Уговаривать бесполезно.
— Ладно. — Он припечатал ладонями стол. — Раз так, дождемся кино. Всем приятного аппетита.
Развернувшись, он двинулся вон из столовой. За спиной стояла тишина. И вдруг — Лоцман затылком почуял опасность, заметил движение тени на полу, метнулся в сторону, обернулся — в том месте, где он только что был, мелькнул кинжал северянина, воткнулся в дверь. Кинжал продержался мгновение, затем рукоять стала клониться, и клинок выпал, звякнул об пол. Ингмар уставился на него с ужасом, затем поглядел на бросившую оружие руку.
— Это… это не я… Уходи! — выкрикнул северянин, на миг одолев свою роль. — Уходи, пока цел!
Лоцман выскочил в коридор. Сердце неистово колотилось, билось о ребра. В душе клокотала ярость, грозила вырваться на свободу и снести всё, что связано с Замком, с кино и с Богиней. Та ярость, которой он ожидал от новых съемок, которая нужна для встречи с создательницей мира. Которая позволит проданному Лоцману добраться до Богини.
Он едва сдерживался, чтобы не побежать, не растратить в движении запал. Вошел к себе, прикрыл дверь и сотворил засов — теперь никто не ворвется и не помешает. Затем он встал перед зеркалом, посмотрел в глаза своему отражению. Взгляд утонул в серых, от зеленого свитера казавшихся зеленоватыми, глазах. В их прозрачной, влекущей в Зазеркалье глубине задвигались далекие, едва различимые силуэты — не тени, а призраки теней. Лоцман высмотрел одну, самую живую, и позвал. Тень послушалась, поплыла к нему, затем побежала, вырастая, делаясь отчетливей. Зеркало затянулось серым туманом, в котором мельтешили разноцветные сполохи; и, разгоняя их, разметая в стороны, из затуманья со всех ног мчался второй, иной Лоцман — полный озорства и юного азарта, не знающий иной жизни, кроме съемок в дарханском поселке. Жизнерадостный мальчишка, охранитель уходящего в небытие мира, по которому нынче затосковала Богиня.
Как просто: подойди к зеркалу, загляни в глаза отражению — и вызови к жизни себя прошлого, моложе и лучше, если тебе понадобилась помощь…
— Ты мне нужен, — сказал Лоцман своему черноволосому, без единой седой нити в шевелюре, двойнику.
Тот серьезно кивнул.
— И нужен Богине, — добавил охранитель мира, стараясь не усомниться, потому что сомнение, слабость и смерть стояли рядом.
Младший, дарханский, Лоцман снова кивнул, соглашаясь.
— Один я не справлюсь, — закончил Лоцман Поющего Замка; эти слова были лишние, потому что другой его уже понял.
Он улыбнулся быстрой, осветившей лицо улыбкой, одинаковой у обоих, провел ладонями по своей стороне зеркала, очертил круг, занес ногу, намереваясь шагнуть из блещущего искрами проема, шагнул — и пропал, слившись с охранителем мира Поющего Замка.
Если верить, что в мире ничто не делается без желания Богини, то он ответил на ее подспудное устремление — вернуться в мир дарханского поселка, соединиться с прежним, полным юного огня, не успевшим поседеть Лоцманом. Он стал сильнее. Теперь ему подвластны не только миры Поющего Замка и Дархана — он готов заявить права и на Большой мир.
Он вспомнил звук, с которым брошенный кинжал северянина воткнулся в дверь, припомнил вопли Лусии, сварливые упреки Эстеллы. Богиня! Это она натворила.
Он впился пальцами в чеканную раму зеркала, сосредоточился, весь ушел во взгляд, которым стремился пронзить туманную пелену Зазеркалья, разогнать серые космы тумана. Богиня, ты слышишь меня? Ты желала встречи с дарханским Лоцманом — он тебя зовет. Услышь меня, Богиня! Это твоя воля, ты хотела встречи со мной — и я, твой Лоцман, открываю тебе дорогу. Приди!
Дозвался. Зеркало прояснилось, и охранитель мира увидел небольшую опрятную комнату. Он узнал ее: он уже бывал в ней. Стены, оклеенные обоями под мрамор, стол с приборами в светло-серых корпусах, стеллажи с книгами и множеством безделушек, диван с рыже-черно-белым покрывалом из искусственного меха, на полу ковер в тон. Возле дивана была приоткрытая дверь, за которой виднелся угол застекленного серванта с посудой. Комната в здании АУКЦИОНА; такая же и одновременно не такая. Не было ни чиновничьего стола, за которым сидел бы комендант, ни сейфа для ОБЯЗАТЕЛЬСТВА, ни банкетки с охранником. За окном синело небо и переливалось серебром взбудораженное бризом море, рабочее кресло у стола валялось опрокинутое, а перед Лоцманом стояла встрепанная женщина, чем-то похожая на Хозяйку. Может быть, зеленой блузой навыпуск, напомнившей ему Хозяйкино платье?
— Боже мой, кто вы? — пролепетала женщина, отступая.
— Ваш Лоцман. Прошу вас. — Он повел рукой, приглашая войти в Замок.
Она отпрянула, прижала ладони к щекам. У нее было худощавое поблекшее лицо, не чета яркой и свежей красоте ее актрис и Хозяйки, испуганные глаза блестели, как круглые пуговицы.
— Подите сюда, — велел Лоцман. — Мир Поющего Замка позвал вас.
Она несмело улыбнулась:
— Понимаю. Кажется, доработалась. Слетела с катушек и наяву вижу сны.
— Да, — не моргнув глазом, подтвердил он. — Идите же!
Она двинулась к нему, завороженная. Щурясь от напряжения, он взглядом притягивал ее к себе, повелевая сделать шаг, другой, третий. Богиня подошла совсем близко, он различил рыжие лучики и темные крапины в ее серых, как пыль, глазах. Лоцман отступил, силой собственной воли увлекая ее из Зазеркалья в свой мир.
— Добро пожаловать в Поющий Замок, Богиня.
— Меня зовут Анна. — Она улыбнулась робкой, извиняющейся улыбкой. — А вы, простите, еще раз?..
— Лоцман.
Она была убеждена, что происходящее ей всего-навсего чудится, но не решалась переступить границу миров.
— Заходите, — поторопил Лоцман, боясь, что у него не хватит сил долго удерживать проход.
С ошарашенными глазами, с пугливой улыбкой, Богиня вызывала у него смешанное чувство разочарования и жалости — и ни искры гнева, которым он замкнул цепь, протянувшуюся от одного мира к другому. Еще немного — и гнев угаснет, цепь разорвется, проход исчезнет, и зеркало-дверь вновь станет просто зеркалом.
— Я не могу, — мямлила она, стоя у границы миров. — У меня гости…
— С кем ты разговариваешь? — Дверь в комнату Богини распахнулась, и вошел невысокий мужчина — лет сорока, коротко стриженный, с пышной курчавой бородой. — Кто вы? — резко спросил он охранителя мира, приняв его то ли за проникшего в дом грабителя, то ли за незадачливого ухажера.
— Лоцман Поющего Замка. — Он содрогнулся от вздыбившейся волны ледяной ярости. — Вы — Итель. — Он узнал своего врага, почуял его всем существом. — Приглашаю и вас тоже. Войдите!
Глава 15
— Анна, что за бред? — обратился Итель к Богине. — Ты знаешь этого типа?
— Он приглашает нас в Поющий Замок, — отозвалась она нараспев, точно в полусне.
— Чертовщина… Чем вы ее опоили? — Итель сердился и не знал, что предпринять. — Как вы попали в дом?
— Идите оба сюда! — приказал Лоцман. — Смелее, господин Итель.
— Какой Итель? — удивилась Богиня. — Это Пауль Мейер. Идем, раз зовут. Такие сны бывают не каждый день. — Она с шальной улыбкой кинулась в проход из мира в мир. На пороге споткнулась, ахнула — и вывалилась из Зазеркалья Лоцману на руки.
Бородач насупясь прошел следом.
— Я не понимаю, — начал он брюзгливо, — ты что, затеяла пристройку?.. — Он осекся, оглядев комнату, слишком непохожую на ту, которую он покинул, чтобы оказаться легко объяснимой пристройкой: огромное окно, резная дверь с росписью в медальоне и тяжелым засовом, непривычная глазу мебель — не то старинная, не то выполненная на заказ и стоящая кучу денег. — Что это значит? — Итель с глупым видом повернулся к Лоцману.
— Какой простор… — Богиня рассматривала высокий лепной потолок. — Пауль, здесь как в королевском дворце! Просто чудо.
— Это Поющий Замок, — хмуро сообщил Лоцман, поскольку до гостей никак не доходило. Победа не радовала: Великая Богиня оказалась стареющей, поблекшей женщиной, а грозный Итель едва доставал ему до подбородка. Впрочем, не во внешности дело, а в том, что эти двое изрядно попортили жизнь Лоцману и его актерам.
Богиня прилипла к окну:
— Пауль! Да глянь же! Точь-в-точь мой замок. И башни такие же…
Как по заказу, ветер развернул над башней флаг с золотыми буквами: «ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА». Богиня близоруко сощурилась:
— А что там по-латыни?
— «Se non e vero, e ben trovato», — прочел более зоркий Итель. — Я всегда говорил, что твой подзаголовок никуда не годится… Я не понял — это кино? Ты что, продалась на студию? — В маленьких, окруженных сеткой морщин глазках загорелось недоброе любопытство. — Анна, я этого не понимаю. — Он повысил голос.
Лоцман отметил, что сбитый с толку враг твердит о своем непонимании, однако в нем чувствуется сила и уверенность в себе, которые скоро возьмут верх над растерянностью.
— Пойдем же, поглядим! — Богиня не слушала Ителя. — Это чудесно — всё в точности как я представляла… Совсем моя книга! Господин Лоцман, здесь можно походить? Нас не погонят?
— Думаю, нет. — Он поднял засов на двери. — Прошу.
— Я не понимаю! — возопил Итель. — Анна, куда ты меня завела?
— Потом узнаем. — Она устремилась в коридор. — Ох какая красота! — донесся ее голос. — И всё как настоящее… Ой, ну слов нет! Какое можно снять кино…
Итель смерил охранителя мира настороженным взглядом.
— Странные сюрпризы, — протянул он. — Я не понимаю такой самодеятельности.
— Я тоже попросил бы вас кое-что объяснить. Позже, — отозвался Лоцман. — Идемте.
— Пауль! — призывала Богиня. — Ну, скорей!
Охранитель мира проводил их к главной лестнице, вывел на ту террасу, где начинались съемки. Итель был мрачен и, кажется, слегка напуган, Богиня ошалела от изумления и восторга.
— Мы сделаем фильм, непременно сделаем фильм, — повторяла она; лицо разгорелось и помолодело, глаза сияли. — Ведь вы позволите, правда? — Она в порыве чувств схватила Лоцмана за руки. — Это всё — ваше, верно? У нас достанет денег заплатить, так ведь, Пауль?
Богиня явно считала, что попала в продолжение собственного мира и в нем действуют привычные законы. Лоцман не стал разубеждать, наблюдая за ней и еще пристальней — за Ителем. Враг мрачнел всё больше, жевал нижнюю губу.
— Я всё равно не понимаю, — объявил он в конце концов. — Это студия или что?
— Конечно нет! — Богиня залилась счастливым смехом. — Разве не видишь — всё натуральное. И слышишь, как поет? Это ж тебе не запись гонят через динамики. Чудо, просто чудо! — Она перебежала к краю террасы, свесилась через перила, пощупала вьющиеся по камню цветущие лозы. — Господин Лоцман, а можно пройти на галерею? — Задрав голову, Богиня уставилась на колоннаду, откуда появлялся рассвирепевший от молчания Замка Серебряный Змей.
— Милости прошу.
Он всё еще не мог определиться, как воспринимать Богиню: то ли просто как женщину, малость несуразную и чуточку жалкую, но безобидную, то ли как всемогущую создательницу миров, повинную во всех их бедствиях, — а это уже совсем другое дело. А ведь она понятия не имеет о том, что творится в Поющем Замке, пришло ему в голову. Если она и создала этот мир, то помимо своего желания — он зародился сам собой и живет по собственным, неведомым ей законам. Что же, она вовсе ни при чем — не повинна в измывательствах кино над актерами, не виновна в их перерождении? Раз она не знала, что книга, которую пишет, отражается в иномирье и порождает нечто живое, способное радоваться и страдать?
Он глядел на взбирающуюся по ступеням Анну. Допустим, она не знала, что делается в мире, зародившемся в параллель ее книге, — однако Лоцмана-то она продала; и, к слову, не она одна. Что это значит, еще предстоит разобраться.
Отчего-то кругом было очень тихо. Охранитель мира вдруг осознал, что упал вечно дующий над Замком ветер.
— А Серебряный Змей у вас водится? — Итель попытался за усмешкой скрыть нервозность.
— Как же без него?.. Анна, назад! — заорал Лоцман, срываясь с места. Не хватало, чтобы чудовище самолично пожаловало приветствовать свою Богиню. Что там согласно последнему сценарию? Ядовитая слюна попадает в раны, и люди уподобляются Змею — проще говоря, становятся садистами. Надо думать, Итель переродится с легкостью… — Анна, стойте! Назад!
По галерее уже текло серебро чешуи, торопилось навстречу Богине. Она застыла, испуганно оглянулась на Лоцмана. Не соображает, что попала во всамделишный Замок!
Звонкое эхо надрывалось, захлебывалось, звало. Из галереи показалась остроконечная морда, и Змей заструился вниз по ступеням. Анна взмахнула руками и села; ее зеленая блуза поднялась пузырем и опала, прильнув к спине. Богиня беспомощно сидела, вцепившись в край ступеньки, вывернув шею. Тварь скользила к ней. Внизу что-то вопил Итель, а на боковой галерее справа Лоцман скорее почувствовал, чем увидел, несшихся со всех ног северянина и виконта.
Последний рывок — и охранитель мира встал над Богиней. Заслонил ее, напружинился — и сотворил огнемет. Чуть не выронил тяжелую емкость, поставил у ног, обеими руками схватил черный шланг с раструбом на конце, направил в блестящую морду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Ладно. — Он припечатал ладонями стол. — Раз так, дождемся кино. Всем приятного аппетита.
Развернувшись, он двинулся вон из столовой. За спиной стояла тишина. И вдруг — Лоцман затылком почуял опасность, заметил движение тени на полу, метнулся в сторону, обернулся — в том месте, где он только что был, мелькнул кинжал северянина, воткнулся в дверь. Кинжал продержался мгновение, затем рукоять стала клониться, и клинок выпал, звякнул об пол. Ингмар уставился на него с ужасом, затем поглядел на бросившую оружие руку.
— Это… это не я… Уходи! — выкрикнул северянин, на миг одолев свою роль. — Уходи, пока цел!
Лоцман выскочил в коридор. Сердце неистово колотилось, билось о ребра. В душе клокотала ярость, грозила вырваться на свободу и снести всё, что связано с Замком, с кино и с Богиней. Та ярость, которой он ожидал от новых съемок, которая нужна для встречи с создательницей мира. Которая позволит проданному Лоцману добраться до Богини.
Он едва сдерживался, чтобы не побежать, не растратить в движении запал. Вошел к себе, прикрыл дверь и сотворил засов — теперь никто не ворвется и не помешает. Затем он встал перед зеркалом, посмотрел в глаза своему отражению. Взгляд утонул в серых, от зеленого свитера казавшихся зеленоватыми, глазах. В их прозрачной, влекущей в Зазеркалье глубине задвигались далекие, едва различимые силуэты — не тени, а призраки теней. Лоцман высмотрел одну, самую живую, и позвал. Тень послушалась, поплыла к нему, затем побежала, вырастая, делаясь отчетливей. Зеркало затянулось серым туманом, в котором мельтешили разноцветные сполохи; и, разгоняя их, разметая в стороны, из затуманья со всех ног мчался второй, иной Лоцман — полный озорства и юного азарта, не знающий иной жизни, кроме съемок в дарханском поселке. Жизнерадостный мальчишка, охранитель уходящего в небытие мира, по которому нынче затосковала Богиня.
Как просто: подойди к зеркалу, загляни в глаза отражению — и вызови к жизни себя прошлого, моложе и лучше, если тебе понадобилась помощь…
— Ты мне нужен, — сказал Лоцман своему черноволосому, без единой седой нити в шевелюре, двойнику.
Тот серьезно кивнул.
— И нужен Богине, — добавил охранитель мира, стараясь не усомниться, потому что сомнение, слабость и смерть стояли рядом.
Младший, дарханский, Лоцман снова кивнул, соглашаясь.
— Один я не справлюсь, — закончил Лоцман Поющего Замка; эти слова были лишние, потому что другой его уже понял.
Он улыбнулся быстрой, осветившей лицо улыбкой, одинаковой у обоих, провел ладонями по своей стороне зеркала, очертил круг, занес ногу, намереваясь шагнуть из блещущего искрами проема, шагнул — и пропал, слившись с охранителем мира Поющего Замка.
Если верить, что в мире ничто не делается без желания Богини, то он ответил на ее подспудное устремление — вернуться в мир дарханского поселка, соединиться с прежним, полным юного огня, не успевшим поседеть Лоцманом. Он стал сильнее. Теперь ему подвластны не только миры Поющего Замка и Дархана — он готов заявить права и на Большой мир.
Он вспомнил звук, с которым брошенный кинжал северянина воткнулся в дверь, припомнил вопли Лусии, сварливые упреки Эстеллы. Богиня! Это она натворила.
Он впился пальцами в чеканную раму зеркала, сосредоточился, весь ушел во взгляд, которым стремился пронзить туманную пелену Зазеркалья, разогнать серые космы тумана. Богиня, ты слышишь меня? Ты желала встречи с дарханским Лоцманом — он тебя зовет. Услышь меня, Богиня! Это твоя воля, ты хотела встречи со мной — и я, твой Лоцман, открываю тебе дорогу. Приди!
Дозвался. Зеркало прояснилось, и охранитель мира увидел небольшую опрятную комнату. Он узнал ее: он уже бывал в ней. Стены, оклеенные обоями под мрамор, стол с приборами в светло-серых корпусах, стеллажи с книгами и множеством безделушек, диван с рыже-черно-белым покрывалом из искусственного меха, на полу ковер в тон. Возле дивана была приоткрытая дверь, за которой виднелся угол застекленного серванта с посудой. Комната в здании АУКЦИОНА; такая же и одновременно не такая. Не было ни чиновничьего стола, за которым сидел бы комендант, ни сейфа для ОБЯЗАТЕЛЬСТВА, ни банкетки с охранником. За окном синело небо и переливалось серебром взбудораженное бризом море, рабочее кресло у стола валялось опрокинутое, а перед Лоцманом стояла встрепанная женщина, чем-то похожая на Хозяйку. Может быть, зеленой блузой навыпуск, напомнившей ему Хозяйкино платье?
— Боже мой, кто вы? — пролепетала женщина, отступая.
— Ваш Лоцман. Прошу вас. — Он повел рукой, приглашая войти в Замок.
Она отпрянула, прижала ладони к щекам. У нее было худощавое поблекшее лицо, не чета яркой и свежей красоте ее актрис и Хозяйки, испуганные глаза блестели, как круглые пуговицы.
— Подите сюда, — велел Лоцман. — Мир Поющего Замка позвал вас.
Она несмело улыбнулась:
— Понимаю. Кажется, доработалась. Слетела с катушек и наяву вижу сны.
— Да, — не моргнув глазом, подтвердил он. — Идите же!
Она двинулась к нему, завороженная. Щурясь от напряжения, он взглядом притягивал ее к себе, повелевая сделать шаг, другой, третий. Богиня подошла совсем близко, он различил рыжие лучики и темные крапины в ее серых, как пыль, глазах. Лоцман отступил, силой собственной воли увлекая ее из Зазеркалья в свой мир.
— Добро пожаловать в Поющий Замок, Богиня.
— Меня зовут Анна. — Она улыбнулась робкой, извиняющейся улыбкой. — А вы, простите, еще раз?..
— Лоцман.
Она была убеждена, что происходящее ей всего-навсего чудится, но не решалась переступить границу миров.
— Заходите, — поторопил Лоцман, боясь, что у него не хватит сил долго удерживать проход.
С ошарашенными глазами, с пугливой улыбкой, Богиня вызывала у него смешанное чувство разочарования и жалости — и ни искры гнева, которым он замкнул цепь, протянувшуюся от одного мира к другому. Еще немного — и гнев угаснет, цепь разорвется, проход исчезнет, и зеркало-дверь вновь станет просто зеркалом.
— Я не могу, — мямлила она, стоя у границы миров. — У меня гости…
— С кем ты разговариваешь? — Дверь в комнату Богини распахнулась, и вошел невысокий мужчина — лет сорока, коротко стриженный, с пышной курчавой бородой. — Кто вы? — резко спросил он охранителя мира, приняв его то ли за проникшего в дом грабителя, то ли за незадачливого ухажера.
— Лоцман Поющего Замка. — Он содрогнулся от вздыбившейся волны ледяной ярости. — Вы — Итель. — Он узнал своего врага, почуял его всем существом. — Приглашаю и вас тоже. Войдите!
Глава 15
— Анна, что за бред? — обратился Итель к Богине. — Ты знаешь этого типа?
— Он приглашает нас в Поющий Замок, — отозвалась она нараспев, точно в полусне.
— Чертовщина… Чем вы ее опоили? — Итель сердился и не знал, что предпринять. — Как вы попали в дом?
— Идите оба сюда! — приказал Лоцман. — Смелее, господин Итель.
— Какой Итель? — удивилась Богиня. — Это Пауль Мейер. Идем, раз зовут. Такие сны бывают не каждый день. — Она с шальной улыбкой кинулась в проход из мира в мир. На пороге споткнулась, ахнула — и вывалилась из Зазеркалья Лоцману на руки.
Бородач насупясь прошел следом.
— Я не понимаю, — начал он брюзгливо, — ты что, затеяла пристройку?.. — Он осекся, оглядев комнату, слишком непохожую на ту, которую он покинул, чтобы оказаться легко объяснимой пристройкой: огромное окно, резная дверь с росписью в медальоне и тяжелым засовом, непривычная глазу мебель — не то старинная, не то выполненная на заказ и стоящая кучу денег. — Что это значит? — Итель с глупым видом повернулся к Лоцману.
— Какой простор… — Богиня рассматривала высокий лепной потолок. — Пауль, здесь как в королевском дворце! Просто чудо.
— Это Поющий Замок, — хмуро сообщил Лоцман, поскольку до гостей никак не доходило. Победа не радовала: Великая Богиня оказалась стареющей, поблекшей женщиной, а грозный Итель едва доставал ему до подбородка. Впрочем, не во внешности дело, а в том, что эти двое изрядно попортили жизнь Лоцману и его актерам.
Богиня прилипла к окну:
— Пауль! Да глянь же! Точь-в-точь мой замок. И башни такие же…
Как по заказу, ветер развернул над башней флаг с золотыми буквами: «ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА». Богиня близоруко сощурилась:
— А что там по-латыни?
— «Se non e vero, e ben trovato», — прочел более зоркий Итель. — Я всегда говорил, что твой подзаголовок никуда не годится… Я не понял — это кино? Ты что, продалась на студию? — В маленьких, окруженных сеткой морщин глазках загорелось недоброе любопытство. — Анна, я этого не понимаю. — Он повысил голос.
Лоцман отметил, что сбитый с толку враг твердит о своем непонимании, однако в нем чувствуется сила и уверенность в себе, которые скоро возьмут верх над растерянностью.
— Пойдем же, поглядим! — Богиня не слушала Ителя. — Это чудесно — всё в точности как я представляла… Совсем моя книга! Господин Лоцман, здесь можно походить? Нас не погонят?
— Думаю, нет. — Он поднял засов на двери. — Прошу.
— Я не понимаю! — возопил Итель. — Анна, куда ты меня завела?
— Потом узнаем. — Она устремилась в коридор. — Ох какая красота! — донесся ее голос. — И всё как настоящее… Ой, ну слов нет! Какое можно снять кино…
Итель смерил охранителя мира настороженным взглядом.
— Странные сюрпризы, — протянул он. — Я не понимаю такой самодеятельности.
— Я тоже попросил бы вас кое-что объяснить. Позже, — отозвался Лоцман. — Идемте.
— Пауль! — призывала Богиня. — Ну, скорей!
Охранитель мира проводил их к главной лестнице, вывел на ту террасу, где начинались съемки. Итель был мрачен и, кажется, слегка напуган, Богиня ошалела от изумления и восторга.
— Мы сделаем фильм, непременно сделаем фильм, — повторяла она; лицо разгорелось и помолодело, глаза сияли. — Ведь вы позволите, правда? — Она в порыве чувств схватила Лоцмана за руки. — Это всё — ваше, верно? У нас достанет денег заплатить, так ведь, Пауль?
Богиня явно считала, что попала в продолжение собственного мира и в нем действуют привычные законы. Лоцман не стал разубеждать, наблюдая за ней и еще пристальней — за Ителем. Враг мрачнел всё больше, жевал нижнюю губу.
— Я всё равно не понимаю, — объявил он в конце концов. — Это студия или что?
— Конечно нет! — Богиня залилась счастливым смехом. — Разве не видишь — всё натуральное. И слышишь, как поет? Это ж тебе не запись гонят через динамики. Чудо, просто чудо! — Она перебежала к краю террасы, свесилась через перила, пощупала вьющиеся по камню цветущие лозы. — Господин Лоцман, а можно пройти на галерею? — Задрав голову, Богиня уставилась на колоннаду, откуда появлялся рассвирепевший от молчания Замка Серебряный Змей.
— Милости прошу.
Он всё еще не мог определиться, как воспринимать Богиню: то ли просто как женщину, малость несуразную и чуточку жалкую, но безобидную, то ли как всемогущую создательницу миров, повинную во всех их бедствиях, — а это уже совсем другое дело. А ведь она понятия не имеет о том, что творится в Поющем Замке, пришло ему в голову. Если она и создала этот мир, то помимо своего желания — он зародился сам собой и живет по собственным, неведомым ей законам. Что же, она вовсе ни при чем — не повинна в измывательствах кино над актерами, не виновна в их перерождении? Раз она не знала, что книга, которую пишет, отражается в иномирье и порождает нечто живое, способное радоваться и страдать?
Он глядел на взбирающуюся по ступеням Анну. Допустим, она не знала, что делается в мире, зародившемся в параллель ее книге, — однако Лоцмана-то она продала; и, к слову, не она одна. Что это значит, еще предстоит разобраться.
Отчего-то кругом было очень тихо. Охранитель мира вдруг осознал, что упал вечно дующий над Замком ветер.
— А Серебряный Змей у вас водится? — Итель попытался за усмешкой скрыть нервозность.
— Как же без него?.. Анна, назад! — заорал Лоцман, срываясь с места. Не хватало, чтобы чудовище самолично пожаловало приветствовать свою Богиню. Что там согласно последнему сценарию? Ядовитая слюна попадает в раны, и люди уподобляются Змею — проще говоря, становятся садистами. Надо думать, Итель переродится с легкостью… — Анна, стойте! Назад!
По галерее уже текло серебро чешуи, торопилось навстречу Богине. Она застыла, испуганно оглянулась на Лоцмана. Не соображает, что попала во всамделишный Замок!
Звонкое эхо надрывалось, захлебывалось, звало. Из галереи показалась остроконечная морда, и Змей заструился вниз по ступеням. Анна взмахнула руками и села; ее зеленая блуза поднялась пузырем и опала, прильнув к спине. Богиня беспомощно сидела, вцепившись в край ступеньки, вывернув шею. Тварь скользила к ней. Внизу что-то вопил Итель, а на боковой галерее справа Лоцман скорее почувствовал, чем увидел, несшихся со всех ног северянина и виконта.
Последний рывок — и охранитель мира встал над Богиней. Заслонил ее, напружинился — и сотворил огнемет. Чуть не выронил тяжелую емкость, поставил у ног, обеими руками схватил черный шланг с раструбом на конце, направил в блестящую морду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57