– Только сначала надо раздобыть ему еды.
– Принеси ему что-нибудь на большой перемене, с ленча, это лучше всего, – предложил Фиделио. – Можешь взять мою порцию мяса и быстро смотаться в башню, а я… – Он смолк на полуслове, потому что из-за края холста высунулось хорошенькое девчоночье личико.
– А что это вы тут делаете, а? – с интересом спросила Эмма Толли.
Чарли так и подмывало посвятить ее в тайну. Ведь Эмма – друг, и потом, она тоже из особо одаренных. Но он прикусил язык.
– Так, треплемся о том о сем, – неопределенно ответил он. – В спальне-то спокойно поговорить не дадут.
– У нас тоже шумно, – пожаловалась Эмма. – Вот я и пришла рисунок закончить.
– Мы как раз собирались уходить, так что тебе не помешаем, – заверил Фиделио.
Приятели выбрались из-за холста, и тут Чарли заметил на столе большой альбом для рисования. Он невольно шагнул вперед, чтобы рассмотреть рисунки поближе
– Это мое, – смущенно сказала Эмма. – Так, ничего особенного, самые обыкновенные наброски.
Но обыкновенными эти наброски не были. Альбом был полон изображений птиц: птицы летали, плавали, вили гнезда, высиживали птенцов, чистили оперение. И как же здорово они были нарисованы! Совсем как настоящие! Чарли даже показалось, что, дотронься он до страницы, под рукой окажутся настоящие перья.
– Просто потрясающие рисунки! – восторженно прошептал он.
– Точно, блеск! – подтвердил Фиделио.
– Большущее спасибо! – Эмма застенчиво улыбнулась.
Дверь мастерской отворилась, и взрослый голос поинтересовался:
– Что у нас тут, вернисаж?
С первого взгляда на мистера Краплака можно было безошибочно определить, что он художник. Одежда преподавателя вечно была заляпана краской, в том числе и зеленый плащ (если мистер Краплак по артистической рассеянности не забывал его надеть), а иной раз брызги краски попадали даже на длинные волосы, связанные в хвост. При этом вид у мистера Краплака всегда был такой цветущий, будто он только что вернулся с этюдов на пленере: щеки пышут румянцем, глаза блестят.
– Я просто показывала свои наброски Чарли с Фиделио, – честно сказала Эмма. – Мы уже все.
– А, это на здоровье! – просиял мистер Краплак. – На музыке им такого не покажут. Что они там у себя видят, одни закорючки.
Мистер Краплак был совсем не страшный. И не вредный. Он никогда никого не оставлял после уроков, не наказывал учеников за неопрятность, опоздания и забывчивость. Единственное, что могло вывести его из себя, – это плохой рисунок. Мистер Краплак бросил на Чарли пристальный взгляд и сказал:
– Ага, юный Бон.
– Да, сэр, – выдавил Чарли. – Мы уже уходим, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Из мастерской все трое разбежались по спальням. Торопились они не зря: до отбоя оставалось пять минут. И надзирательница уже вышла на охоту, а в академии все знали, что милости от нее не дождешься. Чарли знал это лучше всех, потому что ему надзирательница, Лукреция Юбим, приходилась теткой – одной из трех.
По дороге в спальню мальчики издалека услышали, как надзирательница громогласно честит какую-то девочку за потерянную тапочку.
– Надо проскочить, пока она сюда не добралась. – Фиделио метнулся в музыкантскую спальню.
В спальне заговорщиков караулил Билли Гриф, столбиком сидевший на койке.
– Где ты ходишь? – быстро спросил он.
– Да так, пришлось одно задание переделать, – бросил Чарли, натягивая пижаму. Он как раз успел юркнуть под одеяло, когда в спальню сунулась надзирательница.
– Отбой! – протрубила она и щелкнула выключателем.
Голая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком, погасла.
– Ловко ты успел, минута в минуту, – прошептал с соседней койки Габриэль Муар.
Ворочаясь с боку на бок, Чарли думал о мальчике в музыкальной башне. Каково-то ему там, замерзшему, голодному и наверняка напуганному? И что с ним делать, с этим Генри Юбимом из 1916 года?
Генри Юбиму тоже не удавалось заснуть. В башне было круглое окошко, и Генри, вскарабкавшись на стул, смотрел на ночной город. Интересно, изменился ли мир за прошедшие девяносто лет?
Оказалось, изменился, и еще как. Можно было подумать, что над горизонтом стоит зарево пожара: небо над городом полыхало оранжевым. Неужели это уличные фонари такие яркие? А улиц-то сколько стало! И во всех домах светятся окошки, и по улицам пробегают огоньки, то красные, то белые.
– Автомобили, – прошептал Генри. – Сколько их развелось! Надо же!
– Надо же! – эхом отозвался у мальчика за спиной чей-то голос.
Генри резко обернулся. Рядом маячила высокая фигура мужчины. Фортепиано, к большому облегчению Генри, отнюдь не любителя музыки, давно смолкло.
– Это вы – мистер Пилигрим? – на всякий случай спросил Генри.
Ответа не последовало. В неярком свете, лившемся из окна, Генри различил бледное лицо учителя и черные как вороново крыло волосы. Выражение этого лица было отстраненное и задумчивое.
– А меня зовут Генри Юбим. Молчание.
Честное слово, как будто разговариваешь с кем-то, кто на самом деле не здесь! Может, признаться мистеру Пилигриму во всем? Уж наверно, вреда от этого не будет.
– Мне почти сто лет, – отважился Генри. – Ну, должно быть, около того.
В отдалении часы на колокольне собора начали бить полночь. Бомм, бомм, бомм – плыло над городом. Мистер Пилигрим повернулся к Генри. Глаза его странно блеснули.
Часы пробили двенадцать. Мистер Пилигрим вдруг спросил:
– Тебе холодно?
– Не без того, – откликнулся Генри. Мистер Пилигрим снял свой синий плащ и набросил его на плечи мальчику.
– Спасибо! – поблагодарил Генри, слезая со стула.
Мистер Пилигрим неожиданно улыбнулся. Потом дотянулся до самой верхней из книжных полок и извлек из-за книг жестянку. Открыв, он протянул ее Генри.
– Овсяное печенье. Видишь ли, я тут почти что живу, а есть-то надо.
– Надо, – согласился Генри и вежливо взял одно печенье.
Мистер Пилигрим не стал предлагать взять еще – просто пристроил жестянку на стул и предложил:
– Угощайся.
Взгляд у него снова потух, и он опять смотрел точно издалека или спросонья, как-будто пытался что-то вспомнить. Потом нахмурился и тихо сказал:
– Спокойной ночи.
Генри даже не успел ответить, а мистер Пилигрим уже беззвучно спускался по лестнице. Лучше бы он остался, с ним как-то спокойнее, и дело даже не в плаще, за который Генри был ему благодарен, хотя мерз не так уж и сильно. Только теперь он заметил, что началась оттепель. Сосульки за окном таяли. И не только за окном.
Кап, кап, кап. Капель зазвучала по всему городу. Генри слушал, как стучат крупные капли, и расстраивался все сильнее. Мальчик как раз пришел к выводу, что его путешествие во времени неким таинственным образом связано с морозом. Ведь он попал в академию Блур, но в будущее, именно в тот день, когда стояла такая же морозная погода, что и в январе 1916 года, рассуждал Генри. Значит, дальнейшее путешествие зависит от перемены погоды.
– Я не смогу вернуться домой! – отчаянно прошептал он. – И никогда ни увижу маму, папу, Джеймса и Дафну! – К горлу у Генри подступили рыдания. – Но я должен! Должен вернуться во что бы то ни стало!
Глава 5
МНОГО ШУМУ ИЗ-ЗА ОЛИВИИ
Билли Гриф в эту ночь тоже не спал. Две недели каникул он ночевал в полном одиночестве в пустой спальне, так что теперь приходилось заново привыкать к скрипу пружин, сопению и бормотанию. Сон у Билли всегда был чуткий, поэтому каждый раз обратное привыкание давалось ему с трудом.
К тому же нынче ночью маленький альбинос был очень взбудоражен. Он выяснил кое-что интересное для старика Иезекииля Блура. Кое-что такое, за что старик его наверняка наградит! Дождавшись, пока все мальчишки уснут, Билли сунул ноги в тапочки, накинул халат и крадучись вышел из спальни. Он был такой маленький и легкий, что пол под ним почти не скрипел.
Дорогу себе Билли освещал ярким фонариком, рождественским подарком Манфреда Блура. Вообще-то подарок от грозного школьного старосты был для Билли полной неожиданностью, он даже испугался на всякий случай, но, когда Манфред, вручая фонарик, наклонился к его уху и прошептал: «Чтобы шпионить было удобнее», мальчик сообразил, в чем причина такой внезапной и продуманной щедрости.
Луч у фонарика был мощный, белый и озарял коридор до самого конца. С таким фонариком никакие привидения не страшны. Билли двинулся в привычное путешествие по запутанным коридорам, в западное крыло академии. Правда, обычно он дожидался своего четвероногого провожатого, Душки, но сегодня пошел самостоятельно. Ему не терпелось доложить новости старику Иезекиилю.
Чем ближе была берлога старика, тем мрачнее делалось вокруг. Билли, как и всегда, предстояло миновать неизменно жутковатую анфиладу помещений, где темные чары Блура прямо-таки напитывали воздух. Казалось, они породили и толстый слой пыли, покрывавшей пол и скрадывавшей шаги, и обилие паутины, которой были затканы все проходы и которую ее хозяева-пауки тотчас деловито смыкали за спиной у Билли. Если бы в газовых трубках по стенам не шипели синие язычки, можно было бы подумать, что в темные коридоры и комнаты уже сотню лет не ступала нога человека.
Наконец луч фонарика уперся в черную дверь, покрытую множеством царапин, оставленных когтями Душки. Билли постучался, и изнутри отозвался скрипучий старческий голос:
– Кто там?
– Это я, Билли Гриф, – ответил мальчик.
– Входи, – велел голос.
Иезекииль Блур, по обыкновению, сидел в инвалидном кресле у пылающего камина. Со всех сторон в кресле были подоткнуты линялые бархатные подушки. С костлявых плеч старика свисала теплая накидка из овчины, на голове красовалась черная шерстяная шапочка, а облачен он был в бархатный черный сюртук с золотыми пуговицами. Несмотря на роскошный наряд старика, Билли, как всегда, подумал, что тот походит на скелет в скверном расположении духа.
Хватая ртом духоту, Билли без приглашения плюхнулся на краешек второго кресла. От спертого накаленного воздуха голова у него пошла кругом. К тому же в комнате соблазнительно пахло какао.
– А пес где? – каркнул старик.
– Не знаю, я не стал его дожидаться. У меня для вас важные новости. – Очки у Билли запотели от жары, и он принялся торопливо протирать их краешком халата.
– О, превосходно. – Старик оживился и подался вперед. – Новости о Чарли Боне?
– Почти. – Билли подышал на стекла очков.
– Так не тяни, рассказывай. Ну же!
– В общем, на самом деле первым это заметил Душка.
– Что – это? – сипло переспросил старик. – Какое такое «это»? И сколько можно повторять, собаку зовут Перси! Пора бы запомнить!
– Извините. Но он-то считает себя Душкой.
– Ладно, ладно, не важно, рассказывай! Билли нацепил на нос очки и тут же об этом пожалел. Старик навис над ним, так что теперь мальчик видел каждую морщинку и бородавку на его лице – то еще зрелище.
– Ну, сначала Душка завыл на лестнице, а мы учили уроки, и Манфред послал меня его утихомирить, потому что я умею говорить по-собачьи.
– Жаль, я не понимаю эту треклятую псину! – проскрипел старый Иезекииль. – Так что Перси тебе сказал?
– Сказал, что видел, как из ниоткуда появился какой-то мальчик. С шариком, маленьким блестящим шариком. Душ… Перси сказал, что шарик плохой.
– Что?!! – Старик зажал ладонью рот. – Как ты сказал? Мальчик с шариком? И какой это был шарик – стеклянный?
– Вроде того. – Билли слегка отодвинулся. Надо же, как старика потрясли новости!
– Нет, нет, невозможно, быть того не может. – Старик даже попытался встать, но ноги его не держали, и он вновь с головой погрузился в свой кокон из пледов и накидок.
– А потом я увидел в холле Чарли Бона, и Душка сказал, что тот мальчик с шариком – вылитый Чарли. – Билли затаил дыхание, ожидая, какое действие произведет вторая часть новостей. Он не ошибся. Эффект был сокрушительный.
– Чарли Бон! – Старик возбужденно хлопнул по подлокотнику кресла. – Ну разумеется, вот на кого он похож! То-то я терпеть не могу этого мальчишку. Отыщи его, Билли. И приведи сюда.
– Кого привести – Чарли?
– Да нет же, болван. Того, другого. Моего кузена Генри.
– Вашего кузена? – в замешательстве переспросил Билли. – Но я же не знаю, где он.
– Ты мне сам только что сказал, что он здесь, в академии. Найти и привести его проще простого. Неужели не справишься?
– Так он – ваш двоюродный брат?
– Да, да, именно. Я услал его к свиньям собачьим много лет назад. И думать не думал, что этот поганец опять попадется мне на глаза. – Дребезжащий старческий голос перешел в едва различимое бормотание. – По всей видимости, это как-то связано с погодой. Совпадение в температуре воздуха или что-то подобное. Хм-хм… Вот как работает Времяворот. Хм-хм… – Он побарабанил костлявыми пальцами по подлокотнику.
– А что такое Времяворот? – Незнакомое слово заинтересовало Билли.
Черные прищуренные глаза старика смотрели как будто сквозь мальчика.
– Чудодейственный предмет, – негромко сказал он, – выглядит как стеклянный шарик – чуть больше обычного, какими играют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Принеси ему что-нибудь на большой перемене, с ленча, это лучше всего, – предложил Фиделио. – Можешь взять мою порцию мяса и быстро смотаться в башню, а я… – Он смолк на полуслове, потому что из-за края холста высунулось хорошенькое девчоночье личико.
– А что это вы тут делаете, а? – с интересом спросила Эмма Толли.
Чарли так и подмывало посвятить ее в тайну. Ведь Эмма – друг, и потом, она тоже из особо одаренных. Но он прикусил язык.
– Так, треплемся о том о сем, – неопределенно ответил он. – В спальне-то спокойно поговорить не дадут.
– У нас тоже шумно, – пожаловалась Эмма. – Вот я и пришла рисунок закончить.
– Мы как раз собирались уходить, так что тебе не помешаем, – заверил Фиделио.
Приятели выбрались из-за холста, и тут Чарли заметил на столе большой альбом для рисования. Он невольно шагнул вперед, чтобы рассмотреть рисунки поближе
– Это мое, – смущенно сказала Эмма. – Так, ничего особенного, самые обыкновенные наброски.
Но обыкновенными эти наброски не были. Альбом был полон изображений птиц: птицы летали, плавали, вили гнезда, высиживали птенцов, чистили оперение. И как же здорово они были нарисованы! Совсем как настоящие! Чарли даже показалось, что, дотронься он до страницы, под рукой окажутся настоящие перья.
– Просто потрясающие рисунки! – восторженно прошептал он.
– Точно, блеск! – подтвердил Фиделио.
– Большущее спасибо! – Эмма застенчиво улыбнулась.
Дверь мастерской отворилась, и взрослый голос поинтересовался:
– Что у нас тут, вернисаж?
С первого взгляда на мистера Краплака можно было безошибочно определить, что он художник. Одежда преподавателя вечно была заляпана краской, в том числе и зеленый плащ (если мистер Краплак по артистической рассеянности не забывал его надеть), а иной раз брызги краски попадали даже на длинные волосы, связанные в хвост. При этом вид у мистера Краплака всегда был такой цветущий, будто он только что вернулся с этюдов на пленере: щеки пышут румянцем, глаза блестят.
– Я просто показывала свои наброски Чарли с Фиделио, – честно сказала Эмма. – Мы уже все.
– А, это на здоровье! – просиял мистер Краплак. – На музыке им такого не покажут. Что они там у себя видят, одни закорючки.
Мистер Краплак был совсем не страшный. И не вредный. Он никогда никого не оставлял после уроков, не наказывал учеников за неопрятность, опоздания и забывчивость. Единственное, что могло вывести его из себя, – это плохой рисунок. Мистер Краплак бросил на Чарли пристальный взгляд и сказал:
– Ага, юный Бон.
– Да, сэр, – выдавил Чарли. – Мы уже уходим, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Из мастерской все трое разбежались по спальням. Торопились они не зря: до отбоя оставалось пять минут. И надзирательница уже вышла на охоту, а в академии все знали, что милости от нее не дождешься. Чарли знал это лучше всех, потому что ему надзирательница, Лукреция Юбим, приходилась теткой – одной из трех.
По дороге в спальню мальчики издалека услышали, как надзирательница громогласно честит какую-то девочку за потерянную тапочку.
– Надо проскочить, пока она сюда не добралась. – Фиделио метнулся в музыкантскую спальню.
В спальне заговорщиков караулил Билли Гриф, столбиком сидевший на койке.
– Где ты ходишь? – быстро спросил он.
– Да так, пришлось одно задание переделать, – бросил Чарли, натягивая пижаму. Он как раз успел юркнуть под одеяло, когда в спальню сунулась надзирательница.
– Отбой! – протрубила она и щелкнула выключателем.
Голая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком, погасла.
– Ловко ты успел, минута в минуту, – прошептал с соседней койки Габриэль Муар.
Ворочаясь с боку на бок, Чарли думал о мальчике в музыкальной башне. Каково-то ему там, замерзшему, голодному и наверняка напуганному? И что с ним делать, с этим Генри Юбимом из 1916 года?
Генри Юбиму тоже не удавалось заснуть. В башне было круглое окошко, и Генри, вскарабкавшись на стул, смотрел на ночной город. Интересно, изменился ли мир за прошедшие девяносто лет?
Оказалось, изменился, и еще как. Можно было подумать, что над горизонтом стоит зарево пожара: небо над городом полыхало оранжевым. Неужели это уличные фонари такие яркие? А улиц-то сколько стало! И во всех домах светятся окошки, и по улицам пробегают огоньки, то красные, то белые.
– Автомобили, – прошептал Генри. – Сколько их развелось! Надо же!
– Надо же! – эхом отозвался у мальчика за спиной чей-то голос.
Генри резко обернулся. Рядом маячила высокая фигура мужчины. Фортепиано, к большому облегчению Генри, отнюдь не любителя музыки, давно смолкло.
– Это вы – мистер Пилигрим? – на всякий случай спросил Генри.
Ответа не последовало. В неярком свете, лившемся из окна, Генри различил бледное лицо учителя и черные как вороново крыло волосы. Выражение этого лица было отстраненное и задумчивое.
– А меня зовут Генри Юбим. Молчание.
Честное слово, как будто разговариваешь с кем-то, кто на самом деле не здесь! Может, признаться мистеру Пилигриму во всем? Уж наверно, вреда от этого не будет.
– Мне почти сто лет, – отважился Генри. – Ну, должно быть, около того.
В отдалении часы на колокольне собора начали бить полночь. Бомм, бомм, бомм – плыло над городом. Мистер Пилигрим повернулся к Генри. Глаза его странно блеснули.
Часы пробили двенадцать. Мистер Пилигрим вдруг спросил:
– Тебе холодно?
– Не без того, – откликнулся Генри. Мистер Пилигрим снял свой синий плащ и набросил его на плечи мальчику.
– Спасибо! – поблагодарил Генри, слезая со стула.
Мистер Пилигрим неожиданно улыбнулся. Потом дотянулся до самой верхней из книжных полок и извлек из-за книг жестянку. Открыв, он протянул ее Генри.
– Овсяное печенье. Видишь ли, я тут почти что живу, а есть-то надо.
– Надо, – согласился Генри и вежливо взял одно печенье.
Мистер Пилигрим не стал предлагать взять еще – просто пристроил жестянку на стул и предложил:
– Угощайся.
Взгляд у него снова потух, и он опять смотрел точно издалека или спросонья, как-будто пытался что-то вспомнить. Потом нахмурился и тихо сказал:
– Спокойной ночи.
Генри даже не успел ответить, а мистер Пилигрим уже беззвучно спускался по лестнице. Лучше бы он остался, с ним как-то спокойнее, и дело даже не в плаще, за который Генри был ему благодарен, хотя мерз не так уж и сильно. Только теперь он заметил, что началась оттепель. Сосульки за окном таяли. И не только за окном.
Кап, кап, кап. Капель зазвучала по всему городу. Генри слушал, как стучат крупные капли, и расстраивался все сильнее. Мальчик как раз пришел к выводу, что его путешествие во времени неким таинственным образом связано с морозом. Ведь он попал в академию Блур, но в будущее, именно в тот день, когда стояла такая же морозная погода, что и в январе 1916 года, рассуждал Генри. Значит, дальнейшее путешествие зависит от перемены погоды.
– Я не смогу вернуться домой! – отчаянно прошептал он. – И никогда ни увижу маму, папу, Джеймса и Дафну! – К горлу у Генри подступили рыдания. – Но я должен! Должен вернуться во что бы то ни стало!
Глава 5
МНОГО ШУМУ ИЗ-ЗА ОЛИВИИ
Билли Гриф в эту ночь тоже не спал. Две недели каникул он ночевал в полном одиночестве в пустой спальне, так что теперь приходилось заново привыкать к скрипу пружин, сопению и бормотанию. Сон у Билли всегда был чуткий, поэтому каждый раз обратное привыкание давалось ему с трудом.
К тому же нынче ночью маленький альбинос был очень взбудоражен. Он выяснил кое-что интересное для старика Иезекииля Блура. Кое-что такое, за что старик его наверняка наградит! Дождавшись, пока все мальчишки уснут, Билли сунул ноги в тапочки, накинул халат и крадучись вышел из спальни. Он был такой маленький и легкий, что пол под ним почти не скрипел.
Дорогу себе Билли освещал ярким фонариком, рождественским подарком Манфреда Блура. Вообще-то подарок от грозного школьного старосты был для Билли полной неожиданностью, он даже испугался на всякий случай, но, когда Манфред, вручая фонарик, наклонился к его уху и прошептал: «Чтобы шпионить было удобнее», мальчик сообразил, в чем причина такой внезапной и продуманной щедрости.
Луч у фонарика был мощный, белый и озарял коридор до самого конца. С таким фонариком никакие привидения не страшны. Билли двинулся в привычное путешествие по запутанным коридорам, в западное крыло академии. Правда, обычно он дожидался своего четвероногого провожатого, Душки, но сегодня пошел самостоятельно. Ему не терпелось доложить новости старику Иезекиилю.
Чем ближе была берлога старика, тем мрачнее делалось вокруг. Билли, как и всегда, предстояло миновать неизменно жутковатую анфиладу помещений, где темные чары Блура прямо-таки напитывали воздух. Казалось, они породили и толстый слой пыли, покрывавшей пол и скрадывавшей шаги, и обилие паутины, которой были затканы все проходы и которую ее хозяева-пауки тотчас деловито смыкали за спиной у Билли. Если бы в газовых трубках по стенам не шипели синие язычки, можно было бы подумать, что в темные коридоры и комнаты уже сотню лет не ступала нога человека.
Наконец луч фонарика уперся в черную дверь, покрытую множеством царапин, оставленных когтями Душки. Билли постучался, и изнутри отозвался скрипучий старческий голос:
– Кто там?
– Это я, Билли Гриф, – ответил мальчик.
– Входи, – велел голос.
Иезекииль Блур, по обыкновению, сидел в инвалидном кресле у пылающего камина. Со всех сторон в кресле были подоткнуты линялые бархатные подушки. С костлявых плеч старика свисала теплая накидка из овчины, на голове красовалась черная шерстяная шапочка, а облачен он был в бархатный черный сюртук с золотыми пуговицами. Несмотря на роскошный наряд старика, Билли, как всегда, подумал, что тот походит на скелет в скверном расположении духа.
Хватая ртом духоту, Билли без приглашения плюхнулся на краешек второго кресла. От спертого накаленного воздуха голова у него пошла кругом. К тому же в комнате соблазнительно пахло какао.
– А пес где? – каркнул старик.
– Не знаю, я не стал его дожидаться. У меня для вас важные новости. – Очки у Билли запотели от жары, и он принялся торопливо протирать их краешком халата.
– О, превосходно. – Старик оживился и подался вперед. – Новости о Чарли Боне?
– Почти. – Билли подышал на стекла очков.
– Так не тяни, рассказывай. Ну же!
– В общем, на самом деле первым это заметил Душка.
– Что – это? – сипло переспросил старик. – Какое такое «это»? И сколько можно повторять, собаку зовут Перси! Пора бы запомнить!
– Извините. Но он-то считает себя Душкой.
– Ладно, ладно, не важно, рассказывай! Билли нацепил на нос очки и тут же об этом пожалел. Старик навис над ним, так что теперь мальчик видел каждую морщинку и бородавку на его лице – то еще зрелище.
– Ну, сначала Душка завыл на лестнице, а мы учили уроки, и Манфред послал меня его утихомирить, потому что я умею говорить по-собачьи.
– Жаль, я не понимаю эту треклятую псину! – проскрипел старый Иезекииль. – Так что Перси тебе сказал?
– Сказал, что видел, как из ниоткуда появился какой-то мальчик. С шариком, маленьким блестящим шариком. Душ… Перси сказал, что шарик плохой.
– Что?!! – Старик зажал ладонью рот. – Как ты сказал? Мальчик с шариком? И какой это был шарик – стеклянный?
– Вроде того. – Билли слегка отодвинулся. Надо же, как старика потрясли новости!
– Нет, нет, невозможно, быть того не может. – Старик даже попытался встать, но ноги его не держали, и он вновь с головой погрузился в свой кокон из пледов и накидок.
– А потом я увидел в холле Чарли Бона, и Душка сказал, что тот мальчик с шариком – вылитый Чарли. – Билли затаил дыхание, ожидая, какое действие произведет вторая часть новостей. Он не ошибся. Эффект был сокрушительный.
– Чарли Бон! – Старик возбужденно хлопнул по подлокотнику кресла. – Ну разумеется, вот на кого он похож! То-то я терпеть не могу этого мальчишку. Отыщи его, Билли. И приведи сюда.
– Кого привести – Чарли?
– Да нет же, болван. Того, другого. Моего кузена Генри.
– Вашего кузена? – в замешательстве переспросил Билли. – Но я же не знаю, где он.
– Ты мне сам только что сказал, что он здесь, в академии. Найти и привести его проще простого. Неужели не справишься?
– Так он – ваш двоюродный брат?
– Да, да, именно. Я услал его к свиньям собачьим много лет назад. И думать не думал, что этот поганец опять попадется мне на глаза. – Дребезжащий старческий голос перешел в едва различимое бормотание. – По всей видимости, это как-то связано с погодой. Совпадение в температуре воздуха или что-то подобное. Хм-хм… Вот как работает Времяворот. Хм-хм… – Он побарабанил костлявыми пальцами по подлокотнику.
– А что такое Времяворот? – Незнакомое слово заинтересовало Билли.
Черные прищуренные глаза старика смотрели как будто сквозь мальчика.
– Чудодейственный предмет, – негромко сказал он, – выглядит как стеклянный шарик – чуть больше обычного, какими играют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32