Конечно же, ясновидящей Бреннина следовало бы помнить об этом! Но, увы, пока что ей никак — ну просто никак! — не удавалось все время быть серьезной и рассудительной.
Впрочем, принц пока что не проявил ни малейших признаков обиды. Воспользовавшись громогласной речью Горласа — Айлерон, как ни странно, вновь назначил его королевским канцлером, — Дьярмуд подошел к девушкам; ясные голубые глаза его так и сияли, и ни за что нельзя было бы подумать, что всего несколько часов назад этот человек был абсолютно пьян. Разве что веки его чуть-чуть покраснели и припухли.
— Я надеюсь, — прошептал он Шарре, — что вчерашний день несколько пригасил твое желание непременно попасть мне в сердце кинжалом?
— Я бы не слишком на это рассчитывала, — презрительно ответила Шарра.
Но он отлично умел обращаться с ней, Ким сразу это поняла. Он не стал отвечать Шарре, а искоса глянул на Ким — насмешливо-ласково, как на расшалившегося ребенка, — а потом снова повернулся к принцессе и спокойно заметил:
— Что ж, очень жаль. Мы взрослые люди и, по-моему, могли бы заняться чем-нибудь более приятным. — И, не дожидаясь ответа, отошел, элегантный, уверенный в себе, и встал рядом с братом, как то и подобало наследнику престола.
Ким вдруг стало очень неловко; действительно, поливаться водой — это как-то совсем уж по-детски. Но, с другой стороны, сердито вспомнила она, он же так нахально лез к ним, да еще и по очереди! Нет, он, безусловно, получил по заслугам! И мало ему!
Впрочем, это наказание, хотя и было, безусловно, справедливым, на него, похоже, особого впечатления не произвело. И Ким в его присутствии по-прежнему чувствовала себя напроказившим ребенком. «Нет, все-таки он отлично собой владеет! — думала она. — Мне бы так!» Ей даже стало жаль свою новую подругу. И еще — если уж быть совсем честной — она ей немного завидовала.
Между тем Горлас все говорил, и Ким постепенно начала понимать, почему его снова назначили канцлером. Никто другой не сумел бы так расцветить словами этот неизбежный и довольно скучный ритуал. Да никто, видимо, и не помнил всех его тонкостей. Даже Айлерон с удивительным терпением ждал, когда Горлас закончит свою речь. И тут к Ким тихонько приблизился один из молодых дальри — весьма привлекательный, надо сказать. Впрочем, они оба были что надо.
— Что это у тебя за кольцо, госпожа моя, — спросил Ливон без каких бы то ни было преамбул и приличествующих случаю приветствий, прямой, как ветер.
Это был явно не принц Дьярмуд! Ким, сразу вспомнив, что она ясновидящая Бреннина, смерила юношу оценивающим взглядом и тихо ответила:
— Это бальрат. Его еще называют камнем войны. Он принадлежит дикой магии.
Реакция Ливона была неожиданной:
— Прости, но ты-то почему его носишь?
— Потому что мне его дала покойная Исанна. Она видела его на моей руке. Во сне, разумеется.
Он кивнул, глядя на нее во все глаза.
— Гиринт мне о таком рассказывал… А ты знаешь, как этот камень действует?
— Не до конца. А ты?
Ливон покачал головой.
— Нет, откуда мне знать? Я ведь совсем из другого мира, госпожа моя. Я знаю элторов и Равнину. Но я бы хотел обсудить с тобой одну идею… Мы не могли бы поговорить после церемонии?
Он действительно был необычайно привлекателен — вольный жеребец, беспокойно бьющий копытом в тесном для него зале.
— Конечно! — сказала она.
Но поговорить они так и не успели.
Кевин, стоявший вместе с Полом у одной из колонн и прямо напротив Ким и Шарры, в глубине души радовался, что способен соображать достаточно ясно, потому что прошлой ночью они выпили в «Кабане» просто чудовищное количество пива! Наконец Горлас, а за ним и Галинт, катальский эмиссар, закончили свои пышные речи. Теперь очередь была за Айлероном, который поднялся и с невозмутимым видом сказал, обращаясь к послам:
— Благодарю вас за оказанную моей стране честь и за теплые слова в адрес моего покойного отца. Мы также чрезвычайно благодарны королю Шальхассану за то, что он счел возможным и необходимым послать к нам на Совет свою дочь и наследницу. Мы воздаем должное его доверию и отмечаем, что именно доверие и должно в ближайшем будущем стать нашим общим знаменем.
Эмиссары, которые понятия не имели, каким образом Шарра оказалась здесь, лишь важно закивали в ответ. А молодой король, продолжая стоять, заговорил снова:
— На предстоящем Большом совете каждому непременно будет предоставлена возможность высказаться, но, по-моему, первое слово должно принадлежать не мне, правителю этой страны, а старейшему среди нас, тому, чей народ лучше других знает, что такое гнев Ракота. Ответь мне, На-Брендель из Данилота, можешь ли ты говорить от имени всех светлых альвов? — И, произнеся эти слова, Айлерон почему-то глянул на Пола Шафера, и они довольно долго смотрели друг другу в глаза, словно обмениваясь неведомыми остальным мыслями.
А потом все стали смотреть только на альва. Все еще прихрамывая и не совсем оправившись от тяжких ран, Брендель вышел вперед, и вместе с ним, бережно его поддерживая, вышел тот, кто три последних дня практически от него не отходил, ухаживая за альвом, как за малым ребенком. Тегид вывел Бренделя на самую середину зала и удалился, чрезвычайно смущенный, а светлый альв остался стоять там один, со всех сторон окруженный людьми, и глаза у него были — как море под дождем.
— Благодарю тебя, Верховный правитель, — молвил он, собравшись с силами. — Ты оказал великую честь мне и моему народу. — Брендель снова помолчал. — Как известно, альвы не умеют излагать свои мысли чересчур быстро и сжато, поскольку для нас время летит медленнее, чем для вас, но сейчас все мы поставлены перед трудной задачей, и я постараюсь не утомлять присутствующих своей речью. Я, собственно, хотел высказать всего два соображения. — Он сделал паузу и осмотрелся. — Тысячу лет назад перед горой были провозглашены пять народов, которые обязаны были стеречь того, кто находится в подземелье. Сегодня здесь собрались представители четырех: Бреннина, Катала, дальри и альвов. Ни один из наших Сторожевых Камней не вспыхнул красным светом, но все же Ракот на свободе, а мы ни малейшего предупреждения так и не получили. Круг был разорван, друзья мои, а потому… — Брендель явно колебался, но все же сказал то, о чем подумали все: — А потому ищите предателей в Эриду!
Эриду, думала Ким, припоминая то, что показал ей Эйлатин. Дикая, прекрасная страна, где живут темноволосые и довольно свирепые люди, страстные и порой склонные к насилию.
И еще там живут гномы. Она повернулась и увидела, что Мэтт Сорин не сводит с Бренделя глаз, хотя лицо его по-прежнему совершенно бесстрастно.
— Это первое, что я хотел сказать, — продолжал альв. — Второе значительно более конкретно. Если Ракот освободился лишь недавно, то даже с помощью его могущества невозможно было сразу восстановить из руин черный Старкадх. Ракот слишком рано заявил о себе, и нам необходимо первыми атаковать его, пока его крепость во льдах не стала вновь средоточием темных сил. А потому я предлагаю: сразу после этого Совета направить наши общие войска против Расплетающего Основу и первыми нанести ему решающий удар! Раз нам удалось один раз заковать его в цепи, значит, мы и во второй раз сможем сделать это!
Брендель был сейчас похож на пламя. Он и воспламенил всех присутствующих — огнем, пылавшим у него в сердце. Даже у Джаэль, как заметил Кевин, порозовели щеки.
— Никто, — молвил Айлерон, вновь поднимаясь и почтительно склоняя голову перед альвом, — не сумел бы лучше выразить мои собственные мысли! А что скажут дальри?
Ответить в такой ситуации сразу было непросто, и Ливон вышел вперед, взволнованный, но не растерявшийся и с толку не сбитый, и Дейв почувствовал прилив гордости, когда услышал, как его новый брат говорит:
— Никогда за всю нашу долгую историю мы, Всадники, не подводили великое королевство. И я уверен, что в случае нужды сыновья Ревора последуют за сыновьями Конари и Колана не только в горы Рюк Барренс, но и дальше, если этого потребует война с проклятым Могримом. О, Айлерон, Верховный правитель, возьми мою жизнь и мой меч — я отдаю их тебе, и ты волен делать с ними, что пожелаешь. Знай, что дальри тебя не подведут!
Торк, неслышно ступая, тоже вышел вперед и встал рядом с Ливоном.
— И мои тоже возьми, — молвил он. — Мою жизнь и мой меч.
Стоя, с неизменно суровым видом Айлерон кивнул, принимая этот великий дар. Вот истинный король, думал Кевин, ибо именно в эти мгновения Айлерон стал настоящим правителем Бреннина.
— Теперь очередь за Каталом, — сказал Айлерон, поворачиваясь к Галинту. — Что скажет Катал?
Но ответил ему совсем не Галинт.
— Тысячу лет назад, — сказала Шарра, дочь и наследница Шальхассана, — жители Страны Садов сражались и умирали у подножия горы Рангат. Они сражались и в Селидоне, и среди высоких лесов Гуинира, и на Сеннетской косе. Они участвовали и в последней битве, в Старкадхе. И сегодня они готовы сделать не меньше! — Она была очень хороша в эту минуту, гордая и прекрасная. — Они готовы сражаться и умирать в войне против сил Тьмы. Но прежде чем присоединиться к решению высокого Совета, я бы очень хотела услышать еще одно мнение. У нас в Катале безоговорочно чтят мудрость светлых альвов, однако же не меньше чтят там знания и мудрость последователей Амаргина. Пусть выскажутся маги Бреннина! А мне лично очень хотелось бы узнать, что думает обо всем этом Лорин Серебряный Плащ.
И Кевин с внезапной тревогой осознал, что Шарра совершенно права. Ведь Лорин до сих пор не сказал ни единого слова. Он вообще, похоже, старался держаться в тени. Но заметила это одна лишь Шарра.
Впрочем, и Айлерона тревожили, кажется, подобные мысли. И Кевин увидел в глазах его серьезную озабоченность.
Но даже и теперь Лорин говорить не спешил. Пол стиснул руку Кевина и прошептал:
— Он не хочет! И, по-моему, я должен…
Однако планам Пола как-то вмешаться в ход Совета неожиданно помешали: в двери зала вдруг кто-то громко постучал, все в изумлении обернулись туда, а в распахнувшиеся двери вошел человек, с обеих сторон окруженный дворцовой стражей. Присмотревшись, Кевин увидел, что это гном, но, похоже, совсем обессилевший и едва переставлявший ноги. И первым шаг ему навстречу сделал Мэтт Сорин.
— Брок? — прошептал он в звенящей тишине. Но второй гном, не отвечая, продолжал идти ему навстречу, держась на ногах, казалось, исключительно силой воли. А когда он наконец пересек весь Большой зал и подошел к Мэтту вплотную, то рухнул перед ним на колени и дрожащим от горького горя голосом воззвал:
— Послушай, о, мой король!
И Кевину показалось, что в этот миг единственный зрячий глаз Мэтта Сорина действительно стал зеркалом его души. И стало видно, какая неуемная глубочайшая боль, какая мучительная страсть терзает эту душу.
«Но почему, Мэтт? Почему ты покинул свой трон?» — Ким вспомнила, как задала этот вопрос, когда Мэтт Сорин рассказал ей о колдовском озере Калор Диман и о ночи, проведенной им на берегу этого озера. Он тогда впервые вел ее к Исанне…
Что ж, теперь, похоже, они об этом узнают. Для Брока принесли удобное кресло, поставили его прямо перед троном, и гном просто рухнул туда, утратив последние силы. Зато заговорил Мэтт Сорин, и все сгрудились вокруг него.
— Броку есть что вам рассказать, — сказал басом Мэтт Сорин, — но, боюсь, вы мало что сможете понять в этой истории, если прежде я сам кое-что не расскажу вам. Похоже, сейчас не время хранить личные тайны. Что ж, слушайте.
Когда на сто сорок седьмом году своей жизни умирал король гномов Марх, мы стали искать одного-единственного человека, который смог бы пройти испытание, проведя в полнолуние ночь на берегу Калор Диман, или Хрустального озера, как вы его еще называете. Мы выбираем своего короля именно так, предоставляя силам природы решить все за нас.
Итак, тот, кому предстояло править в дальнейшем под горами-близнецами, должен был лечь спать на берегу озера и провести там всю ночь до зари. И если бы при этом он не утратил свой разум, то уже на следующий день стал бы правителем нашего народа. Это, разумеется, темный и страшный обряд. Известно, что многие наши лучшие воины и мастера превратились в безмозглое подобие себя самих, когда вставшее солнце пробудило их ото сна на берегу Калор Диман…
Ким вдруг почувствовала первые признаки уже знакомой, похожей на мигрень боли, которая начинала — пока что слабо — пульсировать где-то в глубине глаз. Изо всех сил заставляя себя не обращать на эту боль внимания, она постаралась полностью сосредоточиться на том, что говорил Мэтт.
— Итак, Марх, которому я приходился племянником, будучи сыном его родной сестры, все-таки умер, и мне пришлось собрать все свое мужество — точнее, безрассудство юности, должен признаться, — и дать согласие пройти этот обряд. Согласно давнему обычаю, я сперва придумал и сделал некий хрустальный шар, подобие магического кристалла, и в новолуние принес его в жертву Калор Диман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65