Это и была Дианка.
– Ты?… - удивился Моржов.
Диана ничего не сказала. Моржов прошёл вперёд и неуверенно присел на стул рядом с Дианой.
– Что ты здесь делаешь?
Во времена их супружества Дианка работала музруководительницей в детском садике.
– Я теперь здесь завуч, - тихо ответила Диана. Она нисколько не удивилась Моржову, будто ждала его.
– Какой завуч? - глупо спросил Моржов, лишь бы не молчать.
– По внеклассной работе.
Диана смотрела на Моржова так отрешённо и устало, словно они и не расстались больше года назад. Диана ничуть не изменилась, а может, даже похорошела. Стала как-то круглее без полноты, точно её изнутри надула неизрасходованная женственность. Только вот лица такого Моржов у Дианки никогда не видел. Лицо было - как остановившиеся часы, и глаза - как у ошеломлённого, не пришедшего в себя человека. Дианка была по-прежнему очень красивой, но теперь уже совершенно нечувственной, как римская копия с греческого подлинника.
Усилием воли Моржов прогнал по своему хребту волну холода.
– Если ты завуч по внеклассной работе, значит, в твоём ведении сертификаты на школьников, да? - сухо спросил он.
Диана без слов кивнула.
– Я сейчас в загородном лагере работаю, у нас детей не хватает. Нужно сертификатов штук тридцать.
Сможешь дать мне их? Я верну сразу, как закончится смена.
Диана перевела взгляд на свои руки, лежащие на столе, на каких-то бумагах. Сама Диана выглядела очень аристократично, а вот руки были великоваты, грубоваты. Но Моржову, наоборот, нравились грубоватые преувеличения - нравились большие руки Дианы, большие груди, большой зад… Ничего не поделаешь, вкус предместий. Однако сейчас Моржов Диану не хотел. Просто не хотел. Если придётся платить за сертификаты постелью, он заплатит (виагра с собой), но даже Стелла Моржову казалась более предпочтительней.
– Дам, - без эмоций согласилась Диана. - Только сертификаты у меня дома. Я их там заполняю, а потом сюда приношу.
– Во всех школах они в сейфах лежат, а в гимназии - у завуча в спальне под диваном? - саркастически спросил Моржов.
– Не всё ли равно? Кому они нужны до осени?
– И когда мне зайти к тебе? - спросил Моржов.
– Можно и сейчас сходить. Делать здесь мне и так нечего.
Моржов не очень понял расклад намерений. Диана хотела заняться сексом прямо сейчас?… Диана, пуританка?…
– А твои родители?
– На работе.
Моржов побарабанил пальцами по столу.
– Мы трахнемся? - напрямик спросил он. Диана опустила голову, словно это не она его, а он её принуждал отдаться.
– Как скажешь… - едва слышно ответила она. Диана абсолютно не походила на себя такую, какой привык видеть её Моржов. Моржов не понимал, что случилось, как всё расценивать, к чему готовиться. Не понимал, а потому и злился.
– Пойдём, - решительно сказал он, вставая.
Гимназия находилась совсем недалеко от Дианкиного дома - если идти дворами. Диана и повела Моржова дворами. Моржов опять удивлялся: он не мог представить Диану в таких декорациях. Диана всегда выбирала торжественные и богатые пути - улицы с витринами, бульвары, проспекты, аллеи… Поэтому она всегда напоминала Моржову изящную и манерную королевскую карету пышной эпохи рококо.
А сердцевая часть города Ковязин была не в стиле рококо, а в стиле сталинского ампира. Добротные домины по-хозяйски определялись в пространстве своими прочными, рустованными углами. Они не лезли ввысь, где их пафос никто не разглядит. Увешанные декором, с годами они барски обрюзгли. Но, перемещаясь дворами, Моржов и Дианка наблюдали только изнанку этого барства: высокие старые тополя; самодельные деревенские скамейки у подъездов; вздутые тротуары; газоны, огороженные вкопанными и покрашенными автопокрышками; навеки разрытые траншеи, где чернели трубы, словно эксгумированные покойники; нагромождения ржавых гаражей и дощатых сарайчиков; заросли нестриженых акаций; переполненные мусорные баки, по которым шныряли огромные, голенастые, сюрреалистически-ловкие помойные псы.
Некогда Пролёт, Пролетарский район города Ковязин, застраивался вовсе не для пролетариата, а для новой номенклатуры. Но номенклатура недалеко ушла от своего первоисточника. И роскошью она по-прежнему де-факто считала вовсе не трёхметровые потолки квартир, не паркет и не гипсовые барельефы на фронтонах, а запас мануфактуры в крепко-накрепко запертом амбаре, глубокий погреб, полный солений-варений, и хлев, чтобы вмещал не меньше десятка свиноматок.
И получился ампир-сортир - бастардовая, то есть, если по-русски, выблядочная помпезность. Пролёт был переходным этапом от дворцов к хрущобам. Точнее, остановкой на этом пути. Традиционалист и прагматик Черчилль говаривал, дымя сигарой, что нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка. А город Ковязин сумел сделать это играючи: одним прыжком перелетел с Крестопоклонной площади в Пролёт, перекурил здесь беломориной и вторым прыжком унёсся в хрущобы.
Хотя, может, всё было и не совсем так. Уже девяносто лет город Ковязин делили меж собой две враждующие криминальные группировки. Одна - ОПГ имени Проклятия Купца Забиякина, которая любое дело превращала в блядство. Другая - ОПГ под руководством Призрака Великой Цели, которая блядство считала вполне пригодным материалом для строительства рая. И здесь, на Пролёте, Забиякин и Призрак устроили сходняк.
Его результатом оказалась не перестрелка, а Кризис Вербальное™. Забиякин и Призрак сумели ужиться друг с другом, но договориться не смогли. Не нашлось слов. Когда номенклатура и быдло, палачи и жертвы, герои и предатели, поясняя свои деяния, произносят одни и те же слова, смысл вытекает из слов, как сырое яйцо из пробитой скорлупы. Попытка создать невербальное общество, где ценности транслируются через своё происхождение, через некую социальную генетику, провалилась. Генетика не удовлетворяла требованиям Призрака. Но и попытка завербализировать всё подряд тоже была растоптана Забиякиным. В городе Ковязине, закодированном боярином Ковязей, наслоилось слишком много различных плацдармов, чтобы для всех них можно было отыскать что-то усреднённо-приятное - разумеется, кроме блядства. Так и получилось ДП(ПНН).
И Моржову тоже нечего было сказать Дианке, поэтому всю дорогу они шли молча.
Они подошли к Дианкиному дому, вошли в подъезд, поднялись на второй этаж - а Моржов ничего не почувствовал. Ни ностальгии, ни сожаления, ни удовлетворения от того, что он вырвался из этой тюрьмы.
В прихожей к Моржову и Дианке кинулся косматый белый кот, напоминающий грязную хризантему. Раньше никакой живности в доме Дианки не водилось. Моржов нагнулся и поднял кота под мышки, посмотрел ему в морду. Кот ответил влюблённым взглядом и, продолжая висеть, затарахтел, как трактор.
– Уважаю зверей, - сказал Моржов, опуская кота. - Как его по имени-отчеству?…
Дианка задумалась, словно не ожидала такого вопроса.
– Никак, - удивлённо ответила она.
– Как же ты его подзываешь? - в ответ удивился Моржов.
Дианка пожала плечами.
– Кис-кис, - сказала она. - Пойдём в комнату…
В комнате у Дианки не изменилось почти ничего. Всё здесь будто остекленело. Даже картинка, криво висящая на стене, покосилась, кажется, ещё при Моржове. Впрочем, нет. За шкафом на полу стоял ящичек с песком - отхожее место кота, а за диваном - два блюдечка. И пахло в комнате кошкой, а не сладкой парфюмерией, табаком и масляными красками, как было при Моржове. Моржов вдруг вспомнил, что Дианкина мама терпеть не могла собак и кошек. Это называлось «аллергия на шерсть». Видимо, когда мама была дома, кот сидел запертый в Дианкиной комнате. Здесь же ему приходилось и есть, и пить, и спать, и опорожняться… Короче, жить всю жизнь. Моржов вспомнил свою жизнь - и ему стало страшно жаль бессловесную, глупую животинку, обречённую без имени существовать в этих четырёх стенах. За что Дианка так покарала кота?
На столе у Дианки стопами лежали сертификаты. Рядом - груда классных журналов, из которых Дианка переписывала в сертификаты данные о школьниках.
– Слева уже подписанные, - сказала Дианка. - Бери их.
Моржов вытащил из кармана полиэтиленовый пакет, расправил его и отсчитал тридцать сертификатов.
– Ты не будешь записывать, какие я взял? - спросил он.
– Нет.
– Я не забуду, я правда отдам, - на всякий случай ещё раз уверил Дианку Моржов.
– Хорошо.
Моржов увидел, что на подоконнике лежит смятый алюминиевый тюбик масляной краски. Конечно, тюбик остался от моржовских времён. Почему Дианка не выбросила его?…
– Как ты поживаешь? - наконец спросил у Дианки Моржов.
Дианка рассеянно посмотрела куда-то в сторону.
– Никак, - сказала она.
Тюбик лежал на подоконнике, картинка висела косо… Эти сертификаты Дианка унесла домой только потому, что дома ей нечего было делать, а в гимназии можно хотя бы поболтать. Кот тёрся о ноги Моржова… Это был не кот. Это была бессловесная Дианкина тоска.
Моржов обнял Дианку, поцеловал, усадил на диван, на котором столько раз имел её, обнажённую, и присел рядом.
– Неужели всё так плохо? - спросил он.
– Да нормально… - замороженно ответила Дианка.
Кот запрыгнул на трюмо, лапой скатил на пол цилиндрик губной помады, в восторге слетел вслед за ним и погнал помаду по комнате. Дианка этого вроде бы и не заметила.
– Прости, моя хорошая… - погладив Диану по голове, сказал Моржов. - У нас не получилось… Никто не виноват.
– Если хочешь, мы можем снять квартиру… - с трудом сказала Дианка. - Там - без мамы, без папы…
– Ты меня так любишь? - недоверчиво спросил Моржов.
Диана, не глядя на него, едва заметно кивнула.
Моржов подумал, что в своей полной женщин жизни он гораздо чаще сам говорил «люблю», чем слышал это по отношению к себе. И - надо же… Диана… Ему всегда казалось, что она не очень-то и отражает, что рядом есть мужчина. Он думал, что для Дианки он - необходимые хлопоты, неизбежный груз, аксессуар. Диана и пластины-то его посмотрела-то не все. Она никогда не просила, как Розка, чтобы Моржов нарисовал её портрет. Когда с неё, голой, он писал свой цикл «Изгибы», она лишь пережидала это, как врачебную процедуру, при которой приходится раздеваться. Никогда она не была особенно сердечной и вообще - объективно - по уму сохранилась на уровне восьмиклассницы. А вот на тебе - любит. И не просто любит, а живёт им. Он ушёл - и жизнь ушла. Он явился за своей нуждой - и она безропотно всё ему дала: не торгуясь, без условий, даром… И Моржову вдруг стало страшно за себя. Он всё равно не хотел быть с Дианой. Лучше пожалеть и уйти, чем остаться и пожалеть.
И ещё он не хотел Дианку как женщину. Не вожделел. И сама она в его глазах уже не превращалась в мерцоида, в Мерциану… Может, в этом отсутствии сексуальности и крылась главная тайна Дианки? Да, Дианка была и глуповата, и простовата. Но, в отличие от почти всех прочих баб Моржова, её как-то стороной обошло Пиксельное Мышление. Она думала совершенно человеческим образом - как могла, конечно. Может, и ПМ не трахнуло её потому же, почему и Моржов не желал сейчас секса с Дианой?…
– Прости, - сказал Моржов, легонько навалил её на спинку дивана, полез рукой под подол её платья и осторожно засунул пальцы под резинку её трусиков. Диана терпела. - Прости, - повторил Моржов, вытаскивая руку. - Но ведь я тебе не нужен…
– Нужен, - тихо возразила Диана. - Это… это не там определяется…
Моржов и сам знал, что не там.
– Понимаешь, - честно сказал Моржов, - в лагере у меня сразу три любовницы… Эти сертификаты - для них. Без сертификатов тех девок выгонят с работы. А они совсем не приспособлены к жизни. У них без этой работы вся судьба поломается.
– Три - больше, чем одна, - едва слышно согласилась Дианка.
– Не в том дело… Я хотел просто потрахаться вволюшку, вот и заварил эту кашу. Но заглубился больше, чем обычно. И теперь я чувствую за них ответственность. Я не могу их бросить.
– А за меня ты ответственности не чувствуешь? Моржов с жалостью посмотрел на Дианку. Ему было больно за неё, но… Нет, он не чувствовал своей ответственности за неё. Пока они жили вместе, он ухаживал за Дианкой, сопереживал ей, волновался, если она где-нибудь задерживалась, а однажды, когда она до ночи просидела на дне рождения подружки, вломился к подружке в квартиру и дал в лоб какому-то хмырю, который обнимал Дианку. Но так было положено, это не ответственность… Дианка была ему… как чемодан. Ценная и полезная вещь. Если с ней что-то случится (например - украли), то злишься, что украли, а вовсе не страдаешь оттого, что чемодану с новым хозяином стало плохо. Моржов подумал, что после Троельги он мог бы ощутить свою ответственность и перед Дианкой, если бы встретил её сейчас… Но с дороги жизни отворот на Дианку он пробежал уже три года назад.
– Я пойду, - вставая, тяжело сказал Моржов. - Жаль, что у нас так вышло… Закрой за мной.
Он прошёл в прихожую, обулся и привычно отпер дверь. Руки не забыли навыков обращения с Дианкиными замками.
Диана стояла сзади, подойдя неслышно, как привидение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Ты?… - удивился Моржов.
Диана ничего не сказала. Моржов прошёл вперёд и неуверенно присел на стул рядом с Дианой.
– Что ты здесь делаешь?
Во времена их супружества Дианка работала музруководительницей в детском садике.
– Я теперь здесь завуч, - тихо ответила Диана. Она нисколько не удивилась Моржову, будто ждала его.
– Какой завуч? - глупо спросил Моржов, лишь бы не молчать.
– По внеклассной работе.
Диана смотрела на Моржова так отрешённо и устало, словно они и не расстались больше года назад. Диана ничуть не изменилась, а может, даже похорошела. Стала как-то круглее без полноты, точно её изнутри надула неизрасходованная женственность. Только вот лица такого Моржов у Дианки никогда не видел. Лицо было - как остановившиеся часы, и глаза - как у ошеломлённого, не пришедшего в себя человека. Дианка была по-прежнему очень красивой, но теперь уже совершенно нечувственной, как римская копия с греческого подлинника.
Усилием воли Моржов прогнал по своему хребту волну холода.
– Если ты завуч по внеклассной работе, значит, в твоём ведении сертификаты на школьников, да? - сухо спросил он.
Диана без слов кивнула.
– Я сейчас в загородном лагере работаю, у нас детей не хватает. Нужно сертификатов штук тридцать.
Сможешь дать мне их? Я верну сразу, как закончится смена.
Диана перевела взгляд на свои руки, лежащие на столе, на каких-то бумагах. Сама Диана выглядела очень аристократично, а вот руки были великоваты, грубоваты. Но Моржову, наоборот, нравились грубоватые преувеличения - нравились большие руки Дианы, большие груди, большой зад… Ничего не поделаешь, вкус предместий. Однако сейчас Моржов Диану не хотел. Просто не хотел. Если придётся платить за сертификаты постелью, он заплатит (виагра с собой), но даже Стелла Моржову казалась более предпочтительней.
– Дам, - без эмоций согласилась Диана. - Только сертификаты у меня дома. Я их там заполняю, а потом сюда приношу.
– Во всех школах они в сейфах лежат, а в гимназии - у завуча в спальне под диваном? - саркастически спросил Моржов.
– Не всё ли равно? Кому они нужны до осени?
– И когда мне зайти к тебе? - спросил Моржов.
– Можно и сейчас сходить. Делать здесь мне и так нечего.
Моржов не очень понял расклад намерений. Диана хотела заняться сексом прямо сейчас?… Диана, пуританка?…
– А твои родители?
– На работе.
Моржов побарабанил пальцами по столу.
– Мы трахнемся? - напрямик спросил он. Диана опустила голову, словно это не она его, а он её принуждал отдаться.
– Как скажешь… - едва слышно ответила она. Диана абсолютно не походила на себя такую, какой привык видеть её Моржов. Моржов не понимал, что случилось, как всё расценивать, к чему готовиться. Не понимал, а потому и злился.
– Пойдём, - решительно сказал он, вставая.
Гимназия находилась совсем недалеко от Дианкиного дома - если идти дворами. Диана и повела Моржова дворами. Моржов опять удивлялся: он не мог представить Диану в таких декорациях. Диана всегда выбирала торжественные и богатые пути - улицы с витринами, бульвары, проспекты, аллеи… Поэтому она всегда напоминала Моржову изящную и манерную королевскую карету пышной эпохи рококо.
А сердцевая часть города Ковязин была не в стиле рококо, а в стиле сталинского ампира. Добротные домины по-хозяйски определялись в пространстве своими прочными, рустованными углами. Они не лезли ввысь, где их пафос никто не разглядит. Увешанные декором, с годами они барски обрюзгли. Но, перемещаясь дворами, Моржов и Дианка наблюдали только изнанку этого барства: высокие старые тополя; самодельные деревенские скамейки у подъездов; вздутые тротуары; газоны, огороженные вкопанными и покрашенными автопокрышками; навеки разрытые траншеи, где чернели трубы, словно эксгумированные покойники; нагромождения ржавых гаражей и дощатых сарайчиков; заросли нестриженых акаций; переполненные мусорные баки, по которым шныряли огромные, голенастые, сюрреалистически-ловкие помойные псы.
Некогда Пролёт, Пролетарский район города Ковязин, застраивался вовсе не для пролетариата, а для новой номенклатуры. Но номенклатура недалеко ушла от своего первоисточника. И роскошью она по-прежнему де-факто считала вовсе не трёхметровые потолки квартир, не паркет и не гипсовые барельефы на фронтонах, а запас мануфактуры в крепко-накрепко запертом амбаре, глубокий погреб, полный солений-варений, и хлев, чтобы вмещал не меньше десятка свиноматок.
И получился ампир-сортир - бастардовая, то есть, если по-русски, выблядочная помпезность. Пролёт был переходным этапом от дворцов к хрущобам. Точнее, остановкой на этом пути. Традиционалист и прагматик Черчилль говаривал, дымя сигарой, что нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка. А город Ковязин сумел сделать это играючи: одним прыжком перелетел с Крестопоклонной площади в Пролёт, перекурил здесь беломориной и вторым прыжком унёсся в хрущобы.
Хотя, может, всё было и не совсем так. Уже девяносто лет город Ковязин делили меж собой две враждующие криминальные группировки. Одна - ОПГ имени Проклятия Купца Забиякина, которая любое дело превращала в блядство. Другая - ОПГ под руководством Призрака Великой Цели, которая блядство считала вполне пригодным материалом для строительства рая. И здесь, на Пролёте, Забиякин и Призрак устроили сходняк.
Его результатом оказалась не перестрелка, а Кризис Вербальное™. Забиякин и Призрак сумели ужиться друг с другом, но договориться не смогли. Не нашлось слов. Когда номенклатура и быдло, палачи и жертвы, герои и предатели, поясняя свои деяния, произносят одни и те же слова, смысл вытекает из слов, как сырое яйцо из пробитой скорлупы. Попытка создать невербальное общество, где ценности транслируются через своё происхождение, через некую социальную генетику, провалилась. Генетика не удовлетворяла требованиям Призрака. Но и попытка завербализировать всё подряд тоже была растоптана Забиякиным. В городе Ковязине, закодированном боярином Ковязей, наслоилось слишком много различных плацдармов, чтобы для всех них можно было отыскать что-то усреднённо-приятное - разумеется, кроме блядства. Так и получилось ДП(ПНН).
И Моржову тоже нечего было сказать Дианке, поэтому всю дорогу они шли молча.
Они подошли к Дианкиному дому, вошли в подъезд, поднялись на второй этаж - а Моржов ничего не почувствовал. Ни ностальгии, ни сожаления, ни удовлетворения от того, что он вырвался из этой тюрьмы.
В прихожей к Моржову и Дианке кинулся косматый белый кот, напоминающий грязную хризантему. Раньше никакой живности в доме Дианки не водилось. Моржов нагнулся и поднял кота под мышки, посмотрел ему в морду. Кот ответил влюблённым взглядом и, продолжая висеть, затарахтел, как трактор.
– Уважаю зверей, - сказал Моржов, опуская кота. - Как его по имени-отчеству?…
Дианка задумалась, словно не ожидала такого вопроса.
– Никак, - удивлённо ответила она.
– Как же ты его подзываешь? - в ответ удивился Моржов.
Дианка пожала плечами.
– Кис-кис, - сказала она. - Пойдём в комнату…
В комнате у Дианки не изменилось почти ничего. Всё здесь будто остекленело. Даже картинка, криво висящая на стене, покосилась, кажется, ещё при Моржове. Впрочем, нет. За шкафом на полу стоял ящичек с песком - отхожее место кота, а за диваном - два блюдечка. И пахло в комнате кошкой, а не сладкой парфюмерией, табаком и масляными красками, как было при Моржове. Моржов вдруг вспомнил, что Дианкина мама терпеть не могла собак и кошек. Это называлось «аллергия на шерсть». Видимо, когда мама была дома, кот сидел запертый в Дианкиной комнате. Здесь же ему приходилось и есть, и пить, и спать, и опорожняться… Короче, жить всю жизнь. Моржов вспомнил свою жизнь - и ему стало страшно жаль бессловесную, глупую животинку, обречённую без имени существовать в этих четырёх стенах. За что Дианка так покарала кота?
На столе у Дианки стопами лежали сертификаты. Рядом - груда классных журналов, из которых Дианка переписывала в сертификаты данные о школьниках.
– Слева уже подписанные, - сказала Дианка. - Бери их.
Моржов вытащил из кармана полиэтиленовый пакет, расправил его и отсчитал тридцать сертификатов.
– Ты не будешь записывать, какие я взял? - спросил он.
– Нет.
– Я не забуду, я правда отдам, - на всякий случай ещё раз уверил Дианку Моржов.
– Хорошо.
Моржов увидел, что на подоконнике лежит смятый алюминиевый тюбик масляной краски. Конечно, тюбик остался от моржовских времён. Почему Дианка не выбросила его?…
– Как ты поживаешь? - наконец спросил у Дианки Моржов.
Дианка рассеянно посмотрела куда-то в сторону.
– Никак, - сказала она.
Тюбик лежал на подоконнике, картинка висела косо… Эти сертификаты Дианка унесла домой только потому, что дома ей нечего было делать, а в гимназии можно хотя бы поболтать. Кот тёрся о ноги Моржова… Это был не кот. Это была бессловесная Дианкина тоска.
Моржов обнял Дианку, поцеловал, усадил на диван, на котором столько раз имел её, обнажённую, и присел рядом.
– Неужели всё так плохо? - спросил он.
– Да нормально… - замороженно ответила Дианка.
Кот запрыгнул на трюмо, лапой скатил на пол цилиндрик губной помады, в восторге слетел вслед за ним и погнал помаду по комнате. Дианка этого вроде бы и не заметила.
– Прости, моя хорошая… - погладив Диану по голове, сказал Моржов. - У нас не получилось… Никто не виноват.
– Если хочешь, мы можем снять квартиру… - с трудом сказала Дианка. - Там - без мамы, без папы…
– Ты меня так любишь? - недоверчиво спросил Моржов.
Диана, не глядя на него, едва заметно кивнула.
Моржов подумал, что в своей полной женщин жизни он гораздо чаще сам говорил «люблю», чем слышал это по отношению к себе. И - надо же… Диана… Ему всегда казалось, что она не очень-то и отражает, что рядом есть мужчина. Он думал, что для Дианки он - необходимые хлопоты, неизбежный груз, аксессуар. Диана и пластины-то его посмотрела-то не все. Она никогда не просила, как Розка, чтобы Моржов нарисовал её портрет. Когда с неё, голой, он писал свой цикл «Изгибы», она лишь пережидала это, как врачебную процедуру, при которой приходится раздеваться. Никогда она не была особенно сердечной и вообще - объективно - по уму сохранилась на уровне восьмиклассницы. А вот на тебе - любит. И не просто любит, а живёт им. Он ушёл - и жизнь ушла. Он явился за своей нуждой - и она безропотно всё ему дала: не торгуясь, без условий, даром… И Моржову вдруг стало страшно за себя. Он всё равно не хотел быть с Дианой. Лучше пожалеть и уйти, чем остаться и пожалеть.
И ещё он не хотел Дианку как женщину. Не вожделел. И сама она в его глазах уже не превращалась в мерцоида, в Мерциану… Может, в этом отсутствии сексуальности и крылась главная тайна Дианки? Да, Дианка была и глуповата, и простовата. Но, в отличие от почти всех прочих баб Моржова, её как-то стороной обошло Пиксельное Мышление. Она думала совершенно человеческим образом - как могла, конечно. Может, и ПМ не трахнуло её потому же, почему и Моржов не желал сейчас секса с Дианой?…
– Прости, - сказал Моржов, легонько навалил её на спинку дивана, полез рукой под подол её платья и осторожно засунул пальцы под резинку её трусиков. Диана терпела. - Прости, - повторил Моржов, вытаскивая руку. - Но ведь я тебе не нужен…
– Нужен, - тихо возразила Диана. - Это… это не там определяется…
Моржов и сам знал, что не там.
– Понимаешь, - честно сказал Моржов, - в лагере у меня сразу три любовницы… Эти сертификаты - для них. Без сертификатов тех девок выгонят с работы. А они совсем не приспособлены к жизни. У них без этой работы вся судьба поломается.
– Три - больше, чем одна, - едва слышно согласилась Дианка.
– Не в том дело… Я хотел просто потрахаться вволюшку, вот и заварил эту кашу. Но заглубился больше, чем обычно. И теперь я чувствую за них ответственность. Я не могу их бросить.
– А за меня ты ответственности не чувствуешь? Моржов с жалостью посмотрел на Дианку. Ему было больно за неё, но… Нет, он не чувствовал своей ответственности за неё. Пока они жили вместе, он ухаживал за Дианкой, сопереживал ей, волновался, если она где-нибудь задерживалась, а однажды, когда она до ночи просидела на дне рождения подружки, вломился к подружке в квартиру и дал в лоб какому-то хмырю, который обнимал Дианку. Но так было положено, это не ответственность… Дианка была ему… как чемодан. Ценная и полезная вещь. Если с ней что-то случится (например - украли), то злишься, что украли, а вовсе не страдаешь оттого, что чемодану с новым хозяином стало плохо. Моржов подумал, что после Троельги он мог бы ощутить свою ответственность и перед Дианкой, если бы встретил её сейчас… Но с дороги жизни отворот на Дианку он пробежал уже три года назад.
– Я пойду, - вставая, тяжело сказал Моржов. - Жаль, что у нас так вышло… Закрой за мной.
Он прошёл в прихожую, обулся и привычно отпер дверь. Руки не забыли навыков обращения с Дианкиными замками.
Диана стояла сзади, подойдя неслышно, как привидение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70