Что касается даты, то в темпоральном поле не произошло сколько-нибудь существенных ошибок: он прибыл, как было намечено, и теперь мог познакомиться с деревней утром.
Он содрогнулся при мысли о том, что ему предстоит сделать, чтобы приготовиться к встрече, а затем в сумерках пошел назад, к своему тайнику. Он подождал ягуара, своего старого знакомца по прежним наблюдениям, свалил его на землю стрелой с транквилизатором, затем убил и снял шкуру. Теперь он мог появиться в деревню, закутанный в нее. Вряд ли жители деревни осмелятся коснуться Человека-Ягуара, в особенности, если он назовет себя королем майя, пришедшим из таинственной подземной страны Шибальба. Дни величия империи майя давно ушли в прошлое, но тем не менее, их хорошо помнили. Сапотеки постоянно жили в тени великой цивилизации майя прошедших столетий. Вмешавшиеся явились Колумбу в образе Бога, в которого он верил – Хунакпу поступит так же. Разница была лишь в том, что ему придется прожить остаток своей жизни с людьми, которых он будет обманывать и успешно манипулировать ими.
В то далекое теперь время все это казалось превосходной идеей.
* * *
Кристофоро запретил капитанам всех судов приближаться к земле, пока полностью не рассветет. Это был неизвестный берег, и, хотя они сгорали от нетерпения вновь ступить на твердую почву, не было смысла рисковать хотя бы одним судном, когда впереди их могли ожидать рифы и скалы.
Днем выяснилось, что он был прав. Подходы к берегу оказались предательски опасными, и только благодаря умелому маневрированию Кристофоро сумел довести суда до берега. Пусть теперь скажут, что я плохой моряк, подумал он. Даже сам Пинсон не смог бы этого сделать лучше, чем я.
Однако никто из моряков, похоже, не был расположен признать его мастерство судовождения. Они все еще не могли простить ему истории с наградой Трианы. Ну, пусть дуются. Прежде чем путешествие закончится, все они разбогатеют. Разве Господь не обещал ему столько золота, что даже большому флоту будет не под силу перевезти его? Или Кристофоро подвела память, и Господь не говорил этого?
Почему Он не разрешил мне записать его слова, когда они еще были свежи в памяти! Но на это был запрет, и Кристофоро пришлось положиться только на свою память. Ему было сказано, что здесь было золото, и он доставит его домой.
– На этой широте мы, должно быть, находимся у побережья Чипангу, – сказал Кристофоро Санчесу.
– Вы так думаете? – спросил Санчес. – Я не могу себе представить часть испанского побережья, где не было бы никаких признаков человеческого жилья.
– Вы забыли свет, который мы видели прошлой ночью, – сказал дон Педро. Санчес промолчал.
– А вы когда-нибудь видели землю, покрытую такой пышной растительностью, – сказал дон Педро.
– Господь благословил это место, – ответил Кристофоро. – И он вручил ее нашим христианским монархам – королю и королеве.
Каравеллы двигались медленно, опасаясь сесть на мель на этом мелководье. Когда они приблизились к ослепительно белому песчаному берегу, из тени леса появились человеческие фигуры.
– Люди! – крикнул один из матросов. И в этом нельзя было усомниться, поскольку на них не было ничего, кроме узенькой полоски на поясе. У них была темная кожа, однако, подумал Кристофоро, не настолько темная, как у африканцев, которых он видел раньше. И волосы у них были не курчавые, а прямые.
– Таких людей, как эти, – сказал Санчес, – я никогда раньше не встречал.
– Это потому, что вы никогда раньше не бывали в Индии, – объяснил Кристофоро.
– На луне я тоже не бывал, – пробурчал Санчес.
– А вы читали Марко Поло? Эти люди на берегу, не китайцы, потому что глаза у них не узкие и не раскосые. Да и кожа у них не желтая и не черная, а скорее красноватая, откуда следует, что они индийцы.
– Так, значит, все-таки это не Чипангу? – спросил дон Педро.
– Это удаленный от берега остров. Мы, вероятно, забрались слишком далеко на север. Чипангу находится к югу отсюда или к юго-западу. Мы не знаем, насколько точными были наблюдения Поло. Он ведь не был штурманом.
– А вы что, штурман? – сухо спросил Санчес. Кристофоро даже не потрудился взглянуть на него с высокомерием, которое тот заслужил.
– Я же сказал, что мы достигнем Востока, сеньор, поплыв на запад, и вот мы здесь.
– Мы находимся где-то, – сказал Санчес, – но никто не может сказать, где расположено это место на зеленой земле Господа нашего.
– Клянусь вам святыми ранами Господними, что мы на Востоке.
– Я восхищаюсь уверенностью адмирала. И вот опять прозвучал этот титул – адмирал. В словах чувствовалось сомнение, и тем не менее он употребил звание, которое присвоят Кристофоро лишь в случае успеха его экспедиции. Или он воспользовался титулом, чтобы выразить иронию? Уж не насмехаются ли над ним?
Рулевой обратился к нему:
– Поворачивать к берегу, сеньор?
– Море еще слишком неспокойно, – отозвался Кристофоро. – Видно, как волны разбиваются о скалы. Нам придется обойти весь остров и найти проход. Держите на два румба к юго-западу, пока не обогнем южный конец рифа, а затем поверните на запад.
Та же команда была передана и на две другие каравеллы. Индейцы на берегу махали им руками, выкрикивая что-то непонятное. Невежественные и голые – не пристало эмиссару христианского короля первому завязывать знакомство с самыми бедными, похоже, жителями этой страны. Миссионеры-иезуиты пробирались в самые дальние уголки Востока. Теперь, когда их заметили, наверняка придет кто-то, знающий латынь, чтобы приветствовать пришельцев.
Примерно в полдень, когда корабли повернули на север, вдоль западного берега острова, они заметили бухту, которая могла служить удобным проходом. Теперь уже стало ясно, что это остров такой маленький, что даже иезуиты не сочли нужным послать туда своих миссионеров. Кристофоро примирился с тем, что придется подождать еще день-два, пока они не найдут кого-то, достойного приветствовать эмиссаров короля и королевы.
Когда Кристофоро спускался в шлюпку, небо очистилось от облаков, и лучи яркого солнца обжигали кожу. Вслед за ним по трапу спустились Санчес и дон Педро и, как всегда трясущийся, Родриго де Эскобедо, нотариус, который должен был вести официальный протокол всего, что делалось от имени их величеств. При дворе он, многообещающий молодой чиновник, славился изящной фигурой, но на борту судна быстро превратился в бледную тень. Его постоянно рвало, и он то и дело метался от своей каюты к краю фальшборта, а потом, пошатываясь, возвращался обратно – когда у него вообще хватало сил подняться с постели. К этому времени он уже несколько попривык к морской качке и лучше держался на ногах, а пища, которую ел, не выплескивалась на борт каравеллы. Однако вчерашний шторм опять свалил его, и то, что он спустился на берег и смог выполнить свои обязанности, ради которых и был послан в экспедицию, можно было считать проявлением истинного мужества. Кристофоро, восхищенный его силой воли, решил, что ни в одном судовом журнале его каравелл не будет упомянута морская болезнь Эскобеды. Пусть он войдет в историю достойным человеком.
Кристофоро заметил, что шлюпка с каравеллы Пинсона отошла от судна раньше, чем все королевские чиновники спустились в его шлюпку. Пинсон еще пожалеет, если надеется первым ступить на землю этого острова. Что бы он ни думал обо мне как о моряке, я все еще остаюсь эмиссаром короля Арагона и королевы Кастилии, и с его стороны – предательство опередить меня в столь важной миссии.
На полдороге к берегу Пинсон, по-видимому, понял это, и лодка его остановилась и не двигалась, пока шлюпка Кристофоро не прошла мимо и, не сбавляя хода, выскочила на берег. Прежде чем она остановилась, Кристофоро перескочил через борт и пошел по мелководью, где небольшие волны доставали ему до пояса, а откатываясь, тянули за собой меч, висевший у бедра. Выйдя из воды, он поднял высоко над головой королевское знамя и зашагал широким шагом по гладкому влажному песку. Он шагал так, пока не пересек линию прилива и там, на сухом песке, стал на колени и поцеловал землю. Затем поднялся и, повернувшись, посмотрел на оставшихся позади. Они, как и он, стояли на коленях и целовали землю.
– Этот небольшой остров будет отныне носить имя нашего Спасителя, который привел нас сюда.
Эскобедо написал на бумаге, положенной на небольшой ящичек, принесенный им с каравеллы: “Сан Сальвадор”.
– Эта земля отныне является владением их величеств короля Фердинандо и королевы Изабеллы, наших повелителей и слуг Христовых.
Они подождали, пока Эскобедо записал слова Кристофоро. Затем Кристофоро подписал этот документ, а за ним то же проделали и все остальные. Никто не осмелился поставить свою подпись выше его, да и по размеру буквы их подписей были вдвое меньше.
Только после этого туземцы начали появляться из леса. Их было много, все обнаженные, без оружия, коричневые, как кора деревьев. На фоне яркой зелени деревьев и подлеска их кожа выглядела почти красной. Они приближались робко, почтительно, с выражением благоговейного трепета на лицах.
– Они все – дети? – спросил Эскобедо.
– Дети? – удивился дон Педро.
– Они же все безбородые, – пояснил Эскобедо.
– Наш капитан тоже бреется, – сказал дон Педро.
– У них даже бакенбардов нет, – заметил Эскобедо.
Санчес, услышав их, громко расхохотался.
– Они же совершенно голые, а вы смотрите на их подбородки, чтобы убедиться в том, что это – мужчины.
Пинсон, оценив шутку, расхохотался еще громче и стал пересказывать ее другим.
Туземцы, услышав хохот, тоже засмеялись. Они не могли удержаться, чтобы не привстать и не коснуться рукой бород тех испанцев, что стояли ближе к ним. Было очевидно, что у них нет никаких враждебных намерений, и поэтому испанцы позволили им это со смехом и шутками.
Хотя у Кристофоро не было бороды, которая привлекла бы их внимание, они явно поняли, что он тут главный, и именно к нему подошел самый старший из туземцев. Кристофоро попытался заговорить с ним на нескольких языках, в том числе на латыни, испанском, португальском и генуэзском, но все было безрезультатно. Эскобедо попробовал греческий, а брат Пинсона, Висент Яньес, ломаный мавританский, которому он научился за те несколько лет, что промышлял контрабандой вдоль побережья.
– Они вообще не умеют говорить, – сказал Кристофоро. Затем он протянул руку к золотому украшению, вдетому в мочку уха вождя.
Не говоря ни слова, тот улыбнулся, вынул украшение из уха и вложил его в руку Кристофоро.
Испанцы с облегчением вздохнули. Выходит, что эти туземцы, умеют они говорить или нет, неплохо разбираются в ценности вещей. И все золото, которое у них есть, теперь принадлежит Испании.
– А еще, – сказал Кристофоро, – где вы его берете?
Увидев, что его не понимают, Кристофоро прибегнул к помощи пантомимы, стал копаться в песке и “нашел” там золотое украшение. Затем указал рукой вглубь острова.
Старик решительно покачал головой и указал в сторону моря, на юго-запад.
– Золота, очевидно, на этом острове нет, – сказал Кристофоро. – Вряд ли можно было ожидать, что на таком маленьком и бедном острове, как этот, есть золотые разработки, иначе тут были бы королевские чиновники из Чипангу, чтобы наблюдать за тем, как его выкапывают.
Он вложил золотую вещицу в руку старика. Остальным испанцам сказал:
– Мы скоро увидим золото в таких количествах, что эта вещица покажется нам пустяком.
Но старик отказался взять назад безделушку. Он настойчиво совал ее в руки Кристофоро. Это был тот неоспоримый знак, которого он искал. Золото с этого острова дает ему Бог. Кто же по доброй воле расстанется с такой драгоценностью, если его не побудит к этому Всевышний? Мечта Кристофоро о крестовом походе для освобождения Константинополя, а затем Святой земли будет возмещена благодаря украшениям дикарей.
– Ну что ж, я беру это во имя моих повелителей, короля и королевы Испании, – произнес он. – Теперь мы отправимся на поиски того места, где рождается золото.
* * *
Группа сапотеков, которую Хунакпу увидел в лесу, была отнюдь не самой безопасной для него. Она искала пленника для жертвоприношения в начале сезона дождей. Сначала они решат, что Хунакпу вполне подойдет им для этой цели. Им никогда еще не случалось встречать такого высокого, сильного мужчину, и он, несомненно, представит собой особую ценность в качестве жертвы.
Поэтому ему нужно было опередить их, предстать перед ними как божество. И в результате он сам должен сделать их своими пленниками. Там, в Джубе, он беспечно полагал, что его план обязательно сработает. Однако здесь, среди криков птиц и гуденья насекомых болотистой земли Чиапаса, его замысел казался нелепым, а сама операция болезненной и вызывающей смущение.
Ему придется имитировать самый зверский обряд королевского жертвоприношения, после которого король, однако, остается живым. И почему это майя были так изобретательны, когда причиняли себе боль и увечья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Он содрогнулся при мысли о том, что ему предстоит сделать, чтобы приготовиться к встрече, а затем в сумерках пошел назад, к своему тайнику. Он подождал ягуара, своего старого знакомца по прежним наблюдениям, свалил его на землю стрелой с транквилизатором, затем убил и снял шкуру. Теперь он мог появиться в деревню, закутанный в нее. Вряд ли жители деревни осмелятся коснуться Человека-Ягуара, в особенности, если он назовет себя королем майя, пришедшим из таинственной подземной страны Шибальба. Дни величия империи майя давно ушли в прошлое, но тем не менее, их хорошо помнили. Сапотеки постоянно жили в тени великой цивилизации майя прошедших столетий. Вмешавшиеся явились Колумбу в образе Бога, в которого он верил – Хунакпу поступит так же. Разница была лишь в том, что ему придется прожить остаток своей жизни с людьми, которых он будет обманывать и успешно манипулировать ими.
В то далекое теперь время все это казалось превосходной идеей.
* * *
Кристофоро запретил капитанам всех судов приближаться к земле, пока полностью не рассветет. Это был неизвестный берег, и, хотя они сгорали от нетерпения вновь ступить на твердую почву, не было смысла рисковать хотя бы одним судном, когда впереди их могли ожидать рифы и скалы.
Днем выяснилось, что он был прав. Подходы к берегу оказались предательски опасными, и только благодаря умелому маневрированию Кристофоро сумел довести суда до берега. Пусть теперь скажут, что я плохой моряк, подумал он. Даже сам Пинсон не смог бы этого сделать лучше, чем я.
Однако никто из моряков, похоже, не был расположен признать его мастерство судовождения. Они все еще не могли простить ему истории с наградой Трианы. Ну, пусть дуются. Прежде чем путешествие закончится, все они разбогатеют. Разве Господь не обещал ему столько золота, что даже большому флоту будет не под силу перевезти его? Или Кристофоро подвела память, и Господь не говорил этого?
Почему Он не разрешил мне записать его слова, когда они еще были свежи в памяти! Но на это был запрет, и Кристофоро пришлось положиться только на свою память. Ему было сказано, что здесь было золото, и он доставит его домой.
– На этой широте мы, должно быть, находимся у побережья Чипангу, – сказал Кристофоро Санчесу.
– Вы так думаете? – спросил Санчес. – Я не могу себе представить часть испанского побережья, где не было бы никаких признаков человеческого жилья.
– Вы забыли свет, который мы видели прошлой ночью, – сказал дон Педро. Санчес промолчал.
– А вы когда-нибудь видели землю, покрытую такой пышной растительностью, – сказал дон Педро.
– Господь благословил это место, – ответил Кристофоро. – И он вручил ее нашим христианским монархам – королю и королеве.
Каравеллы двигались медленно, опасаясь сесть на мель на этом мелководье. Когда они приблизились к ослепительно белому песчаному берегу, из тени леса появились человеческие фигуры.
– Люди! – крикнул один из матросов. И в этом нельзя было усомниться, поскольку на них не было ничего, кроме узенькой полоски на поясе. У них была темная кожа, однако, подумал Кристофоро, не настолько темная, как у африканцев, которых он видел раньше. И волосы у них были не курчавые, а прямые.
– Таких людей, как эти, – сказал Санчес, – я никогда раньше не встречал.
– Это потому, что вы никогда раньше не бывали в Индии, – объяснил Кристофоро.
– На луне я тоже не бывал, – пробурчал Санчес.
– А вы читали Марко Поло? Эти люди на берегу, не китайцы, потому что глаза у них не узкие и не раскосые. Да и кожа у них не желтая и не черная, а скорее красноватая, откуда следует, что они индийцы.
– Так, значит, все-таки это не Чипангу? – спросил дон Педро.
– Это удаленный от берега остров. Мы, вероятно, забрались слишком далеко на север. Чипангу находится к югу отсюда или к юго-западу. Мы не знаем, насколько точными были наблюдения Поло. Он ведь не был штурманом.
– А вы что, штурман? – сухо спросил Санчес. Кристофоро даже не потрудился взглянуть на него с высокомерием, которое тот заслужил.
– Я же сказал, что мы достигнем Востока, сеньор, поплыв на запад, и вот мы здесь.
– Мы находимся где-то, – сказал Санчес, – но никто не может сказать, где расположено это место на зеленой земле Господа нашего.
– Клянусь вам святыми ранами Господними, что мы на Востоке.
– Я восхищаюсь уверенностью адмирала. И вот опять прозвучал этот титул – адмирал. В словах чувствовалось сомнение, и тем не менее он употребил звание, которое присвоят Кристофоро лишь в случае успеха его экспедиции. Или он воспользовался титулом, чтобы выразить иронию? Уж не насмехаются ли над ним?
Рулевой обратился к нему:
– Поворачивать к берегу, сеньор?
– Море еще слишком неспокойно, – отозвался Кристофоро. – Видно, как волны разбиваются о скалы. Нам придется обойти весь остров и найти проход. Держите на два румба к юго-западу, пока не обогнем южный конец рифа, а затем поверните на запад.
Та же команда была передана и на две другие каравеллы. Индейцы на берегу махали им руками, выкрикивая что-то непонятное. Невежественные и голые – не пристало эмиссару христианского короля первому завязывать знакомство с самыми бедными, похоже, жителями этой страны. Миссионеры-иезуиты пробирались в самые дальние уголки Востока. Теперь, когда их заметили, наверняка придет кто-то, знающий латынь, чтобы приветствовать пришельцев.
Примерно в полдень, когда корабли повернули на север, вдоль западного берега острова, они заметили бухту, которая могла служить удобным проходом. Теперь уже стало ясно, что это остров такой маленький, что даже иезуиты не сочли нужным послать туда своих миссионеров. Кристофоро примирился с тем, что придется подождать еще день-два, пока они не найдут кого-то, достойного приветствовать эмиссаров короля и королевы.
Когда Кристофоро спускался в шлюпку, небо очистилось от облаков, и лучи яркого солнца обжигали кожу. Вслед за ним по трапу спустились Санчес и дон Педро и, как всегда трясущийся, Родриго де Эскобедо, нотариус, который должен был вести официальный протокол всего, что делалось от имени их величеств. При дворе он, многообещающий молодой чиновник, славился изящной фигурой, но на борту судна быстро превратился в бледную тень. Его постоянно рвало, и он то и дело метался от своей каюты к краю фальшборта, а потом, пошатываясь, возвращался обратно – когда у него вообще хватало сил подняться с постели. К этому времени он уже несколько попривык к морской качке и лучше держался на ногах, а пища, которую ел, не выплескивалась на борт каравеллы. Однако вчерашний шторм опять свалил его, и то, что он спустился на берег и смог выполнить свои обязанности, ради которых и был послан в экспедицию, можно было считать проявлением истинного мужества. Кристофоро, восхищенный его силой воли, решил, что ни в одном судовом журнале его каравелл не будет упомянута морская болезнь Эскобеды. Пусть он войдет в историю достойным человеком.
Кристофоро заметил, что шлюпка с каравеллы Пинсона отошла от судна раньше, чем все королевские чиновники спустились в его шлюпку. Пинсон еще пожалеет, если надеется первым ступить на землю этого острова. Что бы он ни думал обо мне как о моряке, я все еще остаюсь эмиссаром короля Арагона и королевы Кастилии, и с его стороны – предательство опередить меня в столь важной миссии.
На полдороге к берегу Пинсон, по-видимому, понял это, и лодка его остановилась и не двигалась, пока шлюпка Кристофоро не прошла мимо и, не сбавляя хода, выскочила на берег. Прежде чем она остановилась, Кристофоро перескочил через борт и пошел по мелководью, где небольшие волны доставали ему до пояса, а откатываясь, тянули за собой меч, висевший у бедра. Выйдя из воды, он поднял высоко над головой королевское знамя и зашагал широким шагом по гладкому влажному песку. Он шагал так, пока не пересек линию прилива и там, на сухом песке, стал на колени и поцеловал землю. Затем поднялся и, повернувшись, посмотрел на оставшихся позади. Они, как и он, стояли на коленях и целовали землю.
– Этот небольшой остров будет отныне носить имя нашего Спасителя, который привел нас сюда.
Эскобедо написал на бумаге, положенной на небольшой ящичек, принесенный им с каравеллы: “Сан Сальвадор”.
– Эта земля отныне является владением их величеств короля Фердинандо и королевы Изабеллы, наших повелителей и слуг Христовых.
Они подождали, пока Эскобедо записал слова Кристофоро. Затем Кристофоро подписал этот документ, а за ним то же проделали и все остальные. Никто не осмелился поставить свою подпись выше его, да и по размеру буквы их подписей были вдвое меньше.
Только после этого туземцы начали появляться из леса. Их было много, все обнаженные, без оружия, коричневые, как кора деревьев. На фоне яркой зелени деревьев и подлеска их кожа выглядела почти красной. Они приближались робко, почтительно, с выражением благоговейного трепета на лицах.
– Они все – дети? – спросил Эскобедо.
– Дети? – удивился дон Педро.
– Они же все безбородые, – пояснил Эскобедо.
– Наш капитан тоже бреется, – сказал дон Педро.
– У них даже бакенбардов нет, – заметил Эскобедо.
Санчес, услышав их, громко расхохотался.
– Они же совершенно голые, а вы смотрите на их подбородки, чтобы убедиться в том, что это – мужчины.
Пинсон, оценив шутку, расхохотался еще громче и стал пересказывать ее другим.
Туземцы, услышав хохот, тоже засмеялись. Они не могли удержаться, чтобы не привстать и не коснуться рукой бород тех испанцев, что стояли ближе к ним. Было очевидно, что у них нет никаких враждебных намерений, и поэтому испанцы позволили им это со смехом и шутками.
Хотя у Кристофоро не было бороды, которая привлекла бы их внимание, они явно поняли, что он тут главный, и именно к нему подошел самый старший из туземцев. Кристофоро попытался заговорить с ним на нескольких языках, в том числе на латыни, испанском, португальском и генуэзском, но все было безрезультатно. Эскобедо попробовал греческий, а брат Пинсона, Висент Яньес, ломаный мавританский, которому он научился за те несколько лет, что промышлял контрабандой вдоль побережья.
– Они вообще не умеют говорить, – сказал Кристофоро. Затем он протянул руку к золотому украшению, вдетому в мочку уха вождя.
Не говоря ни слова, тот улыбнулся, вынул украшение из уха и вложил его в руку Кристофоро.
Испанцы с облегчением вздохнули. Выходит, что эти туземцы, умеют они говорить или нет, неплохо разбираются в ценности вещей. И все золото, которое у них есть, теперь принадлежит Испании.
– А еще, – сказал Кристофоро, – где вы его берете?
Увидев, что его не понимают, Кристофоро прибегнул к помощи пантомимы, стал копаться в песке и “нашел” там золотое украшение. Затем указал рукой вглубь острова.
Старик решительно покачал головой и указал в сторону моря, на юго-запад.
– Золота, очевидно, на этом острове нет, – сказал Кристофоро. – Вряд ли можно было ожидать, что на таком маленьком и бедном острове, как этот, есть золотые разработки, иначе тут были бы королевские чиновники из Чипангу, чтобы наблюдать за тем, как его выкапывают.
Он вложил золотую вещицу в руку старика. Остальным испанцам сказал:
– Мы скоро увидим золото в таких количествах, что эта вещица покажется нам пустяком.
Но старик отказался взять назад безделушку. Он настойчиво совал ее в руки Кристофоро. Это был тот неоспоримый знак, которого он искал. Золото с этого острова дает ему Бог. Кто же по доброй воле расстанется с такой драгоценностью, если его не побудит к этому Всевышний? Мечта Кристофоро о крестовом походе для освобождения Константинополя, а затем Святой земли будет возмещена благодаря украшениям дикарей.
– Ну что ж, я беру это во имя моих повелителей, короля и королевы Испании, – произнес он. – Теперь мы отправимся на поиски того места, где рождается золото.
* * *
Группа сапотеков, которую Хунакпу увидел в лесу, была отнюдь не самой безопасной для него. Она искала пленника для жертвоприношения в начале сезона дождей. Сначала они решат, что Хунакпу вполне подойдет им для этой цели. Им никогда еще не случалось встречать такого высокого, сильного мужчину, и он, несомненно, представит собой особую ценность в качестве жертвы.
Поэтому ему нужно было опередить их, предстать перед ними как божество. И в результате он сам должен сделать их своими пленниками. Там, в Джубе, он беспечно полагал, что его план обязательно сработает. Однако здесь, среди криков птиц и гуденья насекомых болотистой земли Чиапаса, его замысел казался нелепым, а сама операция болезненной и вызывающей смущение.
Ему придется имитировать самый зверский обряд королевского жертвоприношения, после которого король, однако, остается живым. И почему это майя были так изобретательны, когда причиняли себе боль и увечья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58