Конечно, в дороге от встречных в полном вооружении ждать хорошего не приходится, особенно когда ты слаб и безоружен. Зухра этого еще не знала и четверых воинов, закованных в сталь, как и их «предводительницу», восприняла как спасителей. Ноги девушки подкосились, и она рухнула, как сноп, прямо на тюк с поклажей.
Вновь на черных ресницах появились слезы, но на этот раз они были слезами радости. И теперь, изо всех сил сдерживая радость оттого, что все ее беды закончились, девица начала свой рассказ. Первым делом она представилась:
— Меня зовут Зухра, я дочь купца Мустафы из города Ходжента. А как зовут столь доблестных воинов, прикрывших меня плащом своей храбрости? Ни я, ни мой отец никогда не забудем, как вы освободили меня от разбойников. Мой отец щедро заплатит вам за мое освобождение, почтенные.
Поток благодарностей только начинал брать свой разбег, но Бронеслав, зная арабские обычаи вести беседу, огладил тронутую сединой бороду и быстро прервал радость девицы, степенно начав представлять своих спутников
— Почтенная Зухра, меня зовут Бронеслав, я сотник из дружины князя Яромира, рядом со мной стоят десятники из моей сотни, Рогволд из городища Всхолье и Урук, воин из дальнего и благословенного края Гондор, состоящий на княжьей службе.
Лишь однажды, у костра, слышал старый сотник от Урука название местности, откуда родом предки его народа. Слышал и не запомнил, и теперь спутал, желая как лучше. Верно говорят: хотел как лучше, а вышло — как всегда. Никогда не называл Горбаг, назвавший себя Уруком в память своего погибшего народа, имя королевства его убийц. И вот теперь!
Орк отчаянно заскрежетал зубами. Нет, его не оскорбил титул княжьего наемника и то, с какой скоростью его назначили на службу к князю, о котором он слышал два раза в жизни. Но назвать его родину проклятым Гондором! На миг Урук подумал, что над ним издеваются. Так спутать названия!
Стоявший рядом с ним Рогволд, удивленный своей столь быстрой карьерой на родине, был единственным, кто расслышал гневный, сдавленный хрип орка:
— Мордор!
Откуда было знать русу, лишь пожавшему в удивлении плечами, ЧТО значит для орка название — Гондор! Рогволда больше занимало другое: отчего Бронеслав назвался дружинником князя русов, а не Верховного Ведьмака Вершигоры, Хранителя Черного Леса. Однако, вспомнив, как на родине, в родном Всхолье, по вечерам рассказывали жуткие истории про ведьм и ведьмаков, Рогволд тут же согласился с сотником. Рус начал понимать, отчего Бронеслав представил их дружинниками на службе светлого князя Яромира. А если еще к русскому размаху рассказчиков прибавить арабскую фантазию…
Тем временем старый ведьмак продолжил представление своих путников. Карим-Те оказался лекарем из далекой страны, а Кетрин — его племянницей. Бронеслава не смущал цвет кожи, он предпочел обыграть сходство имен: Карим-Те и Кетрин-Хо. А кто черный, кто чуть раскосый — так это дело десятое. На окраине мира еще и не такое бывало. Да и арабы к чернокожим привыкли.
Ведьмак продолжал рассказ витиевато, в меру знания арабского вставляя в него перлы наподобие: «всадник утренней зари», «окунуться в источник осторожности». Но когда ведьмак в своем рассказе начал повествовать о нападении на караван, в котором они якобы ехали, шайки разбойников, то в разговор весьма нахально влез Урук. Благо, что чары волхва Светлояра, позволявшие говорить и понимать все языки, наложенные на орка и Рогволда, позволяли это сделать.
— Да, на нас напала шайка атаманши Катруси, — говоря это, Урук хитро косился на атаманшу, изо всех сил пытавшуюся сдержаться. Под забралом глухого шлема орк сколько угодно мог ухмыляться, щедро расплачиваясь за шутку про няньку. Веселье побратима перекинулось и на Рогволда. Рус улыбнулся до ушей, потом, бросив взгляд на раскрасневшуюся Кетрин, попробовал стереть улыбку с лица.
Бронеслав, от которого не укрылась мимика сына старосты, чуть не расхохотался: на лице у Рогволда красовалась ухмылка берсеркера. Только слюней и пены не хватало. Любой викинг по такому оскалу и закушенной губе сразу распознает носителя боевого безумия.
Но на Зухру улыбка руса подействовала весьма успокаивающе, девица убедилась, что статный рус — настоящий, грозный воин. Ее нежная и застенчивая улыбка в ответ оставила Рогволда равнодушным, но Кетрин аж затряслась. Мало того что орк тут рассказывает, как срубил в поединке всех семерых мужей Катруси, так еще и эта, кобра подкурганная, строит глазки Рогволду. В дикой ярости, содрогаясь от гнева, Кетрин продолжала слушать окончание их истории в изложении Урука.
Оказывается, отважный лекарь Карим-Те, пока орк и его спутники рубили в клочья банду и семерых мужей Катруси, успел подкинуть атаманше, наблюдавшей за боем сидя на ковре, заставленном подносами с фруктами, отравленное яблоко. От немедленного поединка Урука спасло появление в его истории сына султана. Само собой, принц был хорош собой и пламенно любил отравленную лекарем атаманшу. Армия сына султана прекратила бой. Уцелевшие разбойники «оставили пучину зломыслия»и «погрузились в водоем раскаяния». По мысли орка, старательно копирующего витиеватый стиль Бронеслава, это означало, что разбойники попросились в подданство к принцу. Судя по горящим глазам Зухры, Уруку удалось подделаться под стиль арабских сказителей. Орк продолжал свою повесть о том, как молодой сын султана отправился хоронить свою любовь в хрустальном гробу.
Тут Зухра даже прослезилась, представив себе прекрасного принца, хоронившего свою возлюбленную. И не важно, что у нее было семеро мужей. Грудь девушки начала весьма трепетно вздыхать, и порванная рубаха наконец не выдержала, предявив миру скрытую красу. Ойкнув, девица прикрылась руками, и Бронеслав, галантно делавший вид, что ничего не случилось, протянул ей свой плащ, мягко проговорив:
— Вы замерзнете, о звездноглазая.
Плащ и изысканные обороты арабского языка старого сотника произвели впечатление на Зухру, на миг отвлекая ее внимание от орка и его россказней. Воспользовавшись этой паузой, Кетрин поспешила закончить историю Урука, быстро проговорив:
— В общем, принц поехал ее хоронить, а я и дядя, опасаясь гнева принца, предпочли ночью покинуть его лагерь. К нам присоединились почтенный Бронеслав и его люди. Эти великие воины заявили, что честь и вера не позволяют им идти дальше вместе с разбойниками. И вот мы вместе направляемся в Дамаск…
Еще некоторое время восхищенная Зухра приходила в себя от столь прекрасного и занимательного рассказа. Впечатления не испортила даже концовка в исполнении Кетрин на кошмарном арабском языке.
Наконец, видя направленные на нее взгляды, окончательно освоившаяся девица томно вздохнула и повела свои дозволенные речи. В роли царя Шахрияра пришлось выступить Бронеславу. Остальные стояли рядом и слушали рассказ Зухры. И если убрать из ее повести все восточные обороты, то на нормальном языке получалось примерно следующее…
Все началось чуть больше чем полтора месяца назад. Жил в Ходженте купец Мустафа, известный в других городах и на караванных стоянках как Мустафа аль-Ходженти. Купец не из богатых, но и не из последних. Молился богу, торговал понемногу, да дочку растил. Настало время дочке замуж выходить, стал подыскивать жениха получше. Сам городской кади да сам начальник эмирской стражи начали свататься, и, по мнению папаши, женихи вполне стоили друг друга. Но не зря говорят, что шайтан не дремлет, а ходит вокруг нас, не смыкая глаз.
Спросил купец мнение дочери о женихах:
— Посмотри на них. Один мудр да богат, но не молод уже. Второй в почете у эмира, пост важный занимает, на золоте ест и человек еще не старый. Оба мечтают тебя в свой дом взять. Кого выберешь, дочка, за того и отдам. Если по мне, так начальник стражи и побогаче и поумнее будет. Кади нашему, Мустафе аль-Багдади, только рукописи подавай да толпу бородатых умников. Целыми днями гороскопы составляют, только смущают умных людей. Небось, дать этим мудрецам мешок дирхемов, так и солнце на западе взойдет.
А Миррих-воин, он конкретным делом занят. Трону и эмиру — надежная опора. Так что выбирай, Зухра, за кого тебя отдавать.
Три дня попросила Зухра на размышление, а ночью третьего дня бежала с красавцем, караванщиком Али из славного города Багдада. На третий день после выхода каравана из города странная пылевая буря захлестнула караван. А когда она закончилась, то караван-баши лишь развел руками: без следа пропала пустыня, тяжело нагруженные верблюды стояли посредине степи.
Ориентируясь по звездам, продолжили свой путь караванщики, от встречных путников узнав, что оказались в дальних краях, на северо-западе, и не меньше двух месяцев пути потребуется, чтобы доехать до Багдада. Не дошел караван до Багдада, через месяц пути, на половине дороги, ночью, без шума и пыли, передавили дозорных странные псы, и стал караван со всеми товарами добычей племени Крыс.
Так стала рабыней Зухра, но не тронул ее новый хозяин, выкупивший у своих соплеменников всех пятерых девиц, ехавших в караване. Пригнал всех в этот каменный мешок и приставил двух безъязыких рабов в караул. Раз в три дня выводили одну девицу и увозили неизвестно куда. Последней осталась Зухра, и вот уже два дня минуло, как в последний раз, на рассвете и на закате, являлся один из немых рабов и приносил еду. В последний раз раб принес кувшин с водой, но не маленький, а большой. Медленно, глоток за глотком пила она эту воду, но сегодня вечером в кувшине должно было показаться дно…
На Урука и его спутников рассказ Зухры произвел впечатление обрушившейся плотины. Точку поставил Карим-Те, отлично знавший, для чего некроманты и им подобные используют девушек. Теперь нганга знал, знал твердо, что рядом в степи находится храм бога-Паука. Когда Зухра выпила чашу «лечебного» напитка, погрузившего ее в крепкий сон, Карим-Те поспешил поделиться своими выводами.
Основным доводом о близости храма было то, что девиц вывозили по одной. Если бы храм был вдалеке, то всех отправили бы разом. Нету в степи дураков, чтобы зря пять раз коней гонять. На вполне резонные возражения Бронеслава, что, дескать, девиц могли покупать местные шаманы, затеявшие какое-то действо, нганга ответил очень просто:
— Тогда посмотри сюда.
На плащ, служивший путникам столом, упала медная брошь. Вернее, медным было лишь основание причудливой вещицы. Лицевой стороной служила пластинка из выбеленной кости, украшенная причудливой резьбой. Странные изгибы паучьих лап угадывались в хитросплетенных линиях. Угрозой и безумием веяло от изделия неизвестного мастера. Вещь явно была старой, но кость так и осталась белой, как будто людской череп, из которого была взята костяная пластина, не знал ни старости, ни смерти. Могильный холод свился в клубок узора, приковывавшего к себе взгляд.
И, повинуясь сгустку нечеловеческой воли, клубящейся в недрах броши-талисмана, смотрящий на нее начинал слышать странное шуршание и скрип. Казалось, что исполинские пауки начинают вить гнездо в мозгу, наполняя его шуршанием и скрипом. И когда, собрав волю в кулак, человек отводил глаза, еще долго отдавались звуки в голове. Странное, далекое эхо паучьей возни постепенно затихало, и на смену ему приходила пульсирующая в висках головная боль.
Никто из его спутников не видел, когда Карим-Те успел спуститься в подземный схрон, где нганга, с помощью своего колдовского чутья, нашел брошь. Тут не обошлось без магии, но всем стало ясно, храм рядом. Храм рядом, и неведомый бог-Паук ждет, затаившись в центре своей паутины. И прикасаясь к броши, каждый чувствовал прикосновение к паутине, ведущей в центр, туда, где, щедро напоив жвалы ядом, их ждет в засаде владыка марионеток, запутавшихся в нитях его паутины, чувствующий приближение добычи.
— Ох, чует наш паучок жирную дичь, — зло хохотнул Урук, — только не знает, что она кусается.
И орк-мечник с нежностью погладил рукоять «Равного»…
Ходко шли кони, замер неподвижной статуей стоявший в стременах Бронеслав. Крепко были закрыты глаза ведьмака, смотрящие внутрь, и странный белый свет пробивался из-под полуприкрытых век. Высоко в небе парил беркут, ставший глазами ведьмака, глазами и гончей. Колено к колену ехали за ним четыре всадника, готовых к бою. Еще утром, распрощавшись и отдав Зухре двух коней, при этом наполнив седельные сумы нехитрым походным припасом, пятерка двинулась на восход. Конечно, оставлять девицу одну в степи было неправильно, но брать ее с собой, на рискованное дело, было равносильно убийству.
Бронеслав так и сказал ей, когда девица в ужасе стала просить не оставлять ее одну:
— Так у тебя есть шанс. А иначе, — ведьмак на минуту замолчал, словно собирая непослушные арабские слова, — тебе лучше не знать, куда и зачем лежит наша дорога. Но если ты пойдешь с нами, то смерть для тебя сможет оказаться сладкой мечтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35