Попасть на площадку было бы трудно даже самому опытному скалолазу. Скала, что заканчивалась площадкой, вздымалась в небо вертикально, и глубокая пропасть со всех сторон окружала ее. Но если б внимательный наблюдатель чудом оказался на площадке, он мог бы заметить вот что. Огромный вытянутый синеватый камень походил на троллейбус, словно кто-то водрузил здесь грубо отесанный памятник обитателю городских улиц и площадей. Островерхий камень побольше казался старушкой в чепце, а два остальных --застывшими рядом девочками.
И, действительно, это были наши старые знакомые. Фантолетта ужасно боялась, что Лиза или Алена упадут со скалы в пропасть. Фея уговорила девочек превратиться в камни ненадолго, обещая, что они будут все видеть и слышать. За компанию старушка заколдовала также троллейбус и саму себя. Да и для маскировки это было неплохо. Пролетит невзначай вражеский лазутчик на метле, на ковре-самолете, на батарее парового отопления, посмотрит вниз --никого, камни и камни.
Часа два назад Печенюшкин, Федя, дон Морковкин, кобра и десяток -- для начала -- кукол улетели с площадки. Улетели без всяких приспособлений, даже руками не махали. А кобре и нечем было махать, разве что хвостом. Пестрая вереница, издали похожая на журавлиный клин, быстро удаляясь в сторону пещеры, пропала в конце концов из виду.
И очень скоро стали оттуда доноситься приглушенные расстоянием звуки боя. Девочкам, превращенным в камни, казалось, что слух у них обострился невероятно. Лязг оружия, хриплые крики, тяжелое падение тел, визг кукол, попавших в плен... Потом наступала тишина, а через какое-то время все повторялось снова, и хотя слов нельзя было различить, смысл происходящего не ускользал от детей и так.
У Аленки страшно чесалось левое ухо, хоть плачь. Но поднять каменную руку, заплакать, закричать, позвать на помощь она не могла. Это было настолько обидно и непривычно, что у девочки от возмущения резко подскочила температура. Прохладный горный воздух вокруг камня зашипел, превращаясь в пар.
И в это мгновение, откуда ни возьмись, появился на площадке Печенюшкин. Он тяжело дышал. В глазах еще горел азарт боя -- видно, только что перенесся сюда прямо от пещеры. Мигом поняв обстановку, герой взмахнул рукой, кудрявая сиреневая тучка поспешила сверху и, застыв в метре над каменной Аленкой, пролилась теплым дождиком.
Едва тучка растаяла, ко всем превращенным вернулся прежний вид. Алена ревела, захлебываясь.
-- Да! -- выкрикивала она, рыдая. -- Себе всю страну хотите спасать, а меня водой поливаете, как огурец! А потом к драконам в зубы! А потом и бассейне будете топить! Умрешь тут и даже ушко не почешешь!
Фея обняла Аленку крепко-крепко.
-- Леночка! -- взмолилась она. -- Это я виновата. Задремала от горного воздуха. Не сердись, рыбка моя! Глаз теперь с тебя не спущу!
Девочка притихла.
-- Я не буду больше, -- сказала вдруг она.-- Это вы меня простите. Некогда плакать, летим скорей к пещере. Я часто обижаюсь, потому что -- папа говорит -- у меня характер мамин. -- Она вздохнула. -- А мама говорит, что папин.
-- Ну и отлично! -- обрадовался Печенюшкин. -- Скорей в троллейбус. Враги в растерянности, от пещеры отступили, Ляпус лично с огромным войском прибыл к источнику негрустина. Кобра, Федя и Морковкин на страже. Муха не пролетит.
У входа в пещеру, заросшего диким шиповником, единственной зеленью среди голых камней вокруг, шло прощание. Вот позади остались последние напутствия, и девочки шагнули внутрь. Взявшись за руки, они уходили все дальше в глубь пещеры. Вокруг было темно, лишь чуть мерцала узкая тропка под ногами. В кармане у каждой -- на крайний случай -- лежало наготове по волшебной красной таблетке бесстрашия. Пройдя еще несколько шагов, они остановились, как по команде, взглянули друг на друга, согласно кивнули и достали по маленькой розовой светящейся горошине. Это был специальный подарок Печенюшкина.
Алена вставила горошину в правое ухо, Лиза -- в левое, и тотчас тишина вокруг них расступилась, а вместо нее зазвучал знакомый неторопливый голос их друга и спасителя:
-- Диана и Гокко вот уже недели две жили на берегу озера в чудесном убежище Пиччи-Нюша...
Глава восьмая
Печенюшкин. История третья
Диана и Гокко вот уже недели две жили на берегу озера в чудесном убежище Пиччи-Нюша. Хозяин их почти все время отсутствовал. Он появился раза четыре, голодный, растрепанный, уставший, с аппетитом ел и задремывал ненадолго. Проснувшись, Пиччи обязательно рассказывал детям какую-нибудь невероятно смешную историю и исчезал снова, уверяя, что этот раз -- уж наверняка последний.
-- Пиччи! -- сказал Гокко в последнее появление хозяина, когда тот, отдохнувший, по обыкновению смешил их до упаду. -- Разве тебе обязательно есть и спать, как и обычным живым существам? Стоит ли тратить на это время?
-- Спроси у толстого человека, зачем он столько ест?-- живо откликнулась обезьянка. -- Для того, чтобы не чувствовать голода, достаточно и половины, а то и меньше. Так и я -- необходимости нет, зато так приятно проглотить что-нибудь вкусное. А как здорово уснуть, зная, что хорошо сделал свою работу, и проснуться для новых дел! Пусть тело у меня волшебное, зато душа человеческая. Точнее, обезьянья, но ведь это почти одно и то же.
А знаешь, Диана, -- продолжал Пиччи, -- настало время заняться твоими делами. Мы улетали на закате, верно? Так вот, я предлагаю вернуться в твою страну утром следующего дня. Следующего за вечером нашего отлета.
-- А разве можно так?! -- воскликнула девочка. -- Уже, наверное, месяц прошел?
-- Можно, -- заверила обезьянка. -- В этом домике и вокруг него время идет по иным законам, чем везде.
-- А кто установил эти законы? -- допытывалась Диана. -- Неужели ты?
-- Давай, не будем об этом говорить, -- скромно отозвался хозяин. --Есть старинная поговорка, и не я ее придумал: "Если нельзя, но очень хочется, то можно".
-- Ох, Пиччи, -- покачала головой Диана, с обожанием глядя на зверька, -- у нас тебя ОБЯЗАТЕЛЬНО сожгли бы на костре...
-- Еще неизвестно, кто бы кого сжег! -- запальчиво вмешался Гокко. -- А у нас, в племени тупинабама, тебе бы поклонялись, как богу.
-- И то и другое одинаково плохо! -- быстро ответил Пиччи. -- И, вообще, разницы мало. Сколько уже раз люди поклонялись казненным и сжигали богов... Но я опять отвлекся. Хотите знать, что делает сейчас первый министр?
-- Конечно, да! -- хором заявили дети.
-- Сейчас посмотрим. Помнишь, Диана, скамейку, висящую на цепях в дворцовом парке? Ту, где ты сидела, когда принц Лютик рассказывал тебе про обезьянку? Там еще в двух шагах, в центре огромной клумбы, расцветал пышный розовый куст.
-- Кажется, помню, -- неуверенно отозвалась Диана. -- Да, вспомнила! На нем как раз распустились три бутона. Белые розы.
-- Точно! Я думаю, этот кустик неплохо бы выглядел у нашего крыльца. Ну-ка, гляньте в окошко! Раз, два, три!
Пиччи махнул лапкой, и слева от крыльца на ровном месте появился розовый куст. Три белых розы на нем так были хороши, что, казалось, светились сами.
-- Только не подумайте, что я его украл, -- шепотом объяснил хозяин. --Потом верну. А пока освободившееся место займем мы. Ну, поехали!
Солнце светило ярко, утро было тихим, парк -- безлюдным. Солнечные зайчики на скамейке сидели чинно и неподвижно. Лишь если б кому-то пришла охота следить за ними долго-долго, он обнаружил бы, что зайчики все же перемещаются. Очень медленно, с той же скоростью, что и солнце, ползущее к зениту. Но следить было некому. Жарко. Лишь розовый пышный куст, росший посередине огромной клумбы, похоже, совсем не страдал от жары. Капельки росы каким-то чудом не высыхали на его листьях и лепестках, три дивных розы --белая, желтая и алая -- не никли под жгучими лучами, а изо всех сил тянулись к солнцу.
Но вот шорох ветвей и негромкие голоса нарушили тишину. По узкой боковой тропинке к скамейке, висевшей на цепях, выбрались двое. Разряженная толстая дама шумно пыхтела от духоты и жары и обмахивалась веером и носовым платком сразу. Увидев скамейку, она попыталась немедленно плюхнуться на сиденье, но мужчина, шедший следом, остановил ее. С сомнением он посмотрел на тонкие цепочки, прикреплявшие скамейку к каменным столбикам, затем на толстуху.
-- Боюсь, этот куриный насест не рассчитан на вашу чудную фигурку, моя Брунгильда. Лучше я присяду сам. Вы будете неспешно раскачивать меня, а я тем временем поведаю изящный план. Здесь нас некому подслушать.
-- Я вся -- внимание, милый Адельфан, -- хрипло отозвалась дама. --Готова слушать вас часами. Звук вашего голоса так музыкален. Я сразу же засыпаю... то есть, простите, внимаю и восхищаюсь.
-- Ну уж, стоя, надеюсь, она не заснет, -- пробормотал себе под нос первый министр. -- Главное, запомните все, моя прелесть! -- продолжал он громко. -- В вашей очаровательной головке столько умных мыслей, что чему-то лишнему просто трудно туда втиснуться. Но для моего плана освободите местечко. Он очень важен для нас обоих.
Итак, завтра днем состоится королевское купание. Помните это пленительное место в заливе Тизифоны? Течение медленное, плавное, густая листва закрывает купальню от солнца, чудесные лилии выглядывают из воды то там, то тут! Почему я не родился поэтом, боже мой?.. Вчера вечером я был там, бродил по берегу, любовался закатом. Возле дальнего края купальни, снаружи, в воде, в нескольких метрах, растет лилия волшебной красоты. Во время купания вы должны уговорить Диану перебраться через перила, доплыть до цветка и сорвать его для вас. Там глубоко. Совсем рядом заросли камыша. Но вряд ли кто знает, что между лилией и камышом глубокий и страшный омут. Девчонку стоит только чуть подтолкнуть, и ее затянет в омут. Вы же знаете, обожаемая, что я плаваю, как дельфинчик. Буду сидеть на дне и дышать через камышинку. Замысел так приятен, что хочется сделать все своими руками.
Потом, значительно позже, девчонку, конечно, найдут ныряльщики. Пусть. Главное -- сразу отвлечь чем-то серьезным внимание короля, принца и придворных. Это я подготовлю. Изобразим, например, с помощью бродячих актеров восстание народа. До Дианы ли тут будет? Зато мы похороним крошку с такими почестями, какие и не снились ей за всю ее короткую ангельскую жизнь.
-- А как же принц? -- робко спросила Брунгильда. Она побледнела от страха, но в широко раскрытых совиных глазах ее, в глубине зрачков мерцали две маленьких сияющих короны.
-- Что принц?! -- с пренебрежением отозвался министр. -- Что ему останется делать! Поплачет, напишет длиннющие, скучнющие стихи на могилу и, как миленький, женится на принцессе Филифлюк.
-- Смотрите, Адельфан! -- воскликнула вдруг министерша. -- Цветы! Розовый куст! Белая роза стала алой, а желтая потемнела. Они меняют окраску. Как изысканно! Я хочу их сорвать!
Первый министр взглянул на куст, пожал плечами, затем перевел взгляд на потное глупое лицо жены. Видно было, что ему хочется сказать грубость, но вельможа, как обычно, сдержался.
-- Вы перетрудились, качая меня, дорогая, -- мягко ответил он. --Устали, и кровь прилила от натуги к вашему бедному затылочку. Не надо рвать цветочки. Исколете пальчики, вытопчете клумбочку. Я прикажу это сделать садовнику. Пойдемте.
Он легко спрыгнул со скамейки, подал руку жене, и, не спеша, заговорщики удалились по желтой, усыпанной гравием, дорожке парка.
Розовый куст исчез. Вместо него трое друзей стояли в центре клумбы: красная от возмущения Диана, Гокко, с лицом, потемневшим от гнева, и Пиччи-Нюш, такой же, как и всегда.
-- Фу! -- почесал нос Пиччи. -- Нелегко быть розой. Я чуть не расчихался от собственного запаха! Мы едва не попались. Счастье, что министр не поверил жене. Ну, ничего! Пусть они готовятся, мы подготовимся тоже.
Королевская купальня напоминала огромную беседку под навесом из голубого шелка, затканного золотыми звездами. С берега к ней вели деревянные, покрытые коврами мостки с точеными перильцами. Внутри купальню опоясывали скамейки розового мрамора, прямо с них можно было входить в воду. Вначале глубина была по колено, а к середине скрывала человека среднего роста, примерно до подбородка. Дно было сделано из лиственницы, не гниющей в воде.
Длинную узкую аллею, ведущую к берегу из дворца, обступали с обеих сторон гигантские липы. Лишь у самых мостков деревья слегка расступались, образуя полукруглую площадку, покрытую мелким белым песком. Во время купания там всегда стояли наготове слуги с верхней одеждой придворных дам и кавалеров.
Кто бултыхался в воде, весело визжа, либо сосредоточенно пыхтя, кто, сидя на скамейках, вел легкие неспешные разговоры. Все -- и мужчины, и женщины -- были без париков, в длинных, до пят, одеяниях из тонкого батиста, напоминавших ночные рубашки и украшенных всевозможными бантиками.
Король, стоя в воде по пояс, время от времени плюхался на живот, брызгался и истошно орал, делая вид, что тонет. Его мгновенно вытаскивали, укладывали на скамью и, с фальшивыми криками ужаса, принимались откачивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27