— Взять! — скомандовал Лоцман, кидаясь на офицера.
Он услышал громкие хлопки: у автоматов разорвало стволы. Охранитель мира сшиб офицера с ног, опрокинул на брюхо, заламывая руки за спину. Неожиданно охватила слабость — аукнулось сотворение заглушек. Он навалился на противника, прижимая к полу; офицер извивался, вырвал из захвата руку; она скользнула к кобуре, офицер дернул застежку. Лоцман саданул его по запястью.
— Гад!.. — Офицер рванулся, едва не сбросил охранителя мира с себя.
Лоцман ударил в шею, под ухом, и враг затих.
Проклятая слабость! Он лежал, уткнувшись лицом в чужой китель, и не было сил приподняться и поглядеть кругом. Зато он слышал: рычание, стук, звон стекла. Крик: «Берегись!» Удар, стон. Удар, глухое проклятие, звук падения. Брякнулся на пол автомат, опрокинулось кресло. Тяжелое дыхание, стон. Всё.
— Командир? — Кто-то взял его за плечи, приподнял; офицера оттащили в сторону.
Шестеро солдат лежали на полу без сознания. Двое исчезли, растворясь в воздухе: чьи-то удары оказались смертельны. Офицер зашевелился на полу, однако вставать не спешил — то ли сил недоставало, то ли решимости.
Шестнадцатый потирал правую руку, дежурный нервными движениями пытался застегнуть воротничок, у которого отлетела пуговица. Особый Первый собирал раскиданные автоматы.
— Что происходит? — В вестибюль торопливо вышел комотряда. — Дежурный, доложите.
— Военные летчики обезвредили отделение противника, пытавшееся захватить помещение, — отбарабанил дежурный, встав во фрунт.
Лоцман стянул с руки оставшуюся перчатку.
— Сэр, — заговорил он, — вы убедились, что в нынешних условиях особая эскадрилья незаменима?
Командир отряда не удостоил его ответом и повернулся к армейскому офицеру.
— Встать! По чьему приказу вы действовали?
— Господина полковника, — отозвался военный, подымаясь. На ногах он держался нетвердо.
Черные усы командира грозно зашевелились.
— Падаль, — процедил он. — Кто вас послал? Отвечать!
— Господин полковник, — повторил офицер.
— Вранье! Дежурный, соедините меня со штабом армии.
Дежурный взялся за телефон. Военные летчики стояли над солдатами; Шестнадцатый стал за спиной офицера. Охранителя мира тянуло повалиться в кресло. Может, и впрямь передохнуть? Ему позволительно — он выиграл этот бой, он и его летчики. Лоцман опустился на сиденье, закрыл глаза…
И вздрогнул, очнувшись. Вскочил.
— Сволочь! — рычал комотряда. — Выслужиться вздумал?! Самодеятельность разводишь?
Офицер стоял бледный, ошеломленный. Начальство от него отказалось, сообразил Лоцман. Узнали, что операция провалена, и отреклись, — дескать, офицер самочинно вздумал захватить здание. Но почему эта простая мысль не очевидна командиру вертолетчиков? Армия объявила войну, а он наивен как дитя.
Комотряда вызвал конвой, явились четверо вооруженных пилотов. Бывалые парни, матерые, старше, чем Шестнадцатый. Лоцман решил, что они из самых первых летчиков, какие только были в Кинолетном.
Офицера с автоматчиками увели; посадили в БТР, и машина отъехала. Командир отряда повернулся к военным пилотам. Они стояли мрачные, вид у них был странно утомленный.
— Сэр, — заговорил дежурный, — их нужно накормить. Мишени не могут долго существовать без…
— Не учи ученого, — перебил комотряда, внезапно утратив всякую начальственность. — Спасибо, ребята. — Он печально вздохнул, покачал головой и вернулся к командирскому тону: — Дежурный, в помещении навести порядок, на площади выставить часовых. Особую эскадрилью поставить на довольствие. Командира — тоже. Шестнадцатый, проводите их в столовую.
— Сэр, — не удержался охранитель мира, — вы уверены, что офицер с солдатами явился сюда на свой страх и риск, а не был послан?
— Господин проданный Лоцман, — начал комотряда едко, однако передумал и закончил серьезно: — В своих мирах вы можете творить что вздумается. Мы здесь тоже умеем творить помаленьку — если я говорю, что не командование направило сюда солдат, а имела место самовольная выходка армейского офицера, — значит, так оно и есть. И тогда еще хоть на день, хоть на два мы продлим состояние мира.
— А потом?
Комотряда сердито блеснул глазами:
— Господин офицер, когда ваших людей накормят, вернетесь с ними сюда. Приказ ясен?
— Да.
«Натуральная война, в которой нам не победить, пока идет охота на Лоцманов, — думал охранитель мира, шагая по улице рядом с Шестнадцатым. Военные летчики молча двигались следом. — Надо создать боеспособный отряд, который в случае чего даст отпор солдатне. Но этого мало. Двадцать Седьмой переметнулся в армию, а сколько еще перебежит? Солдат становится всё больше, пилотов — всё меньше. Что же — дойдет до уличных боев? Пока в Большом мире заправляет Итель и Богини с Богами продают своих Лоцманов, хорошего не жди. Как же добраться до Ителя? Начнем с архива, а там посмотрим».
Впереди показалось круглое здание желтого цвета с высокими окнами. На крыше покачивался пропеллер, а над дверью красовалась яркая вывеска КЛУБ и был изображен веселый вертолет. Вертолет изогнул хвост крючком и показывал язык выпавшему из кабины пилоту, который вверх тормашками летел к земле. «Осталось от прежних спокойных времен», — подумал Лоцман; сейчас у крыльца стояли несколько понурых летчиков, а на другой стороне улицы галдели и хохотали солдаты. Пятнистый камуфляж, автоматы, запах кожаных сапог. Охранитель мира присмотрелся: мишеней среди них нет. Он оглянулся на своих летчиков. Вид у них заморенный — от голода, наверное, — но всё равно парни хоть куда. Как бойцы они любому солдату дадут сто очков вперед.
— Шестнадцатый! Лопни мои глаза! У тебя что, пять дублей? — Незнакомые пилоты уставились на военных летчиков.
— Пропади, — раздраженно бросил Шестнадцатый, поднимаясь по ступеням к двери клуба. — Про Тридцать Пятого слыхали?
— Наслышаны, — со злостью ответил кто-то.
— А ты кто? — спросили Лоцмана.
— Командир особой эскадрильи, — отозвался он, тоже подымаясь на крыльцо.
— Тогда понятно, — услышал он за спиной. — Лоцманские. Мишени. — Точно плюнули под ноги.
Они очутились в вестибюле: деревянные панели и зеленая обивка на стенах, белые круглые светильники. Несколько дверей; на одной из них — очередной живописный шедевр: пузатый вертолет сидит за столом и двумя ложками уплетает из миски салат.
— Командир, — Особый Первый обогнал Лоцмана и оказался рядом с Шестнадцатым, — разреши задать вопрос Шестнадцатому пилоту.
— Валяй.
— Что такое дубль?
Летчику краска бросилась в лицо.
— Отцепись. По улице с вами не пройти — срамота одна.
— Так что такое дубль? — заинтересовался Лоцман. — Ну-ка говори.
— Это пилот, который возит за тебя кино, пока ты шастаешь по мирам и развлекаешься с актрисами.
— Святой человек, — усмехнулся Лоцман. — Что же здесь постыдного?
Шестнадцатый с крайней неприязнью поглядел на военных летчиков.
— Так не пятеро же! Что люди скажут? Откуда я их взял — такую толпу? Сочтут ворюгой…
Парни покатились со смеху, Лоцман тоже. Хлопнул Шестнадцатого по плечу.
— Не злись. В следующий раз… — Он осекся — летчик дернул плечом и отступил, на лице читалось: «Не трожь меня!»
В столовой — довольно большой, но безлюдной — безобразная толстуха за стойкой выдала семь обедов, и они расселись: четверо военных пилотов — за своим столиком, а Особый Первый, Шестнадцатый и Лоцман — за своим. Голодный Лоцман быстро подмел суп-пюре и мясо с тушеными овощами, придвинул к себе десерт и обратился к Шестнадцатому:
— Ты покажешь, где архив?
— Сам найдешь.
— Слушай, чего ты взъелся? Что я сделал не так?
— На погоны свои посмотри. Офицер.
— Погоны человека не делают. Кто меня отправил в армейский госпиталь? Я выкрутился как сумел.
Шестнадцатый отложил вилку. Особый Первый продолжал увлеченно жевать, не отрывая глаз от тарелки; толстуха за стойкой вся обратилась в слух.
— Тридцать Пятый был моим другом, — проговорил вертолетчик. — А мне теперь — с офицером по улицам ходить, с мишенями за столом сидеть.
— Сказано тебе: это не мишени. Они — мои бойцы.
— Не верю.
— Ты поверишь, когда дело дойдет до перестрелки — и они будут хрипеть и умирать? С пулями в груди.
— Когда умрут — поверю.
Особый Первый прекратил есть, расстегнул кобуру и выложил на стол пистолет.
— Командир, если это так важно…
— Отставить, — сказал Лоцман. — Убери. — Шестнадцатый сидел расстроенный и злой.
— Они ведут себя как настоящие мишени.
— Или мишени ведут себя как люди, — с достоинством возразил Особый Первый.
Шестнадцатый помотал головой:
— Ты привел их с армейской территории. И никогда никому не докажешь…
В зал вошли трое летчиков из тех, что недавно стояли у крыльца. Кто-то снова отпустил замечание по поводу множества дублей. Лоцман поднялся на ноги.
— Господа, — громко сказал он, — беру вас в свидетели. Я, Лоцман Последнего Дарханца, сотворил особую эскадрилью. — Он указал на своих парней. — И я при вас сотворю еще.
Надо совместить полезное с необходимым. Кинолетному позарез нужны военные летчики, способные противостоять солдатам, а мятежному охранителю мира не обойтись без поддержки Шестнадцатого пилота. Шестнадцатый должен ему поверить! Он прикрыл глаза, вспоминая бывшего Лоцмана Отверженного Завтра. Прозрачные синие глаза под светлой челкой, безупречный мундир… Грохочущий автомат в руках и болезненная гримаса, с которой Отверженное Завтра расстреливал чужие мишени… Он не был конченым человеком, этот щеголеватый офицер…
Получилось. Лоцман тяжело оперся о стол, сморгнул с глаз пелену. За спиной у Особого Первого стояли пятеро синеглазых светловолосых парней. Та же летная форма, те же погоны на плечах, у каждого на поясе — кобура.
Лоцман выпрямился. Вспомнил Эльдорадо. Вести воздушный бой его женщины смогут не хуже мужчин. И они будут походить на Эльдорадо…
Получилось? Кажется, да.
— Мало, — в мертвой тишине заявил Особый Первый. — Почему только пять?.. Командир! — Он кинулся подхватить теряющего сознание охранителя мира, усадил на стул.
Лоцман ничего кругом не видел. Он пытался дозваться свою Богиню, поймать ниточку жизни — однако невидимая нить не тянулась, далекое затуманье молчало. Ох, до чего надоело умирать…
— Командир! Ты слышишь меня? Командир! — с отчаянием повторял Особый Первый, о чем-то просил.
Что от меня хотят? Оставили бы в покое, дали прийти в себя.
Ему запрокинули голову, ножом разжали зубы:
— Пей.
По зубам стукнул край стакана, Лоцман ощутил прохладу и горьковатый вкус. Глотнул.
— Еще пей.
Еще два глотка. Он посидел покачиваясь. Туман в глазах начал рассасываться, и потихоньку возвращались силы.
Чья-то голова ткнулась ему в грудь, руки кольцом сомкнулись на шее. Эльдорадо — одна из пяти. Она сидела на корточках на полу, крепко обнимая своего командира. Он погладил ее по затылку и с неожиданной остротой ощутил, какие у нее мягкие, шелковистые волосы. Наслаждение — их касаться…
— С ума сойти, — ошарашенно вымолвил один из летчиков, которых Лоцман призывал в свидетели.
— Сотворил живых людей — и не сдох! — с восхищением воскликнул другой. — Ну, молодец парень.
— На то он и есть — недопроданный, — заметил Шестнадцатый.
— Недосдохший, — добавил Лоцман и отыскал взглядом приятеля.
Летчик держал в руке пустой стакан, кусал губу.
— Извини, — произнес он неловко. — Я не думал, что ты…
— Вы идиоты, — перебил охранитель мира. — Почему проданных Лоцманов кормит стимуляторами армия, а не авиация? Люди были бы при деле, и у вас уже накопился бы десяток эскадрилий. А так получается, что сами вынуждаете Лоцманов солдатней командовать. Очень им это надо! — Он снова погладил Эльдорадо по волосам, отстранил девушку, поднялся. — Итак: имеем три особых эскадрильи. Первая, — он указал на двойников Шестнадцатого пилота, — Лоцманская, — кивнул на пятерку синеглазых парней, — и Эльдорадо. Я ухожу, остаешься за старшего. — Он прощально сжал руку Особому Первому.
— Командир, ты вернешься?
— Не знаю. Покормишь людей — и в распоряжение командира летного отряда. Удачи, ребята. Пошли, — махнул Лоцман Шестнадцатому и двинулся к двери.
— Счастливо! — У пилотов-старожилов сияли глаза.
— Нам в архив, — напомнил охранитель мира Шестнадцатому, когда они вышли из здания клуба.
Толпа в камуфляже на другой стороне улицы разрослась, солдаты галдели и хохотали пуще прежнего.
— Что у них за веселье? — спросил Лоцман. Вертолетчик пожал плечами.
— А что им делать, когда нет драки? Солдат должен быть бодр и весел — вот и гогочут… — Он направился прочь от шумной толпы. — Думаешь, ты один такой умный, чтобы в Большой мир попасть? Как началась эта заваруха, многие взвились, пытались докричаться. Не продавайте, мол, Лоцманов, нельзя. Пустое — Большой мир сам по себе и на наши вопли не отзывается.
Они шли вдоль живой изгороди, лохматившейся неподстриженными молодыми побегами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57