И это скоро наступит. Время измеряется датой один-два-девять-ноль-девять, согласно вашему летоисчислению…
– Господи боже, неужели это началось тринадцать тысяч лет назад?
– Верно. Примитивные начала. Первые поиски Языковой Луны. Это случилось вскоре после первых проблесков Утраченной Любви к Глашатаям Перемен. Первая экспедиция проходила медленно, перескакивая от звезды к звезде. Последующее открытие газового гиганта Чтецов Приливов произошло примерно семь-нолъ-ноль-ноль… ваших лет, сэкономив уйму времени.
Соула ужаснул этот временной промежуток. Чем тогда занимался гомо сапиенс? Разрисовывал стены пещеры в Ласко?
– Физические поиски Глашатаев Перемен в трехмерном пространстве ни к чему бы не привели, – вещал пришелец, излагал обстоятельно, как легенду, которую разносил по всей вселенной. – Поиск новых языков и обмен ими – наша единственная надежда. Только в тех местах, где языки различных видов входят в соприкосновение, образуя некий пограничный интерфейс-парадокс, сможем мы постигнуть природу истинной реальности и найти силы к освобождению. Наша Языковая Луна, наконец, постигнет реальность в непосредственном опыте. И мы придем к утверждению Общего Целого, Целостности. Мы должны стоять в стороне от Этой-Реальности в погоне за нашей Утраченной Любовью.
– Кто же они – те, кого вы ищете, П'тери? Существа? Или Сущность? Или же природа Сущности? Что это такое?
– Это расы с несравненно более сложной и утонченной природой Сущности, чем ваша, – сухо ответствовал П'тери. – Глашатаи Перемен – это, если можно так выразиться на вашем языке, парасущества. Мы, сферцы, томимся по ним глубокой Утраченной Любовью, с тех пор как они совпали по фазе со сдвоенными мирами много лет назад. И ушли. Они исчезли из Сферы, перемодулировав свое внедрение в реальность, – и покинули нас.
– ПОКИНУЛИ НАС! – взвыл он с ужасающими интонациями, от которых мурашки пробежали по спине, хотя при этом пришелец не произвел ни единого движения, не выказал ни единого знака скорби. Он стоял, весь скованный в своей непостижимой агонии, Крест и Распятый, объединенные в высокой иссохшей фигуре. Воздетые руки и оранжевые длани были бы слишком слабым отражением этой внутренней скорби.
– Я не понимаю! – в отчаянии выкрикнул Соул, хотя нужды кричать не было: все стояли в безмолвии. Многие пятились от высокой тощей фигуры пришельца, словно обожженные ударом бича. – Как вы можете вступать в контакт с существами, все время изменяющими собственную суть? Что за постоянство – тринадцать тысяч лет! И вы храните вашу безумную любовь живой всю эту чудовищную пропасть времени? Каким образом – и зачем?
Плач П'тери был подобен подвыванию приемника, сбившегося с радиоволны, – когда же он наконец настроился, нащупал свою частоту в эфире, трансляция стала достаточно четкой для ответа на вопрос человека.
– Глашатаи Перемен страстно желали чего-то, когда они соединялись по фазе со Сферой. Но чего именно – осталось непонятым. Они сами были поражены любовью. Мы ищем сигналы обмена, чтобы снять великое ощущение их печали, чтобы сферцы смогли избавиться от этой вибрации в сознании, запечатленной много столетий назад нашим сближением. Да – они заклеймили нас своим страданием! Так проходящий корабль оставляет долго бьющиеся у берега волны. Водоворот, оставшийся в опрокинутой бутыли. Отражение ослепившего света на сетчатке глаза. С тех пор не только мы преследуем их – но и Глашатаи Перемен преследуют нас. С этим призраком любви, которая – боль.
– А с другими расами они «не сошлись по фазе»? Из тех, кого вы встречали на своем пути? Больше ни у кого не осталось подобного эха в сознании?
– Но это же мы, люди, имеем в лице Нашего Спасителя! – раздался возглас какого-то южанина-протестанта. – Да ведь он говорит про Бога, в своем инопланетном понимании!
Шавони изобразил сердитое «пианиссимо».
– Нет, это, скорее, коллективный психоз, – предложил свой диагноз еврейский психиатр из Нью-Йорка (кстати, голос выдавал в нем явного истерика). – Это коллективное помешательство. Навязчивый поиск. Попытка скрыть от себя правду, обратив выстроенную иллюзорную систему глубоко внутрь, чтобы там облечь в конкретную форму. Все это постепенно закрепилось в сознании социума. Возможно, генетическая мутация. Следствие вируса или облучения, полученного при освоении космоса. И, может быть, сейчас они заражают нашу атмосферу? – голос психопатолога срывался в визг. – Почему не было принято мер по карантину? Что такое пятьдесят миль для звездного вируса?
– Это не так, – продолжал рыдать П'тери, качая маятниками пальцев в гневе или волнении. – Мы, сферцы, не больны. Мы отдаем себе отчет в этом. Глашатаи Перемен существуют – в другом плане реальности! Когда они совпали по фазе с Этой-Реальностью, событие произвело резонанс, который и есть эта Утраченная Любовь и эта Мука и это Беспощадное Преследование – все одновременно. Вам это неведомо. И ни одной расе – кроме нашей. Глашатаи Перемен смодулировали все касательные реальности, проецируясь на наш мозг. Но там, где они вмешались в действительность, они оставили резонирующую точку в плоскости нашей вселенной – подобную гудящему колоколу в древней Сфере. Со всеми картинками реальности, собранными в нашей Луне, мы должны переступить пределы Этой-Реальности, как это сделали они, чтобы догнать Глашатаев Перемен и…
П'тери замолчал, точно не решаясь сказать, что за этим последует.
– И что тогда? – вмешался Соул, решив любой ценой добиться ответа.
Руки пришельца упали. Немой свидетель невыразимого, он признал:
– Мы еще не пришли к общему мнению. Вопрос открыт. Что делать? Сигналить им? Любить их? Убить? – за все те мучения, что причинили нам? Некоторые еретики и отщепенцы даже заявляют, что Глашатаи Перемен – это мы сами, из отдаленного будущего или какой-то альтернативной реальности. Некое эхо нашей развернувшейся эволюционной самости, отраженное назад во времени, чтобы заставить нас убить самих себя в будущем, ставшем невыносимым, но которого они – то есть мы – не в силах избежать по собственной воле. Сфера будущего, захваченная в тиски невероятной муки неведомой ситуации – уж не Бессмертие ли это? – пытается совершить акт самоуничтожения руками своих предков, «более ранних себя самих» – и таков ход истории.
– И таково ее популярное изложение среди вашего народа?
– Нет! Эта ересь возникала несколько раз, после чего Языковая Луна опорожнялась, переучитывалась и уничтожалась…
– А те, кто поверил в ересь?
– Также уничтожались! Ибо учение их шло против сигнально-обменной чести и священной обязанности Сферы.
– Но ради бога, ведь это существо – настоящий параноик! – завопил психиатр. – Разве не ясно, что это раса параноиков? Убийство собственного будущего! Убийство, возведенное в энную степень убийственности! Словом, натуральная паранойя, убийство в собственном соку!
– А кто станет утверждать, что ваш род не испытывает психических отклонений? – парировал П'тери. – Когда вы посылаете в эфир картины смерти, уничтожения, мучений и истязаний?
– Но все это – не суть, не идея человеческого существа, – сердито возразил психиатр. – Это лишь опыт неправильного прочтения. Неверно истолкованный момент документализма. Ведь это не более как инциденты, несчастные случаи, катастрофы.
– В самом деле? Поверьте взгляду со стороны: это ваши сигналы. Насилие – ваш спорт, ваше искусство, ваша религия. Почему вы не хотите продать шесть земных мозгов, которые, кстати, ожидает великая честь – избежать Имбеддинга вместе со Сферой? Овладеть касательной. Радоваться любви освобожденной и разделенной!
Имбеддинг. Вот он.
Внедрение. Предопределение.
Понятие это, концепт единства, жестко запрограммированной встречи разнородных схем и понятий, преследовало пришельцев, как и Соула, хотя и в совсем ином смысле. И, вообще, уместно ли такое сопоставление? Или это только случайное сходство слов?
Но сейчас, Соул был уверен, сходство не случайное. Скорее, здесь было открытие – скрывавшее за собой еще не одну тайну.
Соул почувствовал трепет от предчувствия чуда, словно сплавляя воедино безумие пришельца со своим собственным безумием.
– П'тери, я пытаюсь не избежать, а, наоборот, достичь имбеддинга, чтобы провести анализ того, что находится за границами реальности. Для этого я использую мозг молодых особей человеческого рода. Может, здесь чисто словесное совпадение? Нет, не думаю. Вы считаете, что невозможно произвести испытание реальности с позиций одного биологического вида, проживающего на одной из многочисленных планет. Скажите, П'тери, согласились бы вы пожертвовать приливом? Если новые знания будут того стоить? Если они увенчаются для вас открытием? Если это спасет – да, именно спасет для Сферы все оставшееся ей время?
Соул выудил письмо Пьера из кармана.
И стал читать высокому пришельцу все, что он узнал о бразильском племени шемахоя…
А за окном тем временем день вступил в свои права. Солнце освещало корабль П'тери, пустынный кустарник, далекие остроконечные вершины. В огромном небе не было ни единого следа, какие обычно оставляют самолеты. Как и предусматривалось, район должен был оставаться свободным от воздушного транспорта.
Когда Соул закончил свое объяснение – а остальные присутствующие тем временем ошеломленно пялились на него, – П'тери долгое время раздумывал. Его схожие с бумажными пакетами уши извивались, меняя формы, пока он общался со своими, словно немой чревовещатель.
Наконец пришелец обратился к толпе:
– Если все это правда, то мы, сферцы, пропустим прилив. И за блок мозгов шемахоя мы предлагаем такую цену: технология межзвездных путешествий и аренда одного из Чтецов Приливов. Такой «пакет» позволит вам в ближайшие пять лет достичь звезды Чтецов и оттуда открыть собственную торговлю сигналами.
В зале на мгновение воцарилась благоговейная тишина. Яркий солнечный свет, словно фотограф, запечатлел это мгновение для вечности.
Затем ликование постепенно овладело всей толпой и прорвалось наружу: Соул почувствовал ободряющие и благодарные толчки в спину.
– Ну, ты даешь! Сообразительный мерзавец! – развязно прошипел ему в ухо Шавони. – Тут есть хоть слово правды, в том, что ты наплел ему?
– Должно быть, – пробормотал Соул сквозь зубы. – Есть возражения?
– К черту все возражения! – панибратски хлопнув его по плечу, хохотнул распорядитель Шавони.
– Эй, доктор Соул! – вмешался в общий шум другой голос. – Не лучше ли держать подальше от Бразилии эти загребущие руки, на которых нарисовано по апельсину?
– Пока мы не выплеснули нашего ребенка вместе с водой – так, что ли?
Радость была почти истерическая. Среди общего куража пришелец высился подобно маяку посреди шторма.
И как только болтовня стала оглушительной, уши П'тери сложились в маленькие аккуратные коробочки.
Одна из подкомиссий Вашингтонской Спецгруппы Взаимодействия открыла заседание в отделанной под орех гостиной с нарисованными фальшивыми окнами. Присутствующих окружали виды Новой Англии в эпоху Заката: великолепие лесных массивов, которые одним поворотом переключателя могли превратиться в вид на Эверглейдс, Гавайский пляж или Скалистые горы.
Главный научный советник президента, немецкий эмигрант с гривой белокурых жестких, как проволока, волос, заявил:
– Задача перед нами очень и очень непростая. И состоит она вовсе не в отлове каких-то там индейцев. Надо с максимальной осторожностью подойти к имуществу, выбранному для продажи. Если индейцы обладают чем-то уникальным для наших друзей, тем, что стоит звездного ключика, это может понадобиться и нам…
– Вся эта шемахойская теория – колосс на глиняных ногах. Подумаешь, какой-то сумасшедший в джунглях. Мы идем на очень слабые поручительства. К тому же этот лягушатник, по всему видать, бывалый пропагандист, – сказал спокойный человек из ЦРУ, постоянно что-то черкавший в блокноте. За время заседания он произвел на свет несколько неуклюжих крылатых дракончиков – вроде тех, что попадаются на обложках комиксов в объявлениях о заочных курсах рисования.
– Но мы знаем, что такие вещи вполне возможны. Что говорил этот… Цвинглер о работе Гэддонской клиники в Англии? Какой-то препарат для повышения интеллекта.
– Он сказал, что полной уверенности нет, сэр.
– О лазерах говорили то же самое, а через несколько лет они появились в продаже. Чем больше мы узнаем о человеческом разуме, тем больше кажется вероятным, что он способен на все. Русские уже овладели психотронным оружием, способным вызвать отвагу или страх одним уколом препарата. Через ампулу можно задавать любую эмоцию, на выбор. Мы же можем до определенных пределов задерживать старение организма. Нетрудно предсказать, что в ближайшем будущем мы сможем заставить людей думать лучше и быстрее…
У президента был чисто визионерский и несколько романтический подход в выборе научных консультантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Господи боже, неужели это началось тринадцать тысяч лет назад?
– Верно. Примитивные начала. Первые поиски Языковой Луны. Это случилось вскоре после первых проблесков Утраченной Любви к Глашатаям Перемен. Первая экспедиция проходила медленно, перескакивая от звезды к звезде. Последующее открытие газового гиганта Чтецов Приливов произошло примерно семь-нолъ-ноль-ноль… ваших лет, сэкономив уйму времени.
Соула ужаснул этот временной промежуток. Чем тогда занимался гомо сапиенс? Разрисовывал стены пещеры в Ласко?
– Физические поиски Глашатаев Перемен в трехмерном пространстве ни к чему бы не привели, – вещал пришелец, излагал обстоятельно, как легенду, которую разносил по всей вселенной. – Поиск новых языков и обмен ими – наша единственная надежда. Только в тех местах, где языки различных видов входят в соприкосновение, образуя некий пограничный интерфейс-парадокс, сможем мы постигнуть природу истинной реальности и найти силы к освобождению. Наша Языковая Луна, наконец, постигнет реальность в непосредственном опыте. И мы придем к утверждению Общего Целого, Целостности. Мы должны стоять в стороне от Этой-Реальности в погоне за нашей Утраченной Любовью.
– Кто же они – те, кого вы ищете, П'тери? Существа? Или Сущность? Или же природа Сущности? Что это такое?
– Это расы с несравненно более сложной и утонченной природой Сущности, чем ваша, – сухо ответствовал П'тери. – Глашатаи Перемен – это, если можно так выразиться на вашем языке, парасущества. Мы, сферцы, томимся по ним глубокой Утраченной Любовью, с тех пор как они совпали по фазе со сдвоенными мирами много лет назад. И ушли. Они исчезли из Сферы, перемодулировав свое внедрение в реальность, – и покинули нас.
– ПОКИНУЛИ НАС! – взвыл он с ужасающими интонациями, от которых мурашки пробежали по спине, хотя при этом пришелец не произвел ни единого движения, не выказал ни единого знака скорби. Он стоял, весь скованный в своей непостижимой агонии, Крест и Распятый, объединенные в высокой иссохшей фигуре. Воздетые руки и оранжевые длани были бы слишком слабым отражением этой внутренней скорби.
– Я не понимаю! – в отчаянии выкрикнул Соул, хотя нужды кричать не было: все стояли в безмолвии. Многие пятились от высокой тощей фигуры пришельца, словно обожженные ударом бича. – Как вы можете вступать в контакт с существами, все время изменяющими собственную суть? Что за постоянство – тринадцать тысяч лет! И вы храните вашу безумную любовь живой всю эту чудовищную пропасть времени? Каким образом – и зачем?
Плач П'тери был подобен подвыванию приемника, сбившегося с радиоволны, – когда же он наконец настроился, нащупал свою частоту в эфире, трансляция стала достаточно четкой для ответа на вопрос человека.
– Глашатаи Перемен страстно желали чего-то, когда они соединялись по фазе со Сферой. Но чего именно – осталось непонятым. Они сами были поражены любовью. Мы ищем сигналы обмена, чтобы снять великое ощущение их печали, чтобы сферцы смогли избавиться от этой вибрации в сознании, запечатленной много столетий назад нашим сближением. Да – они заклеймили нас своим страданием! Так проходящий корабль оставляет долго бьющиеся у берега волны. Водоворот, оставшийся в опрокинутой бутыли. Отражение ослепившего света на сетчатке глаза. С тех пор не только мы преследуем их – но и Глашатаи Перемен преследуют нас. С этим призраком любви, которая – боль.
– А с другими расами они «не сошлись по фазе»? Из тех, кого вы встречали на своем пути? Больше ни у кого не осталось подобного эха в сознании?
– Но это же мы, люди, имеем в лице Нашего Спасителя! – раздался возглас какого-то южанина-протестанта. – Да ведь он говорит про Бога, в своем инопланетном понимании!
Шавони изобразил сердитое «пианиссимо».
– Нет, это, скорее, коллективный психоз, – предложил свой диагноз еврейский психиатр из Нью-Йорка (кстати, голос выдавал в нем явного истерика). – Это коллективное помешательство. Навязчивый поиск. Попытка скрыть от себя правду, обратив выстроенную иллюзорную систему глубоко внутрь, чтобы там облечь в конкретную форму. Все это постепенно закрепилось в сознании социума. Возможно, генетическая мутация. Следствие вируса или облучения, полученного при освоении космоса. И, может быть, сейчас они заражают нашу атмосферу? – голос психопатолога срывался в визг. – Почему не было принято мер по карантину? Что такое пятьдесят миль для звездного вируса?
– Это не так, – продолжал рыдать П'тери, качая маятниками пальцев в гневе или волнении. – Мы, сферцы, не больны. Мы отдаем себе отчет в этом. Глашатаи Перемен существуют – в другом плане реальности! Когда они совпали по фазе с Этой-Реальностью, событие произвело резонанс, который и есть эта Утраченная Любовь и эта Мука и это Беспощадное Преследование – все одновременно. Вам это неведомо. И ни одной расе – кроме нашей. Глашатаи Перемен смодулировали все касательные реальности, проецируясь на наш мозг. Но там, где они вмешались в действительность, они оставили резонирующую точку в плоскости нашей вселенной – подобную гудящему колоколу в древней Сфере. Со всеми картинками реальности, собранными в нашей Луне, мы должны переступить пределы Этой-Реальности, как это сделали они, чтобы догнать Глашатаев Перемен и…
П'тери замолчал, точно не решаясь сказать, что за этим последует.
– И что тогда? – вмешался Соул, решив любой ценой добиться ответа.
Руки пришельца упали. Немой свидетель невыразимого, он признал:
– Мы еще не пришли к общему мнению. Вопрос открыт. Что делать? Сигналить им? Любить их? Убить? – за все те мучения, что причинили нам? Некоторые еретики и отщепенцы даже заявляют, что Глашатаи Перемен – это мы сами, из отдаленного будущего или какой-то альтернативной реальности. Некое эхо нашей развернувшейся эволюционной самости, отраженное назад во времени, чтобы заставить нас убить самих себя в будущем, ставшем невыносимым, но которого они – то есть мы – не в силах избежать по собственной воле. Сфера будущего, захваченная в тиски невероятной муки неведомой ситуации – уж не Бессмертие ли это? – пытается совершить акт самоуничтожения руками своих предков, «более ранних себя самих» – и таков ход истории.
– И таково ее популярное изложение среди вашего народа?
– Нет! Эта ересь возникала несколько раз, после чего Языковая Луна опорожнялась, переучитывалась и уничтожалась…
– А те, кто поверил в ересь?
– Также уничтожались! Ибо учение их шло против сигнально-обменной чести и священной обязанности Сферы.
– Но ради бога, ведь это существо – настоящий параноик! – завопил психиатр. – Разве не ясно, что это раса параноиков? Убийство собственного будущего! Убийство, возведенное в энную степень убийственности! Словом, натуральная паранойя, убийство в собственном соку!
– А кто станет утверждать, что ваш род не испытывает психических отклонений? – парировал П'тери. – Когда вы посылаете в эфир картины смерти, уничтожения, мучений и истязаний?
– Но все это – не суть, не идея человеческого существа, – сердито возразил психиатр. – Это лишь опыт неправильного прочтения. Неверно истолкованный момент документализма. Ведь это не более как инциденты, несчастные случаи, катастрофы.
– В самом деле? Поверьте взгляду со стороны: это ваши сигналы. Насилие – ваш спорт, ваше искусство, ваша религия. Почему вы не хотите продать шесть земных мозгов, которые, кстати, ожидает великая честь – избежать Имбеддинга вместе со Сферой? Овладеть касательной. Радоваться любви освобожденной и разделенной!
Имбеддинг. Вот он.
Внедрение. Предопределение.
Понятие это, концепт единства, жестко запрограммированной встречи разнородных схем и понятий, преследовало пришельцев, как и Соула, хотя и в совсем ином смысле. И, вообще, уместно ли такое сопоставление? Или это только случайное сходство слов?
Но сейчас, Соул был уверен, сходство не случайное. Скорее, здесь было открытие – скрывавшее за собой еще не одну тайну.
Соул почувствовал трепет от предчувствия чуда, словно сплавляя воедино безумие пришельца со своим собственным безумием.
– П'тери, я пытаюсь не избежать, а, наоборот, достичь имбеддинга, чтобы провести анализ того, что находится за границами реальности. Для этого я использую мозг молодых особей человеческого рода. Может, здесь чисто словесное совпадение? Нет, не думаю. Вы считаете, что невозможно произвести испытание реальности с позиций одного биологического вида, проживающего на одной из многочисленных планет. Скажите, П'тери, согласились бы вы пожертвовать приливом? Если новые знания будут того стоить? Если они увенчаются для вас открытием? Если это спасет – да, именно спасет для Сферы все оставшееся ей время?
Соул выудил письмо Пьера из кармана.
И стал читать высокому пришельцу все, что он узнал о бразильском племени шемахоя…
А за окном тем временем день вступил в свои права. Солнце освещало корабль П'тери, пустынный кустарник, далекие остроконечные вершины. В огромном небе не было ни единого следа, какие обычно оставляют самолеты. Как и предусматривалось, район должен был оставаться свободным от воздушного транспорта.
Когда Соул закончил свое объяснение – а остальные присутствующие тем временем ошеломленно пялились на него, – П'тери долгое время раздумывал. Его схожие с бумажными пакетами уши извивались, меняя формы, пока он общался со своими, словно немой чревовещатель.
Наконец пришелец обратился к толпе:
– Если все это правда, то мы, сферцы, пропустим прилив. И за блок мозгов шемахоя мы предлагаем такую цену: технология межзвездных путешествий и аренда одного из Чтецов Приливов. Такой «пакет» позволит вам в ближайшие пять лет достичь звезды Чтецов и оттуда открыть собственную торговлю сигналами.
В зале на мгновение воцарилась благоговейная тишина. Яркий солнечный свет, словно фотограф, запечатлел это мгновение для вечности.
Затем ликование постепенно овладело всей толпой и прорвалось наружу: Соул почувствовал ободряющие и благодарные толчки в спину.
– Ну, ты даешь! Сообразительный мерзавец! – развязно прошипел ему в ухо Шавони. – Тут есть хоть слово правды, в том, что ты наплел ему?
– Должно быть, – пробормотал Соул сквозь зубы. – Есть возражения?
– К черту все возражения! – панибратски хлопнув его по плечу, хохотнул распорядитель Шавони.
– Эй, доктор Соул! – вмешался в общий шум другой голос. – Не лучше ли держать подальше от Бразилии эти загребущие руки, на которых нарисовано по апельсину?
– Пока мы не выплеснули нашего ребенка вместе с водой – так, что ли?
Радость была почти истерическая. Среди общего куража пришелец высился подобно маяку посреди шторма.
И как только болтовня стала оглушительной, уши П'тери сложились в маленькие аккуратные коробочки.
Одна из подкомиссий Вашингтонской Спецгруппы Взаимодействия открыла заседание в отделанной под орех гостиной с нарисованными фальшивыми окнами. Присутствующих окружали виды Новой Англии в эпоху Заката: великолепие лесных массивов, которые одним поворотом переключателя могли превратиться в вид на Эверглейдс, Гавайский пляж или Скалистые горы.
Главный научный советник президента, немецкий эмигрант с гривой белокурых жестких, как проволока, волос, заявил:
– Задача перед нами очень и очень непростая. И состоит она вовсе не в отлове каких-то там индейцев. Надо с максимальной осторожностью подойти к имуществу, выбранному для продажи. Если индейцы обладают чем-то уникальным для наших друзей, тем, что стоит звездного ключика, это может понадобиться и нам…
– Вся эта шемахойская теория – колосс на глиняных ногах. Подумаешь, какой-то сумасшедший в джунглях. Мы идем на очень слабые поручительства. К тому же этот лягушатник, по всему видать, бывалый пропагандист, – сказал спокойный человек из ЦРУ, постоянно что-то черкавший в блокноте. За время заседания он произвел на свет несколько неуклюжих крылатых дракончиков – вроде тех, что попадаются на обложках комиксов в объявлениях о заочных курсах рисования.
– Но мы знаем, что такие вещи вполне возможны. Что говорил этот… Цвинглер о работе Гэддонской клиники в Англии? Какой-то препарат для повышения интеллекта.
– Он сказал, что полной уверенности нет, сэр.
– О лазерах говорили то же самое, а через несколько лет они появились в продаже. Чем больше мы узнаем о человеческом разуме, тем больше кажется вероятным, что он способен на все. Русские уже овладели психотронным оружием, способным вызвать отвагу или страх одним уколом препарата. Через ампулу можно задавать любую эмоцию, на выбор. Мы же можем до определенных пределов задерживать старение организма. Нетрудно предсказать, что в ближайшем будущем мы сможем заставить людей думать лучше и быстрее…
У президента был чисто визионерский и несколько романтический подход в выборе научных консультантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34