И немедленно записываются в полицию. Что поде-
лаешь - зрелым людям приходится оставаться в спокойных гаванях. Если вы
хотите меня нанять за деньги - я откажусь. Другое - сделать это для вас.
Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и поло-
жила красивую руку на рукав Утиного Носа.
- Мне кажется, - мы с вами договоримся.
У Гастона дрогнули ноздри, зашевелились усы. Он прикрыл синеватыми
веками нестерпимый блеск выпуклых глаз.
- Вы хотите сказать, что я теперь же мог бы освободить Сюзанну от мо-
их услуг?
- Да, Гастон.
Он перегнулся через стол, стиснул бокал в кулаке.
- Мои усы будут пахнуть вашей кожей?
- Я думаю, что этого не избежать, Гастон.
- Ладно - Он откинулся. - Ладно. Будет все, как вы хотите.
Обед окончен. Кофе со столетним коньяком выпито. Двухдолларовая сига-
ра - "Корона Коронас" - выкурена до половины, и пепел ее не отвалился.
Наступил мучительный час: куда ехать "дальше", каким сатанинским смычком
сыграть на усталых нервах что-нибудь веселенькое?
Роллинг потребовал афишу всех парижских развлечений.
- Хотите танцевать?
- Нет, - ответила Зоя, закрывая мехом половину лица.
- Театр, театр, театр, - читал Роллинг. Все это было скучно: трехакт-
ная разговорная комедия, где актеры от скуки и отвращения даже не грими-
руются, актрисы в туалетах от знаменитых портных глядят в зрительный зал
пустыми глазами.
- Обозрение. Обозрение. Вот: "Олимпия" - сто пятьдесят голых женщин в
одних туфельках и чудо техники: деревянный занавес, разбитый на шахмат-
ные клетки, в которых при поднятии и опускании стоят совершенно голые
женщины. Хотите - поедем?
- Милый друг, они все кривоногие - девчонки с бульваров.
- "Аполло". Здесь мы не были. Двести голых женщин в одних только...
Это мы пропустим. "Скала". Опять женщины. Так, так. Кроме того, "Всемир-
но известные музыкальные клоуны Пим и Джек".
- О них говорят, - сказала Зоя, - поедемте.
Они заняли литерную ложу у сцены. Шло обозрение. Непрерывно двигаю-
щийся молодой человек в отличном фраке и зрелая женщина в красном, в ши-
рокополой шляпе и с посохом говорили добродушные колкости правительству,
невинные колкости шефу полиции, очаровательно подсмеивались над высоко-
валютными иностранцами, впрочем, так, чтобы они не уехали сейчас же пос-
ле этого обозрения совсем из Парижа и не отсоветовали бы своим друзьям и
родственникам посетить веселый Париж.
Поболтав о политике, непрерывно двигающий ногами молодой человек и
дама с посохом воскликнули: "Гоп, ля-ля". И на сцену выбежали голые, как
в бане, очень белые, напудренные девушки. Они выстроились в живую карти-
ну, изображающую наступающую армию. В оркестре мужественно грянули фан-
фары и сигнальные рожки.
- На молодых людей это должно действовать, - сказал Роллинг.
Зоя ответила:
- Когда женщин так много, то не действует.
Затем занавес опустился и вновь поднялся. Занимая половину сцены, у
рампы стоял бутафорский рояль. Застучали деревянные палочки джаз-банда,
и появились Пим и Джек. Пим, как полагается, - в невероятном фраке, в
жилете по колено, сваливающиеся штаны, аршинные башмаки, которые сейчас
же от него убежали (аплодисменты), морда - доброго идиота. Джек - обсы-
пан мукой, в войлочном колпаке, на заду - летучая мышь.
Сначала они проделывали все, что нужно, чтобы смеяться до упаду, Джек
бил Пима по морде, и тот выпускал сзади облако пыли, потом Джек бил Пима
по черепу, и у того выскакивал гуттаперчивый волдырь.
Джек сказал: "Послушай, хочешь - я тебе сыграю на этом рояле?" Пим
страшно засмеялся, сказал: "Ну, сыграй на этом рояле", - и сел поодаль.
Джек изо всей силы ударил по клавишам - у рояля отвалился хвост. Пим
опять страшно много смеялся. Джек второй раз ударил по клавишам - у роя-
ля отвалился бок. "Это ничего", - сказал Джек и дал Пиму по морде. Тот
покатился через всю сцену, упал (барабан - бумм). Встал: "Это ничего";
выплюнул пригоршню зубов, вынул из "кармана метелку и совок, каким соби-
рают навоз на улицах, почистился. Тогда Джек в третий раз ударил по кла-
вишам, рояль рассыпался весь, под ним оказался обыкновенный концертный
рояль. Сдвинув на нос войлочный колпачок, Джек с непостижимым ис-
кусством, вдохновенно стал играть "Кампанеллу" Листа.
У Зои Монроз похолодели руки. Обернувшись к Роллингу, она прошептала:
- Это великий артист.
- Это ничего, - сказал Пим, когда Джек кончил играть, - теперь ты
послушай, как я сыграю.
Он стал вытаскивать из различных карманов дамские панталоны, старый
башмак, клистирную трубку, живого котенка (аплодисменты), вынул скрипку
и, повернувшись к зрительному залу скорбным лицом доброго идиота, заиг-
рал бессмертный этюд Паганини.
Зоя поднялась, перекинула через шею соболий мех, сверкнула бриллиан-
тами.
- Идемте, мне противно. К сожалению, я когда-то была артисткой.
- Крошка, куда же мы денемся! Половина одиннадцатого.
- Едемте пить.
Через несколько минут их лимузин остановился на Монмартре, на узкой
улице, освещенной десятью окнами притона "Ужин Короля". В низкой, пунцо-
вого шелка, с зеркальным потолком и зеркальными стенами, жаркой и наку-
ренной зале, в тесноте, среди летящих лент серпантина, целлулоидных ша-
риков и конфетти, покачивались в танце женщины, перепутанные бумажными
лентами, обнаженные по пояс, к их гримированным щекам прижимались багро-
вые и бледные, пьяные, испитые, возбужденные мужские лица. Трещал рояль.
Выли, визжали скрипки, и три негра, обливаясь потом, били в тазы, ревели
в автомобильные рожки, трещали дощечками, звонили, громыхали тарелками,
лупили в турецкий барабан. Чье-то мокрое лицо придвинулось вплотную к
Зое. Чьи-то женские руки обвились вокруг шеи Роллинга.
- Дорогу, дети мои, дорогу химическому королю, - надрываясь, кричал
метрдотель, с трудом отыскал место за узким столом, протянутым вдоль
пунцовой стены, и усадил Зою и Роллинга. В них полетели шарики, конфет-
ти, серпантин.
- На вас обращают внимание, - сказал Роллинг.
Зоя, полуопустив веки, пила шампанское. Ей было душно и влажно под
легким шелком, едва прикрывающим ее груди. Целлулоидный шарик ударился
ей в щеку.
Она медленно повернула голову, - чьи-то темные, словно обведенные
угольной чертой, мужские глаза глядели на нее с мрачным восторгом. Она
подалась вперед, положила на стол голые руки и впитывала этот взгляд,
как вино: не все ли равно - чем опьяняться?
У человека, глядевшего на нее, словно осунулось лицо за эти несколько
секунд. Зоя опустила подбородок в пальцы, вдвинутые в пальцы, исподлобья
встретила в упор этот взгляд... Где-то она видела этого человека. Кто он
такой? - ни француз, ни англичанин. В темной бородке запутались конфет-
ти. Красивый рот. "Любопытно, Роллинг ревнив?" - подумала она.
Лакей, протолкнувшись сквозь танцующих, подал ей записочку. Она изу-
милась, откинулась на спинку дивана. Покосилась на Роллинга, сосавшего
сигару, прочла:
"Зоя, тот, на кого вы смотрите с такой нежностью, - Гарин... Целую
ручку. Семенов".
Она, должно быть, так страшно побледнела, что неподалеку чей-то голос
проговорил сквозь шум: "Смотрите, даме дурно". Тогда она протянула пус-
той бокал, и лакей налил шампанского.
Роллинг сказал:
- Что вам написал Семенов?
- Я скажу после.
- Он написал что-нибудь о господине, который нагло разглядывает вас?
Это тот, кто был у меня вчера. Я его выгнал.
- Роллинг, разве вы не узнаете его?.. Помните, на площади Этуаль?..
Это - Гарин.
Роллинг только сопнул. Вынул сигару - "Ага". Вдруг лицо его приняло
то самое выражение, когда он бегал по серебристому ковру кабинета, про-
думывая на пять ходов вперед все возможные комбинации борьбы, Тогда он
бойко щелкнул пальцами. Сейчас он повернулся к Зое искаженным ртом.
- Поедем, нам нужно серьезно поговорить.
В дверях Зоя обернулась. Сквозь дым и путаницу серпантина она снова
увидела горящие глаза Гарина. Затем - непонятно, до головокружения - ли-
цо его раздвоилось: кто-то, сидевший перед ним, спиной к танцующим,
придвинулся к нему, и оба они глядели на Зою. Или это был обман зер-
кал?..
На секунду Зоя зажмурилась и побежала вниз по истертому кабацкому
ковру к автомобилю. Роллинг поджидал ее. Захлопнув дверцу, он коснулся
ее руки:
- Я не все рассказал вам про свидание с этим мнимым Пьянковым-Питке-
вичем... Кое-что осталось мне непонятным: для чего ему понадобилось ра-
зыгрывать истерику? Не мог же он предполагать, что у меня найдется капля
жалости... Все его поведение - подозрительно. Но зачем он ко мне прихо-
дил?.. Для чего повалился на стол?
- Роллинг, этого вы не рассказывали...
- Да, да... Опрокинул часы... Измял мои бумаги...
- Он пытался похитить ваши бумаги?
- Что? Похитить? - Роллинг помолчал. - Нет, это было не так. Он поте-
рял равновесие и ударился рукой в бювар... Там лежало несколько лист-
ков...
- Вы уверены, что ничего не пропало?
- Это были ничего не значащие заметки. Они оказались смятыми, я бро-
сил их потом в корзину.
- Умоляю, припомните до мелочей весь разговор...
Лимузин остановился на улице Сены. Роллинг и Зоя прошли в спальню.
Зоя быстро сбросила платье и легла в широкую лепную, на орлиных ногах,
кровать под парчовым балдахином - одну из подлинных кроватей императора
Наполеона Первого. Роллинг, медленно раздеваясь, расхаживал по ковру и,
оставляя части одежды на золоченых стульях, на столиках, на каминной
полке, рассказывал с мельчайшими подробностями о вчерашнем посещении Га-
рина.
Зоя слушала, опираясь на локоть. Роллинг начал стаскивать штаны и
запрыгал на одной ноге. В эту минуту он не был похож на короля. Затем он
лег, сказал: "Вот решительно все, что было", - и натянул атласное одеяло
до носа. Голубоватый ночник освещал пышную спальню, разбросанные одежды,
золотых амуров на столбиках кровати и уткнувшийся в одеяло мясистый нос
Роллинга. Голова его ушла в подушку, рот полураскрылся, химический ко-
роль заснул.
Этот посапывающий нос в особенности мешал Зое думать. Он отвлекал ее
совсем на другие, ненужные воспоминания. Она встряхивала головой, отго-
няла их, а вместо Роллинга чудилась другая голова на подушке. Ей надоело
бороться, она закрыла глаза, усмехнулась. Выплыло побледневшее от волне-
ния лицо Гарина... "Быть может, позвонить Гастону Утиный Нос, чтобы
обождал?" Вдруг точно игла прошла сквозь нее: "С ним сидел двойник...
Так же, как в Ленинграде..."
Она выскользнула из-под одеяла, торопливо натянула чулки. Роллинг за-
мычал было во сне, но только повернулся на бок.
Зоя пробежала в гардеробную. Надела юбки, дожде - вое пальто, туго
подпоясалась. Вернулась в спальню за сумочкой, где были деньги...
- Роллинг, - тихо позвала она, - Роллинг... Мы погибли...
Но он опять только замычал. Она спустилась в вестибюль и с трудом
открыла высокие выходные двери. Улица Сены была пуста. В узком просвете
над крышами мансард стояла тусклая желтоватая луна Зою охватила тоска.
Она глядела на этот лунный шар над спящим городом... "Боже, боже, как
страшно, как мрачно..." Обеими руками она глубоко надвинула шапочку и
побежала к набережной.
Старый трехэтажный дом, номер шестьдесят три по улице Гобеленов, од-
ною стеной выходил на пустырь. С этой стороны окна были только на
третьем этаже - мансарде. Другая, глухая стена примыкала к парку. По фа-
саду на улицу, в первом этаже, на уровне земли, помещалось кафе для из-
возчиков и шоферов. Второй этаж занимала гостиница для ночных свиданий.
В третьем этаже - мансарде - сдавались комнаты постоянным жильцам. Ход
туда вел через ворота и длинный туннель.
Был второй час ночи. На улице Гобеленов - ни одного освещенного окна.
Кафе уже закрыто, - все стулья поставлены на столы. Зоя остановилась у
ворот, с минуту глядела на номер шестьдесят три. Было холодно спине. Ре-
шилась. Позвонила. Зашуршала веревка, ворота приоткрылись. Она прос-
кользнула в темную подворотню. Издалека голос привратницы проворчал:
"Ночью надо спать, возвращаться надо вовремя". Но не спросил, кто вошел.
Здесь были порядки притона. Зою охватила страшная тревога. Перед ней
тянулся низкий мрачный туннель. В корявой стене, цвета бычьей крови,
тускло светил газовый рожок. Указания Семенова были таковы: в конце тун-
неля - налево - по винтовой лестнице - третий этаж - налево - комната
одиннадцать.
Посреди туннеля Зоя остановилась. Ей показалось, что вдалеке, налево,
кто-то быстро выглянул и скрылся. Не вернуться ли? Она прислушалась - ни
звука. Она добежала до поворота на вонючую площадку. Здесь начиналась
узкая, едва освещенная откуда-то сверху, винтовая лестница. Зоя пошла на
цыпочках, боясь притронуться к липким перилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
лаешь - зрелым людям приходится оставаться в спокойных гаванях. Если вы
хотите меня нанять за деньги - я откажусь. Другое - сделать это для вас.
Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и поло-
жила красивую руку на рукав Утиного Носа.
- Мне кажется, - мы с вами договоримся.
У Гастона дрогнули ноздри, зашевелились усы. Он прикрыл синеватыми
веками нестерпимый блеск выпуклых глаз.
- Вы хотите сказать, что я теперь же мог бы освободить Сюзанну от мо-
их услуг?
- Да, Гастон.
Он перегнулся через стол, стиснул бокал в кулаке.
- Мои усы будут пахнуть вашей кожей?
- Я думаю, что этого не избежать, Гастон.
- Ладно - Он откинулся. - Ладно. Будет все, как вы хотите.
Обед окончен. Кофе со столетним коньяком выпито. Двухдолларовая сига-
ра - "Корона Коронас" - выкурена до половины, и пепел ее не отвалился.
Наступил мучительный час: куда ехать "дальше", каким сатанинским смычком
сыграть на усталых нервах что-нибудь веселенькое?
Роллинг потребовал афишу всех парижских развлечений.
- Хотите танцевать?
- Нет, - ответила Зоя, закрывая мехом половину лица.
- Театр, театр, театр, - читал Роллинг. Все это было скучно: трехакт-
ная разговорная комедия, где актеры от скуки и отвращения даже не грими-
руются, актрисы в туалетах от знаменитых портных глядят в зрительный зал
пустыми глазами.
- Обозрение. Обозрение. Вот: "Олимпия" - сто пятьдесят голых женщин в
одних туфельках и чудо техники: деревянный занавес, разбитый на шахмат-
ные клетки, в которых при поднятии и опускании стоят совершенно голые
женщины. Хотите - поедем?
- Милый друг, они все кривоногие - девчонки с бульваров.
- "Аполло". Здесь мы не были. Двести голых женщин в одних только...
Это мы пропустим. "Скала". Опять женщины. Так, так. Кроме того, "Всемир-
но известные музыкальные клоуны Пим и Джек".
- О них говорят, - сказала Зоя, - поедемте.
Они заняли литерную ложу у сцены. Шло обозрение. Непрерывно двигаю-
щийся молодой человек в отличном фраке и зрелая женщина в красном, в ши-
рокополой шляпе и с посохом говорили добродушные колкости правительству,
невинные колкости шефу полиции, очаровательно подсмеивались над высоко-
валютными иностранцами, впрочем, так, чтобы они не уехали сейчас же пос-
ле этого обозрения совсем из Парижа и не отсоветовали бы своим друзьям и
родственникам посетить веселый Париж.
Поболтав о политике, непрерывно двигающий ногами молодой человек и
дама с посохом воскликнули: "Гоп, ля-ля". И на сцену выбежали голые, как
в бане, очень белые, напудренные девушки. Они выстроились в живую карти-
ну, изображающую наступающую армию. В оркестре мужественно грянули фан-
фары и сигнальные рожки.
- На молодых людей это должно действовать, - сказал Роллинг.
Зоя ответила:
- Когда женщин так много, то не действует.
Затем занавес опустился и вновь поднялся. Занимая половину сцены, у
рампы стоял бутафорский рояль. Застучали деревянные палочки джаз-банда,
и появились Пим и Джек. Пим, как полагается, - в невероятном фраке, в
жилете по колено, сваливающиеся штаны, аршинные башмаки, которые сейчас
же от него убежали (аплодисменты), морда - доброго идиота. Джек - обсы-
пан мукой, в войлочном колпаке, на заду - летучая мышь.
Сначала они проделывали все, что нужно, чтобы смеяться до упаду, Джек
бил Пима по морде, и тот выпускал сзади облако пыли, потом Джек бил Пима
по черепу, и у того выскакивал гуттаперчивый волдырь.
Джек сказал: "Послушай, хочешь - я тебе сыграю на этом рояле?" Пим
страшно засмеялся, сказал: "Ну, сыграй на этом рояле", - и сел поодаль.
Джек изо всей силы ударил по клавишам - у рояля отвалился хвост. Пим
опять страшно много смеялся. Джек второй раз ударил по клавишам - у роя-
ля отвалился бок. "Это ничего", - сказал Джек и дал Пиму по морде. Тот
покатился через всю сцену, упал (барабан - бумм). Встал: "Это ничего";
выплюнул пригоршню зубов, вынул из "кармана метелку и совок, каким соби-
рают навоз на улицах, почистился. Тогда Джек в третий раз ударил по кла-
вишам, рояль рассыпался весь, под ним оказался обыкновенный концертный
рояль. Сдвинув на нос войлочный колпачок, Джек с непостижимым ис-
кусством, вдохновенно стал играть "Кампанеллу" Листа.
У Зои Монроз похолодели руки. Обернувшись к Роллингу, она прошептала:
- Это великий артист.
- Это ничего, - сказал Пим, когда Джек кончил играть, - теперь ты
послушай, как я сыграю.
Он стал вытаскивать из различных карманов дамские панталоны, старый
башмак, клистирную трубку, живого котенка (аплодисменты), вынул скрипку
и, повернувшись к зрительному залу скорбным лицом доброго идиота, заиг-
рал бессмертный этюд Паганини.
Зоя поднялась, перекинула через шею соболий мех, сверкнула бриллиан-
тами.
- Идемте, мне противно. К сожалению, я когда-то была артисткой.
- Крошка, куда же мы денемся! Половина одиннадцатого.
- Едемте пить.
Через несколько минут их лимузин остановился на Монмартре, на узкой
улице, освещенной десятью окнами притона "Ужин Короля". В низкой, пунцо-
вого шелка, с зеркальным потолком и зеркальными стенами, жаркой и наку-
ренной зале, в тесноте, среди летящих лент серпантина, целлулоидных ша-
риков и конфетти, покачивались в танце женщины, перепутанные бумажными
лентами, обнаженные по пояс, к их гримированным щекам прижимались багро-
вые и бледные, пьяные, испитые, возбужденные мужские лица. Трещал рояль.
Выли, визжали скрипки, и три негра, обливаясь потом, били в тазы, ревели
в автомобильные рожки, трещали дощечками, звонили, громыхали тарелками,
лупили в турецкий барабан. Чье-то мокрое лицо придвинулось вплотную к
Зое. Чьи-то женские руки обвились вокруг шеи Роллинга.
- Дорогу, дети мои, дорогу химическому королю, - надрываясь, кричал
метрдотель, с трудом отыскал место за узким столом, протянутым вдоль
пунцовой стены, и усадил Зою и Роллинга. В них полетели шарики, конфет-
ти, серпантин.
- На вас обращают внимание, - сказал Роллинг.
Зоя, полуопустив веки, пила шампанское. Ей было душно и влажно под
легким шелком, едва прикрывающим ее груди. Целлулоидный шарик ударился
ей в щеку.
Она медленно повернула голову, - чьи-то темные, словно обведенные
угольной чертой, мужские глаза глядели на нее с мрачным восторгом. Она
подалась вперед, положила на стол голые руки и впитывала этот взгляд,
как вино: не все ли равно - чем опьяняться?
У человека, глядевшего на нее, словно осунулось лицо за эти несколько
секунд. Зоя опустила подбородок в пальцы, вдвинутые в пальцы, исподлобья
встретила в упор этот взгляд... Где-то она видела этого человека. Кто он
такой? - ни француз, ни англичанин. В темной бородке запутались конфет-
ти. Красивый рот. "Любопытно, Роллинг ревнив?" - подумала она.
Лакей, протолкнувшись сквозь танцующих, подал ей записочку. Она изу-
милась, откинулась на спинку дивана. Покосилась на Роллинга, сосавшего
сигару, прочла:
"Зоя, тот, на кого вы смотрите с такой нежностью, - Гарин... Целую
ручку. Семенов".
Она, должно быть, так страшно побледнела, что неподалеку чей-то голос
проговорил сквозь шум: "Смотрите, даме дурно". Тогда она протянула пус-
той бокал, и лакей налил шампанского.
Роллинг сказал:
- Что вам написал Семенов?
- Я скажу после.
- Он написал что-нибудь о господине, который нагло разглядывает вас?
Это тот, кто был у меня вчера. Я его выгнал.
- Роллинг, разве вы не узнаете его?.. Помните, на площади Этуаль?..
Это - Гарин.
Роллинг только сопнул. Вынул сигару - "Ага". Вдруг лицо его приняло
то самое выражение, когда он бегал по серебристому ковру кабинета, про-
думывая на пять ходов вперед все возможные комбинации борьбы, Тогда он
бойко щелкнул пальцами. Сейчас он повернулся к Зое искаженным ртом.
- Поедем, нам нужно серьезно поговорить.
В дверях Зоя обернулась. Сквозь дым и путаницу серпантина она снова
увидела горящие глаза Гарина. Затем - непонятно, до головокружения - ли-
цо его раздвоилось: кто-то, сидевший перед ним, спиной к танцующим,
придвинулся к нему, и оба они глядели на Зою. Или это был обман зер-
кал?..
На секунду Зоя зажмурилась и побежала вниз по истертому кабацкому
ковру к автомобилю. Роллинг поджидал ее. Захлопнув дверцу, он коснулся
ее руки:
- Я не все рассказал вам про свидание с этим мнимым Пьянковым-Питке-
вичем... Кое-что осталось мне непонятным: для чего ему понадобилось ра-
зыгрывать истерику? Не мог же он предполагать, что у меня найдется капля
жалости... Все его поведение - подозрительно. Но зачем он ко мне прихо-
дил?.. Для чего повалился на стол?
- Роллинг, этого вы не рассказывали...
- Да, да... Опрокинул часы... Измял мои бумаги...
- Он пытался похитить ваши бумаги?
- Что? Похитить? - Роллинг помолчал. - Нет, это было не так. Он поте-
рял равновесие и ударился рукой в бювар... Там лежало несколько лист-
ков...
- Вы уверены, что ничего не пропало?
- Это были ничего не значащие заметки. Они оказались смятыми, я бро-
сил их потом в корзину.
- Умоляю, припомните до мелочей весь разговор...
Лимузин остановился на улице Сены. Роллинг и Зоя прошли в спальню.
Зоя быстро сбросила платье и легла в широкую лепную, на орлиных ногах,
кровать под парчовым балдахином - одну из подлинных кроватей императора
Наполеона Первого. Роллинг, медленно раздеваясь, расхаживал по ковру и,
оставляя части одежды на золоченых стульях, на столиках, на каминной
полке, рассказывал с мельчайшими подробностями о вчерашнем посещении Га-
рина.
Зоя слушала, опираясь на локоть. Роллинг начал стаскивать штаны и
запрыгал на одной ноге. В эту минуту он не был похож на короля. Затем он
лег, сказал: "Вот решительно все, что было", - и натянул атласное одеяло
до носа. Голубоватый ночник освещал пышную спальню, разбросанные одежды,
золотых амуров на столбиках кровати и уткнувшийся в одеяло мясистый нос
Роллинга. Голова его ушла в подушку, рот полураскрылся, химический ко-
роль заснул.
Этот посапывающий нос в особенности мешал Зое думать. Он отвлекал ее
совсем на другие, ненужные воспоминания. Она встряхивала головой, отго-
няла их, а вместо Роллинга чудилась другая голова на подушке. Ей надоело
бороться, она закрыла глаза, усмехнулась. Выплыло побледневшее от волне-
ния лицо Гарина... "Быть может, позвонить Гастону Утиный Нос, чтобы
обождал?" Вдруг точно игла прошла сквозь нее: "С ним сидел двойник...
Так же, как в Ленинграде..."
Она выскользнула из-под одеяла, торопливо натянула чулки. Роллинг за-
мычал было во сне, но только повернулся на бок.
Зоя пробежала в гардеробную. Надела юбки, дожде - вое пальто, туго
подпоясалась. Вернулась в спальню за сумочкой, где были деньги...
- Роллинг, - тихо позвала она, - Роллинг... Мы погибли...
Но он опять только замычал. Она спустилась в вестибюль и с трудом
открыла высокие выходные двери. Улица Сены была пуста. В узком просвете
над крышами мансард стояла тусклая желтоватая луна Зою охватила тоска.
Она глядела на этот лунный шар над спящим городом... "Боже, боже, как
страшно, как мрачно..." Обеими руками она глубоко надвинула шапочку и
побежала к набережной.
Старый трехэтажный дом, номер шестьдесят три по улице Гобеленов, од-
ною стеной выходил на пустырь. С этой стороны окна были только на
третьем этаже - мансарде. Другая, глухая стена примыкала к парку. По фа-
саду на улицу, в первом этаже, на уровне земли, помещалось кафе для из-
возчиков и шоферов. Второй этаж занимала гостиница для ночных свиданий.
В третьем этаже - мансарде - сдавались комнаты постоянным жильцам. Ход
туда вел через ворота и длинный туннель.
Был второй час ночи. На улице Гобеленов - ни одного освещенного окна.
Кафе уже закрыто, - все стулья поставлены на столы. Зоя остановилась у
ворот, с минуту глядела на номер шестьдесят три. Было холодно спине. Ре-
шилась. Позвонила. Зашуршала веревка, ворота приоткрылись. Она прос-
кользнула в темную подворотню. Издалека голос привратницы проворчал:
"Ночью надо спать, возвращаться надо вовремя". Но не спросил, кто вошел.
Здесь были порядки притона. Зою охватила страшная тревога. Перед ней
тянулся низкий мрачный туннель. В корявой стене, цвета бычьей крови,
тускло светил газовый рожок. Указания Семенова были таковы: в конце тун-
неля - налево - по винтовой лестнице - третий этаж - налево - комната
одиннадцать.
Посреди туннеля Зоя остановилась. Ей показалось, что вдалеке, налево,
кто-то быстро выглянул и скрылся. Не вернуться ли? Она прислушалась - ни
звука. Она добежала до поворота на вонючую площадку. Здесь начиналась
узкая, едва освещенная откуда-то сверху, винтовая лестница. Зоя пошла на
цыпочках, боясь притронуться к липким перилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42