в глубине глаз Руфи в ответ на призыв Норалы
появилась гневная тень; глаза ее становились такими же, как глаза Норалы.
И наконец в лица Руфи на на смотрел двойник Норалы!
Белые руки женщины обняли девушку, великолепная голова склонилась к
ней, огненные пряди смешались с нежными каштановыми завитками.
- Сестра! - прошептала Норала. - Маленькая сестра! Эти люди будут с
тобой, пока ты этого хочешь. Можешь поступить с ними по своему желанию.
Если хочешь, они уйдут в свой мир, и я прикажу проводить их к выходу.
- Но мы с тобой, маленькая сестра, будем жить вместе... в
обширности... этого мира. Разве не так?
Не задумываясь, не оглядываясь на нас троих: возлюбленного, брата,
старого друга, - Руфь прижалась к ней, положила голову ей на девственную
грудь.
- Будет так! - ответила она. - Сестра, будет так Норала, я устала,
хватит с меня людей.
Экстаз нежности, пламя неземного восторга вспыхнуло на удивительном
лице женщины. Голодно, вызывающе прижала она к себе девушку; звезды в
небесах ее глаз светили мягко, ласково.
- Руфь! - воскликнул Дрейк и подскочил к ним. Она не обратила на него
внимание; и в тот же момент его прыжок был остановлен, Дрейка развернуло
спиной к ним.
- Подождите! - крикнул Вентнор, хватая его за руку. - Подождите.
Сейчас бесполезно.
В голосе его звучало понимание, сочувствие; он беспокойно смотрел на
сестру и эту удивительную женщину, обнимавшую ее.
- Ждать! - воскликнул Дрейк. - Ждать! Дьявол! Проклятая ведьма крадет
ее у нас!
Он снова бросился вперед; отскочил, будто от удара невидимой руки;
упал на нас, Вентнор схватил его и удержал. И в это время металлическое
чудовище, на котором мы двигались остановилось. По нему пробежала дрожь.
Нас подняло. Между нами и женщиной и девушкой появилась щель, она
расширилась. Норала воздвигла между собой и нами барьер.

Щель становилась все шире. Теперь Руфь была будто в другом мире. Нас
с ней соединял только голос.
Мы поднимались все выше, стояли строем на плоской поверхности башни;
в пятидесяти футах от нас на такой же площадке стояли Норала и Руфь,
сплетя руки. Они смотрели в сторону дома.
К нам приблизилась змея, исчезла под нами, слившись с ожидающим
чудовищем.
Чудовище медленно начало двигаться, спокойно покатилось к проходу,
проделанному в скалах. На нас упала тень скал. Мы, как один, оглянулись,
увидели голубую фигуру с черным пятном на груди.
И тут же скалы скрыли ее. Мы двигались по ущелью, через каньон и
туннель, все молчали. Дрейк с ненавистью смотрел на Норалу. Вентнор тоже
смотрел на нее - с загадочным сочувствием. Мы миновали ущелье, на
мгновенье остановились на краю зеленого леса.
И тут, как будто с неизмеримо далекого расстояния, послышался слабый
размеренный гул, будто удары бесчисленных приглушенных барабанов.
Существо, на котором мы ехали, вздрогнуло. Звук замер. Дрожь прекратилась,
существо равномерно, без усилий двинулось сквозь деревья; но теперь
двигалось оно не так быстро, как подгоняемое гневом Норалы.
Вентнор зашевелился, нарушил молчание. Я увидел, как он похудел, как
заострилось его лицо; стало почти неземным; очищенное страданием и, пришло
мне в голову, каким-то странным знанием.
- Бесполезно, Дрейк, - сонно сказал он. - Теперь все в руках богов. И
не знаю, боги ли это людей или... металла.
- Но вот что я знаю: равновесие будет нарушено. Если в нашу сторону,
Руфь вернется к нам. А если в другую строну - нам тоже не о чем
беспокоиться. Потому что с человечеством будет покончено!
- Мартин! О чем это вы?
- Это кризис, - ответил он. - Мы ничего не можем сделать, Гудвин,
ничего. То, что будет, зависит только от судьбы.
Снова послышались отдаленные раскаты - на этот раз громче. Снова
существо вздрогнуло.
- Барабаны, - прошептал Вентнор. - Барабаны судьбы. Что они
предвещают? Новое рождение Земли и уход человека? Новое дитя, которому
будет отдано господство - нет, кому оно уже отдано? Или барабаны
предвещают конец... их?
Барабанный бой снова стих. Теперь слышался только шум падающих
деревьев под шагами существа. Норала стояла неподвижно; так же неподвижна
была Руфь.
- Мартин - снова воскликнул я, испытывая страшное сомнение. - Мартин,
о чем вы говорите?
- Откуда... они... пришли? - Голос его звучал ясно и спокойно, глаза
под красным шрамом были чистыми и спокойными. - Откуда они пришли, эти
существа, что несут нас? Что пронеслись над городом Черкиса, как ангелы
смерти? Рождены ли они Землей... как мы? Или они приемные дети...
подброшены с далеких звезд?
- Эти существа, которые во множестве все равно являются одним? Откуда
они взялись? Кто они?
Он взглянул на кубы, на которых мы стояли; в ответ на него смотрело
множество глаз, загадочно, будто они слышат и понимают.
- Я не забыл, - сказал Вентнор. - Не забыл, что видел, плавая атомом
во внешнем космосе. Мне кажется, я говорил вам, говорил с огромными
усилиями; губы были в вечности от меня, атома, стремившегося раскрыть их.
- Были... три... видения, откровения... не знаю, как их назвать. И
хотя все они казались мне реальными, только одно, я думаю, истинно; а еще
одно может быть истинно, а может, и нет.

Раскаты барабанов послышались яснее, они звучали зловеще. Поднялись в
крещендо; резко смолкли. Я видел, как Норала подняла голову, прислушалась.
- Я видел мир, обширный мир, Гудвин, ровно летящий в пространстве. Не
шар, планета из множества фасет, гладких, словно отполированных
поверхностей; огромный голубой, слабо светящийся драгоценный камень;
кристаллический мир, вырубленный из эфира. Геометрическое выражение
Великой Первопричины, Бога, если хотите, ставшее материальным. Мир
безвоздушный, безводный, бессолнечный.
- Казалось, я приближаюсь к нему. И тут я увидел, что все его
поверхности покрыты рисунком гигантским симметричным чертежом;
математическими иероглифами. В них прочитывались немыслимые расчеты,
формулы переплетающихся вселенных, арифметические прогрессии звездных
армий, таблицы движений солнц. В этих рисунках была ужасающая гармония,
как будто все законы мира: от тех, что управляют атомом, до тех, которыми
руководствуется космос, - все они были наконец разрешены и сведены
воедино.
- Этот фасеточный мир в своей мозаике подводил итог ошибкам
бесконечности.
- Рисованные символы постоянно меняли форму. Я подлетела ближе: эти
рисунки были живыми. Это было бесконечное количество... существ!
И он указал на существо, которое несло нас.
- Я отлетел назад, посмотрел на эту планету издалека. И тут мне в
голову пришла фантастическая мысль - фантастическая, конечно, но я знал,
что в ней есть зерно правды. - Теперь он говорил виновато. - Этот
драгоценный мир управляется неким математическим богом, ведущим его сквозь
пространство, забавляющимся арифметическими ошибками другого божества,
противоположного математическому, божества случая, в сущности Бога нас и
всего того, что мы зовем жизнью.
- У него не было цели: он ничего не должен был преобразовывать; ему
не нужно было исправлять неточности Другого. И только время от времени он
отмечал разницу между достойным сожаления беспорядком других миров и
безупречно упорядоченным и аккуратным своим храмом и его аккуратными
служителями.
- Этот странствующий демиург сверхгеометрии несется в пространстве на
своем абсолютно совершенном мире; он хозяин всех небесных механизмов; его
народ не зависит от сложного химизма и механизмов равновесия, от которых
зависит наша жизнь; ему не нужны ни воздух, ни вода, он не обращает
внимания ни на жару, ни на холод; он питается магнетизмом межзвездного
пространства и время от времени задерживается, чтобы воспользоваться
энергией большого солнца.
Я почувствовал глубокое изумление. Возможно, это фантазия. Но тогда
откуда у него эта последняя мысль? Он не видел, как мы, оргию в зале
конусов, не видел, как металлическое чудовище питается солнцем.
- Видение мира исчезло, - продолжал Вентнор. - Я увидел обширные
пещеры, полные металлическими существами; они работали, росли,
размножались. В пещерах нашей Земли - плоды неведомого лона? Не знаю.
- Но в этих пещерах, при свете бесчисленного количества разноцветных
шаров, - я снова ощутил дрожь изумления, - они росли. Мне пришло в голову,
что они стремятся к солнечному свету, на поверхность. Они вырвались - под
желтый блистающий солнечный свет. Наш? Не знаю. И это видение миновало.
Голос его стал глубже.
- И потом пришло третье видение. Я увидел нашу Землю. Я знал, Гудвин,
знал неоспоримо, безошибочно, что это наша Земля. о ее холмы были
сровнены, горы уничтожены, превращены в холодные полированные поверхности,
геометрические, упорядоченные.
- Моря превратились в геометрические водоемы, как огромные изумруды,
сверкающие в хрустальных берегах. Полярный лед обточен. И на плоских
равнинах появились иероглифы фасеточного мира. И на всей Земле, Гудвин, ни
одного растения, ни одного города и ни одного человека. Вся Земля, которая
была нашей, теперь принадлежала... им.
- Видения! - произнес Вентнор. - Не думайте, что я полностью их
принял. Частично правда, частично иллюзия - ослепленный мозг пытается из
света и тени построить доступную пониманию картину.
- И все же - какая-то правда в этих видениях есть. Какая именно, не
знаю. Но знаю одно: последнее видение показывало картину того, чем
закончится начинающееся сейчас, в это мгновение.
Перед моими глазами вспыхнула картина: город, окруженный стенами,
заполненный людьми, его рощи и сады, его наука и искусство; и Разрушители,
растаптывающие его, и затем ужасная безжизненная вершина.
И вдруг в этой вершине я увидел всю Землю, в этом городе - все города
людей, его сады и рощи - поля и леса Земли, а исчезнувший народ Черкиса
превратился во все человечество.
- Но, Мартин, - я говорил, запинаясь, пораженный невыносимым ужасом,
- ведь было еще что-то. Вы говорили о Хранителе конусов и о том, что нужно
воспользоваться солнцем, чтобы уничтожить эти существа; о том, что ими
правят те же законы, что и нами, и если они их нарушат, то погибнут.
Надежда, обещание, что они не будут победителями.
- Помню, - ответил он, - но не очень ясно. Что-то было. Какая-то тень
падала на них, какая-то угроза. Тень, рожденная наши миром, какой-то
грозивший им дух самой Земли.
- Не могу вспомнить это уходит от меня. Но то, что помню, говорит
мне: эти барабаны звучат не для нас.

И как будто слова его послужили сигналом, снова раздались звуки, но
больше не приглушенные и слабые. Они ревели; казалось, они проносятся по
воздуху и обрушиваются на нас они отбивали нам в уши громовую дробь, будто
титаны барабанили по перекрытым пещерам стволами деревьев.
Дробь не смолкала; она становилась громче, яростнее; она звучала
вызывающе и оглушительно. Чудовище под нами снова начало дрожать,
ритмично, в такт бьющим барабанам.
Я видел, как резко распрямилась Норала; постояла, прислушиваясь.
Дрожь подо мной усилилась, стала лихорадочной.
- Барабаны? - произнес Дрейк. - Это не барабаны. Как артиллерийская
канонада. Как десятки Марн, десятки Верденов. Но откуда здесь возьмется
артиллерия?
- Барабаны, - прошептал Вентнор. - Это барабаны. Барабаны судьбы.
Рев становился все громче. Превратился в ритмичную канонаду. Существо
остановилось. Башня, на которой находились Норала и Руфь, наклонилась,
перегнулась через разделявшую нас щель, коснулась нашей башни.
Орала и Руфь были приподняты и быстро опустились рядом с нами.
Послышался громкий резкий вой, гораздо громче, чем раньше. Земля
дрогнула, как в землетрясении; мы оказались в центре водоворота; быстро
опустились.
Существо раскололось надвое. Перед нами вздымалась гигантская
ступенчатая пирамида, немного меньше той, что построил Хеопс и которая
отбрасывает свою тень на святой Нил. В нее устремлялись десятки за
десятками металлических существ, сливались с нею. Пирамида качнулась,
двинулась от нас.
Послышался звонкий гневный золотой крик Норалы.
Пирамида остановилась, она колебалась; казалось, она вернется. Но тут
послышалось крещендо барабанной дроби, безапелляционное, властное.
Пирамида устремилась вперед, снося на ходу деревья широкой, в полмили,
полосой.
Серые глаза Норалы широко раскрылись, в них было крайнее удивление,
ошеломление. Норала на мгновение покачнулась. Потом из ее горло полился
поток звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35