Они появились полупрозрачными, мерцающими, исчезающими пятнами.
Где-то присутствовало ощущение страха, но не было и следа истерии, поэтому он продолжал творить.
Рэндер создал горизонт, и мрак ушел за него. Небо чуть заголубело, и он пустил в него стадо темных облаков. Его попытки создать расстояния и глубину натолкнулись на сопротивление, поэтому он подкрепил картину очень слабым звуком прибоя. Когда он расшвырял облака, от аудитории медленно пришла концепция расстояния, и он быстро воздвиг высокий лес, чтобы подавить поднимающуюся волну агорафобии.
Паника исчезла.
Рэндер сфокусировал свое внимание на высоких деревьях — дубах, соснах, секвойях. Он раскидал их вокруг, как копья, в рваных зеленых, коричневых и желтых нарядах, раскатал толстый ковер влажной от утренней росы травы, разбросал с неравными интервалами серые булыжники и зеленоватые бревна, перепутал и сплел ветки над головой, бросил однообразные тени через узкую долину.
Эффект получился потрясающим. Казалось, весь мир вздрогнул с рыданием, а затем стих.
Сквозь тишину он почувствовал ее присутствие. Он решил, что лучше будет побыстрее закончить с фоном и создать осязаемые объекты, чтобы подготовить поле действий. Позднее он может изменить, исправить или улучшить результаты в последующих сеансах, но для начала многое было необходимо.
С самого начала он понял, что тишина — это не отстраненность Элины: она приблизила себя к деревьям, траве, кустам и камням, олицетворила себя в их формах, слилась с их ощущениями, звуками, ароматами…
Легким ветерком он пошевелил ветви деревьев. За пределами видимости создал плещущие звуки ручья.
Пришло ощущение радости. Он разделил его.
Она переносила все исключительно хорошо, и он решил расширить опыт.
Он пустил свое сознание блуждать среди деревьев. И вот он рядом с ручьем и ищет Элину.
Он плыл по воде. Он еще не обрел формы. Плеск превратился в журчание, когда он толкнул ручей на глубокое место над камнями. По его настоянию вода стала выговаривать слова.
— Где вы? — спросил ручей.
— Здесь! Здесь! Здесь!
— И здесь! — повторили деревья, кусты, камни, трава.
— Выбирайте одно, — сказал ручей, расширился, обогнул скалу и стал спускаться по склону к голубому бассейну.
— Не могу, — ответил ветер.
— Вы должны. — Ручей влился в бассейн, покружился на поверхности, затем успокоился. — Скорее!
— Прекрасно, — отозвалось дерево. — Минутку.
Розовый туман поднялся над озером и потянулся к берегу.
— Давайте, — зазвенел он.
— Сюда…
Она выбрала маленькую иву.
Ива качалась на ветру и тянула ветви к воде.
— Элина Шэлотт, — сказал Рэндер, — всмотритесь в озеро.
Ветер усилился, и ива наклонилась.
Рэндеру было нетрудно вспомнить ее лицо, ее тело. Дерево крутилось, как будто не имело корней. Элина стояла в тумане взрыва листьев и со страхом смотрела в глубокое голубое зеркало мозга Рэндера, в озеро. Она закрыла лицо руками, но все-таки смотрела.
— Смотрите на себя, — сказал Рэндер.
Она опустила руки и посмотрела вниз, а затем стала медленно поворачиваться, изучая себя со всех сторон.
— Я чувствую, что выгляжу вполне приятно, — сказала она наконец. — Я чувствую это, потому что вы так хотите, или это так и есть? — Она все время оглядывалась вокруг, ища Конструктора.
— Это так и есть, — ответил Рэндер. Отовсюду.
— Спасибо.
Взметнулся белый цвет, и Элина оказалась одетой в узорчатое шелковое платье. Далекий свет стал чуть ярче. Нижний слой облаков окрасился нежно-розовым.
— Что там происходит? — спросила Элина, глядя туда.
— Хочу показать вам восход солнца, — ответил Рэндер, — но я, вероятно, чуточку испорчу его, потому что это мой первый профессиональный солнечный восход для таких обстоятельств.
— Где вы?
— Везде.
— Пожалуйста, примите форму, чтобы я могла видеть вас.
— Хорошо.
— Вашу естественную форму.
Он пожелал оказаться рядом с ней на берегу — и оказался.
Испуганный визгом металла, он оглядел себя. Мир на миг исчез, но тут же стабилизировался. Рэндер рассмеялся, но смех замер, когда он подумал кое о чем.
На нем были доспехи, стоявшие рядом со столиком в "Куропатке и Ланцете" в вечер его встречи с Элиной.
Она потянулась и потрогала его костюм.
— Броня возле нашего стола, — узнала она, пробежав пальцами по пластинам и застежкам. — Я ассоциировала его с вами в тот вечер.
— …и немедленно сунули меня в него, — прокомментировал Рэндер. — Вы волевая женщина.
Броня исчезла. Рэндер был в своем светло-коричневом костюме, со свободно завязанным галстуком цвета свернувшейся крови и с профессиональным выражением лица.
— Смотрите, какой я на самом деле, — он слегка улыбнулся. — Ну, вот и восход. Я хотел использовать все цвета. Следите.
Они сели на зеленую парковую скамейку, появившуюся позади них, и Рэндер указал направление.
Солнце медленно проводило свои утренние эволюции. Впервые в этом частном мире оно выплыло снизу, как божество, отразилось в озере, разбило облака, и ландшафт задымился туманом, поднимающимся от влажного леса.
Пристально, напряженно вглядываясь в поднимающееся светило, Элина долгое время сидела неподвижно и молча. Рэндер чувствовал, что она очарована.
Она смотрела на источник всего света: он отразился в сияющей монете на ее лбу, как капля крови.
Рэндер пояснил:
— Вот солнце, а вот облака, — он хлопнул в ладоши, облака закрыли солнце, и прокатился тихий рокот. — А вот гром, — закончил он.
Пошел дождь, разбивая озеро и щекоча их лица. Он резко стучал по листьям и с мягким звуком капал с ветвей вниз. Он мочил одежду и приглаживал волосы, слепил глаза и превращал землю в грязь.
Вспышка молнии пронзила землю и небо, гром гремел еще и еще.
— А это летняя гроза, — говорил Рэндер. — Вы видите, как дождь воздействует на растительность и на лес.
— Слишком сильно, — сказала она. — Уберите его, пожалуйста.
Дождь тут же прекратился, солнце пробило тучи.
— Мне чертовски хочется покурить, — заявила Элина, — но я оставила сигареты в другом мире.
В ее пальцах тут же появилась уже зажженная сигарета.
— У нее, наверное, слабый вкус, — странным тоном сказал Рэндер, внимательно посмотрел на Элину и добавил:
— Я не давал вам эту сигарету, вы сами взяли ее из моего мозга.
Дым спирально пошел вверх и исчез.
— …А это означает, что я сегодня второй раз недооценил притяжения этого вакуума в вашем мозгу — того места, где должно быть зрение. Вы исключительно быстро ассимилировались с новыми впечатлениями. Вы даже собираетесь продолжить ощупывание их. Будьте осторожны. Сдержите этот импульс.
— Это, как голод, — прошептала она.
— Наверное, нам лучше сейчас закончить сеанс.
Одежда их высохла. Запели птицы.
— Нет, подождите! Прошу вас! Я буду осторожна. Я хочу увидеть многое.
— Будет следующий визит, — мягко сказал Рэндер, — но я полагаю, что кое-что можно устроить и сейчас. Есть что-нибудь, что вы особенно хотели бы увидеть?
— Да. Зиму, снег.
— О'кей. — Конструктор улыбнулся. — Тогда закутайтесь в этот мех…
***
…После ухода пациентки день прошел быстро. Рэндер был в хорошем настроении. Он чувствовал себя опустошенным и вновь наполненным. Он провел первое испытание без страданий и каких-либо последствий. Удовлетворение было сильнее страха. И он с удовольствием вернулся к работе над своей речью.
— …И что есть психический вред? — вопросил он в микрофон и тут же ответил:
— Мы живем радостью и болью. Можем огорчаться, можем бодриться, но хотя радость и боль коренятся в биологии, они обуславливаются обществом. И они имеют цену.
Огромные массы людей, лихорадочно меняющие положение в пространстве, циркулирующие между городами планеты, приходят к необходимости существования полностью нечеловеческого контроля над их передвижениями. С каждым днем этот контроль распространяется на новые и новые области водит наши кары, наши самолеты, интервьюирует нас, диагностирует наши болезни, и я не рискую морально осуждать это вторжение. Этот контроль становится необходимым. В конце концов, он может оказаться целительным.
Однако я хочу указать, что мы часто не знаем наших собственных ценностей. Мы не можем честно сказать, что означает для нас та или иная вещь, пока мы не удалим ее из наших жизненных условий. Если перестанет существовать достаточно ценный предмет, то психическая энергия, связанная с ним, высвобождается. Мы ищем новые ценности, в которые вкладываем эту энергию — сверхъестественные силы, если угодно, или либидо, если неугодно.
И нет такой вещи, исчезнувшей три, четыре, пять десятилетий назад, которая много значила бы сама по себе; и нет новой вещи, появившейся за это время, которая сильно вредила бы тем, кто пользуется ею. Однако, общество придумывает множество вещей, и когда вещи меняются слишком быстро, то результат непредсказуем. Интенсивное изучение душевных болезней часто вскрывает природу стрессов в обществе, где появились эти болезни. Если схемы тревоги соответствуют определенным группам и классам, то по ним можно изучить причины недовольства общества. Карл Юнг указывал, что когда сознание неоднократно разочаровывается в поиске ценностей, оно начинается искать бессознательность; потерпев неудачу и в этом, он пробивает себе путь в гипотетическую коллективную бессознательность. Юнг отмечал в своих послевоенных исследованиях бывших нацистов, что чем больше они хотят восстановить что-то из руин своей жизни — если они пережили период классического иконоклазма и увидели, что их новые идеалы также опрокинуты — тем больше они ищут спасения в прошлом и втягиваются в коллективную бессознательность своего народа. Даже их сны были основаны на тевтонских мифах.
Это, хотя и менее драматически, происходит сегодня. Есть исторические периоды, когда групповая тенденция повернуть мозг внутрь себя, к прошлому, проявляется сильнее, чем в другие времена. Мы живем в период донкихотства в первоначальном значении этого слова. Это потому, что сила психического вреда в наше время — это возможность не знать, отгородиться, и это более не является исключительным свойством человеческих существ…
Его прервало жужжание. Он выключил записывающий аппарат и коснулся фонбокса.
— Чарлз Рэндер слушает.
— Это Поль Джертер, — прошепелявил бокс. — Я директор Диллингской школы.
— Да?
Экран прояснился. Рэндер увидал человека с высоким морщинистым лбом и близко посаженными глазами.
— Видите ли, я хочу еще раз извиниться за случившееся. Виною была неисправность части оборудования…
— Разве вы не в состоянии приобрести приличное оборудование? Ваши гонорары достаточно высоки.
— Оно было новое. Заводской брак…
— Разве никто не следил за классом?
— Следил, но…
— Почему же он не проверил оборудование? Почему не оказался рядом, чтобы предупредить падение?
— Он был рядом, но не успел: все произошло слишком быстро. А проверять заводской брак не его дело. Извините. Я люблю вашего мальчика.
Могу заверить вас, что ничего подобного больше не случится.
— В этом вы правы, но только потому, что завтра утром я возьму его и переведу в другую школу, такую, где выполняются правила безопасности. — И легким движением пальца Рэндер завершил разговор.
Через несколько минут он встал и подошел к шкафу, частично замаскированному книжной полкой. Он открыл его, достал дорогую шкатулку, содержавшую дешевенькое ожерелье и фотографию в рамке; на ней были изображены мужчина, похожий на Рэндера, только молодой, и женщина с высоко зачесанными волосами и маленьким подбородком; между ними стояла улыбающаяся девочка с младенцем на руках. Как всегда, Рэндер несколько секунд нежно смотрел на ожерелье, затем закрыл шкатулку и спрятал ее снова на многие месяцы…
***
…Бум! Бум! — гремел турецкий барабан.
Чик-чик-чик-чира, — щелкали тыквы.
Возникли цвета — красный, зеленый, синий и божественно-величественный желтый — вокруг удивительных металлических танцоров.
— Люди? — спросила крыша.
— Роботы? — спросили непосредственно снизу.
— Смотри сам! — тихо прошелестело по полу.
Рэндер и Джилл сидели за микроскопическим столиком, к счастью, поставленным у стены, под нарисованными углем карикатурами на неизвестных личностей. Среди субкультур четырнадцатимиллионного города было слишком много деятелей. Морща нос от удовольствия, Джилл не сводила глаз с центральной точки этой особой субкультуры, время от времени поднимая плечи к ушам, чтобы подчеркнуть молчаливый смех или слабый протест, потому что исполнители были слишком людьми — черный робот провел пальцами по лбу серебряного робота, когда они расходились. Рэндер делил свое внимание между Джилл, танцорами и скверно выглядевшим пойлом, больше всего похожим на плохой коктейль с водорослями (по которым в любой момент мог подняться Кракен, чтобы утащить на дно какой-нибудь беспомощный корабль).
— Чарли, я все-таки думаю, что это люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Где-то присутствовало ощущение страха, но не было и следа истерии, поэтому он продолжал творить.
Рэндер создал горизонт, и мрак ушел за него. Небо чуть заголубело, и он пустил в него стадо темных облаков. Его попытки создать расстояния и глубину натолкнулись на сопротивление, поэтому он подкрепил картину очень слабым звуком прибоя. Когда он расшвырял облака, от аудитории медленно пришла концепция расстояния, и он быстро воздвиг высокий лес, чтобы подавить поднимающуюся волну агорафобии.
Паника исчезла.
Рэндер сфокусировал свое внимание на высоких деревьях — дубах, соснах, секвойях. Он раскидал их вокруг, как копья, в рваных зеленых, коричневых и желтых нарядах, раскатал толстый ковер влажной от утренней росы травы, разбросал с неравными интервалами серые булыжники и зеленоватые бревна, перепутал и сплел ветки над головой, бросил однообразные тени через узкую долину.
Эффект получился потрясающим. Казалось, весь мир вздрогнул с рыданием, а затем стих.
Сквозь тишину он почувствовал ее присутствие. Он решил, что лучше будет побыстрее закончить с фоном и создать осязаемые объекты, чтобы подготовить поле действий. Позднее он может изменить, исправить или улучшить результаты в последующих сеансах, но для начала многое было необходимо.
С самого начала он понял, что тишина — это не отстраненность Элины: она приблизила себя к деревьям, траве, кустам и камням, олицетворила себя в их формах, слилась с их ощущениями, звуками, ароматами…
Легким ветерком он пошевелил ветви деревьев. За пределами видимости создал плещущие звуки ручья.
Пришло ощущение радости. Он разделил его.
Она переносила все исключительно хорошо, и он решил расширить опыт.
Он пустил свое сознание блуждать среди деревьев. И вот он рядом с ручьем и ищет Элину.
Он плыл по воде. Он еще не обрел формы. Плеск превратился в журчание, когда он толкнул ручей на глубокое место над камнями. По его настоянию вода стала выговаривать слова.
— Где вы? — спросил ручей.
— Здесь! Здесь! Здесь!
— И здесь! — повторили деревья, кусты, камни, трава.
— Выбирайте одно, — сказал ручей, расширился, обогнул скалу и стал спускаться по склону к голубому бассейну.
— Не могу, — ответил ветер.
— Вы должны. — Ручей влился в бассейн, покружился на поверхности, затем успокоился. — Скорее!
— Прекрасно, — отозвалось дерево. — Минутку.
Розовый туман поднялся над озером и потянулся к берегу.
— Давайте, — зазвенел он.
— Сюда…
Она выбрала маленькую иву.
Ива качалась на ветру и тянула ветви к воде.
— Элина Шэлотт, — сказал Рэндер, — всмотритесь в озеро.
Ветер усилился, и ива наклонилась.
Рэндеру было нетрудно вспомнить ее лицо, ее тело. Дерево крутилось, как будто не имело корней. Элина стояла в тумане взрыва листьев и со страхом смотрела в глубокое голубое зеркало мозга Рэндера, в озеро. Она закрыла лицо руками, но все-таки смотрела.
— Смотрите на себя, — сказал Рэндер.
Она опустила руки и посмотрела вниз, а затем стала медленно поворачиваться, изучая себя со всех сторон.
— Я чувствую, что выгляжу вполне приятно, — сказала она наконец. — Я чувствую это, потому что вы так хотите, или это так и есть? — Она все время оглядывалась вокруг, ища Конструктора.
— Это так и есть, — ответил Рэндер. Отовсюду.
— Спасибо.
Взметнулся белый цвет, и Элина оказалась одетой в узорчатое шелковое платье. Далекий свет стал чуть ярче. Нижний слой облаков окрасился нежно-розовым.
— Что там происходит? — спросила Элина, глядя туда.
— Хочу показать вам восход солнца, — ответил Рэндер, — но я, вероятно, чуточку испорчу его, потому что это мой первый профессиональный солнечный восход для таких обстоятельств.
— Где вы?
— Везде.
— Пожалуйста, примите форму, чтобы я могла видеть вас.
— Хорошо.
— Вашу естественную форму.
Он пожелал оказаться рядом с ней на берегу — и оказался.
Испуганный визгом металла, он оглядел себя. Мир на миг исчез, но тут же стабилизировался. Рэндер рассмеялся, но смех замер, когда он подумал кое о чем.
На нем были доспехи, стоявшие рядом со столиком в "Куропатке и Ланцете" в вечер его встречи с Элиной.
Она потянулась и потрогала его костюм.
— Броня возле нашего стола, — узнала она, пробежав пальцами по пластинам и застежкам. — Я ассоциировала его с вами в тот вечер.
— …и немедленно сунули меня в него, — прокомментировал Рэндер. — Вы волевая женщина.
Броня исчезла. Рэндер был в своем светло-коричневом костюме, со свободно завязанным галстуком цвета свернувшейся крови и с профессиональным выражением лица.
— Смотрите, какой я на самом деле, — он слегка улыбнулся. — Ну, вот и восход. Я хотел использовать все цвета. Следите.
Они сели на зеленую парковую скамейку, появившуюся позади них, и Рэндер указал направление.
Солнце медленно проводило свои утренние эволюции. Впервые в этом частном мире оно выплыло снизу, как божество, отразилось в озере, разбило облака, и ландшафт задымился туманом, поднимающимся от влажного леса.
Пристально, напряженно вглядываясь в поднимающееся светило, Элина долгое время сидела неподвижно и молча. Рэндер чувствовал, что она очарована.
Она смотрела на источник всего света: он отразился в сияющей монете на ее лбу, как капля крови.
Рэндер пояснил:
— Вот солнце, а вот облака, — он хлопнул в ладоши, облака закрыли солнце, и прокатился тихий рокот. — А вот гром, — закончил он.
Пошел дождь, разбивая озеро и щекоча их лица. Он резко стучал по листьям и с мягким звуком капал с ветвей вниз. Он мочил одежду и приглаживал волосы, слепил глаза и превращал землю в грязь.
Вспышка молнии пронзила землю и небо, гром гремел еще и еще.
— А это летняя гроза, — говорил Рэндер. — Вы видите, как дождь воздействует на растительность и на лес.
— Слишком сильно, — сказала она. — Уберите его, пожалуйста.
Дождь тут же прекратился, солнце пробило тучи.
— Мне чертовски хочется покурить, — заявила Элина, — но я оставила сигареты в другом мире.
В ее пальцах тут же появилась уже зажженная сигарета.
— У нее, наверное, слабый вкус, — странным тоном сказал Рэндер, внимательно посмотрел на Элину и добавил:
— Я не давал вам эту сигарету, вы сами взяли ее из моего мозга.
Дым спирально пошел вверх и исчез.
— …А это означает, что я сегодня второй раз недооценил притяжения этого вакуума в вашем мозгу — того места, где должно быть зрение. Вы исключительно быстро ассимилировались с новыми впечатлениями. Вы даже собираетесь продолжить ощупывание их. Будьте осторожны. Сдержите этот импульс.
— Это, как голод, — прошептала она.
— Наверное, нам лучше сейчас закончить сеанс.
Одежда их высохла. Запели птицы.
— Нет, подождите! Прошу вас! Я буду осторожна. Я хочу увидеть многое.
— Будет следующий визит, — мягко сказал Рэндер, — но я полагаю, что кое-что можно устроить и сейчас. Есть что-нибудь, что вы особенно хотели бы увидеть?
— Да. Зиму, снег.
— О'кей. — Конструктор улыбнулся. — Тогда закутайтесь в этот мех…
***
…После ухода пациентки день прошел быстро. Рэндер был в хорошем настроении. Он чувствовал себя опустошенным и вновь наполненным. Он провел первое испытание без страданий и каких-либо последствий. Удовлетворение было сильнее страха. И он с удовольствием вернулся к работе над своей речью.
— …И что есть психический вред? — вопросил он в микрофон и тут же ответил:
— Мы живем радостью и болью. Можем огорчаться, можем бодриться, но хотя радость и боль коренятся в биологии, они обуславливаются обществом. И они имеют цену.
Огромные массы людей, лихорадочно меняющие положение в пространстве, циркулирующие между городами планеты, приходят к необходимости существования полностью нечеловеческого контроля над их передвижениями. С каждым днем этот контроль распространяется на новые и новые области водит наши кары, наши самолеты, интервьюирует нас, диагностирует наши болезни, и я не рискую морально осуждать это вторжение. Этот контроль становится необходимым. В конце концов, он может оказаться целительным.
Однако я хочу указать, что мы часто не знаем наших собственных ценностей. Мы не можем честно сказать, что означает для нас та или иная вещь, пока мы не удалим ее из наших жизненных условий. Если перестанет существовать достаточно ценный предмет, то психическая энергия, связанная с ним, высвобождается. Мы ищем новые ценности, в которые вкладываем эту энергию — сверхъестественные силы, если угодно, или либидо, если неугодно.
И нет такой вещи, исчезнувшей три, четыре, пять десятилетий назад, которая много значила бы сама по себе; и нет новой вещи, появившейся за это время, которая сильно вредила бы тем, кто пользуется ею. Однако, общество придумывает множество вещей, и когда вещи меняются слишком быстро, то результат непредсказуем. Интенсивное изучение душевных болезней часто вскрывает природу стрессов в обществе, где появились эти болезни. Если схемы тревоги соответствуют определенным группам и классам, то по ним можно изучить причины недовольства общества. Карл Юнг указывал, что когда сознание неоднократно разочаровывается в поиске ценностей, оно начинается искать бессознательность; потерпев неудачу и в этом, он пробивает себе путь в гипотетическую коллективную бессознательность. Юнг отмечал в своих послевоенных исследованиях бывших нацистов, что чем больше они хотят восстановить что-то из руин своей жизни — если они пережили период классического иконоклазма и увидели, что их новые идеалы также опрокинуты — тем больше они ищут спасения в прошлом и втягиваются в коллективную бессознательность своего народа. Даже их сны были основаны на тевтонских мифах.
Это, хотя и менее драматически, происходит сегодня. Есть исторические периоды, когда групповая тенденция повернуть мозг внутрь себя, к прошлому, проявляется сильнее, чем в другие времена. Мы живем в период донкихотства в первоначальном значении этого слова. Это потому, что сила психического вреда в наше время — это возможность не знать, отгородиться, и это более не является исключительным свойством человеческих существ…
Его прервало жужжание. Он выключил записывающий аппарат и коснулся фонбокса.
— Чарлз Рэндер слушает.
— Это Поль Джертер, — прошепелявил бокс. — Я директор Диллингской школы.
— Да?
Экран прояснился. Рэндер увидал человека с высоким морщинистым лбом и близко посаженными глазами.
— Видите ли, я хочу еще раз извиниться за случившееся. Виною была неисправность части оборудования…
— Разве вы не в состоянии приобрести приличное оборудование? Ваши гонорары достаточно высоки.
— Оно было новое. Заводской брак…
— Разве никто не следил за классом?
— Следил, но…
— Почему же он не проверил оборудование? Почему не оказался рядом, чтобы предупредить падение?
— Он был рядом, но не успел: все произошло слишком быстро. А проверять заводской брак не его дело. Извините. Я люблю вашего мальчика.
Могу заверить вас, что ничего подобного больше не случится.
— В этом вы правы, но только потому, что завтра утром я возьму его и переведу в другую школу, такую, где выполняются правила безопасности. — И легким движением пальца Рэндер завершил разговор.
Через несколько минут он встал и подошел к шкафу, частично замаскированному книжной полкой. Он открыл его, достал дорогую шкатулку, содержавшую дешевенькое ожерелье и фотографию в рамке; на ней были изображены мужчина, похожий на Рэндера, только молодой, и женщина с высоко зачесанными волосами и маленьким подбородком; между ними стояла улыбающаяся девочка с младенцем на руках. Как всегда, Рэндер несколько секунд нежно смотрел на ожерелье, затем закрыл шкатулку и спрятал ее снова на многие месяцы…
***
…Бум! Бум! — гремел турецкий барабан.
Чик-чик-чик-чира, — щелкали тыквы.
Возникли цвета — красный, зеленый, синий и божественно-величественный желтый — вокруг удивительных металлических танцоров.
— Люди? — спросила крыша.
— Роботы? — спросили непосредственно снизу.
— Смотри сам! — тихо прошелестело по полу.
Рэндер и Джилл сидели за микроскопическим столиком, к счастью, поставленным у стены, под нарисованными углем карикатурами на неизвестных личностей. Среди субкультур четырнадцатимиллионного города было слишком много деятелей. Морща нос от удовольствия, Джилл не сводила глаз с центральной точки этой особой субкультуры, время от времени поднимая плечи к ушам, чтобы подчеркнуть молчаливый смех или слабый протест, потому что исполнители были слишком людьми — черный робот провел пальцами по лбу серебряного робота, когда они расходились. Рэндер делил свое внимание между Джилл, танцорами и скверно выглядевшим пойлом, больше всего похожим на плохой коктейль с водорослями (по которым в любой момент мог подняться Кракен, чтобы утащить на дно какой-нибудь беспомощный корабль).
— Чарли, я все-таки думаю, что это люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19