары. На линии высокого ускорения они мелькали, как расплывающиеся пятна.
Движение было слабое.
Было 10:30 утра; холодно.
Меховой воротник у человека был поднят, руки засунуты в карманы, сам он наклонился навстречу ветру. По ту сторону ограды дорога была сухой и чистой.
Утреннее солнце закрыли тучи. В грязном свете человек видел деревья за четверть мили.
Шаг его не менялся. Глаза не отрывались от деревьев. Мелкие камешки хрустели под ногами.
Дойдя до деревьев, он снял пальто и аккуратно сложил его.
Он положил пальто на землю и полез на дерево.
Когда он долез до ветки, которая тянулась над оградой, он посмотрел, нет ли приближающихся каров, затем схватил ветвь обеими руками, опустился вниз, повиснув на мгновение, и упал на шоссе.
Это была полоса, ведущая на восток, шириной в сто ярдов.
Он бросил взгляд на запад, увидел, что движения в его сторону пока нет, и пошел к центральному острову. Он понимал, что может не достичь его.
В это время дня кары шли по линии высокого ускорения со скоростью приблизительно 160 миль в час. Но он шел.
Кар прошел позади него. Он не остановился. Если окна были затемнены, как это обычно бывает, то пассажиры даже не видели, что он пересек их путь. Потом они, вероятно, услышат об этом и осмотрят перед и зад машины нет ли признаков наезда.
Кар прошел перед ним. Окна были прозрачными. На мгновение мелькнули два лица, раскрытые рты в виде буквы «О», а затем исчезли. Его собственное лицо ничего не выражало. Оно не изменилось. Еще два кара пролетели мимо.
Он прошел по шоссе ярдов двадцать…
Двадцать пять…
Ветер или что-то под ногами сказали ему, что идет кар. Он даже не взглянул в ту сторону, но уголком глаза заметил идущую машину. Шага он не изменил.
…У Сесила Грина окна были прозрачными — ему так нравилось. Левая рука его забралась под ее блузку, юбка ее была скомкана на коленях, а его правая рука уже лежала на рычаге, опускающем сиденье. Вдруг девушка откинулась назад, издав горловой звук.
Его рука дернулась влево.
Он увидел идущего человека.
Он увидел профиль, так и не повернувшийся к нему полностью. Он увидел, что человек не изменил походки.
А затем он уже не видел человека.
Легкое дребезжание, и лобовое стекло стало само очищаться. Сесил Грин ехал дальше. Он затемнил окна.
— Как?.. — спросил он, когда она снова была в его объятиях, и всхлипнул. Монитор не задержал его…
— Он, видимо, не коснулся ограды…
— Наверное, он спятил…
— Все равно, его должны были задержать в самом начале пути…
Лицо могло быть любое… Мое?
Испуганный Сесил опустил сиденье…
***
— …Привет, ребятишки. Это крупный план большой, жирной, запачканной табаком улыбки, которой вы только что были вознаграждены. Но хватит юмора.
Сегодня вечером мы отойдем от нашего необыкновенного неофициального формата. Мы начнем с тщательно придуманного драматического представления по последней арт-моде.
Мы собираемся играть Миф.
— Только после основательного проникновения в душу и болезненного самоанализа мы решили сыграть для вас сегодня именно этот миф.
— Да, я жую табак — с краснокожим, подлинной фабричной маркой на пачке.
— Теперь, когда я буду скакать по сцене и плеваться, кто первый установит мою мифическую агонию? Не увлекайтесь фонами. Пуск!
— Ладно, леди, джентльмены и все прочие: Я — Титан Бессмертный, одряхлел и превратился в кузнечика. Пуск!
— Для моего следующего номера нужно больше света.
— Больше, чем сейчас… Пуск!
— Еще больше света…
— Слепящий свет!
— Очень хорошо. Пуск!
— Теперь — в моей пилотской куртке, солнцезащитных очках, шелковом шарфе вот!
— Где мой халат?
— Ладно, все установлено.
— Эй вы, шелудивые! Пошел! Хо! Хо! Вверх! Вверх, в воздух, бессмертные лошади, поднимайтесь туда!
— Больше света!
— Эй, лошади! Быстрее! Вниз! Папа и мама смотрят, и моя девушка внизу! Давай-давай! Не позорьтесь на этой высоте! Еще!
— Какого дьявола это лезет ко мне? Оно похоже на молнию… а-а-ах!
— Ух. Это был Фаэтон в "слепой спирали" на солнечной половине.
— Вы все, наверное, слышали старую поговорку: только Бог может быть один в трех лицах. Так вот, этот миф называется "Аполлон и Дафнис". Да уберите вы эти юпитеры!..
***
Чарлз Рэндер писал главу «Некрополь», главу для первой за четыре года своей книги "Недостающее звено человечества". После возвращения он освободил свое послеобеденное время каждого вторника и четверга для работы над ней, закрывался в своем кабинете и заполнял страницы своим обычным хаотическим письмом.
"У смерти множество вариантов, в противоположность умиранию…" писал он, когда интерком зажужжал коротко, длинно, затем опять коротко.
— Да? — спросил он, повернув выключатель.
— К вам… посетитель…
Рэндер встал, открыл дверь и выглянул.
— Доктор… помоги…
Рэндер сделал три шага и опустился на колено.
— В чем дело?
— Едем. Она… больна.
— Больна? Как? Что случилось?
— Не знаю. Поедем.
Рэндер пристально вглядывался в нечеловеческие глаза.
— Что за болезнь? — настаивал он.
— Не знаю, — повторил пес. — Не говорит. Сидит. Я… чувствую, она больна.
— Как ты добрался сюда?
— Вел машину. Знаю координаты… Оставил кар снаружи.
— Я сейчас позвоню ей.
— Не стоит. Не ответит.
Зигмунд оказался прав.
Рэндер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Нет, — заявил он, оглядывая себя. — Это не мое.
Доспехи снова оказались рядом со столом, а Рэндер — в своем сером костюме с черным галстуком и серебряным зажимом из трех лепестков.
Оба рассмеялись.
— Я не тот тип, чтобы носить жестяной костюм, и хотел бы, чтобы вы перестали меня видеть в нем.
— Простите. — Она улыбнулась. — Я сама не знаю, зачем и как я это сделала.
— Я знаю, и склонен к уточнению. Итак, я еще раз предупреждаю вас. Вы осознаете факт, что это все иллюзия. Я принял этот способ для вас, чтобы получить полную выгоду. Для большинства из моих пациентов это реальность, которую они переживают. Это производит контртравму или символическую последовательность, даже более сильную. Но вы знаете параметры игры, и, хотите вы того или нет, это дает другой вид контроля, не тот, с каким я обычно имею дело. Прошу вас, будьте осторожны.
— Простите, я не хотела этого.
— Я знаю. Нам принесли еду, которая была у нас.
— Уф! Выглядит она страшно. Неужели мы ели эту дрянь?
— Да, — фыркнул он. — Вот нож, вот вилка, а вот ложка. Вот ростбиф, картофельное пюре, горошек, а это масло…
— Боже!
— Это — салат, это — речная форель, ммм! Это — картофель фри, это бутылка вина… Ну-ка, посмотрим, я ведь не платил за него — ага, это кьянти, и бутылка Икома для… Эй!
Комната закачалась.
Он оголил стол, уничтожил ресторан. Они вновь оказались на прогалине.
Сквозь просвечивающую ткань мира он видел, как его рука двигалась по панели. Кнопки были нажаты. Мир вновь был осязаемым. Их пустой столик теперь стоял у озера, и была летняя ночь, и скатерть казалась очень белой при ярком свете луны.
— Как глупо с моей стороны, — произнес он. — Ужасно глупо. Я, видимо, ввел их одновременно. Основной зрительный образ, плюс словесный стимулятор могли потрясти человека, видящего это впервые. Я так увлекся творчеством, что забыл о пациентке. Приношу свои извинения.
— Я уже в порядке. В самом деле.
Он вызвал холодный ветер с озера.
— …а это луна, — добавил он жалобно.
Она кивнула. Она носила крошечную луну в центре лба, и эта луна сияла, как и та, перед ними, и заливала серебром волосы и платье Элины.
На столе стояла бутылка кьянти и два бокала.
— Откуда это?
Она пожала плечами. Он налил вино в бокалы.
— Оно может оказаться безвкусным, — заметил Рэндер.
— Нет, нет… — она подала ему бокал.
Он пригубил и понял, что вино имеет вкус — фруктовый — как если бы давили сок из винограда, выращенного на островах Благословения, гладкого, мясистого, а хмель выжат из дыма горящего мака. Он с самого начала понял, что его рука, вероятно, перегородила дорогу сознанию, синхронизируя чувственные сигналы и контрпередачу, и это привело его совершенно неосознанно сюда, к свету.
— Так уж вышло, — заметил он, — и теперь нам пора возвращаться.
— Так скоро? Я еще не видела кафедральный…
— Да, так скоро.
Он хотел, чтобы мир кончился, и он кончился.
— Здесь холодно, — сказала она, одеваясь, — и темно.
— Я знаю. Сейчас я смешаю чего-нибудь выпить и уберу машину.
Он глянул на запись, покачал головой и прошел к своему бару.
— Это не совсем кьянти, — заметил он, протягивая руку за бутылкой.
— Ну и что? Я не возражаю.
В данный момент он тоже не возражал. Они выпили, он убрал «яйцо», помог Элине надеть пальто, и они вышли.
Пока они спускались в лифте в подвал, ему хотелось, чтобы мир снова исчез, но мир не исчезал.
+++
"В стране приблизительно 1 миллиард 800 миллионов жителей и 500 миллионов личных автомобилей. Если человек занимает два квадратных фута поверхности земли, а машина примерно 120, то становится очевидным, что в то время как люди занимают 2 миллиарда 160 миллионов квадратных футов нашей страны, экипажи занимают 67,2 миллиарда квадратных футов, то есть примерно в тридцать раз большее пространство, чем человеческий род. Если в данный момент половина этих автомобилей задействована, и в каждом сидят в среднем по два пассажира, то соотношение составит больше, чем 47 к 1 в пользу каров. Как только страна станет одной мощеной плоскостью, люди либо будут жить под поверхностью земли, либо эмигрируют на другие планеты, и тогда, возможно, технологическая эволюция будет постепенно продолжаться по линиям, которые предложили для нее статистики.
Сибилл К. Дельф, заслуженный профессор в отставке.
Начало речи в Преподавательском колледже штата Юта."
+++
"Папа, я доковылял из школы до такси, а на такси в космопорт, ради тамошней выставки НАСА — «Снаружи», как она называется. (О'кей, я преувеличил ковыляние, хотя оно и требует дополнительных усилий).
Все тут нацелено на то, чтобы подтолкнуть молодежь к пятилетнему контакту, как я понял. Но это сработало. Я хочу присоединиться. Хочу уйти Наружу. Как ты думаешь, возьмут меня, когда я подрасту? Я имею в виду возьмут Наружу, а не на какую-нибудь работу за разбухшим столом. Как думаешь — возьмут?
Я думаю, да.
Там была важная шишка — полковник. Он увидел шкета, шатающегося вокруг и прижимающего нос к их стеклам, и решил дать ему подсознательную рекламу. Мощно! Он провел меня по Галерее и показал все достижения космического флота, от Лунной Базы до Марсопорта. Он прочел мне лекцию о Великих Традициях Службы и водил меня в полицейскую комнату, где служба занималась шашками и соревновалась друг с другом в юморе, где "все решается умением, а не мускулами". Мы делали скульптуры из подкрашенной воды прямо в воздухе… Здорово!
Но если серьезно, я хотел бы быть там, когда они полетят на Пять Внешних и дальше. Не потому, что в проспектах наврано или не продумано, но чувствительный человек мог бы вести хронику в правильном контексте.
Помнишь грубого пограничного наблюдателя Фрэнсиса Паркмэна — Мэри Остин, кажется. Так вот, я решил туда податься.
Этот мужик из НАСА, благодарение богам, не говорил покровительственным тоном. Мы стояли на балконе и следили за взлетающими кораблями, и он говорил мне, что если я буду напряженно учиться, я когда-нибудь поведу их. Я не стал говорить ему, что я не такой уж сосунок и получу диплом раньше, чем буду достаточно взрослым для применения его где бы то ни было, даже в Службе этого полковника. Я просто посмотрел, как взлетают корабли, и сказал: "Через десять лет я буду смотреть сверху, а не снизу". А он рассказал, какой трудной была его собственная тренировка, но я не спросил, чего ради он согласился с таким вшивым назначением, как у него. Теперь, подумав, я рад, что не спросил. Он гораздо больше походил на человека из их рекламы, чем кто-нибудь из их реальных людей. Надеюсь, я никогда не буду походить на типа из рекламы.
Спасибо тебе за монету и за теплые носки, и за струнные квинтеты Моцарта, которые я слушаю прямо сейчас. Я хотел бы получить разрешение побывать на Луне; вместо того, чтобы ехать на лето в Европу. Может быть… это возможно? Ну, если я осилю тот новый тест, который ты для меня придумал? Но, в любом случае, пожалуйста, подумай насчет этого.
Твой сын Питер."
+++
— Алло, Психиатрический институт слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минутку. Я соединяю вас со Столом записи.
— Алло, Стол записи слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минуточку… Какого рода обследование?
— Я хочу увидеть д-ра Шэлотт. Как можно скорее.
— Сейчас… я посмотрю расписание. Вас устроит следующий вторник, два часа?
— Прекрасно.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Де Вилл. Джилл де Вилл.
— Хорошо, мисс де Вилл. Значит, в два часа, вторник.
— Спасибо.
***
Человек шел рядом с шоссе. По шоссе неслись кары. На линии высокого ускорения они мелькали, как расплывающиеся пятна.
Движение было слабое.
Было 10:30 утра; холодно.
Меховой воротник у человека был поднят, руки засунуты в карманы, сам он наклонился навстречу ветру. По ту сторону ограды дорога была сухой и чистой.
Утреннее солнце закрыли тучи. В грязном свете человек видел деревья за четверть мили.
Шаг его не менялся. Глаза не отрывались от деревьев. Мелкие камешки хрустели под ногами.
Дойдя до деревьев, он снял пальто и аккуратно сложил его.
Он положил пальто на землю и полез на дерево.
Когда он долез до ветки, которая тянулась над оградой, он посмотрел, нет ли приближающихся каров, затем схватил ветвь обеими руками, опустился вниз, повиснув на мгновение, и упал на шоссе.
Это была полоса, ведущая на восток, шириной в сто ярдов.
Он бросил взгляд на запад, увидел, что движения в его сторону пока нет, и пошел к центральному острову. Он понимал, что может не достичь его.
В это время дня кары шли по линии высокого ускорения со скоростью приблизительно 160 миль в час. Но он шел.
Кар прошел позади него. Он не остановился. Если окна были затемнены, как это обычно бывает, то пассажиры даже не видели, что он пересек их путь. Потом они, вероятно, услышат об этом и осмотрят перед и зад машины нет ли признаков наезда.
Кар прошел перед ним. Окна были прозрачными. На мгновение мелькнули два лица, раскрытые рты в виде буквы «О», а затем исчезли. Его собственное лицо ничего не выражало. Оно не изменилось. Еще два кара пролетели мимо.
Он прошел по шоссе ярдов двадцать…
Двадцать пять…
Ветер или что-то под ногами сказали ему, что идет кар. Он даже не взглянул в ту сторону, но уголком глаза заметил идущую машину. Шага он не изменил.
…У Сесила Грина окна были прозрачными — ему так нравилось. Левая рука его забралась под ее блузку, юбка ее была скомкана на коленях, а его правая рука уже лежала на рычаге, опускающем сиденье. Вдруг девушка откинулась назад, издав горловой звук.
Его рука дернулась влево.
Он увидел идущего человека.
Он увидел профиль, так и не повернувшийся к нему полностью. Он увидел, что человек не изменил походки.
А затем он уже не видел человека.
Легкое дребезжание, и лобовое стекло стало само очищаться. Сесил Грин ехал дальше. Он затемнил окна.
— Как?.. — спросил он, когда она снова была в его объятиях, и всхлипнул. Монитор не задержал его…
— Он, видимо, не коснулся ограды…
— Наверное, он спятил…
— Все равно, его должны были задержать в самом начале пути…
Лицо могло быть любое… Мое?
Испуганный Сесил опустил сиденье…
***
— …Привет, ребятишки. Это крупный план большой, жирной, запачканной табаком улыбки, которой вы только что были вознаграждены. Но хватит юмора.
Сегодня вечером мы отойдем от нашего необыкновенного неофициального формата. Мы начнем с тщательно придуманного драматического представления по последней арт-моде.
Мы собираемся играть Миф.
— Только после основательного проникновения в душу и болезненного самоанализа мы решили сыграть для вас сегодня именно этот миф.
— Да, я жую табак — с краснокожим, подлинной фабричной маркой на пачке.
— Теперь, когда я буду скакать по сцене и плеваться, кто первый установит мою мифическую агонию? Не увлекайтесь фонами. Пуск!
— Ладно, леди, джентльмены и все прочие: Я — Титан Бессмертный, одряхлел и превратился в кузнечика. Пуск!
— Для моего следующего номера нужно больше света.
— Больше, чем сейчас… Пуск!
— Еще больше света…
— Слепящий свет!
— Очень хорошо. Пуск!
— Теперь — в моей пилотской куртке, солнцезащитных очках, шелковом шарфе вот!
— Где мой халат?
— Ладно, все установлено.
— Эй вы, шелудивые! Пошел! Хо! Хо! Вверх! Вверх, в воздух, бессмертные лошади, поднимайтесь туда!
— Больше света!
— Эй, лошади! Быстрее! Вниз! Папа и мама смотрят, и моя девушка внизу! Давай-давай! Не позорьтесь на этой высоте! Еще!
— Какого дьявола это лезет ко мне? Оно похоже на молнию… а-а-ах!
— Ух. Это был Фаэтон в "слепой спирали" на солнечной половине.
— Вы все, наверное, слышали старую поговорку: только Бог может быть один в трех лицах. Так вот, этот миф называется "Аполлон и Дафнис". Да уберите вы эти юпитеры!..
***
Чарлз Рэндер писал главу «Некрополь», главу для первой за четыре года своей книги "Недостающее звено человечества". После возвращения он освободил свое послеобеденное время каждого вторника и четверга для работы над ней, закрывался в своем кабинете и заполнял страницы своим обычным хаотическим письмом.
"У смерти множество вариантов, в противоположность умиранию…" писал он, когда интерком зажужжал коротко, длинно, затем опять коротко.
— Да? — спросил он, повернув выключатель.
— К вам… посетитель…
Рэндер встал, открыл дверь и выглянул.
— Доктор… помоги…
Рэндер сделал три шага и опустился на колено.
— В чем дело?
— Едем. Она… больна.
— Больна? Как? Что случилось?
— Не знаю. Поедем.
Рэндер пристально вглядывался в нечеловеческие глаза.
— Что за болезнь? — настаивал он.
— Не знаю, — повторил пес. — Не говорит. Сидит. Я… чувствую, она больна.
— Как ты добрался сюда?
— Вел машину. Знаю координаты… Оставил кар снаружи.
— Я сейчас позвоню ей.
— Не стоит. Не ответит.
Зигмунд оказался прав.
Рэндер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19