Как муха, ударившаяся о камень... и существо
даже не почувствовало этого удара, как камень не почувствует столкновения
с мухой.
- Дрейк, - сказал я, - я считаю все-таки, что эти существа состоят
исключительно из металла, они неорганические, в какой-то невероятной,
неведомой нам форме. Будем действовать, исходя из этого.
- Вы правы, - согласился он, - но я хотел, чтобы вы первым сказали
это. Разве это так невероятно, Гудвин? Как вы определите разум, сознание?
- Общепринято определение Геккеля. Все способное воспринять стимул,
реагировать под воздействием этого стимула и запомнить свою реакцию, может
быть названо разумным, сознательным существом. Пропасть между тем, что мы
называем органическим и неорганическим, постоянно сокращается. Вы знакомы
с замечательными экспериментами Лилля с различными металлами?
- Очень поверхностно.
- Лилль доказал, что под воздействием электричества и других факторов
металлы проявляют почти те же свойства, что нервы и мышцы человека. Они
устают, отдыхают, а после отдыха становятся заметно сильнее; и у них
бывает несварение, и они проявляют явные свойства памяти. Он также
обнаружил, что они могут заболеть и умереть.
- Лилль заключает, что существует металлическое сознание. Ле Бон
первым доказал, что металл чувствительнее человека, что его неподвижность
только видимая (Ле Бон. Эволюция материи, глава одиннадцатая. - Прим.
автора).
- Возьмите брусок магнитного железа, кажущийся таким серым и
безжизненным, и подвергните его воздействию магнитного поля. Что
произойдет? Железо состоит из молекул, которые в обычном состоянии
повернуты во всех направлениях, совершенно беспорядочно. Но когда через
него проходит ток, в этой внешне неподвижной массе происходят большие
изменения. Все крошечные частицы поворачиваются своим северным концом в
направлении движения тока.
- И тогда сам брусок становится магнитом, окруженным и наполненным
магнитной энергией. Внешне он остался неподвижным; в действительности
произошло большое передвижение.
- Но это бессознательное движение, - возразил я.
- Откуда вы знаете? - спросил он. - Если прав Жак Леб [Профессор Жак
Леб из Рокфеллеровского института, Нью-Йорк. "Механистическая концепция
жизни"], это сознательное движение молекул, не менее сознательное, чем
наши движения. Между ними нет никакой разницы.
- Все наши движение - не что иное, как невольная и неизбежная реакция
на определенные стимулы. Если Леб прав, тогда я лютик на поле. Ведь Леб
всего лишь восстановил провидение, одну из древнейших идей человечества, и
сформулировал ее в терминах тропизма. Омар Хайам, химически возрожденный в
Рокфеллеровском институте. Тем не менее те, кто признает его теории,
утверждают, что нет разницы между их собственными импульсами и
перемещением молекул в магнитном поле.
- И все же, Гудвин, железо соответствует трем критериям Геккеля: оно
воспринимает стимулы, отвечает на них определенными действиями и сохраняет
память об этом; когда ток перестает идти, у железа меняется степень
деформации при растяжении, проводимость и другие свойства; они были
изменены током; но с течением времени воспоминание об этом воздействии
сглаживается. Точно так же ведет себя человеческий организм.
16. МЫСЛЯЩИЙ МЕТАЛЛ!
- Допустим, - согласился я. - Мы подходим к их способу передвижения.
В простейшей формулировке всякое движение есть перемещение в пространстве
под воздействием силы тяготения. Ходьба человека - это постоянное
преодоление силы тяготения, которая стремится притянуть его к поверхности
земли и прижать к ней. Гравитация распространяется в эфире - это
колебания, родственные магнитному полю, которое, если использовать ваше
сравнение, поворачивает молекулы железа. Ходьба - это постоянные разрывы
поля тяготения.
- Снимите на пленку идущего человека, пропустите ускоренно, и вам
покажется, что человек летит. Не будет видно постоянных падений и
подъемов, из которых и состоит ходьба.
- Я полагаю, что передвижение этих существ состоит в постоянном
преодолении поля тяготения, точно так же, как наша ходьба, только в таком
ритме, что нам это продвижение кажется непрерывным.
- Несомненно, если бы мы могли замедлить поступление частичек света в
глаз, мы бы увидели вместо непрерывного полета серию прыжков - точно так
же как замедление пленки показывает нам ходьбу как серию спотыканий.
- Хорошо, до сих пор в этом феномене нет ничего такого, что
человеческий мозг счел бы невозможным; поэтому интеллектуально мы
продолжаем оставаться хозяевами этого феномена; нам нужно опасаться только
недоступного человеческой мысли.
- Металлические и кристаллические, - сказал Дрейк. - А почему бы и
нет? А мы сами кто такие? Кожаные мешки, полные некими жидкостями и
опирающиеся на подвижное устройство, состоящее в основном из извести. Мы,
с нашей кожей, ногтями и волосами, происходим в конечном счете из того
первобытного желе, которое существовало бессчетные миллионы лет назад и
которое Грегори [Дж.В.Грегори, профессор геологии университета Глазго]
назвал протобионом. И оттуда же змеи с их чешуей и птицы с их перьями; рог
носорогов и волшебные крылышки бабочки; панцирь краба, тонкая паутинка и
сверкающее чудо перламутра.
- Разве между всеми ними меньшая пропасть, чем между нами и металлом?
Я думаю, нет.
- Не материально, - согласился я. - Но остается вопрос о сознании.
- Этого я не могу понять, - сказал Дрейк. - Вентнор говорил... как он
это назвал? - о групповом сознании, действующем в нашей сфере и в сферах
выше и ниже нашей, с известными и неизвестными нам чувствами. Я вижу
это... смутно, Гудвин... но не могу понять.
- Мы согласились называть эти существа металлическими, Дик, - ответил
я. Но это совсем не значит, что они состоят из известных нам металлов. Но,
будучи металлическими, они должны иметь кристаллическую структуру.
- Как указал Грегори, кристаллы и то, что мы называем органической
материей, с самого начала эволюции имели равные шансы. Мы не можем
представить жизнь, не наделив ее определенным сознанием. Голод - это
проявление сознания, и нет других стимулов для еды, кроме голода.
- Кристаллы едят. Извлечение энергии из пищи сознательно, потому что
целенаправленно, а цели без сознания не бывает; извлечение энергии для
деятельности тоже целенаправленно и потому сознательно. Кристаллы делают и
то, и другое. И могут передать эту способность своим детям, точно так же,
как мы. Нет причин, почему бы им в благоприятных условиях не вырастать до
гигантских размеров, однако они этого не делают. Они достигают
определенного размера и за него не переходят.
- Напротив, они делятся, дают жизнь другим, меньшим кристаллам,
которые начинают расти, пока не достигают размеров предшествующего
поколения. И эти младшие поколения, как у людей и животных, повторяют
старшие!
- Итак, мы приходим к заключению о возможности появления
кристаллических существ, которые благодаря законам эволюции могут
достигнуть такой ступени, какой достигли существа, удерживающие нас. И
разве не меньше разницы между нами и ими, чем между нами и ползающими
земноводными, нашими далекими предками? Или между нами и амебой - живым
плавающим животом, из которого мы все вышли? Или между амебой и инертным
желе протобиона?
- А что касается группового сознания, о котором говорил Вентнор, то я
думаю, он имеет в виду общественное сознание, как у пчел или муравьев, то,
что Метерлинк назвал "духом улья". Он проявляется в распределении ролей
насекомых, как геометрические построения ясно проявляют разум наших
кристаллических существ.
- Ничего нет удивительнее быстрой организации без всякой видимой
связи то ли для нападения, то ли для работы в рое пчел; точно так же без
всякой связи изготовители воска, воспитатели молодежи, собиратели меда,
химики, изготовители пищи - все эти многочисленные специалисты роя вдруг
покидают его со старой маткой, но оставляют достаточно специалистов всех
видов, чтобы обслуживать молодую.
- И все это пропорциональное распределение достигается без всяких
известных нам способов связи. И это очевидно разумное распределение. Ибо
если бы оно было случайным, могли бы уйти все изготовители меда, и тогда
весь рой умер бы с голоду, или ушли бы все химики, и не была бы правильно
подготовлена пища для молодежи - и так далее, и так далее.
- Для такого развития, как у наших существ, требуется длительная
эволюция, не меньше времени, чем потребовалось нам, чтобы обособиться от
ящеров. Что они делали все это время? Почему не ударили по человеку, как
говорил Вентнор?
- Не знаю, - беспомощно ответил я. - Но эволюция - это не медленный,
постепенный процесс, как думал Дарвин. Бывают взрывы, природа создает
новый вид почти за одну за ночь. А потом долгие века развития и
приспособления, и появляется новая раса.
- Возможно, какие-то необыкновенные условия сформировали эти
существа. А может, они долгие века развивались в космосе, не на земле, и
та невероятная пропасть, которую мы видели, на самом деле одна из их
дорог. Они могли попасть сюда на осколке какой-то разбитой планеты, найти
в этой долине подходящие условия и развиться с поразительной быстротой
(Теория профессора Сванте Аррениуса о распространении жизни при помощи
крошечных спор, которые переносятся в пространстве. Смотри его "Сотворение
мира". - У.Т.Г).
- Что-то их сдерживало, - прошептал Дрейк, - а теперь они
освободились. Вентнор прав, я это чувствую. Что же нам делать?
- Возвращаться в их город, - ответил я. - Идти туда, как он сказал. Я
думаю, он знал, о чем говорил. И думаю, он сможет нам помочь. Он не просил
нас, это был приказ.
- Но что можем мы сделать, два человека против всех этих существ? -
простонал он.
- Узнаем, когда придем в город, - ответил я.
- Ну что ж, - прежняя беззаботность вернулась к нему, - в каждом
кризисе на этом старом шаре вовремя подвертывался человек, помогавший его
разрешить. Нас двое. И самое худшее - погибнем в борьбе, как многие до
нас. Итак, что бы ни было в аду, идем в ад.
Некоторое время мы молчали.
Наконец Дрейк заговорил:
- Идти нужно утром. - Он рассмеялся. - Звучит так, будто мы живем в
пригороде.
- Рассвет скоро, - сказал я. - Прилягте, а я вас разбужу, когда решу,
что вы достаточно спали.
- Это не честно, - сонно возразил он.
- Я не хочу спать, - ответил я, и ответил правду.
К тому же мне хотелось без помех порасспрашивать Юрука.
Дрейк улегся. Когда он уснул, я подошел к черному евнуху и, положив
руку на рукоять пистолета, сел лицом к нему.
17. ЮРУК
- Юрук, - прошептал я, - ты любишь нас, как пшеничное поле бурю,
приветствуешь, как приговоренный к повешению веревку. Раскрылась дверь в
мир страшных снов; ты считал ее запечатанной, а через нее пришли мы.
Ответь правдиво на мои вопросы, и, может быть, мы уйдем в ту же дверь.
В глубине его черных глаз появился интерес.
- Отсюда есть выход, - прошептал он. - И он не проходит через... них.
Я могу показать его вам.
Я не был настолько слеп, чтобы не заметить выражение злобы и
коварства на его морщинистом лице.
- Куда же ведет этот путь? - спросил я. - Нас искали - люди в
кольчугах, с копьями и стрелами. Твой путь ведет к ним, Юрук?
Некоторое время он колебался, полузакрыв лишенные ресниц веки.
- Да, - мрачно признал он. - Путь ведет к ним, в их место. Но там вы
будете в меньшей опасности, среди своих.
- Не думаю, - сразу ответил я. - Непохожие на нас уничтожили похожих,
прогнали их, иначе те захватили бы нас и убили. Зачем же нам уходить от
них и идти к тем, кто нас уничтожит?
- Они вас не убьют, - сказал он, - если отдадите им... ее. - Он
указал длинным пальцем на спящую Руфь. - Черкис многое простит за нее.
Почему бы вам так не поступить? Ведь она всего лишь женщина.
Он выплюнул это слово, и я почувствовал желание убить его.
- К тому же, - добавил он, - вы и сами можете позабавить его.
- Черкиса? - спросил я.
- Черкиса. Юрук не дурак. Он знает, что в мире, с тех пор как мы
бежали от гнева Искандера в тайную долину, возникло много нового. Вы
сможете развлечь Черкиса многим, кроме этой женщины. Многим, я думаю.
Идите к нему, не бойтесь.
Черкис? Что-то знакомое. Черкис? Ну, конечно, это Ксеркс, знаменитый
персидский завоеватель. Время исказило его имя в Черкис. А Искандер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
даже не почувствовало этого удара, как камень не почувствует столкновения
с мухой.
- Дрейк, - сказал я, - я считаю все-таки, что эти существа состоят
исключительно из металла, они неорганические, в какой-то невероятной,
неведомой нам форме. Будем действовать, исходя из этого.
- Вы правы, - согласился он, - но я хотел, чтобы вы первым сказали
это. Разве это так невероятно, Гудвин? Как вы определите разум, сознание?
- Общепринято определение Геккеля. Все способное воспринять стимул,
реагировать под воздействием этого стимула и запомнить свою реакцию, может
быть названо разумным, сознательным существом. Пропасть между тем, что мы
называем органическим и неорганическим, постоянно сокращается. Вы знакомы
с замечательными экспериментами Лилля с различными металлами?
- Очень поверхностно.
- Лилль доказал, что под воздействием электричества и других факторов
металлы проявляют почти те же свойства, что нервы и мышцы человека. Они
устают, отдыхают, а после отдыха становятся заметно сильнее; и у них
бывает несварение, и они проявляют явные свойства памяти. Он также
обнаружил, что они могут заболеть и умереть.
- Лилль заключает, что существует металлическое сознание. Ле Бон
первым доказал, что металл чувствительнее человека, что его неподвижность
только видимая (Ле Бон. Эволюция материи, глава одиннадцатая. - Прим.
автора).
- Возьмите брусок магнитного железа, кажущийся таким серым и
безжизненным, и подвергните его воздействию магнитного поля. Что
произойдет? Железо состоит из молекул, которые в обычном состоянии
повернуты во всех направлениях, совершенно беспорядочно. Но когда через
него проходит ток, в этой внешне неподвижной массе происходят большие
изменения. Все крошечные частицы поворачиваются своим северным концом в
направлении движения тока.
- И тогда сам брусок становится магнитом, окруженным и наполненным
магнитной энергией. Внешне он остался неподвижным; в действительности
произошло большое передвижение.
- Но это бессознательное движение, - возразил я.
- Откуда вы знаете? - спросил он. - Если прав Жак Леб [Профессор Жак
Леб из Рокфеллеровского института, Нью-Йорк. "Механистическая концепция
жизни"], это сознательное движение молекул, не менее сознательное, чем
наши движения. Между ними нет никакой разницы.
- Все наши движение - не что иное, как невольная и неизбежная реакция
на определенные стимулы. Если Леб прав, тогда я лютик на поле. Ведь Леб
всего лишь восстановил провидение, одну из древнейших идей человечества, и
сформулировал ее в терминах тропизма. Омар Хайам, химически возрожденный в
Рокфеллеровском институте. Тем не менее те, кто признает его теории,
утверждают, что нет разницы между их собственными импульсами и
перемещением молекул в магнитном поле.
- И все же, Гудвин, железо соответствует трем критериям Геккеля: оно
воспринимает стимулы, отвечает на них определенными действиями и сохраняет
память об этом; когда ток перестает идти, у железа меняется степень
деформации при растяжении, проводимость и другие свойства; они были
изменены током; но с течением времени воспоминание об этом воздействии
сглаживается. Точно так же ведет себя человеческий организм.
16. МЫСЛЯЩИЙ МЕТАЛЛ!
- Допустим, - согласился я. - Мы подходим к их способу передвижения.
В простейшей формулировке всякое движение есть перемещение в пространстве
под воздействием силы тяготения. Ходьба человека - это постоянное
преодоление силы тяготения, которая стремится притянуть его к поверхности
земли и прижать к ней. Гравитация распространяется в эфире - это
колебания, родственные магнитному полю, которое, если использовать ваше
сравнение, поворачивает молекулы железа. Ходьба - это постоянные разрывы
поля тяготения.
- Снимите на пленку идущего человека, пропустите ускоренно, и вам
покажется, что человек летит. Не будет видно постоянных падений и
подъемов, из которых и состоит ходьба.
- Я полагаю, что передвижение этих существ состоит в постоянном
преодолении поля тяготения, точно так же, как наша ходьба, только в таком
ритме, что нам это продвижение кажется непрерывным.
- Несомненно, если бы мы могли замедлить поступление частичек света в
глаз, мы бы увидели вместо непрерывного полета серию прыжков - точно так
же как замедление пленки показывает нам ходьбу как серию спотыканий.
- Хорошо, до сих пор в этом феномене нет ничего такого, что
человеческий мозг счел бы невозможным; поэтому интеллектуально мы
продолжаем оставаться хозяевами этого феномена; нам нужно опасаться только
недоступного человеческой мысли.
- Металлические и кристаллические, - сказал Дрейк. - А почему бы и
нет? А мы сами кто такие? Кожаные мешки, полные некими жидкостями и
опирающиеся на подвижное устройство, состоящее в основном из извести. Мы,
с нашей кожей, ногтями и волосами, происходим в конечном счете из того
первобытного желе, которое существовало бессчетные миллионы лет назад и
которое Грегори [Дж.В.Грегори, профессор геологии университета Глазго]
назвал протобионом. И оттуда же змеи с их чешуей и птицы с их перьями; рог
носорогов и волшебные крылышки бабочки; панцирь краба, тонкая паутинка и
сверкающее чудо перламутра.
- Разве между всеми ними меньшая пропасть, чем между нами и металлом?
Я думаю, нет.
- Не материально, - согласился я. - Но остается вопрос о сознании.
- Этого я не могу понять, - сказал Дрейк. - Вентнор говорил... как он
это назвал? - о групповом сознании, действующем в нашей сфере и в сферах
выше и ниже нашей, с известными и неизвестными нам чувствами. Я вижу
это... смутно, Гудвин... но не могу понять.
- Мы согласились называть эти существа металлическими, Дик, - ответил
я. Но это совсем не значит, что они состоят из известных нам металлов. Но,
будучи металлическими, они должны иметь кристаллическую структуру.
- Как указал Грегори, кристаллы и то, что мы называем органической
материей, с самого начала эволюции имели равные шансы. Мы не можем
представить жизнь, не наделив ее определенным сознанием. Голод - это
проявление сознания, и нет других стимулов для еды, кроме голода.
- Кристаллы едят. Извлечение энергии из пищи сознательно, потому что
целенаправленно, а цели без сознания не бывает; извлечение энергии для
деятельности тоже целенаправленно и потому сознательно. Кристаллы делают и
то, и другое. И могут передать эту способность своим детям, точно так же,
как мы. Нет причин, почему бы им в благоприятных условиях не вырастать до
гигантских размеров, однако они этого не делают. Они достигают
определенного размера и за него не переходят.
- Напротив, они делятся, дают жизнь другим, меньшим кристаллам,
которые начинают расти, пока не достигают размеров предшествующего
поколения. И эти младшие поколения, как у людей и животных, повторяют
старшие!
- Итак, мы приходим к заключению о возможности появления
кристаллических существ, которые благодаря законам эволюции могут
достигнуть такой ступени, какой достигли существа, удерживающие нас. И
разве не меньше разницы между нами и ими, чем между нами и ползающими
земноводными, нашими далекими предками? Или между нами и амебой - живым
плавающим животом, из которого мы все вышли? Или между амебой и инертным
желе протобиона?
- А что касается группового сознания, о котором говорил Вентнор, то я
думаю, он имеет в виду общественное сознание, как у пчел или муравьев, то,
что Метерлинк назвал "духом улья". Он проявляется в распределении ролей
насекомых, как геометрические построения ясно проявляют разум наших
кристаллических существ.
- Ничего нет удивительнее быстрой организации без всякой видимой
связи то ли для нападения, то ли для работы в рое пчел; точно так же без
всякой связи изготовители воска, воспитатели молодежи, собиратели меда,
химики, изготовители пищи - все эти многочисленные специалисты роя вдруг
покидают его со старой маткой, но оставляют достаточно специалистов всех
видов, чтобы обслуживать молодую.
- И все это пропорциональное распределение достигается без всяких
известных нам способов связи. И это очевидно разумное распределение. Ибо
если бы оно было случайным, могли бы уйти все изготовители меда, и тогда
весь рой умер бы с голоду, или ушли бы все химики, и не была бы правильно
подготовлена пища для молодежи - и так далее, и так далее.
- Для такого развития, как у наших существ, требуется длительная
эволюция, не меньше времени, чем потребовалось нам, чтобы обособиться от
ящеров. Что они делали все это время? Почему не ударили по человеку, как
говорил Вентнор?
- Не знаю, - беспомощно ответил я. - Но эволюция - это не медленный,
постепенный процесс, как думал Дарвин. Бывают взрывы, природа создает
новый вид почти за одну за ночь. А потом долгие века развития и
приспособления, и появляется новая раса.
- Возможно, какие-то необыкновенные условия сформировали эти
существа. А может, они долгие века развивались в космосе, не на земле, и
та невероятная пропасть, которую мы видели, на самом деле одна из их
дорог. Они могли попасть сюда на осколке какой-то разбитой планеты, найти
в этой долине подходящие условия и развиться с поразительной быстротой
(Теория профессора Сванте Аррениуса о распространении жизни при помощи
крошечных спор, которые переносятся в пространстве. Смотри его "Сотворение
мира". - У.Т.Г).
- Что-то их сдерживало, - прошептал Дрейк, - а теперь они
освободились. Вентнор прав, я это чувствую. Что же нам делать?
- Возвращаться в их город, - ответил я. - Идти туда, как он сказал. Я
думаю, он знал, о чем говорил. И думаю, он сможет нам помочь. Он не просил
нас, это был приказ.
- Но что можем мы сделать, два человека против всех этих существ? -
простонал он.
- Узнаем, когда придем в город, - ответил я.
- Ну что ж, - прежняя беззаботность вернулась к нему, - в каждом
кризисе на этом старом шаре вовремя подвертывался человек, помогавший его
разрешить. Нас двое. И самое худшее - погибнем в борьбе, как многие до
нас. Итак, что бы ни было в аду, идем в ад.
Некоторое время мы молчали.
Наконец Дрейк заговорил:
- Идти нужно утром. - Он рассмеялся. - Звучит так, будто мы живем в
пригороде.
- Рассвет скоро, - сказал я. - Прилягте, а я вас разбужу, когда решу,
что вы достаточно спали.
- Это не честно, - сонно возразил он.
- Я не хочу спать, - ответил я, и ответил правду.
К тому же мне хотелось без помех порасспрашивать Юрука.
Дрейк улегся. Когда он уснул, я подошел к черному евнуху и, положив
руку на рукоять пистолета, сел лицом к нему.
17. ЮРУК
- Юрук, - прошептал я, - ты любишь нас, как пшеничное поле бурю,
приветствуешь, как приговоренный к повешению веревку. Раскрылась дверь в
мир страшных снов; ты считал ее запечатанной, а через нее пришли мы.
Ответь правдиво на мои вопросы, и, может быть, мы уйдем в ту же дверь.
В глубине его черных глаз появился интерес.
- Отсюда есть выход, - прошептал он. - И он не проходит через... них.
Я могу показать его вам.
Я не был настолько слеп, чтобы не заметить выражение злобы и
коварства на его морщинистом лице.
- Куда же ведет этот путь? - спросил я. - Нас искали - люди в
кольчугах, с копьями и стрелами. Твой путь ведет к ним, Юрук?
Некоторое время он колебался, полузакрыв лишенные ресниц веки.
- Да, - мрачно признал он. - Путь ведет к ним, в их место. Но там вы
будете в меньшей опасности, среди своих.
- Не думаю, - сразу ответил я. - Непохожие на нас уничтожили похожих,
прогнали их, иначе те захватили бы нас и убили. Зачем же нам уходить от
них и идти к тем, кто нас уничтожит?
- Они вас не убьют, - сказал он, - если отдадите им... ее. - Он
указал длинным пальцем на спящую Руфь. - Черкис многое простит за нее.
Почему бы вам так не поступить? Ведь она всего лишь женщина.
Он выплюнул это слово, и я почувствовал желание убить его.
- К тому же, - добавил он, - вы и сами можете позабавить его.
- Черкиса? - спросил я.
- Черкиса. Юрук не дурак. Он знает, что в мире, с тех пор как мы
бежали от гнева Искандера в тайную долину, возникло много нового. Вы
сможете развлечь Черкиса многим, кроме этой женщины. Многим, я думаю.
Идите к нему, не бойтесь.
Черкис? Что-то знакомое. Черкис? Ну, конечно, это Ксеркс, знаменитый
персидский завоеватель. Время исказило его имя в Черкис. А Искандер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35