Горский мог записать себе в реестр особых заслуг то, что отвратить первого капитана от подобных мыслей ему таки удалось. Но это был предел достижимого в данной ситуации. Собственно, чрезвычайный комиссар и не питал ни малейших иллюзий относительно возможности переубедить закосневшего в своем природном гуманизме корри и разом изменить генетически закрепленную и тысячелетиями культивируемую систему ценностей. Такие вещи с ходу не получаются. Тем более не получаются они в таких вот авральных условиях, когда и сам-то не знаешь и не можешь знать решения той моральной дилеммы, которую ставит перед тобой щедрая на такие штучки Судьба и всегда не упускающее случая предать тебя Высшее Руководство.
Поэтому Горский даже не попытался предпринимать хоть какие-то усилия в этом направлении. Своей целью он поставил нечто другое: он постарался внушить хоо Тооху твердую уверенность в том, что столь бурно разыгрывающаяся на «Цунами» драма есть сугубо внутреннее дело людей — Homo sapiens и, таким образом, никто из корри не несет ни малейшей ответственности за страдания и гибель (если уж таковые будут иметь место) людей «Саратоги» и бойцов, которых придется бросить на их освобождение. Это имело некоторый успех. Но успех далеко не полный. Специалистом по отношениям с корри Сергей Дмитриевич считался отнюдь не номинально — он совмещал активную деятельность в этой области (довольно неплохая «крыша» для постоянного резидента Политического Управления) с основной своей работой уже не первый десяток лет. И совмещал довольно успешно: и статьи, и диссертации, и главы в монографии писал он сам, не пользуясь услугами авторов-«невидимок». А потому прекрасно понимал, что как бы ни «резало» его время, как бы ни давили обстоятельства, а добиться своего от корри — тем более от корри, уполномоченного (пусть даже чисто формально) принимать некие решения, — можно, только проявив исключительное терпение и выдержку.
Поэтому на раздраженный вопрос капитана он ответил только вежливой улыбкой. Помимо всего прочего улыбка эта должна была напомнить милейшему Федору Павловичу о том, что чрезвычайный комиссар, конечно, без всяких оговорок признает за ним его капитанское право действовать, не считаясь с секретными инструкциями и негласной субординацией людей Директората... Обстоятельства и впрямь того требуют. Но они преходящи, обстоятельства эти. Уйдут, дымом рассеются, дурным сном забудутся. И вот тогда — не тревожно ли вам, Федор Павлович, будет припоминать о том, как вы повышали голос да покрикивали на друга своего? Друга, поставленного, кстати сказать, для того, чтобы самому голос возвышать да покрикивать на нерадивых исполнителей воли Высшего Руководства, а не выслушивать в свой адрес солдафонские колкости.
Впрочем, Сергей Дмитриевич и впрямь гимназисткой не был и мог бы гораздо большее стерпеть — необидчив он был, когда речь шла о деле. На то он и чрезвычайный комиссар.
— На данный момент, — доложил он, выдержав предельно короткую паузу, — хоо Тоох практически нейтрализован. Формально он держит совет со своими офицерами, но фактически устранился от активного участия в событиях. Он дал мне понять, что прямое участие в вооруженной операции, в которой могут погибнуть люди, нежелательно. Крайне нежелательно. В ответ на это я и заверил его, что наш э-э... полуэкипаж воздержится от того, чтобы обращаться к своим напарникам с просьбами об участии в действиях, связанных с сугубо м-м... С сугубо межчеловеческими отношениями. На какое-то время нам дан карт-бланш, капитан.
— И слава богу, — вздохнул Манцев и, дав Горскому понять, что он еще понадобится ему — здесь и немедленно, — резко повернулся к торопливо поднимающемуся в рубку доку Лошмидту.
— Ваши успехи, господа академики? Удалось вам найти этого Чорриа? Он согласен вести переговоры? Выдвигает какие-нибудь условия? — быстро, не давая профессору времени на то, чтобы углубиться в размышления, посыпал вопросами второй капитан.
— Мерзавец нашелся сам, — устало огрызнулся профессор. — Первое, что он от нас потребовал, — снять защитное поле с блокированных отсеков. Но быстро отступился. Оставил, так сказать, вопрос открытым. Я... Мы с полковником несколько охладили его пыл. Слава богу, не только у них на руках все козыри. Этот тип несколько смешался, когда мы довели до его сведения, что его приятель находится в наших руках — равно как и все управление «Саратогой»...
— Вот как? А он что, был не в курсе того, как обстоят дела там, на борту лайнера? — с порядочной долей искреннего удивления осведомился капитан.
— Нет, не был, — пожал плечами Лошмидт. — Это было для негодяя сюрпризом. Так же, впрочем, как и для всех.
— Ну что же... — не без удовлетворения констатировал второй капитан. — Это, по крайней мере, недвусмысленно говорит о том, что со связью у них дело обстоит плохо. Это работает на нас. Но вот этот козырь с захватом рубки вы выложили, пожалуй, рановато. Полковник Йонг продолжает переговоры?
— Да, — торопливо боднул головой воздух профессор. — И, поверьте, аргумент с освобождением рубки пришелся как раз вовремя. Ему удалось кое-чего добиться...
Капитан вопросительно поднял бровь, ожидая продолжения столь оптимистического зачина.
— Речь идет об обмене, — торопливо продолжил действительный член Спецакадемии. — Они готовы освободить часть пассажиров в обмен на этого лжепохоронного агента... Не менее десяти человек — мы настаиваем именно на этом. И, разумеется, в их число мы обязательно включаем...
— Знаю, знаю! — раздраженно прервал его Манцев. — Разумеется, вы в первую очередь печетесь об этой вашей «сладкой парочке». Вам, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, кажется, удастся-таки добиться своего...
Лошмидт молча бросил на стол перед капитаном лист бумаги, вкривь и вкось испещренный разношерстными строчками. Почти каждая из них была вписана другим, по сравнению с предыдущей, почерком, а то и вовсе другим цветом.
— Это ксерокс, — пояснил профессор. — Цветной. Оригинал через защитное поле не перекинуть. Список всех, находящихся в блокированных отсеках. Они там сами переписали друг друга. По-моему, кто-то из них пробовал приписать еще что-то от себя, но... — Он выразительно указал на неровно оборванный край распечатки. — Но главное — вот!
И Лошмидт торжествующе ткнул пальцем в обведенную энергичным взмахом флюоресцентного маркера строку: «Клаус Гильде — предприниматель».
* * *
Резко зазвучал сигнал боевого оповещения. Манцев схватил с пульта наушник и резко прижал его к заросшему седыми волосками уху. Впрочем, и без официального рапорта группы наблюдения — просто из картинки на экране — было ясно, чем вызвана поднявшаяся тревога. По всей поверхности плывущего к «Цунами» шарика — малого бота «Саратоги» — один за другим, беспорядочно и настырно злыми огоньками вспыхивали плазменные разряды.
— Эти сволочи обстреливают бот!
Капитан смял ничем не провинившийся лист распечатки, лежавший перед ним.
— Палят через шлюзы! Я... Мы... Передайте им, что если так, то мы прерываем всякие переговоры! Или... Или, лучше, сразу саданите по...
Договаривать до конца свою команду капитану не потребовалось — по темному зигзагу переходного туннеля побежали, торопливо подбираясь к едва обозначенным сигнальными огнями провалам люков, ослепительные звездочки лазерных «уколов». У кого-то из подчиненных Манцева сдали нервы, и он без всякой команды открыл по противнику ответный огонь. На той стороне мгновенно поняли столь тонкий намек, и бот без всяких помех проделал последние десятки метров своего пути и беспрепятственно нырнул в недра «Цунами».
— Отставить пальбу! — больше для проформы, чем по действительной надобности, скомандовал кэп и переключил канал связи с наушников на динамик селектора. — Приемная команда, доложите, что там у вас...
Приемная команда на своем конце канала связи долго, мучительно долго шуршала, скрежетала, звякала и еле слышно, но отчетливо материлась на «великом и могучем». Потом хрипловатый голос доложил:
— Бот принят на борт с выраженными повреждениями. Вторая степень... С бота снят старпом лайнера «Саратога» Филипп Звонарев с ранениями средней тяжести. Ему оказана первая помощь. Сейчас Звонарева транспортируют в медчасть... Тут еще покойники, — добавил голос дежурного уже гораздо менее уверенно. — С ними — по-разному...
— Действуйте по своему усмотрению, — оборвал его капитан и переключил канал селектора, не дожидаясь уставного «Есть, сэр!».
— Не получится эвакуировать с «Саратоги» остальных... — с досадой констатировал он, задумчиво глядя в пространство перед собой. — С первым ботом обошлось, а по второму могут шарахнуть чем-нибудь посерьезнее..
— Теперь они будут знать, что на борту бота — их человек, — возразил Лошмидт. — И, зная это, воздержатся от...
— Вот уж не уверен! — неожиданно входя в разговор и веско чеканя слова, отрезал Горский. — Ими — ставленниками Нелюди — движет никак уж не альтруизм. И не дружеские чувства к своему подельнику. Для них главное — чтобы он не достался нам живым! Не мог бы быть изучен и допрошен. Удастся обмен — прекрасно! Не удастся — примут все меры к его уничтожению. Раз уж он сам не смог вовремя наложить на себя руки... Так что Федор Павлович прав: переброску этой команды из рубки с «Саратоги» сюда придется отставить... Впрочем.. — Тут они с Манцевым обменялись задумчивыми взглядами. — Впрочем, — более уверенно продолжил он, ободренный пониманием, прочитанным в глазах старого боевого приятеля, — для проведения столь необходимого вам обмена вовсе не требуется такая переброска...
* * *
Ким еще раз пробежался по строкам расшифровки, потом поднял глаза на собравшихся в рубке «Саратоги».
— У них там дело сдвинулось с мертвой точки, — сообщил он.
Но тон, которым он произнес эту, обнадеживающую вроде, весть, был не радостен, а скорее мрачен.
— Нам предлагают участвовать в обмене.
Совершенно безучастный ко всему происходящему до этого момента Клини, надежно прикрученный к креслу, проявил наконец признаки жизни и напряженно уставился на агента. Но и в его взгляде не читались ни надежда, ни радость, вполне уместные, казалось бы, в свете услышанной им новости. Скорее уж в нем можно было почувствовать тревогу и настороженность загнанного зверя. В ответ на этот взгляд Ким криво улыбнулся похоронному агенту — с каким-то им одним доступным пониманием.
— Вот уж не ожидал, что они на это пойдут, — недоуменно пожал плечами Кэн. — У «военщиков» на этот счет четкая инструкция: действовать без сантиментов... «И кровь невинных падет на головы замысливших зло»...
— Это у наших «военщиков», — робко возразила Анна. — А это ведь корабль корри...
Клини разразился хриплым, каркающим смехом, и Ким пожалел о том, что не позаботился заткнуть ему кляпом рот.
— Может, время хотят потянуть этак вот...
В отличие от него агент довольно хорошо понимал, что гуманность, неожиданно овладевшая экипажем крейсера Космических ВС, объясняется вовсе не присутствием на его борту чудаковатых корри и даже не узкопрактическими соображениями тактики подготовки к неожиданному штурму.
— План действий таков, — прервал он плавание своих собеседников по зыбкому морю догадок и предположений. — Мы в согласии с экипажем крейсера действуем, если так можно выразиться, по стекинговой схеме: я оставляю всякое оружие здесь и веду этого типа через переходной отсек прямо в стыковочный узел. В это время террористы полностью освобождают пятый резервный отсек крейсера, отступают в четвертый, а в пятом оставляют двенадцать заложников — раненых и тех, кто находится в неважном состоянии. Похоже, что там такие есть... Запирают за собой гермодверь. А я отпираю гермодверь в переходный туннель. Наш подопечный проходит в первую секцию туннеля, я запираю за ним дверь. Одновременно — строго одновременно — экипаж крейсера переносит защитный барьер с границы между пятым и шестым резервными отсеками на границу между отсеками пятым и четвертым. Открывают проход между пятым отсеком и остальными помещениями корабля и забирают заложников. Террористы синхронно открывают со своей стороны вход из туннеля в первую его секцию и забирают своего милого друга. После чего переговоры возобновляются. На подготовку нам дают полчаса. — Ким бросил взгляд на часы. — Теперь уже только двадцать с небольшим минут, — уточнил он. — И — тридцать минут на проведение обмена. Все точно, без малейших отклонений, под хронометр...
Наступила тишина.
ГЛАВА 9
НЕПОВИНОВЕНИЕ
— А теперь я скажу тебе, дурья твоя башка, как будет на самом деле! — неожиданно взорвался Кукан. — Ты отводишь этого бандюка в стыковочный отсек. Отпираешь гермодверь в туннель. Все полдюжины головорезов стоят там и только того и ждут. Дверь открывается, они косят вас на хрен из бластеров — и его, — он ткнул пальцем в физиономию Клини, — тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Поэтому Горский даже не попытался предпринимать хоть какие-то усилия в этом направлении. Своей целью он поставил нечто другое: он постарался внушить хоо Тооху твердую уверенность в том, что столь бурно разыгрывающаяся на «Цунами» драма есть сугубо внутреннее дело людей — Homo sapiens и, таким образом, никто из корри не несет ни малейшей ответственности за страдания и гибель (если уж таковые будут иметь место) людей «Саратоги» и бойцов, которых придется бросить на их освобождение. Это имело некоторый успех. Но успех далеко не полный. Специалистом по отношениям с корри Сергей Дмитриевич считался отнюдь не номинально — он совмещал активную деятельность в этой области (довольно неплохая «крыша» для постоянного резидента Политического Управления) с основной своей работой уже не первый десяток лет. И совмещал довольно успешно: и статьи, и диссертации, и главы в монографии писал он сам, не пользуясь услугами авторов-«невидимок». А потому прекрасно понимал, что как бы ни «резало» его время, как бы ни давили обстоятельства, а добиться своего от корри — тем более от корри, уполномоченного (пусть даже чисто формально) принимать некие решения, — можно, только проявив исключительное терпение и выдержку.
Поэтому на раздраженный вопрос капитана он ответил только вежливой улыбкой. Помимо всего прочего улыбка эта должна была напомнить милейшему Федору Павловичу о том, что чрезвычайный комиссар, конечно, без всяких оговорок признает за ним его капитанское право действовать, не считаясь с секретными инструкциями и негласной субординацией людей Директората... Обстоятельства и впрямь того требуют. Но они преходящи, обстоятельства эти. Уйдут, дымом рассеются, дурным сном забудутся. И вот тогда — не тревожно ли вам, Федор Павлович, будет припоминать о том, как вы повышали голос да покрикивали на друга своего? Друга, поставленного, кстати сказать, для того, чтобы самому голос возвышать да покрикивать на нерадивых исполнителей воли Высшего Руководства, а не выслушивать в свой адрес солдафонские колкости.
Впрочем, Сергей Дмитриевич и впрямь гимназисткой не был и мог бы гораздо большее стерпеть — необидчив он был, когда речь шла о деле. На то он и чрезвычайный комиссар.
— На данный момент, — доложил он, выдержав предельно короткую паузу, — хоо Тоох практически нейтрализован. Формально он держит совет со своими офицерами, но фактически устранился от активного участия в событиях. Он дал мне понять, что прямое участие в вооруженной операции, в которой могут погибнуть люди, нежелательно. Крайне нежелательно. В ответ на это я и заверил его, что наш э-э... полуэкипаж воздержится от того, чтобы обращаться к своим напарникам с просьбами об участии в действиях, связанных с сугубо м-м... С сугубо межчеловеческими отношениями. На какое-то время нам дан карт-бланш, капитан.
— И слава богу, — вздохнул Манцев и, дав Горскому понять, что он еще понадобится ему — здесь и немедленно, — резко повернулся к торопливо поднимающемуся в рубку доку Лошмидту.
— Ваши успехи, господа академики? Удалось вам найти этого Чорриа? Он согласен вести переговоры? Выдвигает какие-нибудь условия? — быстро, не давая профессору времени на то, чтобы углубиться в размышления, посыпал вопросами второй капитан.
— Мерзавец нашелся сам, — устало огрызнулся профессор. — Первое, что он от нас потребовал, — снять защитное поле с блокированных отсеков. Но быстро отступился. Оставил, так сказать, вопрос открытым. Я... Мы с полковником несколько охладили его пыл. Слава богу, не только у них на руках все козыри. Этот тип несколько смешался, когда мы довели до его сведения, что его приятель находится в наших руках — равно как и все управление «Саратогой»...
— Вот как? А он что, был не в курсе того, как обстоят дела там, на борту лайнера? — с порядочной долей искреннего удивления осведомился капитан.
— Нет, не был, — пожал плечами Лошмидт. — Это было для негодяя сюрпризом. Так же, впрочем, как и для всех.
— Ну что же... — не без удовлетворения констатировал второй капитан. — Это, по крайней мере, недвусмысленно говорит о том, что со связью у них дело обстоит плохо. Это работает на нас. Но вот этот козырь с захватом рубки вы выложили, пожалуй, рановато. Полковник Йонг продолжает переговоры?
— Да, — торопливо боднул головой воздух профессор. — И, поверьте, аргумент с освобождением рубки пришелся как раз вовремя. Ему удалось кое-чего добиться...
Капитан вопросительно поднял бровь, ожидая продолжения столь оптимистического зачина.
— Речь идет об обмене, — торопливо продолжил действительный член Спецакадемии. — Они готовы освободить часть пассажиров в обмен на этого лжепохоронного агента... Не менее десяти человек — мы настаиваем именно на этом. И, разумеется, в их число мы обязательно включаем...
— Знаю, знаю! — раздраженно прервал его Манцев. — Разумеется, вы в первую очередь печетесь об этой вашей «сладкой парочке». Вам, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, кажется, удастся-таки добиться своего...
Лошмидт молча бросил на стол перед капитаном лист бумаги, вкривь и вкось испещренный разношерстными строчками. Почти каждая из них была вписана другим, по сравнению с предыдущей, почерком, а то и вовсе другим цветом.
— Это ксерокс, — пояснил профессор. — Цветной. Оригинал через защитное поле не перекинуть. Список всех, находящихся в блокированных отсеках. Они там сами переписали друг друга. По-моему, кто-то из них пробовал приписать еще что-то от себя, но... — Он выразительно указал на неровно оборванный край распечатки. — Но главное — вот!
И Лошмидт торжествующе ткнул пальцем в обведенную энергичным взмахом флюоресцентного маркера строку: «Клаус Гильде — предприниматель».
* * *
Резко зазвучал сигнал боевого оповещения. Манцев схватил с пульта наушник и резко прижал его к заросшему седыми волосками уху. Впрочем, и без официального рапорта группы наблюдения — просто из картинки на экране — было ясно, чем вызвана поднявшаяся тревога. По всей поверхности плывущего к «Цунами» шарика — малого бота «Саратоги» — один за другим, беспорядочно и настырно злыми огоньками вспыхивали плазменные разряды.
— Эти сволочи обстреливают бот!
Капитан смял ничем не провинившийся лист распечатки, лежавший перед ним.
— Палят через шлюзы! Я... Мы... Передайте им, что если так, то мы прерываем всякие переговоры! Или... Или, лучше, сразу саданите по...
Договаривать до конца свою команду капитану не потребовалось — по темному зигзагу переходного туннеля побежали, торопливо подбираясь к едва обозначенным сигнальными огнями провалам люков, ослепительные звездочки лазерных «уколов». У кого-то из подчиненных Манцева сдали нервы, и он без всякой команды открыл по противнику ответный огонь. На той стороне мгновенно поняли столь тонкий намек, и бот без всяких помех проделал последние десятки метров своего пути и беспрепятственно нырнул в недра «Цунами».
— Отставить пальбу! — больше для проформы, чем по действительной надобности, скомандовал кэп и переключил канал связи с наушников на динамик селектора. — Приемная команда, доложите, что там у вас...
Приемная команда на своем конце канала связи долго, мучительно долго шуршала, скрежетала, звякала и еле слышно, но отчетливо материлась на «великом и могучем». Потом хрипловатый голос доложил:
— Бот принят на борт с выраженными повреждениями. Вторая степень... С бота снят старпом лайнера «Саратога» Филипп Звонарев с ранениями средней тяжести. Ему оказана первая помощь. Сейчас Звонарева транспортируют в медчасть... Тут еще покойники, — добавил голос дежурного уже гораздо менее уверенно. — С ними — по-разному...
— Действуйте по своему усмотрению, — оборвал его капитан и переключил канал селектора, не дожидаясь уставного «Есть, сэр!».
— Не получится эвакуировать с «Саратоги» остальных... — с досадой констатировал он, задумчиво глядя в пространство перед собой. — С первым ботом обошлось, а по второму могут шарахнуть чем-нибудь посерьезнее..
— Теперь они будут знать, что на борту бота — их человек, — возразил Лошмидт. — И, зная это, воздержатся от...
— Вот уж не уверен! — неожиданно входя в разговор и веско чеканя слова, отрезал Горский. — Ими — ставленниками Нелюди — движет никак уж не альтруизм. И не дружеские чувства к своему подельнику. Для них главное — чтобы он не достался нам живым! Не мог бы быть изучен и допрошен. Удастся обмен — прекрасно! Не удастся — примут все меры к его уничтожению. Раз уж он сам не смог вовремя наложить на себя руки... Так что Федор Павлович прав: переброску этой команды из рубки с «Саратоги» сюда придется отставить... Впрочем.. — Тут они с Манцевым обменялись задумчивыми взглядами. — Впрочем, — более уверенно продолжил он, ободренный пониманием, прочитанным в глазах старого боевого приятеля, — для проведения столь необходимого вам обмена вовсе не требуется такая переброска...
* * *
Ким еще раз пробежался по строкам расшифровки, потом поднял глаза на собравшихся в рубке «Саратоги».
— У них там дело сдвинулось с мертвой точки, — сообщил он.
Но тон, которым он произнес эту, обнадеживающую вроде, весть, был не радостен, а скорее мрачен.
— Нам предлагают участвовать в обмене.
Совершенно безучастный ко всему происходящему до этого момента Клини, надежно прикрученный к креслу, проявил наконец признаки жизни и напряженно уставился на агента. Но и в его взгляде не читались ни надежда, ни радость, вполне уместные, казалось бы, в свете услышанной им новости. Скорее уж в нем можно было почувствовать тревогу и настороженность загнанного зверя. В ответ на этот взгляд Ким криво улыбнулся похоронному агенту — с каким-то им одним доступным пониманием.
— Вот уж не ожидал, что они на это пойдут, — недоуменно пожал плечами Кэн. — У «военщиков» на этот счет четкая инструкция: действовать без сантиментов... «И кровь невинных падет на головы замысливших зло»...
— Это у наших «военщиков», — робко возразила Анна. — А это ведь корабль корри...
Клини разразился хриплым, каркающим смехом, и Ким пожалел о том, что не позаботился заткнуть ему кляпом рот.
— Может, время хотят потянуть этак вот...
В отличие от него агент довольно хорошо понимал, что гуманность, неожиданно овладевшая экипажем крейсера Космических ВС, объясняется вовсе не присутствием на его борту чудаковатых корри и даже не узкопрактическими соображениями тактики подготовки к неожиданному штурму.
— План действий таков, — прервал он плавание своих собеседников по зыбкому морю догадок и предположений. — Мы в согласии с экипажем крейсера действуем, если так можно выразиться, по стекинговой схеме: я оставляю всякое оружие здесь и веду этого типа через переходной отсек прямо в стыковочный узел. В это время террористы полностью освобождают пятый резервный отсек крейсера, отступают в четвертый, а в пятом оставляют двенадцать заложников — раненых и тех, кто находится в неважном состоянии. Похоже, что там такие есть... Запирают за собой гермодверь. А я отпираю гермодверь в переходный туннель. Наш подопечный проходит в первую секцию туннеля, я запираю за ним дверь. Одновременно — строго одновременно — экипаж крейсера переносит защитный барьер с границы между пятым и шестым резервными отсеками на границу между отсеками пятым и четвертым. Открывают проход между пятым отсеком и остальными помещениями корабля и забирают заложников. Террористы синхронно открывают со своей стороны вход из туннеля в первую его секцию и забирают своего милого друга. После чего переговоры возобновляются. На подготовку нам дают полчаса. — Ким бросил взгляд на часы. — Теперь уже только двадцать с небольшим минут, — уточнил он. — И — тридцать минут на проведение обмена. Все точно, без малейших отклонений, под хронометр...
Наступила тишина.
ГЛАВА 9
НЕПОВИНОВЕНИЕ
— А теперь я скажу тебе, дурья твоя башка, как будет на самом деле! — неожиданно взорвался Кукан. — Ты отводишь этого бандюка в стыковочный отсек. Отпираешь гермодверь в туннель. Все полдюжины головорезов стоят там и только того и ждут. Дверь открывается, они косят вас на хрен из бластеров — и его, — он ткнул пальцем в физиономию Клини, — тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58