Так же, как я знаю своих: Эй, Би и прочих. Тут дело в контакте. Щелк – и работает! Без хвастовства, Сэм. Поверь, я не трясусь за это место. Я излагаю факты, которые подтвердит тебе и Ричард. Но ни он, ни Дороти, ни я – не можем контролировать ситуацию! И тебе хорошо известно, почему!
– Успокоился, Лайонел? А теперь выслушай меня. Я не вызову Криса из Штатов. Даже если весь Гэддон будет гореть синим пламенем. Я знаю, что делаю. Ты должен справиться сам. Записи я, само собой, просмотрю.
– Похоже, ты забыл о Проекте, Сэм! Полгода назад ты сам рвался к экрану. А теперь вся эта финансовая кутерьма, внешние связи – и то, чем Крис занимается в Штатах. В чем дело? Какого черта, что происходит? Может быть, какая-то ментальная зараза в космосе? Больше всего похоже на то. Что еще такого интересного может заставить тебя забыть о ментальной заразе, которая стоит у тебя на пороге?
– Ментальная зараза? Среди детей Криса? Как же ты мог допустить? – наконец Сэм расшевелился.
– Это я и пытаюсь вдолбить тебе!
Экран вспыхнул хаосом электрических разрядов, и появился Видья, открывавший самую большую из говорящих кукол. Он вытащил из нее другую, после чего с азартом отбросил, прежде чем продолжить такие же действия с куклами поменьше.
– Инцидент первый. Тот самый день, когда приехал Цвинглер.
– Не вижу связи, – пожал плечами Сэм.
– Конечно – какая уж тут связь! – раздраженно отозвался Россон. – Я просто говорю, когда это произошло.
– Понятно, Лайонел. Ты просто хочешь свалить все на визит Тома Цвинглера.
Россон указал на экран.
– Это была сказка про принцессу на горошине. Я проверял. О том, как настоящая принцесса с самой чувствительной кожей на свете – не такой толстой, как у некоторых, Сэм! – оказалась единственной девушкой в королевстве, способной почувствовать горошину под стопкой пуховых перин.
– Да-да, – равнодушно отозвался Сэм. – Помню такую сказочку.
Они посмотрели первый «припадок», который Соул показывал Россону еще перед отбытием.
– Все же странно. Что значат эти перины, сложенные одна на другую? А потом еще твердая горошина – комок материи – в самом низу под пуховиками. Нечто вроде пародии на имбеддинговую речь, так, что ли?
Россон очистил экран и набил новую серию цифр по памяти.
Экран снова зарябил и прояснился.
– Эпизод второй. Примерно через сорок восемь часов после отбытия Криса.
Трое детей окружили Оракула в центре лабиринта. Один Видья сопротивлялся гипнотическому внушению, шепотом наполнявшему комнату.
Он кричал, он вопил, он метался за прозрачными стенами лабиринта, хлестал по ним пластиковой трубкой и звал детей изнутри.
Россон подкрутил громкость – и бессвязные крики зазвенели колоколами тревоги.
– Я не могу найти здесь ни начала, ни конца. Компьютер определяет это как бессвязный, случайный набор слогов. Но я начинаю подозревать, что это похоже на перевернутый задом наперед детский лепет, только на куда более высоком уровне.
– Или просто детская истерика.
– В общем-то, картина соответствует истерике. Но почему реверсия детского лепета? Как он научился говорить задом наперед? Такое может быть только в случае мозговой травмы, причем в более раннем возрасте. Тогда ребенок возвращается к лепету, первой стадии речи. Видья достаточно взрослый.
– Влияние галлюциногена?
– Отлично! Мне тоже это пришло в голову. Сбой в программе речевого восприятия.
– Или ускорение?
– Одно из двух. Знать бы, что именно. Если начистоту – перед нами, по-моему, конфликт между мозгом и навязанной учебной программой – имбеддингом. Однако встречный имбеддинг не просто отвергается мозгом. Галлюциногенный ускоритель способствует усвоению данных. Мозг мальчика пытается вплести имбеддинг в естественную языковую зону. Таким образом, его мозг просто «заело». И это отбросило его на раннюю стадию. Он возвратился к методу проб и ошибок. Бог знает, что выйдет из этого лепета!
Сэм Бакс смотрел, как Видья мечется по лабиринту.
– Похоже, парень неплохо ориентируется, – заметил он. – Ничего страшного. Ишь, какой живчик.
– Смотри, Сэм.
После нескольких витков лабиринта Видья зашелся воплем эпилептика и упал, свернувшись калачиком, у входа. По тельцу пробежала судорога. Пальцы сжимались и разжимались, ногти скребли пол. Наконец он затих.
– Головокружение! Ничего удивительного. Забегался.
– К черту головокружение! У мальчика припадок. Он сам себя довел до этого. Устроил себе сеанс шоковой терапии. Чтобы разгрузить сознание. Избавиться от невыносимых противоречий.
Россон набрал еще один код на клавиатуре. В этот раз экран продемонстрировал сцену выздоровления Видьи. Мальчик спокойно встал и, как ни в чем не бывало, принялся носиться по лабиринту, как любой здоровый ребенок.
– Теперь следующий эпизод…
– Лайонел, черт возьми. Очень жаль отрываться от таких интересных картин, но я жду звонка из Штатов.
– От Криса?
– Прости, дружище, – я просто не имею права его отвлекать.
– Представляю, что он скажет, когда вернется.
– Вот именно поэтому я пока не хочу ничего рассказывать. Сделаем вот что. Поставим персонал на постоянное дежурство. Медсестра, в случае чего, может дать какой-нибудь транквилизатор, если это повторится. Так мы его сохраним до приезда Криса. На льду, так сказать. Как тебе такой вариант?
– Никак.
Однако Сэм Бакс уже покидал комнату Соула, оставляя Россона безмолвно созерцать потухший экран монитора.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– А ваш народ, П'тери? – спросил Соул. – Вы нам тоже передадите мозг сферца?
– Если сойдемся в цене, – невозмутимо отвечал пришелец. – И если товар будет того стоить.
– И вы не против, если выбор падет лично на ваш мозг?
– Сферцы торгуют Сигналами. Естественно, торговля живым мозговым веществом – высшая степень торговли сигнальными системами. Мозг – наиболее полное хранилище сигналов.
– И как долго вы сохраняете мозговое вещество… живым? – спросил Соул, однако горластый космонавт вмешался в беседу:
– Я возьму билет к этим треклятым звездам в обмен на шесть человеческих мозгов, упакованных в жестянки. Межзвездное путешествие – и не меньше, сэр!
П'тери вновь поднял руку, сигналя оранжевой ладонью.
– Можете даже не надеяться. Вам не выторговать технологию межзвездных перелетов за шесть мозгов из такого мира. Ну что, отказываетесь от сделки?
– Мы вовсе не отказываемся, – запротестовал Шавони. – Но вы же знаете, что вам надо. А мы еще не решили. Пока как-то неопределенно. Как далеко этот обитаемый мир? Вероятно, обнаружить его мы успеем сами, прежде чем получим способ добраться.
И насколько цивилизованна эта раса мыслящих существ? Может, контакт с ними станет напрасной тратой времени! Что касается технологий…
Соулу все не давал покоя вопрос, сколько времени проживут эти мозги, которым суждено стать томами на чужих книжных полках, по молчаливому согласию человечества. Перспектива, впрочем, не более, но гораздо менее ужасная, чем ситуации «икс», «игрек» и «зет», случившиеся где-то в мире, в Азии, Африке или Южной Америке.
– Предоставить остальную часть информации, – отвечал П'тери, торгуясь, точно в мелочной лавке, – значит, по сути дела, предоставить товар.
– Не будьте же так подозрительны! Вы должны познакомить нас поближе с информацией. Мы не станем покупать кота в мешке.
Шавони болезненно щурился, хотя солнце едва забрезжило над крышами и воздух в помещении еще не прогрелся. Соул только теперь понял, какого напряжения стоил ему этот разговор, и сделал попытку отвлечься. Близкий рассвет разбудил и многих других – точно ранних птиц. Вот кто-то с гусиным кличем прочистил нос. Сверкнули очки, полируемые платком. Одни разминали ноги, другие полезли по карманам. Кто-то закурил, оживив утренний пейзаж крохотной вспышкой пламени.
П'тери уставился на дым и на курильщика.
– Вы встречаете солнце воскурениями? Это ваша традиция?
– Скорее, привычка, – с саркастической усмешкой отвечал Шавони.
За широким панорамным окном высился корабль П'тери с торчавшим сбоку трапом, напоминавшим язык повешенного на рассвете.
– Предлагаемая технология даст возможность вашей расе достичь газового гиганта вашей системы в течение двадцати земных суток. При разумной экономии энергии. Или же добраться до крупнейшего гиганта вне системы при потере максимум пятидесяти процентов энергии. Перечислить другие возможности?
Шавони отрицательно помотал головой.
– С этого можно начинать. Почва для переговоров есть. А как насчет самой методики?
– Методика будет предоставлена. На что вам дается слово народа Сферы. Торговля Сигналами требует честности, иначе наступят хаос и энтропия – и тогда реальность навсегда останется невысказанной тайной.
– О'кей, покончим с этим. Как насчет обещанных звезд? Они далеко?
Уши П'тери задвигались, морщась и опадая, затем вновь наполняясь, – сам он в этот момент целиком сконцентрировался, перешептываясь по проводам:
– Считая по вашим световым годам, ближайшая обитаемая планета, известная Сфере, находится примерно в двадцать одной световой единице от вас.
Какой-то русский ученый бросился подсчитывать на калькуляторе и тут же упал духом.
– Это значит 8 Эридана, Бета Гидры, или HR 88/32. Ближе ничего не предвидится. Так что Альфа Центавра, Тау Кита и прочие многообещающие звезды бесполезны.
– Вовсе нет, – возразил ему младший из калифорнийских астрономов. – Оперативным концептом является «известный Сфере». Не забывайте этого. Никакой гарантии, что им знакомы все местные звезды.
– Дистанция послания составляет девяносто восемь световых лет, – безучастно заявил П'тери.
– В одну сторону?
– Да.
– Но это означает… позвольте, девяносто восемь на два… сто девяносто шесть световых лет на отправление послания с последующим получением ответа. Кажется, здесь что-то говорили о коте в мешке, Шавони?
– Вам не послышалось.
Астрономы затеяли перебранку по поводу тахионов – частиц, которые, как предполагалось, перемещаются в пространстве со сверхсветовой скоростью. Однако Соул чувствовал растущее беспокойство.
– Нам надо выяснить как можно больше о том, что движет этими существами, их мотивы, – вмешался он. – П'тери, а почему вам, собственно, хочется покинуть «Эту-Реальность»?
– Чтобы разрешить проблему Сферы, – кратко ответил П'тери.
– Быть может, нам удастся оказать посильную помощь?
– Весьма сомнительно, – холодно отвечал пришелец. – Я бы назвал эту проблему специфически видовой для Сферы. Присущей нашему варианту сознания.
Англичанин замотал головой.
– Нет. Проблема должна затрагивать все виды во вселенной. Раз уж вы сами приближаетесь к ее разрешению, сопоставляя все возможные языки. Если только это… не сексуальная проблема. Полагаю, она интимно-специфическая для вашего вида. Странно поставленный вопрос для сделки!
– Проблема размножения? У сферцев нет таких проблем в их спаренных мирах.
– Тогда, быть может, эмоциональная проблема – проблема чувствования?
П'тери колебался, хотя его уши уже были настороже. Он решал этот вопрос в затянувшейся паузе, которая составила, в конечном счете, несколько минут.
– Правду сказать, есть эмоциональная область за пределами секса. Вы обозначаете се словом «любовь». Возможно, именно так и называется проблема. Но не в любви заключается проблема сферца. Такая разновидность любви – род солипсизма, мировоззрения, которое мы отвергаем. «Он» любит себя в зеркале «ее». «Она» любит себя в зеркале «его». Это значит – любить проявление себя. Передача генетического кода, ритуальные знаки внимания, жесты, символизирующие объятия, – проявления все того же солипсизма. Но существует эмоциональная область, которую мы ощущаем: так называемая «Утраченная Любовь» – она и есть наша проблема. – Инопланетянин замялся. – Утраченную Любовь мы испытываем к Глашатаям Перемен.
Соул спокойно выжидал, однако продолжения не последовало. Пришелец замолк.
– А кто эти Глашатаи Перемен, П'тери? – поинтересовался Соул, и в голосе его прозвучала настойчивость. – Это что, еще одна раса мыслящих существ?
Пришелец уставился на землянина с явным пренебрежением. «Никакого миссионерства с этим типом», – подумал Соул, невольно вздрогнув под этим стальным взором.
Медленно, словно объясняя ребенку, пришелец стал проповедовать свою веру – или науку – или манию: странный сплав того, другого и третьего. То, чем, может быть, придется гипнотизировать себя и человеку, если он дерзнет пуститься в дальний путь к звездам.
– Они – изменяющиеся сущности. Они манипулируют тем, что мы понимаем под реальностью, посредством сигналов смены ценностей. Используя сигналы, в которых недостает констант, сигналы с различными референтами. Вселенское «здесь» внедряет в нас константы. Но не в них. Они избежали внедрения в эту реальность. Они свободны. Они меняются через реальности. И все же, когда нам удастся успешно сочетать заложенные в языках программы реальности, в луне между сдвоенными мирами, мы также сможем освободиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Успокоился, Лайонел? А теперь выслушай меня. Я не вызову Криса из Штатов. Даже если весь Гэддон будет гореть синим пламенем. Я знаю, что делаю. Ты должен справиться сам. Записи я, само собой, просмотрю.
– Похоже, ты забыл о Проекте, Сэм! Полгода назад ты сам рвался к экрану. А теперь вся эта финансовая кутерьма, внешние связи – и то, чем Крис занимается в Штатах. В чем дело? Какого черта, что происходит? Может быть, какая-то ментальная зараза в космосе? Больше всего похоже на то. Что еще такого интересного может заставить тебя забыть о ментальной заразе, которая стоит у тебя на пороге?
– Ментальная зараза? Среди детей Криса? Как же ты мог допустить? – наконец Сэм расшевелился.
– Это я и пытаюсь вдолбить тебе!
Экран вспыхнул хаосом электрических разрядов, и появился Видья, открывавший самую большую из говорящих кукол. Он вытащил из нее другую, после чего с азартом отбросил, прежде чем продолжить такие же действия с куклами поменьше.
– Инцидент первый. Тот самый день, когда приехал Цвинглер.
– Не вижу связи, – пожал плечами Сэм.
– Конечно – какая уж тут связь! – раздраженно отозвался Россон. – Я просто говорю, когда это произошло.
– Понятно, Лайонел. Ты просто хочешь свалить все на визит Тома Цвинглера.
Россон указал на экран.
– Это была сказка про принцессу на горошине. Я проверял. О том, как настоящая принцесса с самой чувствительной кожей на свете – не такой толстой, как у некоторых, Сэм! – оказалась единственной девушкой в королевстве, способной почувствовать горошину под стопкой пуховых перин.
– Да-да, – равнодушно отозвался Сэм. – Помню такую сказочку.
Они посмотрели первый «припадок», который Соул показывал Россону еще перед отбытием.
– Все же странно. Что значат эти перины, сложенные одна на другую? А потом еще твердая горошина – комок материи – в самом низу под пуховиками. Нечто вроде пародии на имбеддинговую речь, так, что ли?
Россон очистил экран и набил новую серию цифр по памяти.
Экран снова зарябил и прояснился.
– Эпизод второй. Примерно через сорок восемь часов после отбытия Криса.
Трое детей окружили Оракула в центре лабиринта. Один Видья сопротивлялся гипнотическому внушению, шепотом наполнявшему комнату.
Он кричал, он вопил, он метался за прозрачными стенами лабиринта, хлестал по ним пластиковой трубкой и звал детей изнутри.
Россон подкрутил громкость – и бессвязные крики зазвенели колоколами тревоги.
– Я не могу найти здесь ни начала, ни конца. Компьютер определяет это как бессвязный, случайный набор слогов. Но я начинаю подозревать, что это похоже на перевернутый задом наперед детский лепет, только на куда более высоком уровне.
– Или просто детская истерика.
– В общем-то, картина соответствует истерике. Но почему реверсия детского лепета? Как он научился говорить задом наперед? Такое может быть только в случае мозговой травмы, причем в более раннем возрасте. Тогда ребенок возвращается к лепету, первой стадии речи. Видья достаточно взрослый.
– Влияние галлюциногена?
– Отлично! Мне тоже это пришло в голову. Сбой в программе речевого восприятия.
– Или ускорение?
– Одно из двух. Знать бы, что именно. Если начистоту – перед нами, по-моему, конфликт между мозгом и навязанной учебной программой – имбеддингом. Однако встречный имбеддинг не просто отвергается мозгом. Галлюциногенный ускоритель способствует усвоению данных. Мозг мальчика пытается вплести имбеддинг в естественную языковую зону. Таким образом, его мозг просто «заело». И это отбросило его на раннюю стадию. Он возвратился к методу проб и ошибок. Бог знает, что выйдет из этого лепета!
Сэм Бакс смотрел, как Видья мечется по лабиринту.
– Похоже, парень неплохо ориентируется, – заметил он. – Ничего страшного. Ишь, какой живчик.
– Смотри, Сэм.
После нескольких витков лабиринта Видья зашелся воплем эпилептика и упал, свернувшись калачиком, у входа. По тельцу пробежала судорога. Пальцы сжимались и разжимались, ногти скребли пол. Наконец он затих.
– Головокружение! Ничего удивительного. Забегался.
– К черту головокружение! У мальчика припадок. Он сам себя довел до этого. Устроил себе сеанс шоковой терапии. Чтобы разгрузить сознание. Избавиться от невыносимых противоречий.
Россон набрал еще один код на клавиатуре. В этот раз экран продемонстрировал сцену выздоровления Видьи. Мальчик спокойно встал и, как ни в чем не бывало, принялся носиться по лабиринту, как любой здоровый ребенок.
– Теперь следующий эпизод…
– Лайонел, черт возьми. Очень жаль отрываться от таких интересных картин, но я жду звонка из Штатов.
– От Криса?
– Прости, дружище, – я просто не имею права его отвлекать.
– Представляю, что он скажет, когда вернется.
– Вот именно поэтому я пока не хочу ничего рассказывать. Сделаем вот что. Поставим персонал на постоянное дежурство. Медсестра, в случае чего, может дать какой-нибудь транквилизатор, если это повторится. Так мы его сохраним до приезда Криса. На льду, так сказать. Как тебе такой вариант?
– Никак.
Однако Сэм Бакс уже покидал комнату Соула, оставляя Россона безмолвно созерцать потухший экран монитора.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– А ваш народ, П'тери? – спросил Соул. – Вы нам тоже передадите мозг сферца?
– Если сойдемся в цене, – невозмутимо отвечал пришелец. – И если товар будет того стоить.
– И вы не против, если выбор падет лично на ваш мозг?
– Сферцы торгуют Сигналами. Естественно, торговля живым мозговым веществом – высшая степень торговли сигнальными системами. Мозг – наиболее полное хранилище сигналов.
– И как долго вы сохраняете мозговое вещество… живым? – спросил Соул, однако горластый космонавт вмешался в беседу:
– Я возьму билет к этим треклятым звездам в обмен на шесть человеческих мозгов, упакованных в жестянки. Межзвездное путешествие – и не меньше, сэр!
П'тери вновь поднял руку, сигналя оранжевой ладонью.
– Можете даже не надеяться. Вам не выторговать технологию межзвездных перелетов за шесть мозгов из такого мира. Ну что, отказываетесь от сделки?
– Мы вовсе не отказываемся, – запротестовал Шавони. – Но вы же знаете, что вам надо. А мы еще не решили. Пока как-то неопределенно. Как далеко этот обитаемый мир? Вероятно, обнаружить его мы успеем сами, прежде чем получим способ добраться.
И насколько цивилизованна эта раса мыслящих существ? Может, контакт с ними станет напрасной тратой времени! Что касается технологий…
Соулу все не давал покоя вопрос, сколько времени проживут эти мозги, которым суждено стать томами на чужих книжных полках, по молчаливому согласию человечества. Перспектива, впрочем, не более, но гораздо менее ужасная, чем ситуации «икс», «игрек» и «зет», случившиеся где-то в мире, в Азии, Африке или Южной Америке.
– Предоставить остальную часть информации, – отвечал П'тери, торгуясь, точно в мелочной лавке, – значит, по сути дела, предоставить товар.
– Не будьте же так подозрительны! Вы должны познакомить нас поближе с информацией. Мы не станем покупать кота в мешке.
Шавони болезненно щурился, хотя солнце едва забрезжило над крышами и воздух в помещении еще не прогрелся. Соул только теперь понял, какого напряжения стоил ему этот разговор, и сделал попытку отвлечься. Близкий рассвет разбудил и многих других – точно ранних птиц. Вот кто-то с гусиным кличем прочистил нос. Сверкнули очки, полируемые платком. Одни разминали ноги, другие полезли по карманам. Кто-то закурил, оживив утренний пейзаж крохотной вспышкой пламени.
П'тери уставился на дым и на курильщика.
– Вы встречаете солнце воскурениями? Это ваша традиция?
– Скорее, привычка, – с саркастической усмешкой отвечал Шавони.
За широким панорамным окном высился корабль П'тери с торчавшим сбоку трапом, напоминавшим язык повешенного на рассвете.
– Предлагаемая технология даст возможность вашей расе достичь газового гиганта вашей системы в течение двадцати земных суток. При разумной экономии энергии. Или же добраться до крупнейшего гиганта вне системы при потере максимум пятидесяти процентов энергии. Перечислить другие возможности?
Шавони отрицательно помотал головой.
– С этого можно начинать. Почва для переговоров есть. А как насчет самой методики?
– Методика будет предоставлена. На что вам дается слово народа Сферы. Торговля Сигналами требует честности, иначе наступят хаос и энтропия – и тогда реальность навсегда останется невысказанной тайной.
– О'кей, покончим с этим. Как насчет обещанных звезд? Они далеко?
Уши П'тери задвигались, морщась и опадая, затем вновь наполняясь, – сам он в этот момент целиком сконцентрировался, перешептываясь по проводам:
– Считая по вашим световым годам, ближайшая обитаемая планета, известная Сфере, находится примерно в двадцать одной световой единице от вас.
Какой-то русский ученый бросился подсчитывать на калькуляторе и тут же упал духом.
– Это значит 8 Эридана, Бета Гидры, или HR 88/32. Ближе ничего не предвидится. Так что Альфа Центавра, Тау Кита и прочие многообещающие звезды бесполезны.
– Вовсе нет, – возразил ему младший из калифорнийских астрономов. – Оперативным концептом является «известный Сфере». Не забывайте этого. Никакой гарантии, что им знакомы все местные звезды.
– Дистанция послания составляет девяносто восемь световых лет, – безучастно заявил П'тери.
– В одну сторону?
– Да.
– Но это означает… позвольте, девяносто восемь на два… сто девяносто шесть световых лет на отправление послания с последующим получением ответа. Кажется, здесь что-то говорили о коте в мешке, Шавони?
– Вам не послышалось.
Астрономы затеяли перебранку по поводу тахионов – частиц, которые, как предполагалось, перемещаются в пространстве со сверхсветовой скоростью. Однако Соул чувствовал растущее беспокойство.
– Нам надо выяснить как можно больше о том, что движет этими существами, их мотивы, – вмешался он. – П'тери, а почему вам, собственно, хочется покинуть «Эту-Реальность»?
– Чтобы разрешить проблему Сферы, – кратко ответил П'тери.
– Быть может, нам удастся оказать посильную помощь?
– Весьма сомнительно, – холодно отвечал пришелец. – Я бы назвал эту проблему специфически видовой для Сферы. Присущей нашему варианту сознания.
Англичанин замотал головой.
– Нет. Проблема должна затрагивать все виды во вселенной. Раз уж вы сами приближаетесь к ее разрешению, сопоставляя все возможные языки. Если только это… не сексуальная проблема. Полагаю, она интимно-специфическая для вашего вида. Странно поставленный вопрос для сделки!
– Проблема размножения? У сферцев нет таких проблем в их спаренных мирах.
– Тогда, быть может, эмоциональная проблема – проблема чувствования?
П'тери колебался, хотя его уши уже были настороже. Он решал этот вопрос в затянувшейся паузе, которая составила, в конечном счете, несколько минут.
– Правду сказать, есть эмоциональная область за пределами секса. Вы обозначаете се словом «любовь». Возможно, именно так и называется проблема. Но не в любви заключается проблема сферца. Такая разновидность любви – род солипсизма, мировоззрения, которое мы отвергаем. «Он» любит себя в зеркале «ее». «Она» любит себя в зеркале «его». Это значит – любить проявление себя. Передача генетического кода, ритуальные знаки внимания, жесты, символизирующие объятия, – проявления все того же солипсизма. Но существует эмоциональная область, которую мы ощущаем: так называемая «Утраченная Любовь» – она и есть наша проблема. – Инопланетянин замялся. – Утраченную Любовь мы испытываем к Глашатаям Перемен.
Соул спокойно выжидал, однако продолжения не последовало. Пришелец замолк.
– А кто эти Глашатаи Перемен, П'тери? – поинтересовался Соул, и в голосе его прозвучала настойчивость. – Это что, еще одна раса мыслящих существ?
Пришелец уставился на землянина с явным пренебрежением. «Никакого миссионерства с этим типом», – подумал Соул, невольно вздрогнув под этим стальным взором.
Медленно, словно объясняя ребенку, пришелец стал проповедовать свою веру – или науку – или манию: странный сплав того, другого и третьего. То, чем, может быть, придется гипнотизировать себя и человеку, если он дерзнет пуститься в дальний путь к звездам.
– Они – изменяющиеся сущности. Они манипулируют тем, что мы понимаем под реальностью, посредством сигналов смены ценностей. Используя сигналы, в которых недостает констант, сигналы с различными референтами. Вселенское «здесь» внедряет в нас константы. Но не в них. Они избежали внедрения в эту реальность. Они свободны. Они меняются через реальности. И все же, когда нам удастся успешно сочетать заложенные в языках программы реальности, в луне между сдвоенными мирами, мы также сможем освободиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34